Деятельность владыки Даниила нашла отражение в народной поэзии. О важнейших событиях, произошедших в эпоху его правления (мучения, пережитые им в плену у принявших ислам черногорцев, «расправа с потурченцами», принятие послов русского царя Петра Первого и последовавшая война с турками в ответ на русский призыв, поражение в данной войне и агрессия визиря Чуприлича и др.) повествуется в эпических песнях. В них владыка предстает как продолжатель борьбы за сохранение сербской государственности, утерянной на Косовом поле в 1389 г.:

… пак имбане (владыка Даниил – Л. Ц.) поучења даје

што су наши стари учињели

и слободу како су чували

док погибе Лазар у Косову [100, V, с.25].

Особое место образ владыки Даниила занимает в творчестве его потомка Петра II Петровича Негоша, который к нему обращается в таких произведениях, как «Свободиада» (Свободијада), эпических песнях сборника «Зеркало сербское» (Огледало српско) и в драматической поэме «Горный венец», где поэт «личную идею владыки Даниила претворил в общее стремление целого народа. Он эту смелую операцию такого авторитетного политика, каким был Даниил, возвел в единодушную акцию всей Черногории. Расправа представлена как момент, когда все сербы чувствуют, что им надо окончательно поделить Косово с турками, когда кровь вскипела из-под земли, и когда, как никогда раньше, пришло время воевать. Ему (автору – Л.Ц.) казалось, что он уменьшит важность события, если оставит его только в руках владыки, как это сделала история» [109, с.25].

Негош во владыке Данииле видел инициатора возрождения сербского царства, утвердившего статус Черногории как прибежища несломленных духом борцов, нашедших здесь возможность для продолжения борьбы за свободу и веру, а также мудрого правителя, стремящегося к укреплению связей между славянскими народами. В негошевском поэтическом творчестве «подчеркивание роли владыки Даниила Петровича является утверждением потребности разумного руководства со стороны народного правителя» [154, с.207]. Данную миссию Негош пытался воплотить в своей деятельности по управлению страной, имея перед собой те же ориентиры, которым следовал владыка Даниил.

После Даниила кафедру митрополита занял владыка Савва (1700–1781), правивший Черногорией с перерывами более 45 лет. «В качестве правителя Черногории он был значительнее представлен и имел бόльшее влияние на пространстве духовной юрисдикции, территориально принадлежавшей другому государству, нежели в самой Черногории, а все, что он предпринимал в качестве политика, больше касалось его интересов как духовного лидера или же личных интересов. Редко случалось, чтобы наследник настолько отклонялся от принципов своего предшественника, как это произошло с митрополитом Саввой по отношению к деятельности Даниила. Также редкостью является то, что представитель династии своими политическими взглядами противопоставляется не только отдельным ее членам, а всей династии в целом. Нет ни одной политической концепции митрополита Даниила, которую бы Савва принял; так же, как нет ничегоиз начинаний Даниила, что бы он продолжил» [152, с.221-222].

Цель своего пребывания во главе Черногории Савва видел в том, чтобы поддерживать хорошие отношения с Венецианской Республикой, избегая открытой конфронтации с Османской империей. На первый взгляд, данное политическое поведение должно было бы только способствовать внутреннему укреплению Черногории, понесшей значительные материальные и людские потери в ходе военных кампаний визиря Нуман-паши Чуприлича и Бечир-паши Ченгича. Однако отстраненность владыки Саввы от активного участия в решении государственных проблем привела к политическому кризису, в ходе которого на авансцену вышла загадочная фигура самозванца, представившегося российским императором Петром III и вошедшего в историю под именем Степана Малого. Существует мнение о том, что самозванец был ставленником части черногорской элиты, несогласной с провенецианской политикой Саввы и испытывающей русофильские настроения. По мнению авторитетного исследователя Ю.П. Аншакова, «это были противники митрополита Саввы – архимандрит Прасковицкого монастыря в Паштровичах Василий Глубиса и архимандрит Маинского монастыря Теодосий Мркоевич» [4, с.173].

