Ваше благородие, бомж

– Я… Я заплачу вам. Столько же!

– Да ну, неужели?

– Вдвое!..

Бомж удовлетворенно кивнул.

– Ну наконец-то! Соображаешь! Только мой гонорар, милок, десять тысяч. Баксиков, разумеется, не рублей.

– Десять? – директор испуганно заморгал. – Сейчас у меня нет такой суммы.

– Нет?!

– Вы же видите: утро, а на ночь в сейфе мы оставляем только мелочь. Приходят клиенты, деньги заказываются через банк. Если бы вы зашли вечером…

– Сколько у тебя сейчас в налике?

– Ну… Долларов шестьсот. И нашими около семи тысяч.

– Мда… Лучше мне тебя и впрямь шлепнуть. Выгоднее, понимаешь, браток. Уж не обижайся.

– Я заплачу! Сегодня же. Позвольте сделать пару звонков. Через час или полтора сюда привезут двадцать тысяч.

– Полчаса, не больше!

– Так быстро могут и не успеть.

– А ты, милок, постарайся! – бомж снова затащил директора в кабинет, усадил за телефон. – Звони. И помни: одно неосторожное слово, и тебе крышка. Пусть приедут и ждут во дворе. Скажи, что выйдешь с клиентом, заберешь деньги и поедешь на объект.

– Объект? Какой объект?

– Неважно. Я тебя высажу по дороге. Джип потом где-нибудь брошу. Все уяснил?

Голова директора испуганно задергалась.

– Тогда звони…

***

От пережитого ужаса у него поднялось давление. Когда джип с киллером скрылся за углом директор «Мастер-Глоуб» обморочно прислонился к кирпичной стене. Какая-то старушонка задержалась рядом, беззвучно пошевелила губами. Директор ничего не понял, но все-таки кивнул. Жизнь потихоньку возвращалась к нему. Сначала правой рукой он вытащил портмоне, пошарил в потайном отделении, куда киллер отчего-то не удосужился заглянуть. Там лежало с пяток кредитных карточек разных банков. Если обнулить все оптом, сумма наберется более чем приличная. Не менее сорока тысяч долларов. По счастью, киллер оказался туповатым. О том, что существует такая вещь, как кредитная карточка, этот кретин возможно, вообще ничего не знал. Значит, повезло. Фортуна за сегодняшний день улыбнулась ему дважды: первый раз – оставив в живых, второй – сохранив личные капиталы.

С трудом передвигая ноги, он двинулся к офису. Не сразу сообразил, что отъехали они порядком, и будет разумнее воспользоваться транспортом. Директор с трудом припомнил, что где-то здесь ходят трамваи и троллейбусы. Ни тем, ни другим он не пользовался, должно быть, уж лет семь или восемь. Черт его знает, как оно там теперь. Наверняка по-прежнему штрафуют. Да и нет ничего хуже, чем менять привычки. Если б оставалась мелочевка, а так… Он самонадеянно проголосовал, остановив затрапезного вида «Жигуленок». Водитель запросил пятьдесят рублей, хитровато прищурился, ожидая, что с ним будут торговаться. Но торговаться директор не думал. Докатили с ветерком, но вместо денег директор протянул хозяину «Жигулей» визитную карточку с голографическим логотипом.

– Это мой офис, – кивнул он на близкое крыльцо. – Деньги там. Вышел, понимаешь, а с собой ничего не захватил.

– Так уж и ничего?

– Есть пара кредиток, но это, сам понимаешь, канитель. Пока найдем рабочий автомат, пока вытрясем из него купюры… Проще зайти да взять, верно? – директор и сам обрадовался внезапной идее. Так оно и впрямь будет лучше. Трупы они обнаружат сейчас и вместе, водитель таким образом станет свидетелем. Ребята, что привозили деньги, промолчат. И пусть потом гадает милиция, кто и от чего умер. У него и других забот хватит. Потому как не каждый день тебя заказывают, и тут надо как следует призадуматься. Не такой уж он крутой, чтобы не знать счета своим врагам. Разумеется, есть обиженные, но этих несложно вычислить, а, вычислив, упредить…

– Пошли, не бойся, – более бодро произнес он. – Заплачу, как договаривались.

