bannerbanner
Играла музыка
Играла музыка

Полная версия

Играла музыка

текст

0

0
Язык: Русский
Год издания: 2020
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

—Смотрите, качели! Качните! – она прыгнула в низкие детские качели. И— раз…

Ноги взмывали при каждом качке выше головы, казалось, до звезд достать ногой проще простого, а уж большую белую Луну можно просто пнуть, как мячик.

–Хотите, я вам стихи почитаю?– Сергей от нахлынувших чувств сильно раскачивал качели.

«Сейчас Асадова будет читать», – кисло подумала Макарова.

– Давайте! – сказала она вслух и приготовилась терпеть.

Лунные тени – тени печали —

Бродят бесшумной стопой.

В черном как горе земли покрывале

Призрачной робкой тропой.

Многих любовно и нежно качали,

Чутко давали отсвет…

Лунные тени, тени печали,

Мой повторят силуэт!

– Игорь Северянин?! Так этого в школьной программе нет, – удивилась Ирина и с досадой подумала, что не успела это стихотворение переписать к себе в заветную тетрадку, до того как Елена отдала томик непопулярного поэта вместе с двумя сборниками популярного Пушкина за пошив выпускного платья. Такой был товарообмен в этой части света.

– Много чего нет в школьной программе, – отозвался Сергей.

–Я про королеву и пажа люблю…– и подумала: «Интересно, он тоже стихи переписывает, или у него книга есть?»

– Это было у моря, где ажурная пена,

Где встречается редко городской экипаж…


Королева играла – в башне замка – Шопена,

И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

Было все очень просто, было все очень мило:

Королева просила перерезать гранат,

И дала половину, и пажа истомила,

И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

И перейдя на шепот, совсем произнес совсем тихо:

– А потом отдавалась, отдавалась грозово,

До восхода рабыней проспала госпожа…

Это было у моря, где волна бирюзова,

Где ажурная пена и соната пажа.

– Всё!– Она спрыгнула на землю и тряхнула головой, уняв дрожь в теле.– Домой пора! Мама волнуется.

Ирина никак не могла справиться с возникшим желанием нежно обнять его или положить руки на плечи. До этой встречи у нее не возникало желания класть руки первой и тем более обнимать, кого- либо из своего окружения. Наоборот, хотелось хлопнуть портфелем все того же Разуваева и его дружков, но всё это осталось там.….в школе, почти в детстве. Здесь же была совсем другая ситуация: взрослая, наполненная чувственной романтикой.

Сергей, в свою очередь, ощущал трепет. Разница была в том, что она внешне старалась ничем не обнаруживать своего волнения, в то время как он краснел и страшно смущался. Его смущение передавалось ей.

Но все равно было так хорошо! Хотелось подпрыгивать то на одной, то на другой ноге и с каждым подскоком уноситься в небо. Все кружило мягким туманом: звезды, стихи, теплая мужская ладонь…

Двинулись в обратную сторону. Шли рядом, держались за руки, он читал стихи, она


слушала, закидывая голову, собирая глазами низкие подмигивающие звезды….

К дому шли дорожкой между кустами. Кусты почему-то раскачивались за спиной, хотя ни малейшего ветерка не было.

–Вот… Пришли.

–Будем прощаться, – он наклонил голову и весь подался вперед.

«Сейчас поцелует!» – она выпрямилась и напустила на себя строгость для достойного отпора. Было такое правило у нее, поцелуй без боя не давать, тем более первый. Чувство смешивалось с острым желанием ускорить, перейти, наконец, чувственный барьер. Она не будет сильно сопротивляться, так… скорее для общих правил правильных барышень и выпустить истомившее за вечер желание. Но он вдруг полез в нагрудный карман, нашел клочок бумаги и принялся что-то быстро чиркать, при этом сильно наклоняясь вперед, стараясь попасть в световой круг фонаря. Потом протянул ей записку.

–Это ленинградский адрес и телефон. Сестру зовут- Света… на всякий случай. Завтра придете? – быстро проговорил он.

– Хорошо…– Ирина растерянно взяла записку.– Как приеду в Новосибирск, сразу напишу. Да, завтра… приду… проводить.

