Полная версия
Герцог-упрямец
– Это влияние не мое, а моего отца, чья тень всегда стоит у меня за плечом. Ко мне же король никакой любви не испытывает. Однако приятно знать, что у меня все еще имеется какое-никакое влияние, пусть даже совсем незначительное. И я рада, что вы добились аудиенции.
– Добилась, но не у короля. Со мной встретился Хевершем.
Герцогиня со вздохом улыбнулась.
– Да, не так-то просто встретиться с королем, особенно – с этим. Вы получили такой отпор, потому что он не желает слышать напоминаний о своих обещаниях.
– Полагаю, что так, – кивнула Девина.
– Вы говорили, что встречались с ним на обеде во время празднеств в Эдинбурге. Он был нетрезв? Хм… глупый вопрос. Конечно, был! А тут вы, привлекательная молодая женщина, и он согласился помочь вам, желая проявить любезность, а может, и рассчитывая на большее… Ой, не думайте, что вы обязаны мне все это рассказать. Его привычки хорошо известны, и то, что он падкий на красивых молодых леди, – знают все. – Герцогиня помолчала. – Могу я спросить вас, о чем идет речь? На прошлой неделе вы мне ничего не рассказали, и я не стала настаивать, но…
– Речь идет о наследстве, о деле, которое игнорировалось очень долго. Видите ли, отец короля тоже согласился исправить положение, но затем сошел с ума, и поэтому…
– Выходит, два короля пообещали вам помочь – и ничего не сделали? Это совершенно неприемлемо. И ведь ясно: теперешний боится, что вы сделаете его всеобщим посмешищем – из-за неумения держать слово и из-за того, что он не чтит обещания своего отца.
Девина молча кивнула.
Именно так сказал и ее наниматель мистер Хьюм. «Ваше главное оружие – сплетня, которая выставит его в неприглядном свете».
Герцогиня еще несколько минут размышляла, потом проговорила:
– Я думаю, скоро дворец даст о себе знать. Думаю, там либо решат дело к вашему удовлетворению, либо попытаются каким-то образом откупиться от вас. Вы должны решить, готовы ли допустить это, а если да, то какую цену имеет для вас это наследство.
– Почему вы думаете, что такое случится?
– Ну… потому что я поступила бы именно так, столкнувшись с вашей решимостью.
«Наверное, это комплимент», – подумала Девина. Интересно, увидел ли в ней Хевершем то, что разглядела герцогиня?
– Надеюсь, вы правы, миледи. – Она встала, собираясь уходить. – Благодарю вас за то, что помогли открыть мне двери дворца. Надеюсь, я была не слишком дерзкой, обратившись к вам за помощью.
Герцогиня засмеялась:
– Вы были в высшей степени дерзкой. Но так случилось, что именно дерзость нравится мне в женщинах.
– Я рада этому… и очень вам благодарна, – пробормотала девушка.
Герцогиня тоже встала.
– Дайте мне знать, как ваши дела. Возможно, однажды вы расскажете все про это наследство. Думаю, это очень интересная история.
Эрик вытянул ноги и уставился в свой бокал, наполненный густой красной жидкостью. Двое его друзей, герцог Страттон и герцог Лэнгфорд, уже прикончили свои порции. Минут через десять пора будет возвращаться к дамам.
– Хорошо, что вы пришли, – произнес Лэнгфорд.
– Конечно, мы пришли. Скромный обед – превосходная возможность для твоей жены проверить на прочность свои новые крылышки, – отозвался Страттон.
– На следующий можешь пригласить побольше гостей, – заметил Эрик и сделал глоток портвейна. – Этот прошел хорошо, а все званые обеды, по сути, одинаковы за исключением числа стульев.
Это был, наверное, самый скромный из всех возможных званых обедов – на нем присутствовали всего три пары. И это была первая попытка бывшей Аманды Уэверли принимать гостей. Конечно, ей бы не помешало несколько подсказок при составлении меню, но повар поможет поднатореть в этом деле. Или одна из леди. Клара, например, жена Страттона, непременно объяснит ей, что к чему, если решит, что это необходимо.
– Я говорил жене, что гостей совсем мало, но она так нервничала… Что ж, разумеется, ее никто к этому не готовил. – Лэнгфорд запустил пальцы в свои темные кудри, что делал всегда, когда его что-то беспокоило.
Эрик знал, что друга не волновало, хорошо прошел обед или нет, а вот его жену это очень волновало, поэтому он и беспокоился.
