Не место для людей

Лой оглянулась. Тёмные безглазые псы, клубки непроглядного мрака, так и застыли у колючки, таращась ей вслед невидимыми и несуществующими буркалами.

Магия сходила с ума.

Кошка остановилась у края болотины, брезгливо тронула лапкой тёмную воду, покрытую маслянистыми разводами. Прыгнула на одну кочку, перемахнула на другую…

Псы позади терпеливо ждали, не пытаясь преследовать. А может, и не могли? Как не смог тот костяк древнего ящера?

Лой не удержалась – показала своре язык. Она не сомневалась – это увидят.

Третья кочка, четвёртая…

Город и заваленный ржавым железом пустырь исчезали, поглощаемые чащей.

Вернулось чувство направления, да так хорошо, по-настоящему вернулось! Ободрённая, Лой заскакала ещё живее. Ну и что, подумаешь, трясина, что она, трясин не видывала?..

Скок, скок, ещё скок – кочки становились всё реже, пространства тёмной воды – всё шире. Это Кошке не понравилось, но, с другой стороны, ощущение выхода становилось всё сильнее. Скоро, совсем скоро она выберется на гномий Путь близ Пределов, передохнёт, обдумает всё случив…

Кочки исчезли вообще. Перед Лой Ивер расстилался тёмный пузырящийся пруд не пруд, бочаг не бочаг, озерцо не озерцо – заполненное водой пространство. С другой стороны в него сбегали ржавые рельсы, и на них застыл до половины ушедший в топь, облезло-ржавый тепловоз. Видела она в Изнанке подобные…

«Фу-у-у, – подумала Лой. – Лезть в эту мерзкую жижу?..»

На Тропах, привычные чары не работают или работают совсем не так, как ожидаешь. Здесь просто идёшь, куда подсказывает чутьё.

Здесь чутьё вело совершенно не туда.

И полузатопленный ржавый гигант не внушал абсолютно никакого доверия.

И вообще никогда не было на Тропах так много Изнанки!

Делать было нечего. Лой бросилась в воду и поплыла.

Было мерзко и гнусно. Что-то склизкое касалось лап, пыталось обвиться вокруг них, опутать, утянуть на дно; Лой яростно шипела, вырывалась, всё ближе и ближе подплывая к ушедшему в топь передку тепловоза. Стёкла выбиты, в кабине плещется болотная жижа.

Ничего, «ещё немного, ещё чуть-чуть…».

Пришедшие с Изнанки обожали эту песню.

Вот он, металл, ещё видна кое-где тёмно-зелёная краска.

Глубоко под водой вспыхнули фары. Два сильных луча пробили болотную толщу, железо заскрежетало, заскрипело, тепловоз содрогнулся, подался назад. Прямо перед Лой раскрывалась громадная пасть, полная кривых ржавых зубьев – от края до края, забегая даже и на борта.

И разом забурлила, вскипела топь. Ядовитый зелёный пар полз от лопавшихся пузырей, и Лой Ивер рванулась вперёд, прямо в ждущую глотку; в последний миг, опережая уже готовые сомкнуться челюсти, оттолкнулась от козырька над фарой, метнулась в сторону, на твёрдое, бросилась прочь от гнусной топи.

Под кошачьими лапками стала рушиться земля.

Лой молнией промчалась мимо уходящего вверх тепловозного борта. Рядом ржавые колёса с трудом провернулись раз, другой, вытягивая из трясины дряхлого исполина. Но Кошка уже обгоняла его, уже оставляла позади; вот только не оставалось места, где бежать, топь стремительно поднималась, подступая к самым рельсам, на поверхности вспухали и лопались громадные пузыри, распространяя смрад, и Лой знала, что вдыхать его – смерть.

Оставался только один путь – прямо по рельсам. По ржавым рельсам, на которые выбирался сейчас из болота тепловоз, и такая же пасть открывалась на противоположной от погружённой в воду стороне.

