Элеанор и Грей

Он замер, не донеся до рта ложечку с мороженым, и выгнул бровь, уставившись на меня.

– В смысле?

– Просто это выглядело немного странно.

– О. – Он отправил ложку в рот и продолжил с набитым ртом: – Мне показалось тогда, что ты не в восторге от меня.

– И поэтому захотел со мной встречаться?

– Да.

– Но зачем?

– Потому что большинство девчонок ведут себя так, словно я говорю и делаю нечто экстраординарное, хотя на самом деле я болтаю много глупостей. Я бы сказал, девяносто процентов из того, что я говорю, – полная чушь.

– Я бы округлила эту цифру до ста, – пошутила я.

Он ухмыльнулся.

– Видишь? Именно так. А другие никогда бы так не сказали. Такое ощущение, что им нравится парень, которого они выдумали, и они понятия не имеют, кто я такой на самом деле. А тебе вообще нет до меня дела.

– И ты хочешь встречаться со мной, потому что мне нет до тебя дела?

– Именно.

Я усмехнулась.

– Как-то запутанно.

– Возможно, но это правда. Кроме того… у тебя больна мама… – Он осекся, и я ощутила странную пустоту внутри.

– Я не хочу, чтобы ты встречался со мной из сострадания, – ответила я. Я не нуждалась в его жалости.

– Нет, дело не в этом. Ну, я правда сочувствую тебе, просто здесь все сложнее. – Он потер лоб. – Знаешь, когда мой дедушка болел, я не мог больше думать ни о чем другом, и мне так хотелось, чтобы кто-нибудь хотя бы ненадолго мог отвлечь меня от этих мыслей. И я хотел сделать это для тебя. Хотел, чтобы ты могла подумать еще о чем-нибудь и не чувствовала себя одинокой. – Я не верила своим ушам.

Даже в моих книгах не встречалось столь замечательных героев.

Проглотив мороженое, я закусила губу.

– О.

Это все, что я могла сказать, потому что меня переполняли эмоции.

– И поэтому я хочу перейти к следующей теме. – Сцепив пальцы, он вытянул вперед руки, а затем положил их на стол. – У меня есть предложение.

– Да? Какое?

– Мы должны видеться по крайней мере раз в неделю, чтобы ты не сошла с ума.

– В смысле?

– Ты доведешь себя до безумия, беспокоясь о маме семь дней в неделю. Поверь, я знаю. Сам через это прошел.

– Но я в порядке, – заспорила я.

Он вскинул бровь.

– Как часто ты ищешь в интернете информацию о раке?

Гм…

Один, два, может быть, несколько…

– Ну, пару раз, – солгала я.

Он улыбнулся.

– Каждый день, да? Готов поспорить, тебе от этого только хуже. Поэтому раз в неделю ты должна освобождать свою голову от мыслей об онкологии. Вот почему дедушка заставлял меня ходить с ним в кино по вторникам. Чтобы я мог отвлечься. И это помогало.

– Ты хочешь, чтобы каждый вторник я ходила с тобой в кино?

– Нет, мы можем придумать много разных занятий. Главное – не дать тебе загружать себя грустными мыслями хотя бы несколько часов. Ну а после этого можешь возвращаться к своим печальным поискам в интернете, – попытался пошутить он.

Я прищурилась.

– Только раз в неделю?

– Да, мне понадобится всего лишь три-четыре часа твоего времени. Это беспроигрышный вариант для нас обоих.

– А для чего это тебе? Моя выгода ясна, я смогу на время уйти от реальности, но для тебя в этом нет никакой пользы.

– Я стану встречаться с тобой, а значит, мне будет не так одиноко.

Я расхохоталась.

– Вокруг тебя всегда полно людей. Сомневаюсь, что ты вообще представляешь, что такое одиночество.

Он насупился, проведя большим пальцем под носом. А затем уставился в почти пустой стаканчик с мороженым.

– Тебе приходилось оказываться когда-нибудь в многолюдном месте и чувствовать, что ни один человек из этой толпы ничего о тебе не знает? – спросил он. – И все, что о тебе говорят, звучит так фальшиво. Все, что эти люди знают о тебе, – лишь набор случайных домыслов, которые они создали в своем воображении, но они не знают настоящего тебя. Они знают лишь вымышленного персонажа. Вот что такое одиночество – это жизнь в мире, где никто не видит тебя настоящего.

Ух ты. Он только что в точности описал мои собственные ощущения от школьной жизни.