Справившись с растерянностью, Ирина тряхнула пышным хвостом, встала на цыпочки, одновременно вскинув руки, обхватив Сергея за шею, горячо поцеловала, куда попала, сама не поняла: то ли в щеку, то ли в губы. Затем кинулась к подъезду, вскочив на ступеньки, махнула рукой:

– Пока!

– Ирина, вы у меня здесь!– Сергей приложил руку к груди.

На свой третий этаж взбежала, громко дыша, скинула в прихожей туфли и ринулась на кухню.

–Мам, это я!– громко сообщила она сонной матери.


Жадно напившись воды из-под крана и утерев рот тыльной стороной ладони, не уняв частого сердцебиения, подошла к окну. Он стоял в блеклом круге фонарного света, подняв к окнам казавшееся очень белым лицо. Тень от его фигуры была не только неестественно вытянутая, но будто изломанная, вся в углах.

Еще с минуту смотрела на него в окно, на его странную тень. Вздыхая и успокаиваясь, прислушалась к себе: только жалось и смущение, восторга не было почему-то.

–Тоже мне кавалер, так и не поцеловал! – прошептала она с досадой.– Сама полезла… – и, отметив вдалеке темные силуэты, отправилась спать, на ходу освобождая волосы от тугой резинки.

На следующее утро проводы проспала. Металась по всей квартире, на ходу натягивая сарафан, вбегая- выбегая в ванную: хватая одновременно то- расческу, то – за зубную щетку. Как ни торопилась, все же сильно припоздала.

На причале стояла небольшая толпа, глаз зацепил знакомые фигуры подруг, Ирина махнула им, и… Она всё бежала, бежала по пирсу, оглядываясь, пока не услышала свое имя за спиной. Кто-то потянул её за руку, она резко повернулась.

–Что это? – ахнула Ира. – Кто это? Это, что вчера? После…

Левый глаз у Сергея заплыл под нависшим темным веком, скула была вся фиолетовая, нижняя губа рассечена и вспухла.

– Да все в порядке, – смущенно проговорил Сергей, осторожно трогая скулу и губу.

– Это Витька с дружками?

– Не знаю. Не представились. Навалились втроем… Все это ерунда! Ирина, вы писать мне будете?– и, торопливо оглянувшись, схватил девушку за руку, прижал к губам.

– Сережа, мы вроде договорились на «ты»! – придумала Ирина, скрывая навернувшиеся слезы. Жалость, острая жалость, будь она неладна, вновь охватила её.

–Не помню…– растерялся он.


– Конечно! Я буду тебе писать! И ты мне пиши! – радостно сообщила она.

Домой подруги возвращались молча. Семенова, бледнее обычного, шла босиком, держа белые, на толстом каблуке, чехословацкие босоножки в руках. Яхина же, всю дорогу всхлипывая и семеня неутомимыми маленькими ножками на тонких шпильках, отставала.

Вдруг Семенова повернулась к Яхиной, с несвойственной ей веселостью, выпалила:

–А люстру все же разбили! Красиво висела! А они ее – ба-ба-а-х стулом! Только одни крючки и остались! Морячки-то… все высоченные… Салют был… еще тот!..

Девчонки расхохотались, настроение поправилось.

–Вы, с Сергеем, ушли, а там… такое началось! – заливалась смехом Яхина.

Обе взахлеб принялись рассказывать Макаровой про вчерашнюю пьяную драку между моряками и местными парнями.

Распрощались в сквере. Договорились встретиться на вечерних танцах в Доме культуры.

* * *

Витькина квартира находилась напротив Макаровской. Разуваевы: пьющий отец, крикливая мамаша и двое сопливых младших братьев – не знали покоя ни днем, ни ночью. Жили шумно, порой даже с песнями, но чаще с криками и матами.

Ира уже на площадке вспомнила про соседа и разозлилась. Пытаясь открыть собственную дверь (замок, вдруг, перестал открываться) погрозила кулаком в сторону битой, в трещинах старого черного дерматина, Разуваевской двери:

– Сволочь!

Соседская дверь немедленно отворилась. На пороге, привалившись к косяку, стоял Виктор Разуваев, собственной персоной, лениво гоняя во рту спичку.

Он работал в порту, пошел туда сразу после восьмилетки. Режим: сутки через двое. Свободного времени навалом, но при этом дома бывал редко.

Как он узнавал о жизни любимой соседки, оставалось загадкой. Где бы ни появлялась Ира, следом за ней тенью двигался и Виктор. Иногда один, чаще с дружками.