Фары вспыхнули и здесь, скрестились на полосатой кошке. Раздался рёв, и ржавая громада тронулась с места.

Лой помчалась вперёд. Ничего, сейчас она свернёт в сторону…

Сворачивать было некуда. Болото быстро заливало колею, и только рельсы поднимались над мерзкой жижей. Только рельсы, в которых – вдруг осознала Лой – явственно ощущалось сейчас гномье начало.

Путь. Это же часть Пути! Искажённая, захваченная чуждой силой, но всё равно – часть Пути, шедевра гномов!.. Потому их, эти рельсы, и не может залить полностью!..

И она припустила во всю мочь.

Позади заревел, заскрежетал тепловоз. Он разгонялся, пасть его раскрывалась всё шире; Кошка уже не бежала, почти летела, не касаясь рельс; совсем рядом пузырилось и вскипало поднявшееся болото.

Путь становился, однако, всё прямее и прямее, и ночь сменилась сперва сумерками, а потом и рассветом.

Солнечные лучи брызнули на почти нагнавший Кошку тепловоз, тот издал протяжный, яростный скрежет, полный неутолимой ненависти, и начал тормозить.

Лой прыгнула, вытянулась во всю длину – и мир вокруг вдруг замерцал, изменяясь. Болото исчезло, будто и не было его. Осталась лишь серая туманная муть, в которой человек бы утопал по колено, а Лой в кошачьем теле лишь едва-едва могла высунуть голову. Туман был плотный, не разглядеть, что под ногами, да и не очень-то хотелось; там что-то похрустывало, ломалось даже под лёгкими кошачьими лапками.

Да где ж она оказалась-то? Куда вывела тропа? Лой не чувствовала Пути, стояла в бесконечном туманном море, над головой всходило солнце… ох, как-то слишком быстро оно всходило… и на солнечном диске явственно проступали закрытые веки и медленно шевелящиеся губы!

Лой затрясло. Она поняла, где оказалась.

В Мире Прирождённых.

В море Хаоса, неоформленной сырой магии, где всё возможно – и всё невероятно одновременно.

Выхода отсюда нет.

Впрочем, и хода сюда тоже никогда не было. Путь, пускай и сотворён волшебством, нуждается в реальной основе.

Что же делать?

Лой подняла лапку – и лизнула её. В любой непонятной ситуации – вылизывайся.

Солнце над головой мерцало, становясь то лимонно-жёлтым, то апельсиново-оранжевым. И самое удивительное, мир вокруг начинал пахнуть то одним цитрусом, то другим. Откуда Хаосу знать, как пахнет лимон? Это знает лишь Лой…

Прикрыв глаза, кошка стала вспоминать Путь, но в голову лез лишь чудовищный паровоз, она выбросила его из мыслей усилием воли – и заменила на сломанный паровозик в руках встретившегося на пути детёныша…

– Не хочу! – проревело рядом.

Лой подскочила на месте, шерсть встала дыбом.

Перед ней сидел давешний детёныш – слепленный из серого тумана, но уже обретающий цвет и плотность. Вот только ростом младенец был метров пять, и смотрел он на Лой с неприкрытой ненавистью.

– Не хочу! – снова прокричал ребёнок, сотворённый из Хаоса. Взмахнул паровозиком, зажатым в руке – жалкая пластмассовая игрушка пронеслась мимо Лой, и за неподвижными колёсами на миг возникли призрачные рельсы.

Путь!

Лой прыгнула на тающие рельсы и побежала по ним. Детёныш остался позади, рассыпаясь хлопьями туманной ваты вместе со своей игрушкой. Вокруг Лой вставали и рушились призрачные фигуры, доносились голоса, стоны, рычание, щёлканье и скрежет – её появление пробуждало Хаос, вовсе не желающий просыпаться. Она неслась вперёд, Путь разворачивался впереди и исчезал сзади…

…А перед глазами вдруг замелькали красные сигнальные огоньки стрелок, запахло углём, раздались гудки маневровых паровозиков, и Лой Ивер со всего размаху выскочила на сплетения множества рельсовых путей.

