Размышления о природе и жизни

Почему не оградили себя от бутылочно-упаковочных инвестиций, сегодня вытаскивающих из кармана покупателя 30 процентов его нищенского дохода, а от неумения утилизировать и низкой культуры, буквально захламивших и замусоривших всю страну? Почему позволили производителям продуктов и товаров объяснять нам повышение цен на продукцию установкой иностранных упаковочных линий, специально сделанных под того же происхождения материалы? Разве мы только по одному этому факту не оказались в положении некоей африканской державки?

Почему теперь, уже при Вашем управлении страной, принимается неведомый доселе (да еще после воровской приватизации, при которой такой гигант, как Уралмаш, акционировался по цене пяти его станков) одинаковый для всех налог на доход? Разве он отвечает интересам государства и народа? Или, под придуманным лозунгом якобы «лучшей» его собираемости, не облагодетельствует целенаправленно все тех же господ, одержимо настроенных на обогащение и захват места под солнцем?

Проблема монополии. Она возвращает меня к чувству обиды за свершаемые ошибки, за неумение задать себе вовремя лишний вопрос, за непонимание той истины, что очень легко допустить ошибку и, ой-ой, как тяжело ее исправить. И, тем не менее, почему не возвращаемся, чего бы это ни стоило, к государственной монополии на энергетику и всё, что связано с использованием недр? Ведь это позволило бы, кроме того, обуздать и как-то стабилизировать развращенный полной свободой частный рынок.

Разве с первых подвижек к рынку, было не ясно, что на переходных рубежах должно иметь место разумное сочетание государственной и частной собственности и что если этого не сделаем, – низкая культура и рваческий настрой собственника будут неизбежно вызывать сокращение производства жизненно необходимых предметов за счет повышения их цены? Неужели не ясно, что без активного вмешательства государства такой процесс «удовлетворения» покупательной потребности населения чреват социальным взрывом? В ажиотажный период спекулятивного взлета доллара, рынок прямо не работал, да и продолжает ли работать, по названной формуле, руководствуясь уже и чисто житейским эгоизмом: зачем готовить и везти на рынок тонну товара, когда можно доставить половину, но при двойной цене?

К сожалению, это делается порой наглым образом и, такое впечатление, весьма бесконтрольно со стороны власти, по законом запрещенным моментам, например, мгновенному изменению продавцом цены наличного товара, продажи товара по цене выше утвержденной прейскурантом и т. д.

Почему до сих пор не отказались от безобразной практики крупного и мелкого надувательства людей, их мелочного обмана, не исполнения вчера им обещанного? Раньше нас мало обманывали, нам лгали идейно. Сейчас с нами жульничают, на чисто житейском уровне.

Характерный пример. Узаконенная Центробанком в 1998 г. процедура перевода вкладов из ряда коммерческих банков в Сбербанк на условиях, дополнительного к основному, ограбления вкладчиков. Разговоры о планируемой на 99 год 30-процентной инфляции при установленной 60-процентной ставке рефинансирования и явно искусственной в спекулятивных целях трехкратной девальвацией рубля. Или, в последнее время, вдруг мгновенное повышение более чем в полтора раза платы за коммунальные услуги при одновременном столь же нахальном назначении дополнительных статей оплат за некие «найм жилья» и «капитальный» его ремонт. И все при семипроцентном, кстати, повышении размера пенсий. Аналогичное творится с трудовыми вкладами населения, компенсируемыми сегодня, с одобрения Государства, на уровне двадцатой части их фактического размера, вне какого либо, исключая вклады умерших, учета сегодняшней реальной стоимости рубля.

А ведь еще небезызвестный Гамильтон, в аналогичной ситуации строительства новой Америки, категорически отметал все «легкие» варианты ликвидации или уменьшения государственного долга. Считал неприемлемым для государства отступление от своих обязательств, дабы «не опрокинуть всю общественную мораль. Иначе, – добавлял он, – у вас будет что угодно – анархия, деспотизм, но только не справедливое и налаженное государство».