–Сволочь!– прошипела Ирина, мотая пышным хвостом, непонятно, то ли это относилось к неподатливой двери, то ли к соседу. – Трое на одного?! Разуваев, ты скотина!

–Бил, бью и буду бить. Нечего здесь… ходить! – отчетливо пояснил Витька. И добавил: – А ты ничего не бойся, Королева!

Проклятая дверь всё не открывалась. Отклеившись от дверного косяка, Разуваев неторопливо подошел, потеснил девушку в сторону, потянул на себя с силой дверь, замок щелкнул, ключ повернулся, и дверь открылась.

– Королева! – передразнила Ира. – Некого больше бить! Уезжаю я! Уезжаю!– крикнула она ему в лицо. – Насовсем, навсегда! – и с силой хлопнула дверью с другой стороны. В ответ на это громкое заявление Виктор спокойно вернулся и тихо закрыл свою. Он рассудил мудро, решив: все уезжают, но потом возвращаются.

История знакомства с моряками в ресторане «Игарка» только косвенно заденет Иру Яхину. После короткой переписки с Костей их роман завершится. В дальнейшем Яхина при упоминании этого эпизода будет небрежно махать рукой, будто отгоняя от себя незначительный факт биографии.

Ирочка Семенова, послушная мамина дочь, выйдет замуж за того самого морячка, с которым протанцевала всю ночь в ресторане «Игарка» летом семьдесят девятого года, уже в Ленинграде, на последнем курсе института. Станет своему Игорю примерной офицерской женой: ласковой и верной.

Ирину Макарову ждали долгие годы переписки, полные любви, нежности и морской романтики.

***

В Толмачево Ирина прилетела одна, такая была договоренность с матерью и Катериной, рвавшейся вновь встретить дорогую девочку. Довольно быстро нашла общежитие. Втащила на второй этаж тяжелый чемодан и обнаружила в указанной комендантом комнате еще двух новоиспеченных студенток. К вечеру к ним добавилась четвертая— Гуля. Та опоздала, ехала издалека, из Казахстана, поездом, и мест в общежитии со своим потоком ей уже не хватило.

Трем молоденьким девушкам, вчерашним выпускницам школ, шел семнадцатый-восемнадцатый год. Гуля же после техникума, трехлетней отработки и двух курсов института казалось им совсем старушкой – ей было аж двадцать три! Она была студенткой третьего курса того же факультета, где предстояло учиться Ирине.

Ростом маленькая, фигурой крепенькая, с длиной толстой черной косой, Гуля представляла собой сплошь деловые качества. На скорую руку сделала экскурс по огромному общежитию на предмет расположения и графика работ общественных мест: кухня, душ, постирочная. Потом все перезнакомились, единогласно признав Гулю в качестве старшей по комнате, и она тут же составила график дежурства. Гуля строго следила за порядком в комнате и закупкой продуктов (девочки решили питаться вскладчину).

Ире нравилось всё. Смущало только одно – много было красавиц и умниц. Она же привыкла быть первой. Временами она задерживалась перед зеркалом. Смотрела долго и внимательно. У неё был зоркий и наблюдательный глаз, но до сих пор он был поглощен пестрым разнообразием внешнего мира. И теперь она видела перед собой лицо юной девушки, но никак не могла решить красиво оно или нет. Всё же чаще всего оставалась довольна собой.

***

Родители Иры Макаровой приехали в Игарку не по своей воле. Их привезли детьми с полуострова Таймыр, куда Ирочкины бабушки-дедушки были сосланы по национальному признаку, а также по приказу военного времени. Мужчины в пересылке, в Красноярске, потерялись навсегда. Матери с детьми доехали до конечной стоянки вдоль правого берега Енисея.

К слову сказать, после той зимы, из всеми забытого, и богом, и властями, Агапитово никто не вернулся, но, как выяснилось, там чудом выжили трое: маленькая девочка и мальчик Юрис с еле живой матерью – Ингеборга.

Позже, уже с явными признаками надвигающейся болезни, она доставила детей в Игарку. Дальше везти не разрешалось. Там же находилась комендатура, где раз в месяц полагалось отмечаться. Эта северная точка долгое время сохраняла статус места, куда после окончания сроков и «потепления» режима съезжались бывшие ссыльные Крайнего Севера.