Станция. Станция гномов.

Она оглянулась – рельсы за её спиной кончались коротким тупиком. Чёрно-белым брусом, круглыми блинами подтоварников.

…Но далеко-далеко за ними по-прежнему светили фары того самого тепловоза.

Глава пятая

…Первую секунду Эриком полноправно владел восторг – чистый, яркий, звенящий, будто при первом настоящем поцелуе год назад или, пусть это совсем другое и вовсе не такое уж хорошее дело, после пары затяжек травы с ребятами. Если поцелуи потом случались, то курить Эрик больше не пробовал, испугался именно этого неестественного, снаружи взявшегося веселья.

Но сейчас, прыгнув с парапета и будто зависнув в воздухе над сверкающим огнями городом (чувствуя бьющий в лицо ветер и обманчивую лёгкость тела, понимая при этом умом – он падает, блин, он падает!), Эрик ощущал именно тот трепетный восторг, который наполнил его весенним вечером, когда они целовались с Анькой – так давно, миллионы миллионов лет назад; и Анька уже целуется с другим, но восторг не забылся.

Чувство шло откуда-то из глубины души, из сердца, переполняло всего.

Хотя он прекрасно понимал, что сделал чудовищную глупость, совершил непоправимое, прыгнул с крутого склона, сейчас его приложит о камни, он покатится вниз, ломая руки и ноги, останется навсегда изувеченным или просто умрёт.

А родители – плевать на всё, именно родители, – решат, что он услышал их неосторожную реплику и, будто истеричная девчонка, решил покончить с собой!

Но странное дело, оба этих чувства – и восторг, и тоскливое ощущение непоправимой беды – жили в нём одновременно, не смешиваясь друг с другом.

Тёмный, заросший склон приближался, Эрик напрягся, понимая, что падает вниз головой, будто в воду прыгнул, но до спасительной воды далеко, очень далеко…

И вдруг городские огни исчезли.

«Я разбился – подумал Эрик. – Я разбился насмерть. А мне кажется, что я всё ещё лечу. Я буду лететь так вечно – в темноте, со свистящим в ушах ветром и невесомым телом!»

…Когда утром охранник с напарником дважды обшарили склон и никого не нашли, охранник выдохнул и вытер лицо грязным носовым платком.

– Будешь? – напарник протянул сигарету, и охранник взял, хотя курить бросил много лет назад.

– От сердца отлегло, – пробормотал охранник. – Молодой же совсем пацан, жить да жить!

– Да и по судам бы затаскали, – добавил напарник. – Сам прыгнул или скинул ты его – времена нынче такие, сразу виноватого искать станут.

– Но я же видел, он вниз летел! – охранник растерянно посмотрел на высокий склон.

– Бэтмен, наверное, – ухмыльнулся напарник. Был он молодой и уверенный в своих суждениях. – Ты, дядя Миша, зря напрягаешься. Пацан твой под кайфом был, они сейчас спайсы всякие курят и дрянь глотают. А наркоманы – они ж как тараканы! Ничего их не берёт! Упал, прокатился, встал и пошёл. Может, конечно, потом и помрёт. Но это уже не наше дело.

Охранник кивнул, выбросил окурок, растёр тщательно ногой. Сказал:

– Да лучше бы не помер. Жалко всё же.

– Будем считать, что жив-здоров, – успокоил его напарник.

…Так получилось, что он был совершенно прав.

Эрик был жив и здоров, хотя все шансы погибнуть у него остались.

Но не от падения.

Мысль о вечном падении в темноте едва успела прийти Эрику в голову, была она хоть и дикой, но вполне правдоподобной – откуда же знать, что случается с людьми после смерти? Но в следующий миг он увидел под собой какие-то дрожащие огоньки… будто отражения… отражения звёзд в воде… в волнах!