Примечательно, что эпизод правления в Черногории Степана Малого стал литературной темой для двух сербских писателей (Степана Митрова Любиши и Петра II Петровича Негоша). Однако ни один из них не ставил вопрос о причинах появления самозванца, которые можно отыскать в политике Саввы. В то же время об успехе Степана Малого написано немало, причем писавшие отмечали как положительные, так и отрицательные стороны периода его правления. Пожалуй, самой известной литературной рефлексией о черногорском самозванце явилась драматическая поэма П.Негоша «Самозванец Степан Малый», ставшая результатом размышлений поэта о мировоззрении своих соотечественников, в котором Россия занимает особое место.

Что касается отношения митрополита Саввы к братскому восточнославянскому государству, то следует отметить, что открыто против России он никогда не выступал и, как мог, всегда старался способствовать укреплению связей между двумя странами. Владыка Савва посещал Россию в 1743 г., и продолжительность его визита составила больше года. Он был принят императрицей Елизаветой Петровной как «повелитель» Черногории, что подчеркивало независимый статус страны, выхлопотал материальную помощь для черногорского населения, а также был одарен драгоценной церковной утварью.

В отличие от владыки Саввы, политическая программа его двоюродного брата Василия Петровича Негоша была насквозь пронизана русофильством, что во многом роднит ее с идеями владыки Даниила, которые из-за его смерти не успели реализоваться. По замечанию Ж.Андрияшевича, в лице владыки Василия «родоначальник династии получил настоящего продолжателя, а остальные правители из семьи Петрович-Негош – неоспоримый пример политической мысли и деятельности. Петровичи-Негоши, которые стали во главе Черногории после него, добились, находясь во главе государства, бόльших успехов, чем митрополит Василий, но политические концепции, на основании которых были достигнуты данные успехи, в основном являются его заслугой» [152, с.224]. Хронологически период правления владыки Василия приходится на 1744-1766 гг., т.е. во главе Черногории он стоял еще при жизни Саввы, удалившегося в монастырь по причине появления более сильного лидера, но до появления Степана Малого.

В истории развития русско-черногорских связей владыка Василий стал инициатором проекта по переселению в Россию черногорских семей и принятию черногорцев на военную службу в российскую армию. Митрополит Василий писал: «Мы не ждем помощи ниоткуда, кроме как от Бога и сильного русского скипетра. Плачут бедная Сербия, Болгария, Македония, рыдает Албания в страхе, что падет Черногория. Уже пала Далмация, лишенная благочестия и униженная. Герцеговина стонет под ногами турецкими. Если Черногория будет освобождена, все к ней присоединятся. А ежели все-таки Черногорию захватят турки, то исчезнут христиане во всех тех краях» [33, с.100-101]. Об успехе его проекта по переселению может говорить тот факт, что, «согласно данным, которые содержатся в архивных документах, в период с 1756 по 1759 гг. в Россию из Черногории и восточного берега Адриатического моря переселилось 1499 человек» [116, с.127], а это, при малочисленности населения Черногории, немало. Однако таким итогами данной кампании не были удовлетворены ни российская сторона, ни сам владыка Василий. Причиной тому стали препятствия со стороны Венеции и Австрии, которые не давали разрешения своим подданным на переселение в Россию. Хотя черногорцам препятствий они не чинили, но под видом подданных владыки пытались мигрировать жители Приморья, Далмации, Воеводины и других областей, находящихся под юрисдикцией Венецианской Республики и Австро-Венгрии. Серьезные осложнения вызывали также «междоусобные интриги и конфликты, которые сильно подорвали авторитет черногорского посольства и были неприятны русскому двору» [116, с.132], как и«непозволительное поведение после приезда в Россию» [116, с.132] со стороны черногорцев. Все это не способствовало укреплению авторитета владыки Василия в высших российских кругах. Между тем, его энергия и неустанный труд (о чем свидетельствует многочисленные обращения к представителям власти на самых различных уровнях) все-таки дали свои результаты: «Из-за сложного положения, в котором находилась Черногория после ожидаемого турецкого нападения еще во время пребывания владыки в России, через своих дипломатических представителей в Царьграде и Венеции царское правительство впервые официально выступило в защиту Черногории. Таким образом была принята определенная форма покровительства над Черногорией, т. е. показана готовность защищать ее от «султана турецкого и его воли». Безусловно, это был большой политический успех владыки Василия» [116, с.121-122].

