Аврал. Разное

6.

Евгений далеко… Добровольный изгнанник, он, как в дурном сне, бесцельно перемещается в пространстве. Татьяна? Она осталась где-то в другой жизни. Да и была ли она вообще?

А Татьяна тем временем уже подходит к твоему, Евгений, брошенному логову и сейчас начнёт тебя изучать. Мог ли ты предполагать, что ей придёт такое в голову? А ей ничего и не приходило в голову, просто тропинка привела. (Вообще удивительна эта способность Татьяны идти без страха, доверяясь Дороге). Теперь, раз уж она здесь, нужно и войти. Давайте и мы войдём вместе с ней. Узнаёшь ли, Таня, это жилище? Помнишь хибарку в лесу? Нет, она не узнаёт, никаких ассоциаций не возникает. Но вот первый предмет, который попадается на глаза, – бильярдный кий! Тот самый, которым в «Матрице» был нанесён двойной удар Ленскому и Татьяне. И если предположить, что онегинская «опричнина» спряталась в окружавших его предметах, то этот кий среди них, верно, сам Малюта Скуратов!

Смотрим дальше: манежный хлыстик… камин… А вот и внутренние покои: стол с померкшею лампадой… груда книг… лорда Байрона портрет… И, наконец, то, к чему вёл нас Пушкин с самого начала. На этом предмете он дольше останавливает свой взор:

           И столбик с куклою чугунной           Под шляпой с пасмурным челом,           С руками, сжатыми крестом.

Разумеется, этот идол просто обязан стоять здесь, в святилище Онегина. Чуть ли не на протяжении всего XIX века образ Наполеона гипнотизировал людские души в цивилизованном мире. Сумасшедшие дома были заполнены многочисленными «наполеонами». Но то были чаще всего обыкновенные забитые люди, свихнувшиеся от беспросветности серой жизни. Но и люди мыслящие, люди возвышенного духа подпадали под обаяние этого образа. А в нём и действительно есть что-то необъяснимо притягивающее.

Культ Наполеона не миновал и Пушкина, но Пушкин, переболев «наполеонопоклонством», разделался с ним в «Онегине» совершенно убийственной, пронзившей века строфой:

           … Но дружбы нет и той меж нами.           Все предрассудки истребя,           Мы почитаем всех нулями,           А единицами – себя.           Мы все глядим в Наполеоны:           Двуногих тварей миллионы           Для нас – орудие одно.          Нам чувство дико и смешно.

Пояснения. 1. «Предрассудки» – это по-нынешнему «комплексы». Под этим словом обычно понимается всё человеческое в человеке, что мешает личному успеху и потому подлежит истреблению. 2. «Двуногих тварей миллионы» – это попросту мы с вами.

С этой строфой мы приехали в 2004 год. Да и вообще ПРИЕХАЛИ. И уже не так важно, каким был Наполеон в реальной жизни. Важно, чем он стал в глазах человеческих масс: воплощением того, что позже назовут Суперменом; кодексом новой системы ценностей, где властвует культ Эго, культ личного успеха любой ценой…

Нет, Евгений, тебе далеко до твоего идола. Как стало видно после дуэли, ты вовсе не супермен, как ни примерял на себя этот имидж. Слава Богу, ты просто человек.

Но мы забыли о Татьяне. Она уже погрузилась в книги, которые читал он. Труд Татьяны в келье Онегина можно сравнить с трудом исследователя и первооткрывателя, или вдумчивого детектива, или врача, вникающего в труднейший случай. Что-то изменилось в ней: она как бы выросла, поднялась на новую ступень осмысления. Изменилось и её чувство к Евгению: исчез этот взгляд на свой «предмет» неизменно снизу вверх; возможно, появилось и сострадание, которое является следствием понимания.

Их пути в этом мире разошлись. Возможно, навсегда. Но где-то, в таинственной и недоступной моему зрению «Матрице», они остались связанными навеки.

7.

Дорога без конца,

Она когда-то выбрала тебя,

Твои шаги, твою печаль и песню.