– Что ж, возможно, ты действительно знаешь, что это такое, – ответила я.

– Ну, и что скажешь? Согласна? – спросил он, сжав ладони.

– Да, – тут же ответила я, и мне было все равно, что ответ прозвучал слишком поспешно, все равно, как радостно прозвучал мой голос. – Согласна.

Грейсон улыбнулся.

И мне это понравилось.

Что бы там ни было.

– Отлично. Я подумаю над тем, чем мы займемся! Думаю, будет весело. – Казалось, он искренне обрадовался, и его радость передалась и мне.

Мы доели мороженое, а затем он проводил меня до дома. Я была рада, что Грейсон оказался очень разговорчивым, потому что несколько раз умолкала, не зная, как продолжить разговор. Но у него прекрасно получалось разговорить меня.

– Спасибо, что пришла сегодня, Элли. Я отлично провел время, – сказал он, покачиваясь на пятках своих кроссовок Nike.

– Да, я тоже.

– Как насчет следующей среды?

– Это свидание, – произнесла я и тут же почувствовала, как кровь прилила к лицу. – Я хочу сказать, не настоящее свидание, но что-то вроде встречи, когда двое людей общаются…

– Это свидание, – ласково ухмыльнулся Грейсон. – Поговорим об этом позже. И смотри не погрязни в интернете, ладно?

Он уже собрался уходить, но я окликнула его.

– Да? – ответил он.

– Я просто хотела сказать, что я вижу тебя настоящего, вижу тебя таким, каким не видят тебя остальные.

Сморщив нос, он потер затылок.

– Отлично, потому что я тоже тебя вижу.

Я столько времени провела, прячась в тени. Избегала людей, потому что невидимкой быть гораздо безопаснее. Люди не могли осуждать меня, когда я растворялась посреди толпы. Не могли смеяться мне в лицо. Я всегда считала, что прятаться – это лучший выбор.

Но в тот день мои мысли медленно развернулись в другом направлении, потому что Грейсон остановился и внимательно присмотрелся ко мне. И кто бы мог подумать, что это окажется таким чудесным – когда тебя видят…

6

Грейсон

Родители снова воевали. На дворе стояла ночь, деваться мне было некуда, поэтому я заперся в своей комнате, нацепил наушники и включил музыку на полную громкость. Нелегко было заглушить их вопли, но я старался изо всех сил. Усевшись на кровать, я уставился в потолок, размышляя о том, что мы будем делать в следующую встречу с Элеанор. Думал о местах, в которых она захотела бы побывать, и о том, чем бы захотела заняться.

Я пытался придумать, что она могла бы есть, учитывая ее брекеты, чтобы ее не раздражало, когда я буду поглощать пиццу. Подумал, что, может, стоило бы подарить ей цветы, чтобы сделать приятное, но затем мне пришло в голову, что, возможно, она равнодушна к цветам. Не всем девчонкам нравились цветы, хотя большинство их обожали.

А затем я вспомнил ее улыбку.

Она всегда улыбалась несколько натянуто, едва показывая зубы. Скорее всего, виной тому были брекеты, из-за них она чувствовала себя неуверенно. Но у нее не было причин для неуверенности. Когда Элеанор улыбалась от души, это было самое прекрасное, что я видел в своей жизни.

Мама назвала отца засранцем, а затем я услышал, как что-то разбилось.

Я сделал музыку погромче и снова погрузился в размышления.

Коньки.

Интересно, любит ли Элеанор кататься на роликах?

А я с удовольствием покатался бы вместе с ней.

Хотя, скорее всего, шлепнулся бы на ровном месте.

В ту ночь я думал об Элеанор. И постепенно эти мысли стали единственными, что не давало мне сойти с ума. Я сказал ей, что хотел бы стать ее другом, чтобы она не чувствовала себя одинокой, но, возможно, мне самому требовался друг не меньше, чем ей.

А возможно, я нуждался в ней даже больше, чем она во мне.

* * *

– Ладно, возьми столько книг, сколько захочешь, и отправимся навстречу первому приключению, – сказал я Элеанор, когда мы шли по отделу фэнтези букинистического магазина. Прошла всего неделя с нашей последней встречи, но мне казалось, что минула целая вечность.

– О, Грей, не стоит говорить подобные вещи истинному книгоману. Нам понадобится грузовик, чтобы вывезти отсюда все книги, – попробовала пошутить она.

– Хорошо, тогда давай выберем парочку и направимся дальше. Но можешь не спешить. У нас полно времени.