Водитель еще раз оглядел дорогой костюм директора, в сомнении поджал губы.

– Что ж, пойдем. Только без шуток, лады?

– Какие там шутки! Зайдем, возьму у секретарши ключ от сейфа и расплачусь.

Они уже выбрались из машина, когда дверь офиса скрипуче распахнулась, и на крыльцо вышел архаровец в камуфляже. Осторожно потирая затылок, он уставился на шефа. Директор в свою очередь воззрился на ожившего охранника.

– А мы-то вас ищем-ищем, – пробормотал архаровец. – Клавдия уже в ментовку звонить собралась, я отговорил.

– Клавдия? Она что, тоже живая?

– Все живые. У Валерика, правда, качественный сотряс. Мы ему компресс на лоб положили.

– Значит, этот козел… Этот козел нас надул? – директор ощутил, что его трясет. Но не от злости, от хохота.

– О, Господи! Ну дела! А я-то уж все на свете передумал!..

– Э-э, в натуре, – напомнил о себе водитель. – Счетчик тикает, с вас пятьдесят целковых.

– Чего ему надо? – архаровец хмуро кивнул на водителя. – Каких еще целковых?

– Можно и половину, – быстро поправился водитель. – Мы же нормально договаривались, без кидалова.

– Ладно, ладно, заплатим. – Директор дрожащей рукой вытер выступившие на глазах слезы. – Выдай ему, Генчик, полташик. Из своих, если есть. И пусть катит.

– Как скажете, – архаровец хмуро полез в карман за деньгами. Коротко ругнулся, зацепившись свеженькой повязкой за пуговицу. Где и когда он успел порезать палец он так и не мог вспомнить, а кровь на физиономиях коллег за свою так и не признал.

Глава 8

Покидая метро, бомж чувствовал себя так, словно выбирается из логова матерых людоедов. Грохот вагонов, рык электричек, реклама, реклама, реклама…

В переходе динамики хрипло и ностальгически воспевали удаль мокрушника Лени Пантелеева, и тут же из соседнего киоска другой магнитофонный голос сипел что-то про несчастную, по сию пору непонятую народом братву. Все получалось точь-в-точь по Говорухину. Вопреки многим и многим языкастым… Забавно, но, даже прокуковав больше года на зоне, свалив на волю в составе крепкой блатной команды, бомж все же не причислял себя к браткам. Самое обидное, что ни к одной из социальных групп его по-прежнему нельзя было отнести. Военные его кинули, зона надолго не задержала, а жизни полноправного гражданина он так по сию пору и не изведал.

Поморщившись, бомж покосился по сторонам и тут же уперся взглядом в висящие на стенах афиши. На них по-шварцнеггеровски мускулистый Чарли Чаплин скалил зубы и целил из американского автомата во что-то неведомое. Бомж чуть было не сплюнул себе под ноги, торопливо зашагал к эскалатору. Рекой, поправшей физические законы, лестница медленно понесла его вверх. Скользнула в голову неприятная мысль. О том, что все растет, все изменяется, может, он просто стар, и этот пестрый, раздувающийся от цинизма мир следует принять, как должное? Вон, кругом штабеля «сникерсов» и «диролов», презервативы цветные, в пупырышках, ароматизированные – разве ж плохо? Игрушки в витринах такие, что в их детские годы даже в самых радужных снах не снились. Правда и менее счастливы они от этого вряд ли были – стругали что-то свое из досок, клеили из картона, вырезали из фольги. Нынешние этого не умеют, но кто сказал, что им надо уметь? Новое поколение, значит, и новые задачи. Или нет?..