Только вот идти по ней

С каждым шагом всё больней…

(С. Баневич. Дорога без конца)

Мне кажется, что именно Татьяне Лариной удивительно подошла бы эта песня. Но ведь она – о людях Творчества, о его мучениках и подвижниках. Можно ли отнести всё это к Татьяне? Наверное, мы очень формально подходим к вопросу о том, кого считать творческими людьми. Здесь для нас критерием служит то, что поддаётся учёту: написал такие-то произведения, сыграл такие-то роли, создал картины, снял фильмы и т. д. А если главное творение человека – сама жизнь, если он гениально живёт или иначе: его жизнь – шедевр? В таком случае Татьяну можно смело назвать Художником. Да ведь и у Пушкина особое отношение к своей героине: она ему ближе всех остальных его персонажей. Это уж даже не персонаж, а второе «я» Пушкина – его лучшее «я».

Всё это я говорю для того, чтобы хоть немного оттянуть момент отъезда Лариных из деревни в Москву. Для Татьяны прощание с родными местами – как прощание с жизнью. Зачем она едет? Кому это нужно? Маме нужно, это понятно: старушка не сможет спокойно умереть, не устроив жизнь дочки. Но самой-то Тане для чего ехать? А ведь по большому счёту именно ей действительно надо ехать, что бы ни ожидало впереди. Здесь уже всё прожито, всё сделано, и больше делать нечего. Допустим, можно умолить мать остаться. Что тогда? Бесконечное переживание уже пережитого, повторение, прокручивание… Зацикливание. Таня станет рабой Прошлого. Но это не её удел, она – человек Дороги. И Татьяна принимает отъезд как неизбежность. В этом тоже проявляется её гениальность: редко встречающееся в людях чувство Смысла во всём. В России оно выражается ёмкой формулировкой «так Бог велел» (помните, это няня говорила ночью Татьяне: «Так, видно, Бог велел…»).

Впереди новые потрясения, испытания, неизвестная новая жизнь. Держись, Таня! Предстоит испытание высшим светом – одно из труднейших. Но сейчас в жизни Татьяны наступает безвременье, когда разрушен прежний мир и почва уходит из-под ног – самое ужасное состояние и в жизни человека, и в жизни общества.

8.

Что ж, пора нам поближе познакомиться с мужем Татьяны. Отношение к нему сложилось, на мой взгляд, несправедливое: досадная помеха счастью наконец-то нашедших друг друга Евгения и Татьяны; самодовольный «толстый генерал»; нечто из разряда мебели, окружающей его супругу; в самом лучшем случае – просто второстепенное действующее лицо романа. Так ли? А будет ли полна «энциклопедия русской жизни» (как называл роман В. Г. Белинский) без него – будущего декабриста, а может быть, и не будущего, а уже члена тайного общества? Почему я так уверена в этом? А чего же ради тогда была задумана Х глава «Онегина»? Вообразить, чтобы сам Евгений Онегин подался в декабристы, – полный абсурд, туда шли люди совсем другой закваски. Муж Татьяны как раз и есть человек другой закваски, хотя когда-то он бурно проводил время в одной компании с Онегиным – своим родственником и другом. Он несколько старше Евгения: воевал с Наполеоном (что тоже характерно для декабриста) и, видимо, воевал храбро: «…муж в сраженьях изувечен», – с болью вырывается у Татьяны при её последнем объяснении с Онегиным. Таким образом, этот человек знает жизнь, но в чём-то сумел остаться большим ребёнком. Когда на балу рядом с Татьяной он «всех выше и нос, и плечи подымал», его распирала детская гордость: «Смотрите! Завидуйте! Умрите все от зависти!». А помните, с какой искренней радостью и каким широким жестом он потащил Онегина знакомить со своей женой. А помните, как он умеет открыто и от души смеяться, да так заразительно, что вместе с ним смеётся даже его сумрачный родственник Евгений. Оказывается, мы знаем об этом человеке не так уж мало, хотя Пушкин говорит о нём вскользь и в очень немногих словах. В то же время чувствуется, что самому Пушкину он знаком очень хорошо и симпатичен.

