Полная версия
Осенняя ностальгия. Рассказки
Осенняя ностальгия
Рассказки
Константин Крюгер
Редактор Ю. Бирюкова
Дизайнер обложки Ю. Бирюкова
Гобелен на обложке Елизавета Щербинина
Фотографии Б. Плинер, Д. Жук, С. Захаров, Е. Завьялов, А. Бобров
© Константин Крюгер, 2020
© Ю. Бирюкова, дизайн обложки, 2020
ISBN 978-5-0051-8436-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Благодарности
Моя благодарность неизменно юным духом и жизнерадостным друзьям молодости, затянувшегося периода взросления и дальнейшей «полифонической» жизни не знает границ! Каждая, даже мимолетная, встреча с любым из них вызывает шквал воспоминаний и бурный всплеск жажды жизни в контексте новых свершений. Регулярное появление старых приятелей на ежегодных Книжных Выставках-Ярмарках во время моих автограф-сессий несказанно радует и подтверждает правильность выбранного литературного пути.
Твердо верю, что Андрюшка «Крекс», Колюнька «Ленинский Стипендиат», Мишка «Хиппи», Андрюха «Брат», Шурка «Портос», Мишка «Рыба», Григорий Иванович, Сергуня Робертович, Танюльчик, Олежка «Слоник», Сашок «Штейн», Лариска, Вова́, Алёнушка Игоревна, Михаил «Алхимик», Умный Петрович, Сергей Анатольевич, Виталик «Улыбчивый», Игорь Алексеевич, Сашок «Мастер», оба «Афони», Дима «Космонавт», Карлен и Геворк, а также территориально далёкие, но не менее душевно близкие Шура, Лёнька, Наталья и, конечно, родня – Братец Миша, Олег «Сол», Ириша, Катерина и Матушка Мария будут радовать окружающих, по крайней мере, до 120-ти лет.
От души желаю долгой и плодотворной жизни любимому редактору, а также неподкупным критикам моим и рецензентам Александру и Евгению «Джеффу» и литературному мэтру Ильичу, чье постоянное содействие творчеству бесценно.
Долгая память родным и близким, горестно рано оставившим этот замечательный мир. Младший брат Борис, Андрей «Неман», Наталья Шохова, Борис «Ра» Раскольников, Костя «Малыш», Мишка «Нильсон», Эдик «Родственник», Владимир «Бычман», Валерий Василевский, Игорь «Бамбина», Александр «Полковник», Андрей Левин, Николай «Кука», Шура «Помидор», Отец Евгений, Володя «Осташка», Константин «Моська» – останутся в душе навсегда. Их «пепел стучит в мое сердце» и вновь и вновь чудесным образом извлекает из дальних отсеков мозга трогательные воспоминания. К глубокому сожалению, пантеон памяти растет с каждым годом, смыкая ряды оставшихся друзей.
Отзывы
Отлично понимаю, что для «младого племени», я со своими байками-мемуарами выгляжу анахронизмом времен «Очакова и покоренья Крыма». Тем радостнее, что с каждым сборником число откликов от читателей следующих поколений увеличивается в арифметической прогрессии.
Про медика Галку классно! С огромным трудом представляю, как бы сейчас молодые люди пошли на такое развитие событий и устремились искать пса. Невероятно!
Когда читаю Ваше изложение событий тех лет, ощущаю классный винтажный дух, как будто не совсем советский. Я привык к рассказам о том периоде в одинаковых красках и похожих стилях, так, как это описывает большинство советских людей. У Вас иначе, совсем.
Очень понравилось про свадьбу! Смеялся, никогда не видел драк на свадьбах. Хотя, я и драку- то, вообще, в последний раз видел черт знает когда.
А про Керчь все надеялся найти какой-нибудь любовный курортный эпизод, но сюжеты про пельмени и пепси тоже классные!!
Мне вообще интересно все читать и не перестаю удивляться, как это дошло и не расплескалось до 2020 года.
Замечательно, что Вы стали добавлять воспоминания из новейшей истории.
Геворк ДаниэлянЧто касается литературных впечатлений, то они есть.