Он успел вытянуть перед собой руки и даже задержать дыхание. И вошёл в воду – будто ударился о тугие тяжёлые маты в спортзале, сорвавшись с каната, была у него давным-давно такая история. Тогда Эрик лежал, не в силах сделать вдох, учитель физкультуры носился вокруг, багровея, потом начал неумело давить Эрику на грудь и наклонился, явно намереваясь делать искусственное дыхание изо рта в рот. От учителя пахло чесноком и тяжёлым кислым потом, и Эрик сразу очухался, начал махать руками и подавать прочие признаки жизни.

Сейчас он тоже не мог вдохнуть, но по другой причине – он был глубоко в воде, его сильно ударило, перевернуло, и он даже не мог понять, где верх, а где низ. Казалось, что плыть можно в любую сторону. Везде одинаково холодно, темно и страшно.

«Я долетел до воды?» – ошарашенно подумал Эрик. Как так могло случиться? Он же не птица. Он не мог пронестись сотни метров по воздуху!

Но сейчас это было не самым важным.

Верх.

Где здесь верх?

Усилием воли он заставил себя прекратить трепыхаться и застыл, слабо поводя руками. Увы, сбитая с толку вестибулярка ничего не подсказывала. В памяти пронёсся детский мультик и весёлая песенка: «Кто же, кто же виноват, что подводит регулярно самый важный аппарат – аппарат вестибулярный!»

Нет, наверное, если застыть совсем – то он будет всплывать. Вода солёная, его вытолкнет вверх. Вот только нет времени, нет воздуха в лёгких на медленное всплытие.

Стоп. Главное – он жив. Значит, высота падения была не столь уж большой, с высоты больше двадцати метров он разбился бы наверняка. Вода затормозила, он сейчас на глубине нескольких метров… ну, допустим, пяти. Да, лучше считать, что пяти. Это не так много. Он видел отражения звёзд на волнах. Значит… значит, где-то тут должны быть звёзды…

Эрик медленно закружился, изо всех сил открывая веки. Вода щипала, она была удивительно солёная, куда солонее, чем в бухте, но закрыть глаза было нельзя…

Вот!

Он увидел слабые искры света. Совсем не там, где ожидал увидеть поверхность.

Это точно звёзды?

Или искры из глаз?

Или планктон в глубине?

Но колебаться уже не было времени. Эрик взмахнул руками (почувствовал, как в кистях отозвалось болью, но и на это нельзя было отвлекаться). И стал выгребать к свету.

Как же будет обидно, если сейчас его руки коснутся дна, и он поймёт, что плыл вниз…

И в этот миг Эрик вырвался из воды, выскочил едва ли не до пояса и снова погрузился по шею. Это было так неожиданно, его готовность плыть до последнего так сильна, что он даже не вдохнул сразу, а ошарашенно огляделся и лишь потом полной грудью втянул свежий воздух.

Была ночь. Облачная, проглядывали лишь отдельные звёзды, луны не было видно. Это ему повезло, что хоть какие-то звёзды светили… До земли было метров сто, и силуэт береговой линии его ошарашил – высокие скалы, никаких огоньков, никаких зданий. Во всём Владике свет выбило? Да ну, чушь, это вообще не похоже на родной город!

На море шла волна, несильная, иначе бы Эрику несдобровать, он и впрямь плавал средненько. Всё сильнее и сильнее ныли кисти и ладони, отбитые об воду. И голова с каждой секундой начинала болеть всё резче.

Он поплыл к берегу.

Неважно сейчас, где и как он оказался.

Главное – выбраться из воды.

Потом, пожалуй, самое важное будет согреться. И воздух-то был не тёплым, а уж вода – совсем холодной.

Но он справится. Непременно. Не зря же он выплыл!