Увидев впервые Таню на каком-то светском мероприятии, где она сидела «между двух тёток у колонны, не замечаема никем», генерал, что называется, обалдел и уже не сводил с неё глаз (недаром же они всё-таки родственники с Евгением). Татьяна, конечно, не была влюблена в него. Но… видимо, этот человек её чем-то к себе расположил, в отличие от прежних ухажёров (Буянова, Пыхтина и Петушкова). «Неосторожно, быть может, поступила я. Меня с слезами заклинаний молила мать. Для бедной Тани все были жребии равны. Я вышла замуж…» – говорит Татьяна Евгению в конце романа. Возможно, она тут больше оправдывается сама перед собой, да и Онегина щадит. Не совсем были равны для неё все жребии… Вряд ли Татьяна связала бы свою жизнь с человеком, с которым у неё бы не было никакого созвучия. А здесь это созвучие, видимо, было. Помните маленькую деталь на балу, уже в Петербурге: «Затем к супругу обратила усталый взгляд, скользнула вон…». Люди понимают друг друга без слов – это о многом говорит.

У меня сложилось впечатление, что муж дал ей неизмеримо больше, чем богатство, знатность и положение в обществе: он дал ей душевную опору, уверенность в себе, ощущение своей необходимости на свете. И то сказать – этот человек появился в жизни Тани как раз в самую ненастную пору её жизни, когда она, выдернутая из своей деревни в чужую Москву, в постылый свет, чувствовала себя совсем потерянной. Уж не он ли явился ей в первый раз всё в той же «Матрице» в образе косматого мишки, который по-рыцарски протянул ей лапу через ручей? По габаритам подходит…

Вот теперь, хоть и не люблю я полемики, придётся немного поспорить с Виссарионом Григорьевичем Белинским, с которым раньше я была согласна во всём, да и сейчас согласна во многом. Выписываю дословно соответствующие куски из работы В. Г. Белинского «Сочинения Александра Пушкина. Статья девятая»:

«Теперь перейдём прямо к объяснению Татьяны с Онегиным. … В этом объяснении высказалось всё, что составляет сущность русской женщины с глубокою натурою, развитою обществом, – всё: и пламенная страсть, и задушевность простого, искреннего чувства, и чистота, и святость наивных движений благородной натуры, и резонёрство, и оскорблённое самолюбие, и тщеславие добродетелью, под которой замаскирована рабская боязнь общественного мнения, и хитрые силлогизмы ума, светскою моралью парализовавшего великодушные движения сердца…»…

«А нынче что к моим ногам

Вас привело? Какая малость!

Как с вашим сердцем и умом

Быть чувства мелкого рабом?

В этих стихах так и слышится трепет за своё доброе имя в большом свете, а в следующих затем представляются неоспоримые доказательства глубочайшего презрения к большому свету…», «…пока она в свете, его мнение всегда будет её идолом, и страх его суда будет её добродетелью…»

«Вечная верность — кому и в чём? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящаемые любовию, в высшей степени безнравственны. Но у нас как-то всё это клеится вместе: поэзия – и жизнь, любовь – и брак по расчёту, жизнь сердцем – и строгое исполнение внешних обязанностей, внутренно ежечасно нарушаемых… Жизнь женщины по преимуществу сосредоточена в жизни сердца; любить – значит для неё жить, а жертвовать – значит любить. Для этой роли создала природа Татьяну; но общество пересоздало её…».

Мне понятны благие побуждения Виссариона Григорьевича, обличающего рабское положение женщины в обществе и т. п. Но давайте посмотрим: так ли всё просто, действительно ли всё процитированное относится к Татьяне?

Во-первых, обращает на себя внимание крайне упрощённый взгляд на мир женщины: ею либо движет любовь, либо расчёт. Всё. Никаких других мотивов не допускается. Впрочем, такой взгляд можно отнести на счёт незрелости нашего общества.

Сначала приглядимся внимательнее к отношениям между Татьяной и большим светом: как там обстоит дело с рабской боязнью общественного мнения. Слово – Пушкину:

           К ней дамы подвигались ближе;           Старушки улыбались ей;           Мужчины кланялися ниже,           Ловили взор её очей;           Девицы проходили тише           Пред ней по зале……           Беспечной прелестью мила,           Она сидела у стола           С блестящей Ниной Воронскою,           Сей Клеопатрою Невы,           И верно б согласились вы,           Что Нина мраморной красою           Затмить соседку не могла,           Хоть ослепительна была.