– Пусть следующая попытка будет послеобеденным приемом, – предложил Брентворт. – Своего рода салоном… еще одним для того журнала.
Таким образом он высказал то, что было у него на уме, поскольку последние несколько дней он почти постоянно думал о некоей эссеистке, писавшей для того журнала. Девина Маккаллум, оказывается, замышляла отнять одно из его поместий. Что ж, если так, то в конце этой интриги ее ждала кое-какая расплата…
– Хорошо, что и ты пришел, Брентворт, – сказал Страттон, многозначительно взглянув на приятеля.
Хорошо? Эрик мысленно усмехнулся. Да его присутствие было просто необходимо! Журнал этот казался весьма спорным, и Клара, заявив, что она его владелица, неизбежно станет объектом критики. Да, конечно, и Страттон, и его жена – оба они привыкли к конфликтам и даже скандалам, однако долг друга смягчить все это, если получится, и Эрик знал, что кое-что сумеет для этого сделать.
– Мне этот журнал понравился, – сказал он, хотя это было явным преувеличением. – Я даже взял один из номеров домой и прочитал. Леди Фарнсуорт не сдерживает темперамент в своих статьях, но я от нее этого и не ожидал. Историческое эссе написано очень хорошо, хотя я никогда не слышал об авторе. И вклад мисс Маккаллум тоже… весьма интересен.
Да, весьма интересен… Приходилось признать, что у этой дамы талант.
– Аманда говорит, что она очень интересная женщина, так что, думаю, и статьи ее должны быть интересны, – заметил Лэнгфорд.
– Ты знаком с ней лично? – спросил Эрик.
Лэнгфорд помотал головой, налил себе еще портвейна и передал бутылку Страттону. Некоторое время помолчав, сообщил:
– Я немного поговорил с ней на приеме. Зато Аманда с ней подружилась. Я удивился, узнав, что она родом из Эдинбурга. Ничего шотландского в ее речи нет. Впрочем, Аманда сказала, что в детстве она жила в Нортумберленде.
– В ее эссе сочетаются описания путешественника и советы доктора. Да только она, конечно, не доктор, – пробормотал Брентворт.
– Аманда говорила, что ее отец был доктором. Летом она ездила с ним лечить людей в неблагополучных районах.
– Значит, помощница доктора, – произнес Страттон, пожав плечами.
– Да, похоже на то, – согласился Лэнгфорд. – Думаю, теперь, когда ее отца не стало, она сможет продолжить его дело.
– Но ведь она-то сама не доктор… – пробормотал Брентворт.
– Лучше кто-нибудь, кто хоть что-то знает о медицине, чем специалист, не знающий ничего. Вероятно, так на это смотрят те, кого она лечит, – заметил Страттон.
– Да она и не сможет продолжать дело отца. Мне говорили, она гувернантка, – сказал Брентворт, вспомнив то, что сообщил ему Хевершем.
– Она занялась этим совсем недавно, как раз перед тем, как приехала в Лондон. Подписала договор с Хьюмом на месяц или около того.
– С Хьюмом? С этим радикалом?
– Да, с ним. Но он считает, что нанял для дочери не гувернантку, а учительницу, – продолжил Лэнгфорд. – Мисс Маккаллум отвечает за преподавание его дочери целого ряда академических предметов. Этим она занималась и в Эдинбурге. Не гувернанткой служила.
Брентворт вспомнил о ее статье в журнале.
– Полагаю, Девина Маккаллум тоже может оказаться радикалкой. – Немного подумав, проворчал: – Это бы многое объяснило; возможно, ею движет не жадность, а другие побуждающие стимулы. Начать с того, что она не произвела на него впечатления человека, готового на мошенничество ради собственного обогащения. Но вернуть шотландские земли… Что же это, если не мошенничество?
– Почему ты так говоришь? – Лэнгфорд пожал плечами. – Ведь мой учитель не перенял политические взгляды моего отца. Так с чего бы ей вдруг перенимать взгляды Хьюма?
– Я не думаю, что она что-то у него переняла. Полагаю, она знакома с ним лишь потому, что оба они солидарны в своем отношении к одному и тому же вопросу.
– Вопросу? В единственном числе? – пробормотал Страттон. – Полагаю, ты имеешь в виду шотландское дело. Я думаю, можно с уверенностью сказать, что после казней в двадцатых об этой истории нужно забыть.
– Аманда говорит, что у ее новой подруги нет вовсе никаких политических взглядов, – сообщил Лэнгфорд.
