Гендальев

Лысая аки ягодица младенца голова, глуповатое лицо и напускная серьёзность Сергея Ивановича нередко забавляли некоторых работников офиса уже одним своим видом. И если бы не страх перед вечным "отсутствием работы" в вольной жизни, они бы, наверное, с радостью поглумились над этим хорохорившимся индюком, ведь директор всегда старался показаться окружающим лучше, чем он был на самом деле.

Этот сорокалетний, лишённый воли мужчина, находившийся в полном подчинении у собственной жены, родители которой обеспечивали его карьеру. Возможно, в глубине души Сергей Иванович сильно страдал, поэтому и не упускал никогда случая продемострировать свою "силу и волю" на работе. Ибо, будучи ничтожеством дома и в глазах акционеров компании, он в то же время всячески компенсировал своё постоянно подавляемое желание доминировать на своих работниках.

Впрочем, Гендальеву Сочный никак не вредил.

В отличие от других, Виктор не находил в Сергее Ивановиче ничего забавного и всегда игнорировал подначивания коллег, желающих обсудить и в очередной раз как-нибудь высмеять директора. Виктор больше не хотел подводить Оксану и перспектива вылететь с первого места работы за склочничество ему совсем не улыбалась. К тому же, напрямую с директором чаще всего контактировала Милана, или Полуоткатов, а его же лишь периодически отправляли в приёмную, где нужно было просто оставить "на подпись" разные документы. И здесь Гендальев всегда был вынужден терпеть сальные заигрывания со стороны немолодой и вульгарной секретарши.

Эти недвусмысленные подмигивания и эротические телодвижения со стороны зрелой, потасканной жизнью, женщины, не вызывали у Виктора ничего, кроме отвращения.

– Ух ты какой милашка у нас теперь работает! – сказала она, когда он впервые вошёл в приёмную.

Морщинисто-дряблая кожа, жирно намазанные красной помадой губы и желеобразное тело под излишне коротким, для её фигуры и возраста, платьем. Складывая ногу на ногу и выставляя на всеобщее обозрение целлюлит, секретарша видимо даже и мысли не допускала, что это может кому-то не нравиться. Словом, то ли неадекватное восприятие реальности, то ли просто проблемы с головой.

В конце концов, она оставила свои попытки соблазнить молодого, черноволосого очкарика и принялась пускать слухи по офису, что, дескать, Гендальев, на самом деле, гомосексуалист.

Виктор, к счастью, об этом никогда не узнал, а через полгода директор вдруг решил сменить секретаршу, и место сумасшедшей пожилой развратницы заняла Соня Щёчкина.

С этого момента Гендальев стал использовать любой предлог для того, чтобы как можно чаще носить документы "на подпись". Например, когда надо было подписать, четыре документа, он нёс сначала два, а два других относил позже, заявляя Милане, что "забыл".

К несчастью, абсолютная неопытность Виктора в вопросах служебной "любви" очень долго мешала ему увидеть всё то, что увидели здесь почти сразу все, кроме него…

***

Софию Щёчкину приняли на работу тут же после окончания колледжа.

В офисах шептались, что "по знакомству".

– А как же ещё, – презрительно комментировала эти сплетни Милана. – Можно подумать, здесь хотя бы один человек есть, пришедшей не "по знакомству". Тебя "по знакомству" приняли, Витя, признавайся?

– Да в общем-то, да, – отвечал Гендальев.

– Вот и я говорю. Полуоткатов, так вообще, какой-то не то племянник, не то друг семьи одного из главных акционеров. Им бы тут всем лишь бы лясы точить. Крысы вонючие!

Милана вообще не отличалась деликатностью, когда дело касалось её коллег, могла в лицо кому-нибудь из бухгалтеров выкрикнуть оскорбление, могла и с начальниками отделов поругаться. Только с директором она не позволяла себе агрессии. Неизвестно почему, но она питала к нему личную симпатию, ибо, видит бог, она никогда бы не смолчала из-за страха иерархических последствий…

Короче, Соня Щёчкина устроилась на работу "по знакомству" так же, как и все остальные, однако, что это было за "знакомство", для большинства оставалось загадкой.