Она отправилась на поиски своих двух книг, а я изо всех сил пытался ограничить их общее количество до пяти.

Я выбрал фэнтези и ужасы, а она исторический роман и комедию.

Я собирался позаимствовать у нее эти книги после того, как Элеанор прочтет их.

– Ладно, и что теперь? – спросила она, прижимая к груди книги.

– Пойдем в кофейню и почитаем. Думаю, этим и занимаются люди – пьют кофе и читают книги.

Она зарделась, но попыталась скрыть от меня свои пунцовые щеки, слегка отвернувшись, и это было чертовски мило.

– О, здорово, – воскликнула она. – Хотя я никогда не пила кофе.

– Что? И ты называешь себя книгоманом? – расхохотался я. – Хотя я тоже не пил кофе, но мы можем это исправить.

Она улыбнулась, и это тоже было чертовски мило.

Мне нравилось, как она улыбалась – улыбалась по-настоящему, не пряча брекеты. Ее искренние улыбки означали, что она не грустит, и это было замечательно. Очень важно, если в жизни бывает хотя бы несколько моментов, когда вам не грустно.

Мы направились в кофейню в паре кварталов от книжного магазина. Оказавшись внутри, мы попробовали почти все их фирменные напитки.

Я размышлял, заметила ли Элеанор, как у меня подергивались глаза от избытка кофеина.

Хотя, скорее всего, она ничего не заметила, потому что была увлечена разговором, вдруг сделавшись словоохотливой. Вероятно, ее избыток кофеина сделал менее стеснительной.

Я обнаружил, что мне нравится мокко. Элеанор оказалась более придирчивой: два кусочка сахара, ваниль, дополнительная порция сливок.

Когда мы определились с выбором напитков, разговор на время утих, потому что мы погрузились в чтение, попивая кофе. Но Элеанор то и дело поглядывала в мою сторону и улыбалась, а я улыбался в ответ.

Ее улыбка завораживала меня. Так я мог привыкнуть видеть ее раз в неделю.

Пару часов спустя мы двинулись обратно к ее дому. Мне нравилось смотреть, как бережно она прижимает к груди книги, словно маленьких детей.

– Знаешь, о чем я совсем не думала последние два часа? – спросила она, когда мы остановились около ее дома.

– И о чем?

– О раке.

Я улыбнулся.

Это же прекрасно.

* * *

Мы продолжили встречаться, а когда не удавалось увидеться, общались в AOL. Я рассказывал, какие фильмы о кунг-фу нравятся мне больше всего, а она скидывала мне свои любимые романы. А затем мы выполняли домашнюю работу, смотря фильмы или читая книги, и делились впечатлениями.

В дни, когда Элеанор сидела с Молли, она первым делом подходила к моему дому, где я уже поджидал ее, сидя на крыльце. А затем я провожал ее через три дома, переходя улицу, и шел до крыльца Молли. Вернувшись домой, я вспоминал ее улыбку.

Я вспоминал ее смех, ее любимые кардиганы и то, как расцветало ее лицо, когда она рассказывала об интересной книге. Вспоминал, как улыбка угасала каждый раз, как я спрашивал о здоровье ее мамы. Я вспоминал о том, что делало ее счастливой. И о том, что огорчало ее.

Обо всем.

Я вспоминал обо всем этом.

И продолжал придумывать, чем еще мы могли бы заняться при встрече. Чтобы отвлечь ее. И чтобы она была рядом со мной.

Проснувшись утром, я первым делом думал об Элеанор, а последней моей мыслью перед тем, как моя голова касалась подушки, тоже была мысль о ней.

Я и не представлял, что такое возможно.

Не знал, как быстро ваше сердце может привязаться к человеку, который еще недавно был вам совершенно незнаком.

7

Элеанор

Наконец-то я решила показать Грейсону стрекоз. Мы встретились на парковке у Лори-Лейк, и, увидев его, я подумала, что он стал еще красивее, чем прежде. На нем были простая белая тенниска и темные джинсы, но для меня он выглядел просто сногсшибательно.

– Привет, – улыбнулась я.

– Привет, – ответил он, а затем обнял меня.

Подошел ко мне, раскинул руки и прижал меня к себе. Да.

Он обнял меня.

Наше первое объятие.

И он сделал это так непринужденно, словно мы всегда обнимали друг друга при встрече. Я тоже обняла его и, возможно, держала его в объятиях дольше, чем следовало, но мне было все равно. И, похоже, ему тоже было все равно, потому что он крепко прижимал меня к себе, пока я первая не отпустила его.