Во-первых, Ты то, что называется «осмелел» – пикантные подробности и по количеству, и по цинизму (здоровому, но все же), и по форме изложения встали в полный рост. И хотя – чего скрывать – это вполне интересный жанр сам по себе, имеющий много поклонников, но он тоже требователен, и здесь, на мой взгляд, пока нет определенности. В итоге впечатление (в отличие от предыдущих работ), что это коллекция сбитых наскоро отрывков, хотя и интересных, но имеющих целью скорее фиксацию фактов «пока не забыли», а не создание литературных произведений.
Несмотря на всё вышесказанное – «Рассказки» и сами по себе – новый и прикольный жанр. Автор чувствуется, истории увлекают. Читая их – хочется чуть бо́льшего, меньше конспективности что ли и больше «мяса на костях». Но и это уже, конечно, результат, с чем поздравляю!
М. ФокинШикарно, просто шикарно! Эпизод с Игорем и рождением «ребенка» – и мажора ввергнет в минор, лишний раз показывая неприглядные стороны жизни.
Достаточно длинная, подробная, с небольшим количеством действующих лиц рассказка. Концовка, резкая и четкая, как последний аккорд, запоминающийся и расставляющий все по местам. Как «гамбургский счет» – вот так, в итоге! Просто и доходчиво! Очень хорошо, очень!
Керчь зашла как «соточка» после вчерашнего. Я все ждал чего-нибудь этакого, первой мыслью было какая-нибудь проблема с ключом, уж больно детально он описан, оказалось нет, ничего такого. И хорошо, нет ни «подвигов», ни «событий», ни «слез печали», ни «буйства радости», как это происходит в подавляющем большинстве твоих произведений. Одним словом, я просто отдохнул за чтением рассказки, как, собственно, и вы в Керчи.
KAFОчень греют отклики «из-за бугра» как от старых, хороших знакомых, так и от новых ценителей.
Как никогда, с большим удовольствием, пишу т.н. отклик-рецензию. Потому как, может быть впервые, почувствовал в Тебе настоящего автора, настоящего писателя. Я бы сейчас уже не рискнул назвать эти опусы просто рассказками. Совершенно другой слог, четко прослеживающаяся фабула, полное погружение в сюжет – вот, может быть, что так отличает Тебя сегодняшнего от «вчерашнего».
N.Fishman, Israel«Самая большая любовь» – великолепно. Пока читал – полностью погрузился в те незабываемые годы. Вспомнил даже несколько давно запамятованных названий и имен. Кайфовал, как в те далекие 15 – 18 лет. Спасибо. Не думал, что настолько проникнусь. Прочел – не отрываясь, даже проехал в подземке свою остановку. Жаль, что осталось не много тех, кто смог бы оценить. Но, пока кто-то из нас еще дышит, уверен – рассказ и та музыка будут живы! Класс!
Оскар Веретильный, СШАПараллельный для меня мир с понятными по значению и не более того английскими словами завораживает… слышу знакомую манеру рассказчика, узнаю знакомый стиль… Спасибо!
Татьяна Линд, ШвецияИ, конечно, самое большое удовольствие получаю от впечатлений ровесников, проживших те же годы в таких же условиях и схожих интерьерах.
Читаю – вспоминаю, пла́чу, смеюсь, удивляюсь, восторгаюсь, горжусь и некоторые моменты анализирую, но это параллельно происходит, и делаю это подсознательно. Видишь, какое сильное впечатление!
Татьяна УшаковаДолго собирался. Только что дочитал очередной опус.
По-моему стало гораздо лучше: меньше отступлений, уводящих в сторону, всё гораздо четче и яснее. Что называется, «краткость – сестра таланта».
Работаешь уже много лет, количество, как известно, переходит в качество.
Евгений ФедуловСпасибо, прочитала на одном дыхании.
Наталья СотниковаРассказки очень хороши! Получили удовольствие. Особенно смеялись, когда читали и «Эскулапы» и «Любители животных» – это просто блестяще!
Михаил и Наталья КуропатковыЧтиво увлекло меня «с головой». Я чувствовал образы, а не текст.