Кроме того, митрополит Василий добился увеличения российской денежной субсидии (правда, выплачена она была лишь единожды, ввиду отсутствия подтверждения целевого назначения), которая формально существовала и раньше, но выплачивалась нерегулярно по причине плохого сообщения между Черногорией и Россией [см. 117, с.19]. Примечательно, что финансовая помощь в очередной раз была увеличена уже в период правления Петра II Петровича Негоша. Этих двух правителей из династии Петрович-Негош объединяет также то, что они привлекали внимание российских властей к проблеме образования в Черногории: владыка Василий, был первым, кто ходатайствовал об открытии в Черногории «славянских малых школ» [См.: 23, c.43]. В письмах российскому руководству он несколько самонадеянно утверждал, что «суть разума черногорского такова, что способна превзойти «и философа римскаго» [8, с.32-33], таким образом, считая распространение образования делом, которое будет способствовать укреплению православных ценностей, а вместе с ними и авторитета России в сознании черногорцев. «Однако школы в Черногории так и не были открыты, поскольку Синод потребовал от Коллегии иностранных дел выяснить, сколько и в каких местах требуется школ, а также выделить средства на их содержание. Только после этого Синод брался за подготовку учителей для черногорских школ. Коллегия иностранных дел с таким требованием Синода согласилась, заметив, что для положительного решения этого вопроса требуется время и дополнительная информация из Черногории. Поэтому по-прежнему единственными очагами образования в Черногории оставались монастыри, где обучалось небольшое число детей» [8, с.35]. Спустя несколько десятилетий Петр II Петрович Негош добился того, что в Черногории были открыты первые светские школы, причем финансирование на их учреждение и книги, разумеется, были выделены Россией.

Распространению информации о Черногории в России с целью привлечь внимание российских властей и получить денежную помощь и покровительство во многом способствовало издание в Петербурге в 1754 г. «Истории Черногории», автором которой был владыка Василий. Многие историки склонны критиковать владыку за то, что он намеренно допустил ряд неточностей в описании своей страны, связанных главным образом с преувеличением ее размеров и, соответственно, количеством военноспособного населения, включив в состав Черногории Венецианское Приморье, часть Герцеговины, бердские и североалбанские племена [См.: 93, с.2-3]. Однако этому имеется объективное объяснение: указанные границы включали не фактическую территорию Черногории (состоявшую всего из четырех нахий), а пространство, на котором проживала паства владыки Василия, чей полный титул был «Митрополит Черногорский, Скендерийский и Приморский, Экзарх св. престола славяносербской патриархии в Печи»).

Свой исторический труд владыка Василий начинает с истоков династии Неманичей, причем находит их именно в Зете, подчеркивая этим историческое предопределение Черногории быть колыбелью сербского государства: «Симеонъ Неманя рожденъ отъ Князя Бела Уроша… Той Бела Урошъ провожалъ житіе у Зету, гдѣ теперь городъ Спужь, и тамо родилъ три сына, Давида, Константина и Стефана Неманю, нареченный послѣди въ иноцѣхъ Симеонъ» [15, с.I-II]. Большое внимание в «Истории» посвящается Косовской битве: автор приводит известные по эпическим песням эпизоды подготовки к битве, заговор Вука Бранковича против Милоша Обилича, последний ужин царя Лазаря и его напутственное слово войску, убийство султана Мурата и поражение сербской армии, в результате которого «умались Сербское Царство, которое всему свѣту' цвѣтало двѣсти і тридесять годь» [93, с.6]. На Косовом поле были убиты правители сербских земель, за исключением Балши, прибывшего только на третий день по прошествии битвы, из-за чего тот был «въ печали великой, что на бою не успѣлъ» [93, с.7]. Но, несмотря на то, что ввиду междоусобных конфликтов за власть «скончася они славніі Деспоцки родъ, остаде Герцогство Черногорское» [93, с.7]. Из повествования владыки Василия логично вытекает,что оно стало правопреемником сербского государства, доказав это в многочисленных боях за веру и свободу против турецких поработителей. Идея правопреемственности былой сербской славы Черногорией стала одной из центральных тем творчества Негоша, наиболее ярко представленной в драматической поэме «Горный венец». Её действующими лицами явились «славниіе полководцы» [93, с.9] владыки Даниила, не только участвовавшие в «расправе с потурченцами», но и «взявшие оружіе въ помощь Величества Его (русского царя Петра Первого – Л.Ц.) противъ Турокъ варваровъ» [93, с.9].