Отступив назад, я откашлялась, не в силах взглянуть на него из-за переполнявшего меня волнения. Что означало это объятие? Возможно, эти несколько мгновений, что мы прижимались друг к другу, значили больше, чем простое дружеское объятие? Волновался ли он, как и я? Или же я преувеличивала каждое мгновение наших встреч с тех пор, как Грейсон Ист появился в моей жизни?

– Ну, и где же стрекозы? – спросил он, отвлекая меня от волнующих мыслей.

Я откашлялась, потирая правую руку.

– Ах, они там. Пойдем.

Мы направились через территорию парка, которую множество отдыхающих облюбовали в качестве места для пикников и игры в волейбол. Летом на озере было полно людей. Городок Рэйн не мог похвастаться обилием теплых деньков, и потому жители пользовались любой удобной возможностью, чтобы понежиться под лучами солнца.

Когда мы с Грейсоном вышли на пешеходную тропу, он стал гладить каждую собаку, попадавшуюся нам на пути. Каждый раз, когда он замечал нового пса, его глаза загорались так, словно это была единственная в мире собака, и он тут же оборачивался ко мне со словами: «Ты только взгляни на его нос, Элли! Подумать только, он улыбается!» Словно он только что обрел нового лучшего друга, пока на горизонте не появлялся новый.

Его любовь к животным мешала мне контролировать нарастающие чувства к этому парню.

Можно быть чуточку менее идеальным, Грейсон? Это было бы замечательно, благодарю.

Когда мы прошли половину пути, я кивнула влево.

– А теперь нам надо свернуть с тропы и пройти через лес.

Он вскинул бровь.

– Ты ведь не собираешься заманить меня в лес, чтобы убить, правда?

Я расхохоталась.

– Не глупи, Грей. Если бы я хотела тебя убить, то давно бы это сделала.

– Что ж, звучит обнадеживающе.

Мы начали продираться через чащу, и ветки то и дело хлестали нас по лицу. Через три минуты борьбы с густой листвой мы выбрались на поляну, и Грейсон расплылся в улыбке.

– Ух ты, – воскликнул он, глядя на раскинувшуюся перед нами водную гладь. По сравнению с озером этот водоем был крошечным, но отсюда он казался огромным, особенно для нас двоих. У воды лежало несколько поваленных древесных стволов, на которых мы обычно сидели и болтали с мамой. Повсюду буйствовали полевые цветы, а трава сияла изумрудной зеленью.

– Классно, да?

Я подвела его к бревну, и мы уселись рядышком.

Некоторое время мы молчали, любуясь красотой окружавшей нас природы. Грейсон притих, но его улыбка оказалась красноречивее любых слов, и я поняла, что ему нравится эта тишина.

А затем мимо нас пронеслась стрекоза.

– Теперь я понимаю, почему тебе здесь так нравится. Здесь так безмятежно, – воскликнул Грейсон.

– Кроме того, вода вдохновляет маму, когда она пишет картины.

Мои слова его заинтересовали.

– Твоя мама – художница?

– Да. Она всю свою жизнь занималась этим ради удовольствия. Она потрясающая.

– А в чем заключается ее работа?

– Ну, днем она сидит с детьми, а вечером рисует. Она могла бы посвятить рисованию все свое время, но ей нравится возиться с ребятишками.

– Классно.

Я помрачнела.

– Думаю, да.

– В чем дело?

– Просто недавно она перестала работать няней. И не рисует, как раньше, – сказала я, заерзав на бревне. – Думаю, у нее просто нет сил после химиотерапии.

Улыбка Грейсона угасла.

– Мне очень жаль, Элли.

– И мне тоже. – Чем меньше она рисовала, тем реальнее становилась для меня ее болезнь. Но я изо всех сил старалась отогнать от себя эти мысли. Стоит мне только соскользнуть в пучину тоски, и обратно уже не выбраться. – А твои родители? Чем они занимаются? – спросила я, меняя тему.

Он пожал плечами.

– Отец – генеральный директор компании по производству виски, а мама бесконечно путешествует. Я их редко вижу. Маму я не видел уже пару недель, а отец только иногда забегает поспать. Большую часть времени он живет в квартире в Чикаго, чтобы не ездить домой.

– Выходит, ты почти все время один?

– Да. Раньше у меня был дедушка, но с тех пор как он умер… да, я остался один.