Одного не понимаю – всё прочитанное сегодня разительно отличается
от всего предыдущего. Без той самой конспективности, без попытки передать
впечатления втискиванием максимума образов в длинные предложения.
Спокойно так, типа Сергей Довлатов.
Кое-что настораживало иногда, но не хотелось погружаться в анализ.
Увлёк сюжет. Многие переживания твои того времени были созвучны с моими.
Я как-будто вернулся в то время. У меня привычка читать со скоростью голоса.
Но мне буквально слышался твой рассказ.
Может быть окончания «рассказок» стоило обрывать
не просто текстом, а какой-либо картинкой из твоей памяти.
Молодец. Слог лёгкий, спокойный.
Уже начинаю думать, что я действительно был
в то время «тихий татарин». С позиции твоего раннего, по
моим меркам, взросления. Колорит твоих тогдашних чувственных событий настиг
меня много позже.
Знатно. Понравилось всё.
С.А.Отдельно выделю рецензии официальных окололитературных лиц
Константин! Отличные рассказы, редколлегия одобрила их в несколько серий. Я вас поздравляю!!!
У вас свой стиль письма, рассказы легко читаются, запоминаются, что важно для читательской аудитории.
Я прочитала лично несколько рассказов, у вас отличный юмор и самое главное, он там – где нужно!
Мне понравились «Жемчужина коллекции» и «Промашка „настоящего“ американца».
Спасибо за проведенное время.
Кристина Сергеевна Бикташева,Руководитель PR отдела ИСППредостережение
Эту книгу и все последующие я предваряю стандартным авторским предостережением:
В книге используются вымышленные имена героев, и автор не несет никакой ответственности за их совпадение с реальными персонажами и деяниями оных в любых интерьерах.
Опять же, знаменитое определение Уинстона Черчилля «Реальность – это галлюцинация, вызванная недостатком алкоголя в крови!» отлично вписывается в общую канву моих опусов.
Во всех предыдущих сборниках я гордо анонсировал:
«Все события, упомянутые в дневниковых записках, происходили при моем непосредственном участии, а фигуранты – друзья, знакомые и родственники. Поэтому присказка „Сам я огурец не видал, но конюх из соседней деревни брехал, что их барин едал и говорил, что вкусно“ – не про эти рассказки. Правда, в некоторых из них автор слегка отступил от 100% -ой истинности, но, отнюдь, „не ради красного словца“, а оберегая особо ранимых и до сих пор „зашифрованных“ персонажей».
Чтобы окончательно «умыть руки», дополняю вышеприведенный абзац:
«Тождественность всех событий и их участников с действительностью – чистая случайность!»
Предисловие
«Я не знаю, как остальные,
но я чувствую жесточайшую
не по прошлому ностальгию —
ностальгию по настоящему.
я ищу не подобья – подлинника,
по нему грущу, настоящему».
А. ВознесенскийВсе чаще ловлю себя на том, что хочется побрюзжать, рассказать молодым, что «были люди в наше время», вслед за поэтом погоревать об утраченных в настоящем ценностях в их нашем и, поэтому, хрестоматийном понимании. К моему огромному сожалению, все больше «голубой экран» и прочая масс-медиа, не говоря уже о серийном низкопробном чтиве, выплескивают на широкое обозрение суррогаты – «всё из пластика, даже рубища», подменяющие крепкую дружбу, чистую любовь и иные высокие понятия. Искажение шкалы ценностей, замещение подлинных идеалов невообразимыми прежде идолами несказанно расстраивают меня и большую часть близких – погодков.
Ровесники мои, верные товарищи, шестидесятилетние «юнцы», традиционно и непременно, оставляя дела и насиженные места в разных частях ставшего таким большим и доступным земного шарика, отмечаются каждый год на Гурзуфской «стрелке» и наезжают летом в замечательный Крымский поселок в тщетном стремлении вернуться в прошлое – в те далекие молодецкие дни, когда отношения между людьми были неподдельными и сердечными, и мы верили и доверяли, любили и расставались, и, может быть, главное – радовались жизни, дню сегодняшнему, не особо задумываясь о светлом будущем.