Думаю, что во всем – и в налогах, и в решениях частных моментов жизни требуется дифференцированный подход, особо в части изменений вполне разумного, что имело место ранее. Не создать ли специальную комиссию, и не посмотреть ли ей – какими излишними процедурами, какими «свежими» бумажками и прочими неразумными требованиями, в сравнении с «бюрократическими» советскими временами, обросла жизнь рядового гражданина в век свободы и демократии?

О доверии между народом и государством, между предприятием и работником у нас говорили и говорят много, но практически мало что делается, и ладно бы по случаям, когда действительно кто-то пролетел, а признаться в том трудно. Нет, – и в большинстве случаев тогда, когда избежать мелкой лжи или такого же размера надувательства, ничего не стоит. Разве в настоящей ситуации заявления о создании атмосферы доверия к правительству не являются пустыми словами?

Почему увлеклись помпезностью, роскошью, дворцами приемов, коврами, люстрами, цветами даже в местах сугубо служебных и деловых совещаний? И всё это на фоне разорения страны и нищеты населения. Разве напыщенный интерьер дома Государственной думы хоть сколько-то похож на строгий деловой вид прежнего Госплана? Разве не так же отличаются кабинет теперешнего Премьера от такового бывшего Председателя Совмина? Да и Вы лично, кажется, здесь не отстаете и действуете вполне в ногу со временем. Почему народные деньги тратятся на излишества, на то, что отнюдь не работает на доверие народа к власти, а вызывает у людей чувство неловкости, а то и прямое озлобление?

Текущее состояние общества есть функция его культуры. Это аксиома. Поскольку культура общества (в полном интегральном значении) не может измениться ни в день, ни в год, становится очевидно понятным нами сотворенное за годы советской власти, а сегодняшнее положение есть следствие данного творения. И, наоборот, наше мощное становление в начальные три-четыре десятилетия предыдущего правления, обязано высокой культуре первого (и, отчасти, еще мало испорченного второго) поколений людей, воспитанных прямо (или косвенно) деловой дореволюционной средой.

Почему же сейчас после мощнейшей критики стратегии прошлого ринулись в другую крайность – разнузданности и этакой пропаганды пошло легкой жизни, глупейших фильмов и рекламы, телевизионных игр во все, что только можно придумать? В том же Китае в годы его становления китайское телевидение чуть не половину времени было «забито» уроками и лекциями для учащихся и студентов, для желающих получить знания в самых разных областях. Мы, что глупее китайцев? Разве не ясно, что всеми средствами информации мы должны настраивать народ на преодоление трудностей, на работу, а не пустое времяпрепровождение, танцульки и десятилетнее отгадывание слов в Поле Чудес?

Почему это мы так самозабвенно ринулись в демократию и почему она так сильно защищается не только кое-кем из нас, но и западным миром?

Как ответить на все эти и другие, тут не названные, вопросы? Будь один два – их можно было бы списать на незнание, на ошибки исполнительной власти. В данном случае и само количество, и характер вопросов позволяют нам сделать только одно единственное заключение. Они – результат явно сознательных эгоистических решений и действий вполне определенного круга лиц, следствие предоставленной им системой свободы вне общепринятых и отработанных жизнью правил поведения, отвечающих интересам подавляющего большинства созидательной части общества. Они прямо вытекают из ответов на последние два вопроса.

Эксплуатация, хоть при социализме, хоть при рынке, не есть признак испорченного или несовершенного общества: она – одна из характеристик, почти физиологическая функция, всего живого. Но… до тех пор, пока эксплуатация не превращается, – вспомним больного Ницше, – в цель жизни, в пресловутый продукт «следствия воли к власти», его культ «сверхчеловека», ненависть к «посредственности» и озлобленное противопоставление одного другому.

Жизнь строится на компромиссе, на разумном сочетании всего и вся и дополнении одного другим. В плане нас интересующем следует.

Что имеется в виду такая норма эксплуатации, при которой богатые и умные, знающие и умеющие должны получать несколько, соразмерно, меньше, чем они обществу дают, и компенсировать тем ущербность «несостоявшихся».