Это Татьяна на балу, где её вновь увидел Онегин. А вот она сама принимает гостей в своём доме:

Перед хозяйкой легкий вздор

Сверкал без глупого жеманства,

И прерывал его меж тем

Разумный толк без пошлых тем,

Без вечных истин, без педантства,

И не пугал ничьих ушей

Свободной живостью своей.

Безусловно, люди, принадлежавшие к высшему свету, прекрасно умели владеть собой. Предположим, и Татьяна в совершенстве овладела этим искусством, все сердечные движения загнала глубоко внутрь и «рабски» подчинилась светским условностям. Однако не всё на свете можно скрыть и не всё на свете можно подделать. Рабство, насилие над собственным сердцем всегда оставляет на человеке незримое клеймо. И люди (даже люди высшего света) ещё не настолько роботы, чтобы этого не чувствовать. От Татьяны же явно исходят какие-то иные вибрации. Вот это «беспечной прелестью мила» разве можно подделать искусственными приёмами, муштрой, дрессурой? Нет, простите, с рабством это никак не совместимо: одно исключает другое.

Татьяна – явление небывалое в высшем свете: её здесь любят! Звериным чутьём люди чувствуют её внутреннюю суть и тянутся к ней: и дамы, и старушки, и мужчины, и девицы. В чём же эта внутренняя суть? «Добродетель»? О, не надо оскорблять Татьяну этим бюрократическим словом! Нету в ней никакой добродетели, в ней есть человечность. (А Белинский обвинил Таню ещё и в тщеславии добродетелью… Эх!) И есть в Татьяне ещё нечто сверх того, что трудно определить словами, но оно воздействует на окружающих неотразимо: некая сила и некая тайна…

Верно, что Татьяна тяготится светом, для неё светская жизнь – лишь видимость жизни. Отчего же не оставить её? Наверное, всему своё время. А сейчас, можно сказать, эта жизнь – её долг, задача, работа:

           Она была нетороплива,           Не холодна, не говорлива,           Без взора наглого для всех,           Без притязаний на успех,           Без этих маленьких ужимок,           Без подражательных затей…           Всё тихо, просто было в ней,           Она казалась верный снимок           Du comme il faut (Шишков, прости:           Не знаю, как перевести.)

Теперь это французское выражение переводится ёмким русским словом «порядочность», причём имеется в виду не показная, а глубинная, внутренняя порядочность, присущая человеку. Вот в этом и состоит нынешняя задача Татьяны: в высшем свете должен присутствовать этот «верный снимок». И посмотрите: её присутствие действительно нужно здесь. Ей каким-то образом удалось сделать так, что свет приспосабливается к ней, а не наоборот. Люди при ней стыдятся пошлости, подтягиваются, стараются быть чуточку выше самих себя. Как у неё это получилось? Ведь никому себя не противопоставляла, не произносила обличительных речей, как Чацкий… А так – «тихо, просто» оставалась сама собой. Одно слово – гений! Когда же Татьяна станет необходима где-то ещё, она оставит свет тотчас и без малейшего сожаления, тут можно не сомневаться.

А что же представлял собой Евгений к моменту новой встречи с Татьяной Лариной? Он проходит свой период безвременья. На балу он появляется в полуневменяемом состоянии. Где его носило всё это время? Где он был вчера? Как попал сюда – на этот светский раут в Петербурге? А главное – зачем? Лучше у него это не спрашивать, он не знает. Он теперь страшно уязвим: панцирь его разбился, «опричнина» разбежалась. Евгения выводит из забытья шок – явление Татьяны здесь, где её не может быть, потому что не может быть никогда; явление Татьяны – преодолевшей и превозмогшей, чего тоже «не может быть никогда»… Ну да что я буду пересказывать Пушкина. Если раньше Онегин как-то ещё держал своё чувство под контролем (хотя этот «контроль» то и дело выходил ему боком), то теперь, что называется, полетели все тормоза: безудержная страсть овладевает им, как болезнь. Он вдруг обнаружил, что, оказывается, привык считать Татьяну своей. У него и документ есть, то бишь письмо хранится, где ею собственноручно написано: «То воля Неба – я твоя!». И теперь она недосягаема для него. КАК ЭТО ТАК?!