Каждому старшему поколению что-то не нравится в пришедшем на смену, толкающемуся и вытесняющему. Во второй половине прошлого, века моего становления, советский классик Иван Ефремов негодовал по поводу современников, но как хочется процитировать его именно сейчас1: «Когда-то слово было словом чести, правды… это было необходимым элементом общественных отношений. А теперь слово больше вообще не будет ни для кого убедительным. Это серьезный моральный кризис, назревающий в нашей цивилизации. Противно становится жить, теряешь цель и смысл».
Ностальгия преследует меня повсеместно и постоянно, но особенно усиливается осенью. В детстве и юности я радовался приходу весны, в молодости с нетерпением ждал наступления лета, которое мы начинали праздновать Первого Мая, а с возрастом любимым сезоном стала «осеняя пора – очей очарованье». Очень радует, что мое отношение к временам года полностью совпадает с точкой зрения обожаемого Паустовского. Я – в замечательной компании.
Осенью резко обостряются все чувства и ощущения, и ностальгия – как никогда. Память выплескивает яркие моменты и целые эпизоды из минувшего, в основном, позитивной направленности. И сильно тянет позвонить старым приятелям – пообщаться, вспомнить и снова пережить былое.
«О, где вы, призраки невозвратимых лет,
Богатство жизни – вера в счастье?!»2.
С одной стороны, за время моей жизни и в стране и в мире произошли громадные преобразования, серьезно влияющие на быт и, главное, сознание современников. С другой – датируемые началом прошлого столетия строки Саши Черного доказывают, что ничего кардинально, в сущности, не изменилось.
Утро. В парке – песнь кукушкина.Заперт сельтерский киоск.Рядом – памятничек Пушкина,У подножья – пьяный в лоск:Жизнь всё ярче разгорается:Двух старушек в часть ведут,В парке кто-то надрывается —Вероятно, морду бьют.Более чем через полвека нас с Вовкой «Афанасием», так же как старушек, неоднократно забирала милиция 6 июня у памятника Пушкину, когда уже в середине семидесятых мы бурно отмечали День Рождения великого поэта.
Ностальгические пристрастия распространяются абсолютно на всё, включая кулинарию. Воспитанный на классических рецептах былинной «Книги о вкусной и здоровой пище», а не на пресловутых «Биг Маках» и прочих отрыжках фаст-фуда, я до сих пор с удовольствием вспоминаю детсадовское картофельное пюре и школьные завтраки с микояновскими сосисками.
При этом не считаю себя упертым ретроградом и консерватором и, как большинство старинных друзей, с радостным интересом осваиваю новейшие достижения далеко шагнувших вперед науки и техники, существенно облегчающих существование в нынешнее, перегруженное информацией время.
Наше поколение, воспитанное на классической отечественной и зарубежной литературе, на мой, не самый объективный взгляд, проникнуто большей духовностью и иными высокими материями, чем последующие. Мудрые «светочи знаний» призывают не прибегать к обобщениям, опять же согласно народной присказке «во всякому чину по сукину сыну3», но мне кажется, что среди одноклассников, сокурсников и других сверстников преобладают честные, глубоко порядочные люди с приличным образованием и патриархальным (в хорошем смысле) воспитанием.
От души надеюсь, что мои дочери, их приятели и подруги, также как и дети друзей и товарищей пополнят когорту думающих, совестливых и трудящихся на благо Отчизны индивидуумов. А мои графоманские потуги помогут им оценить степень доброты, заботливости и искренности прочих чувств, присущих поколению их родителей.
«И как нашел я друга в поколеньи,
читателя найду в потомстве я».
Чтобы предисловие не оставило неприятного осадка старческого бурчания: «И солнце было ярче, и небо голубей, и в омут с головою бросались мы смелей!», завершаю его замечательными строфами Розенбаума: «Не жалею, что живу я часто как придётся. Только знаю, что когда-нибудь, в один из дней, Всё вернётся, обязательно опять вернётся – И погода, и надежды, и тепло друзей».