Что последние являются продуктом социума, ответственного за всю совокупность живого и, в том числе, за организацию первыми названного компромисса. Что, наконец, сверхэксплуатация рано или поздно вызывает деградацию общества, прежде всего, его «аристократических» верхов, их разложение, ожирение и неспособность к достойному использованию и воли, и власти.

Что отсюда проистекает ненависть «черни», а из нее – жажда мести, террор (о котором все заговорили), бунты и революции.

Вне надлежащей культуры общества установление демократической формы правления чревато колоссальными издержками, соизмеримыми с издержками советской власти. Демократия без культуры – та же утопия, что и социализм. Это грабеж государства и народа, национализм, массовая преступность, бессмысленная политическая борьба, неконтролируемое зверское обогащение меньшинства. Подобная демократия выгодна только этому меньшинству.

Не относится ли в полной мере к нашей развращенной сегодняшней действительности предупреждение Макиавелли, сделанное им 500 лет назад?

«В развращенных городах сохранить республику или же создать ее – дело трудное, а то и совсем невозможное. А ежели все-таки ее в них пришлось бы создавать или поддерживать, то тогда необходимо было бы ввести в ней режим скорее монархический, нежели демократический, с тем, чтобы люди, которые по причине их наглости не могут быть исправлены законами, в какой-то мере обуздывались властью как бы царской».

Не будем говорить о монархии: обратная дорога не легче дороги вперед.

Главный вывод о выходе из создавшегося положения напрашивается определенный.

Мы должны жесточайшим образом усилить роль государства, причем не только в плане упомянутого обуздания всякого рвачества, но и в плане организующего влияния, вытекающего прямо из требований переходного периода жизни страны, периода не установившихся связей и не полностью отработанных процедур. Того влияния, которое необходимо было бы сохранить и обеспечить с первых дней всех наших перестроек.

Для ускорения строительства социально справедливого и самостоятельного государства, бросить все силы на подъем культуры людей, подчинить ему среднюю и высшую школы, поднять престижность преподавательского труда и привлечь в эту сферу наиболее талантливых людей, подчинить средства массовой информации и пропаганды настрою на учебу и созидание, на повышение культуры жизни и работы. Сегодня ищут общенациональную идею. Начать всем учиться, начать строить собственными силами, – не есть ли эта самая объединяющая всех идея?

Дабы уменьшить хаос, исключить заведомо ошибочные волевые шаги и не создавать нежелательных ситуаций для противоправных и нечестных поползновений, подчинить все наши решения, постановления, иные организационные мероприятия и даже наши желания инерционным возможностям хозяйственной системы по скорости ее перевода из одного состояния в другое. Наглядный пример обратного – все финансовые пертурбации последних лет, что не соответствовали текущему реальному состоянию хозяйства страны и потому становились базой для безобразных своей открытостью разных махинаций.

Добиться таких государственных решений, которые бы максимально соответствовали интересам делового большинства населения. Пока не будет хотя бы видимого соответствия между интересами государства и личности – не будет ни доверия между ними, ни настроя на дело. Люди будут обсуждать проблемы их обмана, надувательства или ущемления интересов, а не думать о работе. Между государством (представляющей его организацией) и конкретной личностью должен иметь место определенный минимум адекватности в оценке того, что касается их интересов. Чем больше последние будут сближены между собой, тем более созидательным будет дух народа. В этом деле, когда нет возможности сделать как нужно, всегда лучше самая плохая правда, чем любая ложь. Сейчас, похоже, эта житейская истина предана полному забвению.

Наконец, мы никуда не двинемся и никого по настоящему к себе не привлечем, если не сделаем свое государство государством законопослушных людей, не создадим обстановку неотвратимости наказания за совершение противоправного. А в плане последнего, не выработаем систему наказания должностных лиц за любые антинародные действия по оценке их конечного результата – только результата, вне причин его возникновения. Незнание, неумение, ошибка, не все прочие защитительные атрибуты существующего судопроизводства не должны приниматься во внимание при рассмотрении служебного проступка должностным лицом, если только он не вызван форс-мажорными обстоятельствами. Общество в подобных случаях должен интересовать только результат, а не его подоплека. Не знаешь, не умеешь, – не садись за руль государственного управления. Впрочем, и за любой другой руль.