Следует отметить, что сущность русского вектора внешнеполитической деятельности владыки Василия была сформулирована в заключении «Истории»: черногорцы «за едину честь себѣ признатъ своимъ оружіемъ услужити Христіанскому Государю» [93, с.13]. При этом, как известно, Василий добивался официального протектората России над Черногорией посредством включения названия страны в полный титул императора. По мнению Василия, данная акция позволила бы сохранить и укрепить политическую независимость Черногории от турецких и венецианских притязаний. Вместе с тем, «он не хотел, чтобы русская помощь или защита носили характер христианской солидарности или милостыни, которую богатая православная страна подает бедной, а чтобы ее (России – Л.Ц.) помощь была справедливой компенсацией за услуги и значение, которое Черногория имела в русской политике на Балканах» [152, с.225]. Признание заслуг России в качестве мощного союзника, а не повелителя, прослеживается и в поэтическом наследии Негоша, перенявшего и развившего идею своего энергичного предшественника. В одических произведениях российскому императору Николаю I, вошедших в сборник «Отшельник цетиньский», «Петр II Петрович остается однако свободным черногорцем, чуждым самоуничижения, и ценит русского царя прежде всего, как «брата», как «защитника чернорских прав»[46, с.326]:

А ми што смо браћа твоја

у плане црногорске,

те љубисмо глас свободе,

у наша ће проста срца

бит паметник подигнути

заштитнику наших правах –

Николају великоме [100, I, с.72].

Стратегия союзничества прослеживается и в позиции следующего правителя Черногории из династии Петровичей-Негошей – Петра I Петровича Негоша (1748-1830 гг.)1, хотя его отношения с Россией складывались не лучшим образом по разным причинам. Будучи одним из первых черногорских студентов, отправленных на обучение в столицу Российской империи, Петр I из-за смерти владыки Василия «не успел здесь докончить своего образования и принужден был возвратиться, по желанию народа, на свою родину» [46, с.409]. Следующий его визит в Россию произошел в 1778 г., когда молодой архимандрит Петр I по благословению владыки Саввы отправился в Петербург с целью вручить императрице Екатерине грамоту черногорского народа, в которой, кроме напоминания о поддержке, оказанной России в ратных делах, содержалась просьба выделить финансовую помощь. Данная просьба удовлетворена не была, «не потому, чтобы Екатерина II охладела к черногорцам, или усомнилась в их политической пользе для России, а потому только, что здесь, так или иначе, замешалось низкое чувство одного из ее царедворцев, именно, князя Григорья Александровича Потемкина» [46, с.409], который не хотел помогать черногорцам из-за своей неприязни к генералу Зоричу, сербу по происхождению. Несмотря на это, Петр I Негош не вычеркнул Россию из числа стратегически важных партнеров Черногории, о чем свидетельствуют следующие его слова, адресованные императрице Екатерине II: «Я никогда во всю свою жизнь не хочу быть больше в Петербурге. Однако, пусть ее величество всегда будет уверена в моем теплом усердии и преданности к единоплеменному и единоверному славянскому царству. Я презираю свое личное оскорбление… Да будет счастлив ее престол, да возвысится слава народа русского, самая искренняя любовь к которому будет жить во мне до гроба» [46, с.414].