Рассеянно он поднял голову и вздрогнул. Годовалый малыш, светловолосый, кудрявый, этакий Володя Ульянов, сошедший прямиком с октябрятской звездочки, сидел у матери на руках и, улыбаясь, смотрел на бомжа. Во рту три маленьких зубика, в глазах ни тени недоверия, – одно только зеленое весеннее тепло. Бомж ошарашенно сморгнул, и в ту же секунду пухлая ручка потянулась к его носу. Чуть-чуть не достала, не позволила мать, но бомж вдруг в смятении почувствовал, что, наверное, это и есть главное счастье, когда такое вот юное чудо, улыбаясь, будет мять в своих пальчиках его нос-носище, похожий, на клаксон, будет гулить при этом неразборчивое, не питая к обладателю носа ни зла, ни ненависти. Он торопливо отвернулся…

Эскалатор вынес их в просторный, заполненный людским гомоном зал, улыбчивый ребенок затерялся среди голов, косынок и кепок. Встряхнувшись от мимолетного наваждения, бомж соориентировался по подвешенным справа и слева указателям, размеренно зашагал к выходу из метро. На ступеньках у грязных кафельных стен с вытянутыми лодочками ладоней стояли бабульки. Чуть дальше на коврике примостился небритый дед. На плохого качества флейте старичок наигрывал что-то из концертов Энрико Мориконе. Щеки его были багровы от напряжения, с конца флейты часто капала слюна. Старый дуралей ничего не видел, и где ему было понять, отчего проходящие мимо брезгливо огибают его стороной. Бомжу стало жалко старика. Мелодию тот вытягивал вполне справно. Кинув музыканту десятку, он сунул по купюре и старушкам. Выйдя из перехода, свернул налево, пройдя немного, обнаружил, что он на Патриарших прудах.

Пруд, собственно, давно уже был один-единственный. И тот укатали в асфальт, поджали каменными плитами справа и слева, превратив в крохотный квадратик. Четырехугольная неестественность водоема била по глазам, и бомж тотчас припомнил декоративные пруды Екатеринбурга. Заросшие и не слишком чистые, те были однако круглы, как первозданное колесо, возле них было уютно сидеть, и никто не запрещал ловить в них рыбью мелюзгу. Патриарший же пруд больше напоминал заросшее водорослями болотце, и не спасали положения две крупные пичуги, уныло плавающие посередине водного каре. Прищурившись, он всмотрелся. Не то утки, не то лебеди, которых взяли да поселили в собачьи, поставленные на якори конурки. Впрочем, среди столичного грохота и пыли, после похожего на маленький ад метро – эти аллеи и этот пруд тоже можно было с полным основанием именовать оазисом.

Бомж присел на скамью, подле себя водрузил большую спортивную сумку. За минувшие три часа вид его разительно переменился. Джип он оставил на одной из городских улочек, помятую и изношенную одежку вкупе со стоптанными штиблетами выбросил в мусорный бак. Теперь на нем красовались просторные джинсы, мягкие удобные кроссовки, военного покроя рубаха. Зашитый ранее за подкладку пластмассовый мундштук с адресами нужных людишек, теперь покоился в потайном, застегивающемся на молнию кармашке. Кроме того в сумке, свернутый в рулон, покоился камуфляжный костюмчик, и там же лежали последние его приобретения: японского производства прибор ночного видения, совмещенный с электронным, дающим сорокакратное увеличение биноклем, приличных размеров нож-складень и капроновая компактная палатка, которую можно было при нужде раскинуть в любом из парков Москвы. Не поленился он обзавестись и иным камуфляжом, купив с рук мятый безразмерный пиджак и более чем поношенные брюки. Ошалевший от счастья продавец разве что руки ему не расцеловал. Подобный костюмчик годился разве что на коврик в гараже или половые тряпки. Правда, не хватало еще главной детали экипировки, но с этим он тоже, кажется, сумел разобраться. Именно к Патриаршему пруду должен был явиться китаец, заверивший его, что искомый инструментарий у них хранится где-то в этих местах. Надо лишь встретиться, зайти и посмотреть. А, посмотрев, выбрать нужное и выложить наличные.