За финансовую аферу 1998г, в недельный срок извлекшую из кармана подавляющей части населения две трети его дохода в угоду обогащения ничтожной кучки людей, должны были бы понести самое жесточайшее наказание вполне известные, однозначно к сему делу причастные, должностные лица. Преступно оправдывать их действия некими привходящими обстоятельствами. Должно действовать, аналогичное давно признанному, правило: любое «незнание» должностного лица не должно освобождать его от ответственности за должностной проступок. Другого выхода из вакханалии преступлений, в которой оказалась наша страна, кажется, – и нет.

Что касается остальных предложений, то они прямо вытекают из мной поставленных выше вопросов. Их нужно просто снять соответствующими решениями и действиями».

Сегодня получил хотя и казенный, но вполне корректный ответ от президентской команды на это письмо Путину.

«Ваше обращение на имя Президента Российской Федерации Путина рассмотрено. Поставленные Вами проблемы, несомненно, являются одними из самых наболевших и находятся в центре внимания как самого Президента Путина, так и Администрации Президента России. Но, как верно отмечено, совокупный результат этих усилий пока еще не устраивает общество и необходимость активизации государственной политики в области информации, образования, госуправления ощущается довольно остро. В настоящее время эти проблемы постоянно находятся на контроле российского руководства, а мнения и предложения граждан России по этому поводу обобщаются и учитываются в нашей повседневной работе. Благодарим Вас за присланные материалы.

С уважением. Заместитель начальника Главного управления внутренней политики Президента Российской Федерации А. Ситнин».

Часто говорят о якобы некоем принципиально особом мышлении человека и ему противоположном, основанном лишь «на приобретенном опыте», мышлении остальных животных (имеется в виду – высших животных – например, коровы). А я думаю, что таким способом мыслит даже червяк. Дело только в масштабах мышления, в сложности решаемых задач, а отнюдь не в принципиальной его основе. Пример. Волк разумно уходит от погони, собака срезает путь и бежит по диагонали с явным расчетом на упреждение. Более сложный, случай. Мой дог на лыжне, с полуметровой палкой в зубах, определял расстояние в свету между двумя соснами с точностью до ста миллиметров. Если оно превышало 600 мм, то бежал прямо по лыжне, а если менее 600 мм, то сходил с лыжни и обходил одну из сосен, дабы гарантированно не врезаться концами палки в сосны и не ударить по своим зубам. Чувствовал и оценивал не размеры своего тела, что понятно, а размеры постороннего предмета – палки.

Не надо думать о человеке, как об особенном чуде природы. Животных инстинктов у нас не менее чем у других обитателей. Нам только кажется, что мы все делаем осознано, на основе «логического мышления». Часто, полагаю, с его помощью лишь объясняем сделанное.

Несколько слов о Боге и религии. Мое отношение к данным категориям известно. В мире есть более магическая, расставляющая все по местам, такая субстанция, как Бесконечность. В ней все: и таинства мира, и открываемые человеком частные законы жизни и полная непознаваемость последней, прежде всего, относительно исходных причин устройства вселенной. Кстати, применительно к данной «проблеме» математик Вейл выразился аналогично, и даже элегантнее. «Бог, как завершенное бесконечное, не может и не будет постигнут разумом. Ни Бог не проникнет в человека путем откровения, ни человек не постигнет Бога путем мистического восприятия. Но… это завершенное Бесконечное может быть точно выражено математически». Вот почему я не мучаюсь и не задаю подобных вопросов. Я не против даже самых необычных гипотез, но только для направления ума и сил на конкретное исследование в целях попытки открытия еще одной частности в сфере созидания.