Из цикла: Судьбы человеческие
Два новоселья
Светлой памяти М. Щ.
Дружба – дорога с двусторонним движением. Это мое твердое убеждение и знание. Любовь может быть неразделенной, но не дружба. Она всегда взаимна.
Этой рассказкой я отдаю дань памяти одному из самых близких друзей юности и молодости, чья беззаветная и бескорыстная поддержка ощутимо помогала преодолеть трудности периода возмужания и становления. На собственном примере Митька научил очень многому – бескомпромиссности и умению отстаивать свои идеалы в ущерб личному благополучию, решительной независимости и умению радоваться жизни, презирать мещанские условности и проживать каждый день как последний. Он же внес весомый вклад в мое неприятие наркотиков, за что я ему благодарен «по гроб жизни».
Отгремела Московская Олимпиада, заменившая обещанный к 1980-му году коммунизм, и столица медленно, но верно приходила в себя. Убывающее лето еще радовало теплом, но зачастившие дожди уже пахли сентябрем. Пригнувшись в низком кузове крытого брезентом старенького бортового «Газика», я принимал от Митьки «Нильсона» видавшие виды предметы меблировки его бывшей комнаты в родительской квартире. С формулировкой «в целях улучшения жилищных условий Щ. Василия Павловича» мой друг получил МосСоветовский ордер на однокомнатную квартиру улучшенной планировки в новой желтого кирпича башне в районе Грузинских улиц. Василий Павлович, отец Митьки, руководил отделом строительства МГК КПСС и ютился теперь с женой и младшей дочерью в стометровой квартире с колоннами, двумя санузлами и панорамным видом на Октябрьское Поле из окон огромного «ЦК» -ского дома на улице Алабяна.
Подружились мы с «Нильсоном» в 1974-м году, с тех самых пор, как впервые встретились у общего товарища Кости «Малыша». Приметное обличие – рослый длинноволосый «скандинав» – наградило владельца необычным прозвищем. В тот период Митька временно проживал у Кости после очередной ссоры с отцом. По натуре «Нильсон» оказался бескомпромиссным борцом с существующим строем, что, главным образом, выражалось в эмоциональных дебатах с родителем, идеологические ценности которого сын категорически не принимал и всячески высмеивал.
Горячие споры нередко перерастали в «товарищеские недоразумения», в которых, эпизодически употребляющий «расширяющие сознание» вещества, но крепкий сын всегда брал верх над регулярно выпивающим и неспортивным Палычем. Как правило, на следующий день после драки отец вызывал «чумовозку4» и Митьку этапировали в 15-ю психиатрическую больницу на Каширке, где подвергали принудительному лечению аминазином, трифтазином и прочими, запрещенными в цивилизованном мире препаратами. Даже не самое длительное пребывание в закрытом стационаре оставляло неизгладимый след в сознании пациента, так же как и пугающий диагноз в его личном деле. Правда, благодаря тому же всемогущему отцу у Митьки в военном билете стояла неснимаемая легкая статья 8 «Б», полностью исключающая службу в СА, но не особо мешающая нормальной жизни.
К счастью, Митрий обладал весьма стойкой психикой, и проведенное «лечение» на него практически не действовало, в отличие от остальных сокамерников по «палате №6»5.
По выходу из лечебницы «Нильсон» забирал из отчего дома небогатые пожитки, основную часть которых составляли виниловые диски любимых групп, и перебирался на жительство к кому-нибудь из друзей.
В отличие от обитающего в коммуналке «Малыша», я проживал в изолированной комнате отдельной трехкомнатной квартиры, и Митька с удовольствием перебазировался ко мне. При его патологической любви к чистоте и затяжным водным процедурам свободная ванная комната представляла особую ценность. Моя Мама, через неделю после его заселения, шутила: «Если все произошли от обезьяны, то Митя, вне всякого сомнения, от утки!».
Бросающаяся в глаза внешность «Нильсона» регулярно привлекала внимание бдительных стражей порядка и нездоровый интерес всевозможной «урлы6», поэтому Митька постоянно находился в бойцовом настроении. Особой обходительностью в общении он не отличался, из-за чего большинство малознакомых персонажей предпочитали держаться от него подальше.