Стянув с ног кроссовки, бомж чуть приспустил носок с левой ноги, хмуро осмотрел мозоль. Вскрыв свежую упаковку с пластырем, наклеил на мозоль сразу парочку – этаким монастырским крестиком. Снова обувшись, щедро плеснул в ладонь одеколона, растер руки, лицо и шею. Таким образом он точно смывал с себя городскую, липнущую отовсюду накипь. Здесь, в аллее близ пруда, это можно было себе позволить. Достав из сумки пакет с печеньем, он вспорол целлофан, надкусил одну печенину. На оградку, кольцующую пруд, тотчас опустилась парочка воробьев. Местные крылатые жиганы. Бомж покрошил им печенья на землю, воробьи ринулись к крошкам, клюнули пару раз и снова взлетели на оградку.

– Зажрались вы, братцы! – пробормотал он. – Чем же вас тут кормят?

Из сумки внезапно вылез крупный таракан, щурясь усищами на солнце, неуверенно перебежал на скамейку. Один из воробьев стремительно атаковал его, стиснув клювом, взмыл вверх. Бомж заглянул в сумку, бегло переворошил вещи. Больше тараканов не было. Либо прихватил из магазина, либо подсадил усатого попутчика в метро. Нынешняя жара расплодила этот подпольный народец сверх всякой меры. Не раз и не два бомж видел этих насекомых, снующих прямо под ногами прохожих.

– Привет!

Бомж оглянулся. Возле скамейки стоял китаец. Тот самый, с которым он беседовал на рынке.

– Все в порядке?

– В порядке, канешна, в порядке, – китаец улыбнулся, продемонстрировав пару металлических фикс. – Все на месте. Пошли со мной, увидишь.

Бомж поднялся.

По Малой Бронной они спустились до Спиридоньевского переулка, углубились в кварталы. Китаец не слишком петлял, видимо, ничуть не боялся случайного клиента. А может, успел тайком проследить, убедившись, что хвоста бомж за собой не ведет, по рации никому ни о чем не докладывает. Будущего покупателя это, впрочем, не слишком волновало. Товар ему требовался довольно специфический, и этот товар господа китайцы обещали ему продать.

– Тут! – спутник указал загорелой рукой куда-то вверх. Снова улыбнулся, глазками отчего-то убежав от встречного взгляда. – На третьем этаже.

Дом походил на общагу. И снаружи, и изнутри. Вещь из тех, что положено сдавать либо в комиссионку, либо в утиль. На первом же лестничном марше бомж углядел все тех же потихоньку оккупирующих столицу тараканов. Нога сама дернулась чуть в сторону, давя зазевавшегося усача. Хрусть, и мокрое пятно уплыло за спину. За что и почему – неважно. Если вдуматься, дело даже, собственно, не в тараканах. Тараканы – символ грязи и нищеты, а грязь с нищетой трудно любить…

Китаец поднимался легко и быстро. Бомж едва поспевал за ним. Лестница кончилась, они очутились в сумрачном коридорчике. Еще с десяток шагов, и спутник толкнул обшарпанный, утыканный шляпками гвоздей дермантин. Они вошли в квартирку, и кто-то тотчас прикрыл за их спинами дверь. Отчетливо щелкнул замок. Навстречу бомжу шагнул сухонький молодой человек, больше похожий на корейца, чем на китайца. Бомж нахмурился. Может, они тут и вовсе вьетнамцы? С чего он вообще взял, что его спутник китайского происхождения? Или сработал давний стереотип?.. Без особого интереса он окинул жилье рассеянным взором. Все-таки европейский люд ни черта не смыслит в национальных отличиях азиатских народов. Даже по тому, что висело на стенах и лежало на койках, он не мог докопаться до истины.