«О книге А. Яковлева «Омут памяти» и о нем самом. Моя исходная позиция. Судить и делать выводы о человеке, на что-то в жизни претендовавшего и в какой-то степени ее ход определявшего, – можно только по конкретным делам, а не по им пропагандируемому, к тому еще и после «драки». Тем более, когда речь идет о политике,

Яковлев, критикует первичность бытия перед сознанием, хотя для него – типичного представителя когорты прожженных политиканов – бытие, наоборот, только и определяло сознание. Тридцать с лишним лет он ревностно служил системе, в которой, по его установлению, чуть не главным было «подхалимничать, разоблачать и уничтожать». Где все его герои, исключая, конечно же, только автора, «демонстрировали безнравственность и готовы были ради сохранения собственной шкуры (уточним: «шкуры» – может при Сталине: во времена Яковлева – уже ради дворцовых благ) разорвать на куски любого, на кого направлен указующий перст побеждающего вождя». А «недостойная молодежь, в отличие от стариков – догматиков, вроде Молотова и Кагановича, в могущество марксистско-ленинских идей верила только в те минуты, когда ее допускали на трибуну, а в жизни боготворила только власть и личное благополучие».

Нормальный человек не только работать в подобном «омуте» (название-то какое придумал!) – представить пребывание себя рядом с ним не способен. Наш же автор, как истый марксист, служил системе ревностно, холопски униженно, но с усердием.

И вдруг…

Разносная озлобленная критика. Говорит, что прозрел, но когда? А тогда, когда возникли другие условия, появились эгоистические соображения, его устраивающие и отвечающие личностным интересам. Миллионы простых людей, никаких не политиков, а обычных представителей «серой» интеллигенции, вне марксистско-ленинской ортодоксии, все видели и давно определились с действующей системой, ее минусами и плюсами, а этот умный мужик (этого у него не отнимешь) впервые стал задавать себе вопросы на данную тему лишь в середине 80-ых годов – и все в одном ключе. На самом деле так, или врет (поскольку теперь пишет, что и раньше уже вместе с остальной «номенклатурой жил двойной, а вернее тройной жизнью») – не имеет значения. Книжка его по своей направленности ничем не отличается от Горбачева оправдательных писаний. Не отличается и от таковых, например, Волкогонова или того же Бурлацкого, учившихся и подвизавшихся (касается двух последних), как и Яковлев, всю свою активную жизнь на заказном сочинительстве для вождей. Однако Яковлев по хитрости на голову выше своих коллег. С учетом этого замечания – книжка ничего, – расширяет кругозор. Интересны отдельные ее частности.

Как постепенно, при правильной оценке творческого труда интеллигенции в сталинские времена, этот труд был в дальнейшем низведен по оплате до уровня труда слесаря. Как бездарно страна тратила валюту на покупку зерна. Как коррумпирована была власть. Как автор часто отдыхал и принимался вождями в разных, недоступных для простого люда, санаториях, дачах и прочих местах. Правда, о последнем и другом подобном приобщении к царским благам писали и остальные, но писали всегда с некоей отстраненностью, а если с критикой, то, упаси Бог, только не себя. Есть и другие достойные внимания факты. Но ведь не из-за них сочинял он свою книжку.

Недостаток книги, в деловом ее плане, – один. Все в ней представлено помимо действительных исторических причин. Хотя бы, к слову. О поражающей автора «жестокости» революции никакой не политик – Гончаров – за 150 лет до него писал, что рядом с неразумным богатством, тщеславием, роскошью и прочими излишествами власти и ей служащих «всегда таится нищета, которая сторожит минуту. Когда мишурная богиня зашатается на пьедестале, она быстро, в циничных лохмотьях, сталкивает царицу и садится на престол». И далее, к сожалению, с той же философией «от живота», начинала то же самое, что и ее предшественники. А что стоят несколько строчек Виктора Гюго. «Восстание возникает из постепенно накопившегося электричества, из внезапно вспыхнувшего пламени, из бродящей силы… наперекор деспотизму, наперекор законам благополучия счастливых и наглости нескольких богатеев». Бесподобное по своей простоте объяснение истинных причин террора, кровавых народных бунтов и «жестоких» революций! Вот откуда проистекает зверство и все другое аналогичное зло жизни! Не потому ли, почти одновременно с Гончаровым и Гюго наблюдательный француз Астольф де Кюстин, насмотревшись на помещичью дикость, предрекал России «страшную революцию», не в пример многим теперешним, в том числе и Яковлеву, проповедникам, что считали ее чуть ли не контрреволюционной случайностью и плодом больной головы Ленина.