– Ты скучаешь по ним? – спросила я. – По родителям?

– Это неважно. Моя тоска по ним не заставит их остаться. И я постоянно говорю себе, что не стану таким, как они, понимаешь? Я хочу быть другим, если когда-нибудь у меня появятся дети. Я бы никогда их не бросил. Предполагается, что через пару лет я возглавлю компанию, но буду вести дела иначе, нежели мой отец. Я бы чаще бывал дома. Мой дедушка мог делать и то, и другое: не только вести бизнес, но и быть родителем. Он постоянно появлялся дома.

– Мне кажется, многие люди не понимают, как важно просто приходить домой.

– Да, это многое значит, – согласился он.

– Значит, ты унаследуешь отцовскую компанию?

– Да. Ее основал дедушка. Полагаю, это семейное дело.

– И ты именно этим хочешь заниматься? Кем ты хочешь стать, когда станешь взрослым? – спросила я.

– Хочу стать счастливым, – мгновенно ответил он.

– Счастливым?

– Да. Только и всего. Именно об этом мне всегда говорил дедушка. Он говорил: «Слушай внимательно, Грейсон. Ты можешь быть кем угодно, и все будет хорошо. Заслуги на работе не так уж важны, пока на столе есть пища, а в очаге горит огонь. А вот что действительно важно, так это ощущение счастья. Поэтому, когда ты по-настоящему повзрослеешь, постарайся стать счастливым. И тогда все остальное встанет на свои места». Поэтому я хочу быть счастливым. И мне все равно, чем я занимаюсь, если я счастлив.

Мне несказанно понравился его ответ.

– А ты, Элли? Чего хочешь ты?

– Хочу быть счастливой, – повторила я его слова. – Думаю, я тоже просто хочу быть счастливой.

Он улыбнулся и ласково подтолкнул меня плечом. А затем вскинул голову, уставившись в небо.

– Как же мне здесь нравится…

– Да. Как хорошо укрыться от мира маглов, – заметила я.

Он ухмыльнулся.

– Ты сильно увлечена всем, что связано с Гарри Поттером, да?

– Для меня это словно воздух, – как ни в чем не бывало откликнулась я.

Я и представить себе не могла, как бы пережила последние несколько лет, если бы не книги о Гарри Поттере. Если бы не они, я могла бы поверить во всю ту чушь, что люди рассказывали обо мне.

Я бы поверила, что во мне нет ничего волшебного, и это стало бы для меня огромным позором.

Как печально, что многие люди жили на свете, даже не догадываясь, сколько в них волшебства.

– Думаю, здорово, что ты так увлечена этим, – сказал он. – И я жду не дождусь выхода следующей книги.

– Я тоже, – призналась я. – Скорей бы.

Мы сидели, наблюдая, как вокруг с жужжанием носятся стрекозы, и я набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула.

– Я могу спросить тебя? Ты можешь не отвечать, если не хочешь.

– Спрашивай.

– Что это за история со Стейси Уайт? Не хочешь – не говори, но, мне кажется, раз уж она стала причиной нашего знакомства…

Он потер переносицу.

– Мне неловко.

– Можешь не рассказывать, правда. Я спросила из любопытства.

Он стиснул ладони, расправил плечи, щелкнув позвоночником.

– Ну, мне тоже было бы любопытно. Но это ужасно нелепая история.

– Грейсон, я ношу вязаные кардиганы со стрекозами. Вот что нелепо.

Он вздохнул и, кивнув, обернулся ко мне. А затем снова сжал ладони.

– Ладно. Мы со Стейси встречались некоторое время, совсем недолго, и я даже не знал, стоило ли вообще мне с ней встречаться, потому что она совершенно не в моем вкусе. Она слишком самовлюбленная, но это уже неважно. Все шло неплохо, пока она не захотела, ну, ты понимаешь… – Грейсон покраснел, еще никогда я не видела его таким смущенным.

Наконец-то мы оказались на равных.

– Догадываюсь. – Я кивнула, изо всех сил стараясь ободрить его.

– Когда я сказал ей, что никогда раньше этим не занимался, она расхохоталась, решив, что я разыгрываю ее, и я рассмеялся в ответ, решив обратить все в шутку. Но когда мы занялись сексом, я не смог… – Он опустил глаза. – Ну, я так разволновался, что у меня… не получилось. – Последние слова он произнес едва слышно, и я прониклась к нему еще большей симпатией.