Эрик сократил расстояние до берега почти наполовину, когда понял, что силы стремительно вытекают из тела. Может быть, кончился адреналин, может быть, сказалось сотрясение, которое он явно получил. Нет, вода была такой солёной, что держала неплохо, но вот плыть сил уже не оставалось. Он барахтался на одном месте, не удаляясь, но и не приближаясь к спасительной суше. Эрик почувствовал, что на глаза начинают наворачиваться слёзы, а где-то в горле рождается то ли крик, то ли рыдание.

Рядом вдруг плеснуло. Пронеслось вокруг едва различимое гибкое тело, блеснул большой глаз, не рыбий – любопытный и даже вроде как сочувственный.

Тело шумно выдохнуло тёплым воздухом вперемешку с брызгами воды.

Дельфин!

А потом дельфин нырнул – и ткнулся Эрику под живот. Юноша обхватил его рефлекторным судорожным движением и почувствовал, как забурлила вокруг вода. Дельфин нёс его к берегу! Как в сказке, как в кино! Так это правда, они спасают тонущих людей? Эрик всегда думал, что в этих историях больше вранья, но вот же – гладкая, будто шелковистая, тёплая кожа дельфина под руками, и он несёт его к берегу!

Метрах в пяти от скал дельфин затормозил – легко, красиво, развернувшись и бесцеремонно скинув Эрика в воду. Эрик почувствовал, как дельфиний плавник зацепил предплечье, и то отозвалось болью – кажется, плавник распорол кожу. Но он был у берега, он был спасён!

– Спасибо! – прокричал Эрик. – Спасибо, друг!

Острая морда вынырнула из воды, похожая на клюв пасть открылась, блеснув острыми зубами. И дельфин проскрежетал, тонко, но совершенно явственно:

– Какой такой друг? Плыви давай. Охоте мешаешь!

Дельфин нырнул и исчез, оставив Эрика барахтаться в воде. Он что, поговорил с дельфином?

Да ну, правда, что ли?

Опомнившись, Эрик из последних сил поплыл к берегу. Волна подтолкнула его, с той же степенью дружелюбия, что и дельфин. Эрика выкинуло на гальку, на узкую полоску залитого водой пляжа под нависающими скалами.

Постанывая, Эрик отполз от воды. Полежал, потом сел. Посмотрел на предплечье – точно, куртка распорота, виден сочащийся кровью порез, к счастью, неглубокий.

Хорошо, что он в запарке даже куртку в воде не сообразил скинуть…

Эрик снял куртку, достал из кармана носовой платок – мама всегда следила, чтобы он был в кармане, старомодный матерчатый платок… Зажал им порез. Ничего, заживёт. Посидел так, потом ещё порылся в карманах. Мобильник. Как и следовало ожидать – не включается. Может, просохнет ещё? Пачка сигарет размокла в кашу, выбрасываем, хорошо, что он лишь баловался временами. Зажигалка мокрая, не работает. Но, может, высохнет? Ключи! А вот это здорово, на них брелок-ножик, а в ножике крошечный фонарик. Работает? Ура, спасибо китайским братьям, работает!

Эрик посветил вокруг.

Камни, камни, камни…

Выброшенные прибоем водоросли и плавник. Никаких банок-бутылок-поплавков от сетей. Странно…

Лежащая навзничь у самой воды девушка. Юная девушка, его ровесница, в какой-то причудливой одежде, похожей на немецкую фольклорную.

Его что, куда-то в Баварию занесло?

Как?

Да и откуда в Баварии море?

Впрочем, Эрик не был до конца уверен в своём знании географии.

Но у него начало закрадываться нехорошее подозрение, что он вовсе не на Земле. Говорящих дельфинов точно нигде не водилось, ни в Приморском крае, ни в Германии.

Он на четвереньках (вставать сил не было) добрался до девушки. Посветил ей в лицо. Симпатичная. Живая или нет?

Девушка открыла глаза и посмотрела на него.

– Тихо, тихо! – прошептал Эрик. – Всё хорошо!

И попытался вспомнить что-нибудь немецкое. Увы, слова в голову лезли лишь такие, которые пригодны на поле боя… ну или в постели. «Хенде хох! Дас ист фантастиш!»