Через 50 лет, в начале прошлого века, писал о том же накопительстве богатых и ненависти к ним бедных – Толстой. А потом разносил роскошь и упоминал о причинах увлеченности марксизмом величайший борец за здравый смысл Витте. Это он отметил, что «когда народ делается в части своей, сознательным, невозможно вести политику несправедливого поощрения меньшинства за счет большинства», и что «политики и правители, этого не понимающие, готовят революцию, которая взорвется при первом случае». Да, наконец, разве о том же самом не говорили другие здравомыслящие люди? Не во времена ли Французской революции Гракх Бабеф призывал погрязшее в роскоши и праздности «пресыщенное меньшинство» к разумному компромиссу с «изголодавшейся массой»? А разве сегодня такое же меньшинство, ограбив в мгновение ока собственный народ, не погрязло в мишуре и не приступило тем самым «срочно» к подготовке почвы для возмущения и ненависти. Той, о которой времен революции 17-го года, уже совсем наш современник писатель Б. Васильев говорил словами царского генерала Олексина что «цивилизованность привилегированного сословия зиждется на угнетении всех прочих сословий», что нам «пришла пора возвращать награбленное».

Контрреволюционная случайность, плод больной головы Ленина! Надо придумать такую ахинею.

У Яковлева, несмотря на часто вполне воспринимаемые рассуждения «теоретического» порядка, – несуразная зашоренность во взглядах на реальную жизнь. И потому: с одной стороны, – как у всех ему подобных устремленность выдать желаемое за действительность, а с другой, – исключительно предвзятая оценка событий и «творцов» истории. А ведь в, ней известно, нет ничего мазаного одним цветом.

Короче, книга Яковлева – есть полная, в принципиальном плане, антитеза тому, что о временах перестройки приведено у меня.

Он настолько ограничен в представлениях, что не осознает, как его тенденциозно-теоретизированные характеристики бьют, прежде всего, по нему самому. Вроде, например, его утверждения, что будто «большевистское государство с самого начала строилось на удушении работающих и возвышении бездельников». Декларативное в целом, оно прямо относится к Яковлеву – действительно превосходному бездельнику, созидавшему всю жизнь, по его же признанию, только сплошные глупости. Причем в полной мере, и дважды: как в годы прежние «тоталитарные», так и теперь им обратные – «демократические». А что стоит его фраза о «шкодливой смелости тех, кто смотрит на драку со стороны, из-за угла и готов прислониться к победившему, и в очередной раз облизать его»? Не про себя ли у него тут опять?.

По интернету прочитал статью о Сталине – первый серьезный отголосок на публикации о нем. Удивительное совпадение с моей, в отличие от многих других, давно выработанной и остающейся неизменной его оценкой.

Автор статьи «Вперед, к Сталину» А. Лежнев признает (с отдельными моими сокращениями), что «Ознаменованный Сталиным исторический период завершился, и настала пора подвести итоги, обусловленные не сиюминутными нуждами борьбы за власть, а необходимостью уложить его в оболочку «корректных дефиниций». Именно фигуры Сталина (а не Ленина), поскольку он фактически стал создателем работающих советских структур, обусловивших на многие десятилетия вперед жизнь России. Попытки развенчивать его, по любому из трафаретов, «хрущевскому или ультралиберальному», – лишь способствуют осознанию грандиозных масштабов его фигуры и дел, хотя бы и при мрачном ореоле.