– Но в ее статье описывается путешествие на восток от Глазго, где был эпицентр всех тягостных событий, – возразил Брентворт. – А ее пациенткой была жена тамошнего ткача. Она упоминает о его прискорбном отсутствии дома в течение последних нескольких лет и о судебных процессах. Возможно, он был одним из перемещенных.
– И что, это имеет какое-то значение? Сомневаюсь, что она приехала в Лондон, чтобы кого-то убить, – с усмешкой сказал Страттон.
«Нет, она приехала в Лондон, чтобы украсть сотни акров моего наследства», – подумал Брентворт, стиснув зубы.
Лэнгфорд пристально посмотрел на него, и Брентворт мысленно поежился. С большинством других он бы не сомневался, что ничем себя не выдал, но друг слишком хорошо его знал и ухмыльнулся – точно сам дьявол, – и в его голубых глазах заплясали смешинки.
– На самом деле тебе плевать на ее политические взгляды, – заявил он. – Ты просто ищешь предлог интересоваться ею.
Брови Страттона взлетели на лоб, и он тоже уставился на Брентворта.
– Чушь, – отрезал тот. – Ты даже не представляешь, насколько ошибаешься. Твоя безрассудная одержимость собственной женой заставляет тебя думать, что все мужчины такие же идиоты, как ты, Лэнгфорд. Я не испытываю ни малейшего интереса к избыточно хладнокровным шотландским женщинам, получившим весьма своеобразное образование и воспитание. А теперь… Не пора ли нам присоединиться к дамам?
– Избыточно хладнокровная? Вот как? Да ты уже потратил больше времени на изучение ее характера, чем на большинство других женщин вместе взятых. – С самоуверенной улыбкой триумфатора Лэнгфорд поднялся и направился к двери.
«Действительно потратил, но вовсе не по той причине, какую предположил Лэнгфорд», – мысленно проворчал Брентворт.
Глава 3
Дом на Сент-Эннз-лейн в Чипсайде вовсе не казался большим, но лондонские дома могут сильно удивить. Некоторые из них, на вид узкие, с заднего фасада иногда растягивались на целый квартал. «Но вряд ли этот», – подумал Эрик Маршалл, герцог Брентворт. В конце концов, этот дом снимал всего лишь член парламента, причем не такой уж богатый.
Впрочем, вполне возможно, что дом был достаточно удобный для самого Ангуса Хьюма. И, конечно же, его частенько посещали всевозможные радикалы.
Эрик поднялся на несколько ступеней и, постучав, протянул свою визитную карточку открывшей дверь служанке.
– Я с визитом к мисс Маккаллум, – сообщил герцог.
Служанка замялась, взяв визитку. Ее веснушчатое лицо под оборкой белого чепчика зарделось. Окончательно сконфузившись, она пригласила гостя в небольшую комнату, расположенную у входа, и поспешно удалилась.
Судя по всему, эта комната была библиотекой, окна которой выходили на улицу, а удобная мебель сулила уют и комфорт. Эрик полистал кое-какие книги, а затем подумал: «Интересно, принадлежат ли они Хьюму или прилагаются к дому?»
– Ваша светлость, ваш визит – большая честь для нас, – послышался голос, но не женский.
Проклятье!
Повернувшись, Эрик увидел стоявшего в дверях Хьюма. У этого человека была артистическая внешность и длинные, до плеч, рыжеватые волосы – весьма необычная прическа. Впрочем, одет он был вполне современно, так что Эрику, по крайней мере, не пришлось любоваться каким-нибудь экзотическим тюрбаном или мантией.
Ему не нравился Хьюм – и вовсе не потому, что этот человек был якобитом, заигрывавшим с мятежниками и осуждавшим союз Шотландии и Англии. Ведь существуют разные радикалы. Этот же относился к тем, которые желали разрушить все устои. Однажды он заявил, что единственный способ добиться необходимых перемен – отправить в изгнание всех аристократов. Из частных источников было известно, что он с удовольствием рассуждал о том, как гильотина справилась с этой проблемой во Франции.
– Рад вас видеть, Хьюм. Выглядите крепким и здоровым.
«К тому же на редкость самодовольным», – мысленно добавил Эрик. Как и большинство жилистых мужчин, Хьюм всегда производил впечатление человека, обладавшего неистощимой энергией: казалось, он вот-вот взорвется от ее избытка.