Юрис, он же Юрий Иванович, инвалид детства, никогда не воспоминал Агапитово, к тому же тема эта была строжайше запрещена властями. Один раз, вначале семидесятого года, к нему домой на встречу напросилась дерзкая журналистка из центральной молодежной газеты. Живо интересовалась всем, в том числе: подаст ли Юрий Иванович на компенсацию от государства, как «лишенец» и «сын врага народа» в прошлом?

Тема, еще находившаяся под грифом «секретно», тем и притягательная, хотя уже не смертельно опасная, была бы бомбой для Нового Севера.

После первых вопросов – как им удалось остаться в живых, почему про их палаточный городок власти просто забыли, на какую сумму рассчитывает семья Макаровых, – Юрий Иванович, и без того бледный, начал сереть лицом. Елена побежала за каплями и водой, умоляя журналистку уйти, а Юрочку – не волноваться. Но не волноваться он не мог, уж очень страшными были детские воспоминания.

В Агапитово, где царили мрак и голод, ему исполнилось семь лет. Много месяцев он и трехлетняя Леночка просидели в землянке на нарах, ни разу не поднявшись наверх. Морозы стояли страшные, одеваться им было не во что. Те лохмотья, что были на них, не спасали от холода.

Елена в отличие от своего больного мужа ничего не помнила, только с младенчества у нее осталась какая-то сверхъестественная мерзлявость. Мать Леночки, по словам все той же Инги, умерла от холода. Попросту примерзла к своей подстилке, так как спала в палатке, на морозе, вместе со всеми.

Так вот и получилось, что из Агапитово сердобольная литовка перевезла своего и чужого ребенка, вначале в деревню Носовая, в пятидесяти километрах по Енисею, где были нормальные дома и какое-никакое питание. Там они немного отъелись, подлечились и, там же, Инга устроилась в рыболовецкую артель при колхозе «20 лет Октября». А через несколько лет разрешили выехать в Игарку.

При первой же регистрации Инга записала Юриса – Юрой. Фамилию сыну и себе взяла погибшего при установлении советской власти в Литве гражданского мужа Ивана Макарова, не отрицая при этом отца зажиточного хуторянина. Вторая регистрация превратила маленькую девочку Хелене, дочь приволжских немцев, в Елену Федоровну Шпицеву. Отказав, тем самым, и документально, в самом факте существования родного отца Фридриха Шпица. На Леночку же оформила опекунство, как родственница.

Катерина присоединилась к ребятам чуть позже. С Леной они ходили в один класс, хотя она была немного старше. Юру она долгое время терпела ради Леночки, но потом они привыкли друг к дружке, скорее от отсутствия других вариантов дружить с этой чудесной девочкой.

В последнее, уже послешкольное время все трое работали в магазине в морском порту. Там Елена сдружилась с Катериной накрепко, да и Юра стал относиться к ней приветливее.

В отличие от многих у Кати был отец, мать и даже болезненный младший брат. Отец, лишенец второй волны (сильный, рукастый, находчивый мужичок) не растерялся, вступил в рыбацкую артель, осваивая чужое ремесло. Семья потихоньку обжилась, приняла местные законы и нравы. Стала своей в этом вечно хмуром городе, продуваемом морским ветром, далеком от милой, ржаной, ромашковой вологодской деревни.

Елена и Юрий знали историю своего детства. Инга ничего не скрывала. Ни отца, ни матери Леночка не помнила. Сморщенная беззубая литовка и ее невеселый сын стали для нее близкими людьми, а позже и семьей. Едва Леночке минуло восемнадцать, они с Юрой поженились. Оба высокие, светловолосые. Юрий – длинный, худой, угловатый. На узком сером лице совершенно не к месту хмурились темно-синие глаза. От таймырского детства остались болезни, вечное чувство голода, плохой характер.

Елена же была другая. Открытое, улыбчивое веснушчатое лицо— девушка с советской открытки. Фигурой и ростом крупная, широкая, но с выраженной талией. По характеру более сговорчивая, нежели муж.

По совету матери, после семилетки Юрий окончил курсы бухгалтеров. И трудился на ниве цифр, счетов, сводок не покладая рук. Со временем пришло и уважение, хотя по молодости в службе в Советской армии было отказано.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2