– Дэньги принес?

– Деньги при мне, – бомж похлопал себя по груди. – Где товар?

– Тут товар, тут, – сухонький произнес что-то на незнакомом языке, и занавеска, перегораживающая комнату надвое, колыхнулась. Вышел еще один азиат. Желтизна как у больного холециститом, бегающие глазки. Уколов взглядом бомжа, он что-то сердито и гортанно проговорил. Ему робко и неуверенно возразили. Бомж слушал их голоса, как музыку. Они без сомнения ругались, но даже ругань на их певучем языке казалась мягкой, не лишенной определенного шарма. За спиной снова щелкнул замок, в квартиру зашел широколицый человечек с покатыми мощными плечами и нервно подергивающейся щекой. Китайцы враз замолчали. Бомж вдруг понял: с появлением этого четвертого что-то должно произойти. Тем паче, что их тут теперь целая команда против одного русака. Задним числом ругнул себя за беспечность. Черт-те кому поверил, черт-те куда забрел… Разумом он еще надеялся, что все обойдется, однако напрягшимся нутром чувствовал: ему устроили банальную ловушку. Интуиция редко его подводила. Поживешь с десяток лет в горячих точках – не такое научишься чувствовать! Вот вам и китайцы с вьетнамцами! Братские, понимаешь, народы!..

– Покажи! – требовательно попросил широколицый гость. – Дэньги покажи.

– У меня доллары, как просили. Что-нибудь не так? – Бомж наощупь достал пару купюр, помахал ими в воздухе. – Давай, камрад, не телись. Показывай товар.

– Чичас. Чичас будет тавар.

Даже это «чичас» бомжа не развеселило. От внимания его не укрылось, с какой многозначительностью широколицый переглянулся с приятелями. Боковым зрением отметил, что сухонький шагнул к нему чуть ближе. И даже не шагнул, а осторожненько так придвинулся. Если бы бомж не ждал чего-то подобного, все в момент бы и кончилось. Огромный тесак, оказавшийся в руке сухонького, описав стремительный полукруг, рассек шею отпрянувшей жертве. Удар оказался более чем коварным. Если бы бомж не успел качнуться в сторону, горло его уже вовсю бы сифонило кровью. Такими тесаками рубят бамбук и китовьи туши, с легкостью торят тропы в самых густых джунглях. Вероятно, на этот единственный удар собравшаяся желтолицая компания и рассчитывала. Им не повезло. Он не хотел умирать, а главное: ОН УМЕЛ НЕ УМИРАТЬ. Повторяя движение смуглой руки, кисть бомжа метнулась следом, перехватила желтые, стискивающие рукоять пальцы, резко провернула, одновременно сгибая под неестественным углом. Пронзительно взвизгнув, хозяин тесака рухнул на колени, с силой ткнулся лицом в половицы. С воинственным воплем, взметнув ногу, справа ринулся второй обитатель квартирки. Юнец, видимо, изучал на досуге карате. Бомж не стал уворачиваться от его ступни, принял удар, чуть скрежетнув зубами, и тут же, перегнувшись телом, достал костяшками кулака в оскаленное лицо. Одновременно скинул с плеча сумку, не глядя, швырнул в ближайшего соперника. По спине упавшего перебежал к стене. Попутно, добил ударом пятки любителя карате. И все же надо отдать им должное: люди они были верткие. Не успел он перегруппироваться, как в плечи ему впились чьи-то ногти. Кошкой на нем повис тот самый широколицый человечек. Был он легок, но силен. Бомж стремительно крутанулся на месте, но желаемого результата не достиг. Тело азиатика мотнулось по широкой дуге, однако пальцев противник не разжал. От дверей наступал четвертый соперник. Этот и вовсе не собирался шутить, в руках он держал порыжевший от ржавчины туристический топорик. Видимо, инструмент приготовили тоже заранее. Для шинковки недотепы-покупателя. Чтоб не возникал потом, не поминал обиженно о правах потребителя…