           Он с трепетом к княгине входит;           Татьяну он одну находит,           И вместе несколько минут           Они сидят. Слова нейдут           Из уст Онегина. Угрюмый,           Неловкий, он едва-едва           Ей отвечает. Голова           Его полна упрямой думой.           Упрямо смотрит он: она           Сидит покойна и вольна.

Такое состояние можно определить как воспаление чувства собственности. Очевидно, это и есть то самое «мелкое чувство», в котором упрекнула Онегина Татьяна:

Как с вашим сердцем и умом

Быть чувства мелкого рабом?

Она только неверно поняла источник этого чувства, обвиняя Евгения в тщеславном стремлении к светской «победе». Однако обидную примесь «мелкого» и «рабского» в страсти Онегина Татьяна уловила безошибочно, и это рабское ей претит. Так реагировать может только свободная душа. Ведь в её любви, даже в самом начале, была безоглядность, было даже безрассудство, но рабства не было. Нет его и теперь.

«Трепет за своё доброе имя в большом свете»? А если не только за своё, и даже главным образом не за своё? Почему нельзя предположить, что Татьяна видит в своём муже не игрушку, не мебель, не средство к чему бы то ни было, а человека?

Но я другому отдана,

Я буду век ему верна.

Ох, как я была солидарна с В. Г. Белинским, какой резкий протест всегда вызывали во мне эти заключительные слова Татьяны. Они казались мне изуверством, и было мучительно обидно за неё. И только в 2004 году я начала догадываться, что, поступая так, она не насилует себя, а напротив – слушается себя. Она ведь не говорит, например: «Я должна быть верна» или «Мораль высшего света требует от меня…» Она говорит просто: «буду». А спроси: почему? Она и ответить не сможет. Буду – и всё. Логика здесь одна: не могу иначе. Не надо забывать, что Татьяна – художник жизни. А художника не спрашивают, почему он творит так, а не иначе. И Пушкин понял Татьяну, как художник художника.

А ведь и правда, было бы в этом что-то пошлое, нехудожественное, согласись Татьяна на «хэппи енд». Кажется, это понял и сам Онегин:

Она ушла. Стоит Евгений,

Как будто громом поражён.

В какую бурю ощущений

Теперь он сердцем погружён!

Посмотрите: а ведь Евгений стоит уже совсем вочеловеченный! Татьяна и Пушкин сделали невозможное. (А Ленский отдал за это жизнь).

И вот заключительные, тёмные и таинственные, строки романа:

           А та, с которой образован           Татьяны милый идеал…           О, много, много рок отъял!           Блажен, кто праздник жизни рано           Оставил, не допив до дна           Бокала полного вина,           Кто не дочёл её романа           И вдруг умел расстаться с ним,           Как я с Онегиным моим.

Этот вопль горя – плач Пушкина о Татьяне – не завершает, а обрывает произведение. Что здесь Пушкин имел в виду? Ну, если учесть контекст «иных уж нет, а те далече» и то, что далее маячит недописанная Х глава «Онегина», ясно – что: Таня едет вслед за мужем в Сибирь. И это на неё так похоже. Тем более что Пушкин и сам не так давно проводил в этот невозвратный путь свою старую любовь – Марию Волконскую (Раевскую).

…Отец твой давно уж в могиле

Сырою землёю зарыт.

А брат твой давно уж в Сибири,

Давно кандалами гремит, —

вторит Пушкину горестная концовка любимой в народе песни.

Дорога без конца… Девятиклассники вновь проходят «Онегина».

Апрель, 2004

ПИСЬМО СОТРУДНИКАМ ПАЛЕОНТОЛОГИЧЕСКОГО МУЗЕЯ

из г. Котельнич Кировской области, приезжавшим с выставкой в краеведческий музей Самары 30.01.2006 г.