– Их бин Эрик! – сказал он, сделав чудовищное мыслительное усилие, и указал на себя.

Девушка некоторое время смотрела на него. А потом сказала:

– Ихбин Эрик? Какая дурацкая фамилия…

И снова закрыла глаза.

А Эрик с содроганием понял сразу две вещи.

Во-первых, девушка говорила не на русском. И не на немецком.

Но он её прекрасно понимал.

А во-вторых, девушка ему нравилась. И было ужасно глупо, что она теперь считает его каким-то придурком по фамилии Ихбин.

* * *

Станция была Рянском, и Лой аж присвистнула слегка – далеко ж её забросило!.. С одной стороны, эффективно, с другой же…

Она вспомнила жуткого младенца с паровозиком и поёжилась. Разумеется, так, чтобы никто не заметил.

Гномы-обходчики, конечно, углядели золотое платье на путях. Были они почтительны, но не более – Путь есть Путь, он всем нужен. Махнув рукой на конспирацию, госпожа маг первой ступени, глава клана Кошки Лой Ивер потребовала препроводить себя в зал для важных персон, а также билет на ближайший поезд. Какой будет.

И потом просидела, невидяще глядя в окно, всю дорогу. Глядела в стекло, а видела только сотканных из тьмы псов, ржавый тепловоз и всё того же младенца.

Очень, очень это походило на то, о чём рассказывали и Виктор, и Обжора.

Она побывала у Прирождённых. В местах, откуда редко возвращаются. Когда-то давно её заносило в Хаос, но не в такую первобытную жуть…

Другую бы трясло от ужаса, но глава клана Кошки не была бы главой, не умей она, когда надо, отодвигать страхи в сторону.

Прав был Обжора – что-то случилось. Пали какие-то законы и правила, считавшиеся незыблемыми. Ну, словно бы яблоко не стукнуло по лысине какого-то чудака, открывшего, что все предметы падают вниз, а полетело в небеса. Исследовать тропы Кошек, конечно, можно, но если они ведут на ту сторону Разлома, в Мир Прирождённых… то нет, не стоит. Мы займёмся Серыми Пределами.

…Она сошла на той самой станции, где некогда начался путь Дракона Возрождённого. Лой знала ту историю наизусть. Как Тэль, Единорог из Неведомого клана, привела не осознавшего ещё свою сущность Владыку с Изнанки сюда, как они прошли мимо Серых Пределов, остановились в гостинице, ужинали в «Королевстве Конама Молчаливого», а потом…

А потом Тэль его оставила. Бросила одного в чужом мире – дескать, так было нужно!.. И добро б ещё после бурной ночи…

На низкий перрон выбралась девушка в цветастой длинной юбке и белой расшитой блузке с несколькими нитями деревянных бус. Присмотревшись, знакомый с Лой всё равно узнал бы её черты, но сейчас уже не было времени целиком и полностью сменить обличье.

Вокзал не изменился. Крылатый Владыка, побывав здесь, помнится, что-то бормотал не слишком понятное про «а бордюры и плитку мы укладывать новые не будем, нет, не будем… и вообще, никаких реноваций…», и потому вокзал заново оштукатурили, покрасили, поменяли рамы, на площади гномы починили фонтан, поприветствовавший Лой весёлым журчанием. «Ларьки», как выражался господин Дракон, убрали, заменив деревянными павильончиками с резными наличниками, отчего-то приведшими Виктора в полный восторг. «Аутентичная этничность» или «этничная аутентичность», как-то так. Лой, собственно, было всё равно, однако она прошествовала в торговые ряды, прошлась туда-сюда, попробовала то, примерила это, купила какую-то мелочь, с удовольствием зачмокала мёдом – им торговал всё тот же сухонький старичок, за прошедшие годы изменившийся настолько мало, что Кошка невольно заподозрила в нём мага под прикрытием.