И очень возможно, что чертов якобит знал о притязаниях мисс Маккаллум. Если Хевершем об этом узнает, его хватит апоплексический удар.
– Рад сообщить, что я здоров как бык, – отозвался Хьюм. – Экономка сказала, что вы хотите видеть Девину… то есть мисс Маккаллум.
Фамильярность была явно не случайной оговоркой, но что она означала?
– Да, верно, – кивнул герцог. – Она дома?
– Мисс Маккаллум в классной комнате с моей дочерью. Обычно она занимается с ней до двух часов.
– Сейчас час тридцать. Возможно, на этот раз вы позволите ей закончить раньше, хотя, если потребуется, я подожду.
– Нет-нет, это недопустимо. Когда герцог снисходит до визита, его желания должны выполняться. Я уже попросил экономку сообщить мисс Маккаллум о вашем появлении.
– Очень мило с вашей стороны.
Хьюм бесцельно походил по комнате, разглядывая мебель так, словно увидел ее впервые.
– Могу я узнать, зачем вы пришли? – спросил он наконец.
– Нет. – Герцог решительно покачал головой.
– Видите ли, милорд, я несу ответственность за мисс Маккаллум. Могу я хотя бы спросить, светский ли это визит?
– Это частное дело.
– А… понятно. Думаю, вы с ней уже встречались, – сказал Хьюм, немного помолчав. – Не сомневаюсь, что ваше представление о ней совпадает с моим собственным. Она женщина очень целеустремленная. И волевая. Ее не так-то легко запугать.
– Как вам не повезло иметь прислугу с таким характером…
– О, она куда больше, чем прислуга. Мы приняли ее в семью. Она одна из нас.
С этими словами Хьюм пристально посмотрел на визитера, и Эрику оставалось только гадать, что именно он хотел этим сказать.
– Я уверен, что она высоко ценит свою удачу, – заметил герцог.
Хьюм с улыбкой пожал плечами:
– Что ж, есть удача, а еще есть огромная удачная удача, верно, милорд?
Эрик промолчал. Он очень надеялся, что мисс Маккаллум вскоре появится и ему не придется выслушивать все соображения Хьюма об удаче. А тот вдруг вновь заговорил:
– Ох, как я невнимателен… Позвольте, я попрошу миссис Моффет принести нам что-нибудь освежающее. – Он направился к двери, чтобы позвать экономку. – Я и мою матушку приглашу, чтобы смогла вас поприветствовать.
Эрик не хотел ничего освежающего. Ему не терпелось как можно быстрее уйти из этого дома, где, вне всяких сомнений, было вполне достаточно подслушивающих ушей.
– Прошу вас, не надо, – ответил он. – Это деловой визит, и я не желаю потревожить ваших близких. Я подожду в саду. День сегодня ясный.
– Да, разумеется. Я вас провожу.
Девина посмотрела в зеркало и застонала. О, безнадежно!..
Она успела переодеться в приличное платье, но оно все равно вряд ли подходило для того, чтобы принимать герцога. Впрочем, это беспокоило ее куда меньше, чем волосы. Они волнами падали по обеим сторонам лица, слегка касаясь подбородка. Что ж, выглядело почти модно. Но, к несчастью, они кудрявились по всей ее голове и никак не собирались в узел на макушке.
Девина нахмурилась, глядя на свое отражение. И дело вовсе не в том, что ей не нравилась собственная внешность. Она кипела от негодования из-за идиотизма лекаря, обрезавшего ей волосы. Если бы сэр Корнелий прибыл вовремя, шарлатану, приглашенному ее домовладелицей в Эдинбурге, не удалось бы это сделать. Сэр Корнелий был настоящим ученым, и он-то знал, что старинная практика обрезать пациенту волосы при сильном жаре вовсе не помогает так, как помогает прохладный компресс.
– Вы же живы, так? – рявкнул шарлатан, когда она пожаловалась после того, как жар спал.
Да, жива, но болезнь нанесла серьезный урон ее лицу, весу, волосам… и даже мироощущению. Она заболела девочкой, а вынырнула из болезни женщиной.
Именно ее она сейчас и видела в зеркале: женщину со слишком дерзкими чертами, слишком короткими волосами и слишком амбициозными целями. Женщину, которая должна была сделать то, что до сих пор слишком долго откладывалось.
Девина встала и, разгладив бледно-желтую муслиновую юбку, вышла из комнаты и направилась вниз. Она вовсе не рассчитывала на приятную встречу – ведь имелась только одна причина, по которой Брентворт мог прийти сюда сегодня.