Здравствуйте, дорогие котельничцы!

Чудесной неожиданностью было для нас (и не только для нас) знакомство с вашим музеем. Успехов вам, находок, а главное – дружбы! Тогда и остальное приложится. Теперь хотелось бы поделиться некоторыми соображениями относительно динозавров и черепах.

Динозавры

Мне кажется, что при поиске причин их вымирания не учитывается психическая составляющая. А ведь это важно! Разумеется, у меня нет никакой научно обоснованной версии, а лишь некоторое расплывчатое общее впечатление.

Динозавры очень долго господствовали на Земле. Может быть, слишком долго, т. е. беда в том, что они слишком привыкли господствовать. Не исключено, что при всех их «внутридинозавровых» противоречиях они ощущали себя в какой-то степени (конечно, бессознательно) единым целым, чем-то привилегированным, превосходящим по уровню развития всех прочих живущих на планете. Тут напрашивается аналогия с громадной мощной империей, которой, казалось, никогда не будет конца.

Когда же «мир начал шататься», они оказались «морально» (на динозавровом уровне) не готовы к переменам. Это выразилось в потере уверенности, эмоциональной угнетённости… Что такое быть в подавленном состоянии – это знает на себе каждый человек. Но человека ещё может вывезти человеческий уровень сознания (у кого он есть!).

Обратная ситуация с млекопитающими – бывшими, «отбракованными» динозаврами, неудачниками, «отбросами Великой Империи». Целую вечность они прозябали в ничтожестве и привыкли бедствовать. Они сделали невозможное: остались жить на Земле. Правильно говорится, что они выработали приспособительные механизмы. Но чтобы их выработать, надо было обладать запредельной психической стойкостью и проявить запредельную любовь к жизни, а конкретно – к своим детям. Одно из высших достижений – молоко – продукт любви и отчаяния на грани гибели. Простите за «литературщину».

Не преувеличиваю ли я роль психики в жизни животных? Вряд ли её можно преувеличить, ведь эмоции для них означают ещё больше, чем для людей. Да с этим уже никто и не спорит, во всяком случае, в отношении млекопитающих. Но мне хочется рассказать кое-что интересное и про черепах, поскольку нам довелось познакомиться с ними поближе.

Черепахи

Четыре черепахи

Залезли под кровать,

Нашли пустые тапки

И сели размышлять:

Мучительной загадки

Никто решить не мог:

А что такое ТАПКИ,

Когда в них нету НОГ?

Умишки напрягают,

Но ускользает суть…

(из стихотворения «Проблемы»)

На вашей выставке я впервые узнала о том, что черепахи – это не совсем рептилии, а ПАРА-рептилии. А ведь похоже, что так оно и есть! Поглядишь на её тело – ну жабка и жабка (если не обращать внимания на панцирь). Для себя я объясняю это так: отрыв от амфибий произошёл у них «на скорую руку», т. е. путём наращивания внешнего приспособления для защиты тела от высыхания и от излучений. Этот путь попроще и побыстрее, но перестройка всего организма не так глубока, как у собственно рептилий. Верно ли я понимаю?

У нас дома живут 4 среднеазиатские черепахи: Чипа (с 1998 года), Ась (1999), Март (2000) и Ника (2001). В первые годы мы даже вели «Черепаший дневник» (да и сейчас иногда что-то записываем), и я выберу оттуда самое интересное. Кстати, мне больно смотреть на черепах, содержащихся в террариуме. Это попросту смерть при жизни. Может быть, поэтому и распространено об этих животных представление, что они вялые, медлительные, лишены эмоций и умственной жизни. Наши черепахи живут с нами в одной комнате. Раньше они ходили по всей квартире, но когда мы завели кошку и кота, черепах изолировали в одной комнате, куда кошачий народ не допускается. С наступлением тепла мы стараемся их прогуливать, чтобы они наелись в сезон одуванчиками и прочей травкой по их выбору; особенно же они любят несозревшие семена одуванчиков. Конечно, наши условия тоже далеки от идеальных, но при более свободном образе жизни эта жизнь намного содержательнее, даже когда черепаха одна. Тем более, если есть сообщество.