Лой Ивер слушала. И спрашивала сама. Пройдя мимо торговки газетой – той самой, на гномьем наречии, – быстро и ловко проглядела заглавия.

«Надежны ли Пределы? – мнения, факты, комментарии».

«Хирд провёл внеплановые тренировки».

«Нашим жителям ничто не угрожает, сказал городской голова».

«Стражи Серых Пределов – готовы ли к новым вызовам?»

– Тётенька, а к Выселкам Белым дорога-то как, безопасная? – невинным голоском поинтересовалась Лой у мрачно взиравшей на неё гномихи.

– Тоже мне, племяшка нашлась! – фыркнула та. – Откуда свалилась-то? Нетути у нас тут дорог безопасных больше! Были, да все вышли!

– Бяда настала! – поддакнул старичок с мёдом. – Отродясь такого не видывали!.. Как господин Дракон-то вернулся, порядок-то навёл он, да, навёл!.. Стража Серых Пределов место своё вспомнила!.. Озоровать бросили, какие разбойники имелись – повывели!..

– А теперь-то, теперь-то! – перебила его гномиха, воинственно потрясая пачкой газет. – Конных арбалетчиков с юга пригнать пришлось!.. Для помощи, значит.

– Так что ж происходит-то, тётечка? – Лой сделала круглые глаза. – Как мне в Выселки-то попасть?.. В Белые!..

– В Белые, говоришь? – вновь встрял дедок. – В Белые ещё пройдёшь, да, а вот в Красные уже всё, нет там дороги, девонька…

– Да что ты брешешь, старый! – напустилась на медовара гномиха. – Дороги опасные, да, но в Красные Выселки проехать можно, ну, если наши проводят. А вот за Кривой Ручей…

– Кривой Ручей да, – вздохнул старичок, соглашаясь. – Что, страшно, девица? А ты вот лучше медка ещё возьми, с ним не так жутко будет, да!..

Лой взяла. Медок был хорош.

– А что с Кривым Ручьём, дедушка?

– А! – тот поднял палец, победительно глядя на нахохлившуюся гномиху. – Мертвяки набежали, внучка! Стражу смяли, Предел сам смяли, всех побили-порубили, остальных в полон уволокли, к себе, за черту, значить!

Тут не только симпатичная, но не шибко далёкая девушка в цветастой юбке и с деревянными бусами выпучила глаза, но даже и сама Лой.

– К-как уволокли?

– Да вот так! – выпалила гномиха, опередив дедка. – Никогда такого не было и вот опять!..

– А уволокли-то зачем, тётечка?..

– Что я тебе, мертвяк, что ль? Откуда ж я знаю?

– Ха! Ты-то не знаешь, а я-то да! – старичок взял реванш. – У меня-то правнук с самим сударем Ярославом Предельным служит!

Ярослав. Да, эту историю она тоже знала. Мальчишка, сын стража Серых Пределов, единственный уцелевший из всей семьи после схватки с Наказующими Водного клана и впоследствии возвышенный господином Драконом, даровавшим ему фамилию «Предельный».

Господин Дракон не забывал своих верных.

Только о ней, Лой, он забыл…

И та ночь никогда больше не повторилась.

Ш-ш-ш! Мысленно Лой влепила себе звонкую оплеуху.

– Уволокли живых мертвяки, значить, чтобы в рабов превратить, чтобы трудились на них, значить, обмывали, одевали, обували, за могилками следили!..

– Тьфу, болтун старый! Нет там никаких могилок!..

– А мне правнучок говорил, что есть!..

– А я говорю…

Лой тихонько отошла в сторону.

Ярослав Предельный. Что ж, теперь понятно, где спрашивать.

…Долго искать не пришлось. Сударь глава стражи Серых Пределов уже давно взял привычку ужинать в той самой ресторации «Королевство Конама Молчаливого».

Ресторация упрямо сопротивлялась времени. Её подновляли, но ничего не меняли – как же, если её почтил сам Владыка!..