Следующим этапом сближения Петра I Петровича Негоша с Россией стало участие Черногории в войне России и Австрии против Турции (1787-1791 гг.), когда призыв присоединиться к военным действиям владыке поступил как из Петербурга, так и из Вены. По утверждению В. Жмакина, «владыка Петр подозрительно отнесся к предложениям Австрии. Он склонился в пользу войны с турками тогда только, когда получил от русского посла при Венецианской республике, Мордвинова, известие о том, что и Россия начинает войну с Портой» [46, с.414]. Между тем, на наш взгляд, учитывая неприятный опыт общения Петра I Негоша с российскими чиновниками, более объективно мнение Д. Радойевича, считавшего, что выбор в пользу Петербурга стал результатом сильных прорусских настроений, царивших в черногорском обществе, в результате чего «на собрании (Черногорском собрании – Л.Ц.) победило течение, которое выступало за русскую протекцию» [168, с.520]. Владыка не противился мнению народного большинства, так как ввиду многочисленных интриг и борьбы за власть в Черногории, ослабленной военными набегами скадарского визиря Махмуда Бушатлии, поддержка менее популярной Австрии могла ослабить его авторитет. И хотя официальное обращение российских властей содержало призыв вступить войну ради защиты интересов христианства, Петр I Негош рассчитывал, что в случае победы Черногории удастся добиться независимого статуса от Османской империи. Но его желание не осуществилось, так как в тексте Ясского мирного договора между Россией и Турцией, Черногория не фигурировала вообще. Российские власти в официальной переписке с австрийским двором признавали ее независимость: «Порта, осознавая политическое существование Черногории, и не скрывая того, что эта страна находится вне всякой зависимости от нее, не может иметь ничего против ее сношений с Россией» [168, с.521]. Однако для формального международного признания Черногории ссылок на переписку было недостаточно.

Далее в отношениях между Россией и Черногорией под управлением Петра I Негоша наблюдается резкое ухудшение, связанное с интригами, направленными против него отлученным от Церкви архимандритом Стефаном Вучетичем, бывшим соратником владыки, который «начал распускать разные неблаговидные слухи касательно владыки Петра Петровича, его двора и отношений его к России, рассчитывая таким путем подорвать доверие к нему русского правительства и при его сильной помощи удалить его с митрополии и занять его место» [46, с.418]. Вучетич обвинял митрополита в ненадлежащем исполнении богослужебных дел, в продаже церковных ценностей с целью собственного обогащения, а также в попытках включить Черногорию в состав территории Наполеоновских Иллирийских провинций. Войдя в доверие к высшему российскому руководству, включая глав Священного Синода и министерства иностранных дел, Вучетич добивался полного отстранения владыки Петра I от правления Черногорией и ссылки его в Сибирь, что подтверждается письмом, адресованным Священным Синодом владыке. Для осуществления данного задания в Черногорию вместе с Вучетичем был направлен генерал российской армии, черногорец по происхождению, Марко Ивелич. По мнению В.Жмакина, руководимые личными интересами захвата светской и духовной власти в стране, они продолжили очернять образ владыки в глазах российского руководства. Но добиться отстранения Петра I от правления страной и ссылки его в Сибирь не смогли – сплотившись вокруг владыки, черногорцы отправили резкий ответ Священному Синоду, в котором заявили: «Господин наш, митрополит, остался в здешней церкви совершенно независимым ни от какой власти. И в самое древнее время христианскую веру мы приняли не из России, а от греков, и Россия по церковным правилам вовсе не имеет таких прав над нами, какия святейшие отцы синодальные заявляют, в отношении нас в своей грамоте. Мы до сих пор совершенно не знали того, что святейший русский синод имеет власть и попечение о славяно-сербском народе, который живет вне русских пределов» [46, с. 445-446]. Консолидация черногорского общества с целью отстоять своего правителя, аналогично тому, как это произошло с Петром I Негошем, будет описана Петром II Негошем в драматической поэме «Самозванец Степан Малый» в сцене, где князь Долгоруков требует казнить самозванца, но черногорцы отказываются это исполнять по той причине, что Степан их устраивает как правитель и при этом, считая, что русский посланник не имеет права вмешиваться в их внутренние дела:

Може бити у многим стварима

код вас право а код нас неправо,

код нас право а код вас неправо,

како што је ово за Шћепана [100, IV, с.172-173].