Мистер Хьюм поджидал ее у двери библиотеки.
– Герцог вышел в сад, – сообщил он и зашагал с ней рядом. – Я хотел пригласить мою мать, чтобы посидела с вами в качестве дуэньи, но в саду в этом нет никакого смысла, так как герцог может предложить вам пройтись.
– Мне не нужна дуэнья. И уж меньше всего, когда я с этим человеком. Да и вы так не думаете. Вам просто хотелось, чтобы ваша матушка все слышала.
– Нет, неправда. Вы еще не замужем, поэтому не должны…
– Мистер Хьюм, мы оба прекрасно знаем, зачем он пришел. Меня скорее будут запугивать, чем домогаться. – Девина задержалась у дверей, ведущих в сад. – Я очень благодарна вам за заботу и за то, что вас волнует мое благополучие, но, пожалуйста, дайте мне минутку, чтобы собраться с силами. Снаружи поджидает дракон, а мой меч слишком мал.
Хьюм с улыбкой потрепал девушку по плечу.
– Главное – не нервничайте. Когда он уйдет, приходите в библиотеку, я буду там, – сказал он, кивнул и удалился.
Девина же повернулась к двери и, сделав глубокий вдох, шагнула в сад.
Герцог стоял футах в двадцати от нее. Не гулял среди растений и даже не смотрел на них, просто стоял, высокий и прямой, и профиль его резко выделялся на фоне садового ландшафта. Причем было заметно, что он нахмурился, то есть был явно чем-то недоволен.
Должно быть, он услышал, как открывалась дверь, потому что, повернув голову, покосился на девушку. Да-да, он был очень недоволен.
Аманда говорила, что матери с дочерьми на выданье даже не пытались заманить его, потому что считали слишком устрашающим. Теперь Девина их понимала. Этот человек был необычайно строгим, суровым… и на редкость красивым.
Девина присела в реверансе, и после того как герцог коротко ей поклонился, сказала:
– Для меня большая честь видеть вас, милорд. И для мистера Хьюма, разумеется…
– Я ненадолго. Приношу извинения за то, что отвлек от выполнения ваших обязанностей.
– Нора, моя подопечная, просто в восторге, да и я не против прогуляться по саду в это время. – Девина попыталась улыбнуться.
Герцог же кинул взгляд в сторону дома и сказал:
– Вы не против пройтись со мной? Мне нужно кое-что обсудить с вами наедине.
– Да, конечно, ваша светлость.
Герцог положил шляпу и хлыст на ближайшую скамью, и они зашагали по саду. Девина старалась не робеть. Да-да, она не позволит ему запугать ее! Впрочем, пока из его поведения никак не следовало, что он собирался ей угрожать. Кроме того… Ей вдруг подумалось, что он, возможно, не так уж и страшен – просто у окружающих само собой создавалось такое впечатление.
– Когда я был во дворце, мне сообщили, с какой целью вы туда приходили, – начал герцог. – Так что мне известно о ваших притязаниях и о ходатайстве.
Повернув голову, Девина посмотрела на него, а он, глядя в землю, добавил:
– Могли бы сказать мне об этом. Если не в салоне, когда нас представили друг другу, то в Сент-Джеймсе, когда мы случайно встретились.
– Я подумала, что лучше ничего не говорить, пока не получу ответ короля.
– Скорее надеялись, что я не узнаю об этом вздоре, пока вы не устроите мне все возможные неприятности.
– Вы пришли, чтобы оскорблять меня? Мы ведь с вами друг друга совсем не знаем, и все происходящее сейчас не кажется мне началом многообещающей дружбы, – заметила девушка.
Герцог снова нахмурился и проворчал:
– Король доволен вашей настойчивостью не больше, чем я.
– В таком случае ему не стоило обещать мне разобраться с этим делом.
– Как это произошло? Что именно он вам сказал?
– Король прибыл в Эдинбург на шотландские празднования. Мой отец когда-то сотрудничал с тамошним университетом, и его многочисленные друзья оттуда помогали мне, когда отца не стало. Один из них – сэр Корнелий Инграм. За свою научную работу он был возведен в рыцарское достоинство.
– Я о нем знаю, – кивнул герцог.
– И сэр Корнелий устроил мне встречу с королем, – продолжала девушка. – Он взял меня с собой на банкет и представил королю после трапезы.
– После трапезы, во время которой его величество наверняка немало выпил.