– Я волновался и преувеличивал, и я понимаю, что мне семнадцать, а я еще ни разу…

– Я тоже ни разу, – оборвала его я.

Он изумленно уставился на меня, и его взгляд поразил меня. Он удивлен, что любительница кардиганов и Гарри Поттера все еще девственница?

Это невозможно!

– Правда? – произнес он с таким видом, словно он не единственный чудак на планете.

– Правда-правда. Ничего удивительного. Я даже ни разу не целовалась.

– Ты ошибаешься, – возразил он. – Еще как удивительно.

Я пожала плечами.

– Думаю, большинство наших ровесников преувеличивают важность таких отношений.

– Именно так и поступила Стейси. Она рассмеялась мне в лицо, а затем принялась оскорблять, говоря, что самый популярный в школе парень не смог удовлетворить ее. И я порвал с ней. Она разозлилась и пригрозила, что расскажет всем о моих… способностях. Я все рассказал Лэндону, и он разрулил ситуацию. У него был компромат на Стейси, и она не хотела, чтобы другие узнали неприятные подробности о ней, поэтому заткнулась. Вот почему я обязан Лэндону.

– Понятно.

– Да. Он придурок, но он мой лучший друг, так что, по крайней мере, он верный придурок.

– Ух ты. Конечно, это очень мило с его стороны… но он шантажом заставил тебя заговорить на вечеринке с настоящей чудачкой.

– Но я ни капельки об этом не жалею, – как ни в чем не бывало откликнулся он.

Вздох.

– Я тоже.

– Я благодарен тебе, Элли.

– За что?

Откашлявшись, он почесал затылок.

– С тех пор как умер дедушка, я чувствовал себя одиноко, мне было очень грустно и даже на вечеринках, среди других людей, я чувствовал себя не в своей тарелке. Но с тобой я не одинок. С тобой я чувствую себя самим собой. И я благодарен тебе за это. А я почти забыл, каково это.

– Забыл, каково это?

Он пожал плечом.

– Быть счастливым.

8

Элеанор

– Так что за приключение у нас ожидается сегодня? – поинтересовалась я у Грейсона, когда одним субботним днем он зашел за мной. Мне хотелось хотя бы ненадолго забыть о реальности, потому что у мамы выдалась непростая ночь. И сейчас она отдыхала под присмотром папы.

Я спросила, хочет ли она, чтобы я осталась дома, но она настояла, чтобы я пошла на свидание с Грейсоном и хорошо провела время. Ей хотелось, чтобы я наслаждалась жизнью, а не тревожилась постоянно о ней.

Грейсон улыбнулся и засунул руки в карманы джинсов.

– Я подумывал о том, чтобы выиграть для тебя плюшевую игрушку на сельской ярмарке.

Что ж, мне это вполне подходило.

Мне многое нравилось в общении с Грейсоном. Я обожала смотреть, как он оживленно жестикулирует, рассказывая мне о чем-то. И слушать, как он что-то напевает, когда счастлив. Иногда мы шли по улице, и он начинал стучать пяткой в такт какой-нибудь песенке, которую мурлыкал себе под нос.

Мне нравилось, что, когда он смотрел на меня, он глядел мне в глаза, словно я единственная девушка на Земле. Нравилось, что, слушая меня, он задавал вопросы, чтобы поддержать разговор. И я обожала маленькую ямочку, появлявшуюся на его левой щеке каждый раз, как он улыбался.

Мне нравилось, как его ладонь случайно касалась моей, когда мы держались за поручни кабинки на карусели на ярмарке. Мне нравилось, что он мог зараз слопать три корн-дога и тут же захотеть сахарную вату. И я обожала его смех.

Боже, как же я обожала его смех.

И восхищалась его решимостью выиграть для меня эту дурацкую плюшевую игрушку.

– Ладно уже, Грей, – расхохоталась я. Мы стояли перед будкой, где он изо всех сил пытался сбить мишень бейсбольным мячом, чтобы заполучить приз.

– Нет! Я смогу, – пропыхтел он, похоже, еще больше исполнившись решимости добиться своего, хотя промазал уже четырнадцать раз подряд. Взяв мяч, он сделал шаг назад, размахнулся и изо всех сил сделал бросок.

И промахнулся всего на пару дюймов.

– Вот черт, – пробормотал он.

– Пять баксов еще за пять мячей, – заявил служащий.

– Это того не стоит, – произнесла я, слегка коснувшись руки Грейсона. – Здесь никто не выигрывает.