Однако в понимании поэта разница между Степаном Малым и владыкой Петром I колоссальна: первый был самозванцем, в отличие от второго – легитимного правителя Черногории. «Степан появился в Черногории как узурпатор власти. Отстранение же от власти прямых предшественников Негоша со стороны Степана должно было оскорбить Негоша, и это стало причиной, почему Негош-поэт придал ему меньше значения и внимания, чем следовало бы» [166, с.156].

Нужно отметить, что в истории Черногории притязания на власть (духовную и светскую) имели место практически при каждом правителе из династии Петровичей-Негошей. Сам Петр II также столкнется с черногорскими псевдопатриотами Иваном Ивановичем Вукотичем и Матеем Вучичевичем, которые, подобно Вучетичу и Ивеличу, посредством клеветы российским властям пытались унизить его перед Россией и ограничить влияние в Черногории. Попытки захватить власть посредством лжи и интриг (включая самозванство) были частым явлением в истории Черногории. Причем в ходе таких событий Россия всегда играла важную роль, ввиду своего духовного значения для черногорцев, а также оказываемой финансовой и военной поддержки. Вероятно, в этом и была одна из причин того, что Негош взялся на написание драматической поэмы «Самозванец Степана Малый». В ней говорится о том, что кроме непревзойденной доблести, черногорскому национальному характеру присущи и негативные черты (упрямство, жадность, легковерие); но это является не причиной национальных дезинтеграций, а следствием: в стране, где главная забота народа – найти хоть какой источник пропитания, легкие деньги (получаемые через власть) всегда будут притягательны. Это Негош понял как на своем опыте, так и из истории правления своего дяди. Петр I, будучи мудрым человеком, эти особенности национального характера своего народа знал, однако относился к ним по-философски, не перенося интриги, претензии на власть и клевету черногорских мигрантов, переехавших в Россию, неизменно воспринимая эту страну как союзника и защитника.

Славянский (российский) вектор политики всегда был важным элементом программы Петра I Негоша. Но главным приоритетом его деятельности оставалась Черногория, стремление отстоять и придать правовой характер ее независимости, а также упрочить благополучие черногорского народа. По этой причине в период охлаждения отношений с Россией, осознавая необходимость в мощном союзнике для противостояния Турции, владыка устремляет свои взоры на Францию, которая тогда создала Иллирийские провинции с автономией в составе французской империи. Сама по себе данная идея импонировала Петру I Негошу, поскольку таким образом впервые после дезинтеграционных процессов средневековья часть южных славян смогла объединиться и в рамках автономии развивать свою культуру, язык и суверенность. Однако вскоре вся Европа убедилась в том, что политика Наполеона носила не освободительный, а захватнический характер. Осознав это, Петр I становится ярым противником французского монарха, доказательством чего является его самоотверженная борьба против наполеоновских войск на Адриатике, подробно описанная и воспетая Петром II Петровичем Негошем в Десятой песне «Свободиады». Тогда черногорцы воевали на стороне России, что придавало их борьбе смысл братского единения с целью освобождения славян, проживающих на Адриатическом побережье. Эта военная кампания для Черногории закончилась лишь большими людскими потерями, не принеся желаемого расширения территории за счет присоединения Боко-Которского залива и других городов Адриатики. Но, по мнению историка Ж.Андрияшевича, таким образом Петр I восстановил в глазах российского императора образ Черногории как верного союзника России: «Свое непослушание он должен был искупать походом на фронт и жертвованием черногорцев ради бессмысленных боев, которые проводили русские офицеры. И для него, и для Черногории трагически обернулась вера в то, что он может безнаказанно брать от России деньги и получать политическую защиту, в то же время тайно проводя переговоры с ее политическими противниками» [152, с.237-238].

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

2 из 5