Медлить было опасно, и, ухватив вцепившегося в него азиатика, бомж с рыком, точно штангу, вырвал его над головой. Треснула злосчастная рубаха, но это уже было несущественно. Шагнув к вооруженному топориком, он швырнул извивающегося китайца, в противника. От напряжения даже треснуло что-то в спине, но и бросок получился отменным. Не столь уж мелкий снаряд – человек, чтобы можно было так запросто от него увернуться. Оба соперника рухнули на пол. Кто-то из них тут же заворошился, пытаясь подняться, но бомж, не приближаясь, метнул в эту кучу-малу ветхое кресло. Не довольствуясь достигнутым, следом за креслом отправил пару табуретов. Последний угодил по чьей-то черепушке. Куча-мала затихла.

– Ну, стервецы! – шумно дыша, бомж коснулся шеи. Пальцы угодили в теплое и липкое. Поганый тесак сделал свое дело. Кровь не хлестала шумным потоком, однако текла довольно обильно. Не сразу он отыскал глазами замызганное зеркало, шагнул ближе. Рана оказалась не глубокой, но широкой – сантиметров аж в семь-восемь. Кровь останавливаться явно не собиралась, и приходилось утешать себя только тем, что все могло кончиться во сто крат хуже. По счастью чертов тесак не затронул артерии. Иначе и впрямь можно было бы ложиться прямо здесь. Истек бы кровушкой в несколько минут.

Жалеть без того порванную рубаху не имело смысла. Он разодрал ее на полосы, скатав некое подобие тампона, прижал к порезу, наскоро притянул к шее парой мотков. Можно было бы пошарить в квартирке в поисках бинтов, однако задерживаться не стоило. Судя по всему, в доме обитало еще немало соплеменников побежденных. Вряд ли объяснения бомжа кого-нибудь из них могли бы всерьез растрогать. И все же, сорвав занавеску, он бегло осмотрел комнату. Напрасные надежды! Никакого оружия здесь, конечно, не было. Его попросту взяли на пушку. Денежки бы, понятно, экспроприировали, а его самого построгали топориком на супчик или котлетки. А может, по-джентльменски сложили бы кусками в полиэтиленовые пакеты и ночью аккуратно стаскали в мусорные баки. В любом случае перспективка – не из приятных! Бомж, сплюнув, мазнул по голой груди ладонью. Несмотря на повязку, кровь из раны продолжала сочиться. Подобрав сумку, он достал камуфляжную куртку, быстро натянул поверх голого тела. Вот так… Если с поднятым воротником, то вроде и не слишком заметно.

Один из лежащих у порога пошевелился. Бомж от души поддал ему мыском кроссовки под ребра. Громкому хрусту не обрадовался и не удивился. Все равно как услышал хруст раздавленного таракана. Тем более голову начинало слегка кружить, следовало уносить ноги – и как можно быстрее.

По лестнице он сбежал еще довольно уверенно, однако под открытым небом ему стало хуже. Перед глазами закружились разноцветные кольца, в голове зашелестели перемещаемые ветром пески. Он и не заметил, как очутился в метро. Точно раненого зверя его влекло прочь от места роковой встречи. Все было правильно, но и долгой дороги он уже не мог выдержать. Высидев пару остановок и почувствовав, что засыпает, бомж вышел.

На этот раз его вынесло к спорткомплексу «Олимпийский». Он остановился. К огромному каменному монстру потоками стекались господа книгочеи и книготорговцы. В другой раз он и сам влился бы в этот людской ручеек, но сейчас ему было не до книг. Малость передохнув на каменном парапете, незадачливый покупатель оружия доковылял до двухэтажного здания «Макдональдса», тут же прошел в сияющий чистотой туалет.