Но в дружественном окружении он совершенно менялся – становился чрезвычайно вежливым и даже заботливым индивидуумом. С книгами «Нильсон» дружил, любил рассуждать и спорить о прочитанном, обожал рок-музыку, особенно группу «Jethro Tull», и к любому занятию относился предельно серьезно, что очень нравилось моему Папе, когда они на пару переоборудовали старинный обеденный стол в теннисный.
Мы с «Малышом» проживали в одном дворе и всегда жили на два дома, поэтому появление еще одного едока ни его, ни моих родителей не обеспокоило. Они отнеслись к ситуации с пониманием, Папа поставил в мою комнату раскладушку, которую «Нильсон» каждое утро аккуратно складывал и убирал за шкаф. Он в то время трудился лаборантом в Тимирязевской Академии, куда собирался поступать осенью назло родителю, предложившему на выбор безбедное обучение в нескольких престижных столичных ВУЗах, включая МГИМО.
Между двух огней регулярно оказывалась Митькина мать, которая очень жалела сына, но не могла сказать слова поперек властному и не очень мудрому мужу. Несмотря на два высших образования – ВПШ7 и заочное отделение МИСИ8, Палыч недалеко ушел от передового слесаря – активиста, которым начинал стремительную комсомольско-партийную карьеру. Несмотря на облагороженный внешний вид, солидный импортный костюм, белоснежную сорочку и галстук, во всем остальном Митькин отец оставался «незатейлив, как молодой редис9» и «простым, как правда». По выходным, да и не только, любил «заложить за воротник», при этом тщательно выбирая закуску и постоянно напоминая участникам застолья о своем высоком положении: «Гришин10 терпеть не может, когда на утреннем совещании чесночным перегаром воняет!».
Меня Василий Павлович недолюбливал. Во-первых, он во всем следовал политике государства, в том числе и неприкрытому антисемитизму, а, во-вторых, не мог простить унижения, нанесенного моим Папой. В период проживания Митьки у нас, Палыч решил перекрыть сыну возможность «эмиграции», поговорив серьезно с моими родителями.
Папа отличался немногословностью, чеканным построением фраз и не любил затяжных телефонных разговоров. Чтение лекций в заводском филиале Университета Марксизма-Ленинизма было одной из его партийных нагрузок. Выслушав напыщенную тираду про отбившегося от рук и ни в грош не ставящего заслуги своего орденоносного и заслуженного родителя подростка, которому потакают несознательные граждане, Папа одним предложением умерил пыл звонящего: «Необходимо правильно воспитывать подрастающее поколение в лучших традициях Ушинского и Макаренко на примерах великих сынов нашей Отчизны, чтобы не было стыдно и больно впоследствии!». Палыч не нашелся, что ответить на данный постулат по существу и попытался решить вопрос начальственным криком. Папа вежливо попрощался и положил трубку. Узнав по закрытым каналам о неприкасаемости оппонента, Василий Павлович «затаил в душе некоторую грубость11».
Периодически в «образцовой» семье наступало перемирие, и Митька возвращался в отчий дом. Но идиллия, как правило, длилась недолго, до очередного принципиального спора. В запале Палыч применял запрещенный прием: «Ты за свои наркотики готов задницу подставить!». Естественно, после таких слов удержать воинствующего гомофоба12 «Нильсона» от мордобоя не мог никто.
После очередной отлежки сына в «15-шке» Палыча понизили до второго секретаря Советского РК КПСС, и он понял, что дальнейшее совместное проживание весьма чревато. Спустя небольшой период проверенный номенклатурный кадр восстановили в прежней должности, и в Олимпийский год он отвечал за возведение спортивных и сопутствующих объектов. Справился Василий Павлович с поставленной задачей вполне успешно, за что был награжден Орденом Ленина. На гребне успеха, воспользовавшись удачной ситуацией, отец, наконец, сумел разрешить наболевшую проблему и улучшил собственное жилищное положение за счет отселения сына-бунтаря.