– Не могу сказать. Я не считала, сколько бокалов он осушил.
– Поверьте, к концу обеда он изрядно захмелел.
– Король не был пьян, если вы пытаетесь утверждать, что он растерял все свои мозги.
Тут Брентворт остановился, повернулся лицом к собеседнице и с усмешкой проговорил:
– Такие мозги, как у него, легко растворяются в спиртном. Значит, обед закончился, сэр Корнелий подтолкнул вас вперед, представил королю, и тот вам не отказал? – Герцог снова усмехнулся, всматриваясь в лицо девушки. – Полагаю, ваши волосы были тогда длиннее. Их явно обрезали совсем недавно. Король увидел перед собой хорошенькую молодую женщину с обаятельной улыбкой и повел себя так, как повел бы на его месте любой другой мужчина.
– Не любой. Вы, к примеру, ведете себя совершенно по-хамски – хорошенькая я или нет. Что же до его величества, то он был очень любезен и обходителен, чего, собственно, и ожидаешь от короля. – Девина вскинула подбородок и посмотрела собеседнику прямо в глаза. – Мы с ним поговорили несколько минут, а затем я объяснила ему свое положение, и он проявил сочувствие.
– Не сомневаюсь, – буркнул Эрик.
– И он сказал, что, вернувшись в Лондон, велит своим людям рассмотреть мой вопрос, а также поддержит в парламенте билль об исправлении любых возможных упущений во всех подобных делах.
Герцог в очередной раз нахмурился и, казалось, о чем-то задумался. Возможно, он мысленно ей отвечал. «Ваш прадед погиб под Каллоденом, сражаясь против Великобритании, и если у него оставался наследник, то его лишили титула и имущественных прав из-за того преступления». Вот что, наверное, он думал.
Словно подтверждая ее догадку, герцог проговорил:
– Возможно, король действительно рассмотрел ваше дело и понял, что ваши притязания неправомочны и никаких упущений не было. Поэтому он и избегает встречи с вами.
– Если бы он рассмотрел мое дело, то сразу понял бы, что я в полном своем праве, – ответила девушка.
Брентворт шумно выдохнул и проворчал:
– Может вы будете так любезны и объясните мне свое положение?
Он указал на каменную скамью, приглашая Девину сесть. Она устроилась на краешке скамьи, а ее собеседник остался стоять, нависая над ней. И теперь он казался совсем огромным – прямо-таки башня в черных одеяниях.
– Перед смертью отец поделился со мной семейной тайной, – начала Девина. – А еще доверил мне письмо от предыдущего короля. Все это относилось к истории нашей семьи и являлось подтверждением того, что мой дед – законный наследник барона Тейхилла.
– Барон погиб при Каллодене, и наследников у него не было, – возразил герцог. – Его единственный ребенок, сын, умер примерно в то же время.
– Так считалось. Однако сын не умер. Его тайно вывезли в Нортумберленд и отдали на воспитание фермерской семье.
– Зачем? – удивился Эрик.
– Ради его безопасности. Люди барона не доверяли британской армии, поэтому спасали от смерти сына.
– Наши солдаты не убивают невинных детей! – возмутился герцог.
– Ошибаетесь. Конечно, убивают… вернее – убивали.
Брентворт поморщился, однако решил промолчать.
– Так что мой дед вырос там, – продолжала Девина. – Он стал клерком, женился, и у него родился сын, мой отец. А тот, в свою очередь, вернулся в Шотландию и выучился в Эдинбурге на доктора. Уже перед смертью дед открыл ему правду о нашей семье.
– Все выглядело бы куда убедительнее, открой ваш дед эту правду раньше лорду Лиону, – заметил Брентворт, подразумевая должностное лицо, исполнявшее в Шотландии те же функции, что Геральдическая палата в Англии, служившая третейским судьей по вопросам титулов и геральдики.
– Раньше дед не был в этом уверен, – ответила девушка. – Он искал неоспоримые доказательства, искал свидетельства…
– Которых так до своей смерти и не нашел, верно? А если бы нашел, то эти притязания не откладывались бы на целое поколение.
– Но ему хватало уверенности, чтобы написать королю и представиться сыном Маккаллума из Тейхилла. Не знаю точно, что еще он написал, но король ответил ему весьма благосклонно. И если бы дед прожил чуть дольше, то все решилось бы тогда же. Да только ему не удалось прожить дольше. Однако перед смертью он отдал моему отцу письмо короля и обо всем рассказал.