Запершись в кабинке, снова осмотрел рану. Полосы ткани чуть размотались и набухли от крови. Он спустил их в унитаз, из металлического, прикрепленного к стенке аппаратика выкрутил метров пять бумажных полотенец. Разумеется, это были не бинты, но все ж таки лучше, чем ничего. На этот раз он постарался на совесть. Повязка получилась настолько тугой, что стало трудно дышать. Сполоснув руки, он взгромоздил на плечо сумку и вышел из туалета. Кое-как поднялся на второй этаж, занял столик на отдалении. Людей здесь было значительно меньше, чем внизу, по крайней мере можно было чуток передохнуть и поразмыслить. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания и не торчать пнем за пустым столиком, он подманил мальчугана в униформе и попросил принести из кухни что-нибудь пожевать. Разглядев сторублевую купюру, мальчуган с улыбкой начал перечислять названия чизбургеров и бигмаков. Перебивая его, бомж махнул рукой.

– Что-нибудь на твой вкус. Сдачу оставишь себе.

Мальчуган кивнул и исчез. Как выяснилось, исчез ненадолго. Уже минут через пять он принес заставленный свертками поднос.

– Сок, мороженное, кофе, пара мясных гамбургеров, один с грибами и сыром, – коротко доложил он. – Всего на семьдесят шесть рублей.

В вежливом его голосе угадывалась вопросительная интонация. Паренек попался вежливый, и к чаевым они, видимо, тут еще не привыкли.

– Спасибо. Сдачу, как и договаривались, забирай.

– Благодарю, – мальчуган спрятал деньги в кармашек на груди, отойдя в сторону, тут же занялся приборкой столов.

Склонившись над подносом, бомж пригубил из высокого пластикового стаканчика и поморщился. Малейшее движение причиняло боль, но хуже того – ослабляло импровизированную повязку. Наверняка кровотечение возобновилось. Он стиснул кулак и почувствовал, что пальцы уже не столь послушны. Это ему крайне не понравилось. Если так пойдет дальше, промокнет и повязка, и весь камуфляж. А еще раньше он рухнет здесь без сознания…

– Щедрый вы, однако! Может, и картинку купите? Я недорого отдам. Честное пионерское!..

Бомж поднял глаза и разглядел помятого бородача. Линялые брюки бесформенной эпохи шестидесятых, дешевая куртка и уж вовсе неуместные в такую жару боты. Впрочем, еще вчера он и сам выглядел ничуть не лучше. Если что и представляло некую ценность в облике незнакомца, так это картина, которую бородач держал в руках. Сюжет на первый взгляд прост, однако приглядеться к нему стоило. Темная спаленка, окно, возле окна обнаженная дамочка.

– Ну как? Купите? Картинка – экстракласс! Это я вам без дураков говорю. Выставляться средств нет, но пишу не хуже Шемякина.

Бомж молча разглядывал картину. Вероятно, что-то в ней и впрямь было. Что – он не сумел толком сказать, но живопись вообще не терпит толковых объяснений. Женщина на первый взгляд была самой обыкновенной. Складчатый живот, простоватое лицо, и никаких тебе стройненьких ножек от шеи, никаких роскошных грудей и волос. Тем не менее в позе ее, в глазах читалась такая живая грусть, такое ожидание чуда, что поневоле бомжа передернуло. Он подумал, что если даже в таком состоянии он способен, глядя на картину, что-то чувствовать, значит, художник и впрямь талантлив.

– Ты голодный?

– Есть маленько, – бородач криво улыбнулся.

– Садись, – бомж пододвинул ему стакан сока и один из пакетов. – Мне все равно не справиться.

– Нет аппетита?

– Да… Шею, понимаешь, поранил.

– Шею? Как это? – художник уже устраивался напротив. Долго уговаривать его было не нужно. Бесценную свою картину он запросто зажал между коленей.

– Да вот, нашлись люди добрые, ковырнули ножиком.