Стройная, длинноногая красавица с белыми, прямыми волосами. Всегда накрашенная, всегда в платьях и юбках. София знала толк в моде, здоровом питании и личной гигиене.

Гендальев влюбился в первый же день.

– Ээ. Здравствуйте, вы новая секретарь? – спросил он тогда.

– Да, привет, ко мне можно на «ты», – весело сказала Соня.

– А, хорошо, привет. Я Виктор Гендальев, юрист. Вот тут документы, это, на подпись…

– Хорошо, – промурлыкала София. – Знаешь, я здесь первый день, ты мне подскажешь, что да как? Директора пока нет, и если ты не занят, то…

– Конечно! – обрадовался Витя.

– Какая интересная у тебя фамилия, – сказала, улыбаясь, Соня.

Он обрадовался ещё сильнее и с воодушевлением повторил в сто миллионный раз историю о том, как его покойный отец решил отдать дань памяти бессмертному персонажу фэнтези.

Потом он рассказывал ей истории и таскал коробки, передвигал вазы с комнатными растениями и каждый день приносил шоколадки.

Так началась его первая "любовь".

Виктор Гендальев угодил в старую как мир ловушку, в которую попадали миллионы мужчин до него, и попадут ещё столько же после. Он влюбился в милую внешность и имел глупость поверить, что такое ангельское создание просто не может быть нечестным и грязным.

Пару месяцев его пользовали как инструмент для подсобной работы и источник бесплатной добычи всяких вкусностей. Потом Соня любезно разрешила ему водить себя в кино, кафе и в прочие публичные места. Через полгода Виктору посчастливилось даже вкусить главного, чего зачастую и вовсе не обламывается во множестве других подобных историях "любви".

По наивной простоте своей, он искренне полагал, что они пара. Ежедневные звонки и любовные сообщения в одну сторону нисколько Гендальева не смущали, ведь такая богиня как София Щёчкина создана именно для того, чтобы перед ней преклонялись такие ничтожества как он, Виктор Гендальев. И его счастье, что именно ему, а не кому-то другому прекрасная секретарша позволяет облизывать свои восхитительные пятки.

В будущем, когда Гендальев станет старше и огрубеет, он будет вспоминать всю эту мелодраму с великим омерзением, но пока что он летал "на крыльях любви" по коридорам здания «И рыба и мясо» и с придыханием звонил ей каждый вечер, в заранее оговоренное время.

Соня не любила, когда её беспокоили внезапно:

– Знаешь, Витя, у меня постоянно много дел и после работы я не всегда могу позволить себе разговаривать. Если хочешь сделать мне приятно, можешь просто помочь иногда деньгами, ты же знаешь, как мало получают секретари и как дорого в наше время стоит красивая внешность.

И он помогал ей деньгами. О, конечно, он помогал! По меньшей мере, половина его зарплаты уходила на эту периодическую «помощь».

Ладно, что уж теперь, думал Гендальев, это всего лишь деньги.

Как-то раз, он случайно узнал о стоимости услуг в салоне красоты, в который ходила Соня и ужаснулся. Цены были гораздо выше, чем он мог себе представить. Не нужно было быть математиком, чтобы понять: она, ну никак не могла себе этого позволить.

И когда он робко поднял этот вопрос, она ответила следующее:

– А что же ты думаешь? Я вся в кредитах! Или, по-твоему, я должна выглядеть как бабка, или лохудра? – Соня надула губки и рассержено продолжила. – Если тебя что-то не устраивает, Гендальев, я тебя вообще не держу! Таких как ты вон, полная улица.

– Что ты, что ты, солнышко! – испуганно лепетал он. – Да нет же, я… если тебе это не нравится, я обещаю больше не спрашивать! Обещаю!

– Ко мне завтра должна приехать мама, и если хочешь извиниться, можешь купить продуктов для нашего стола. Или лучше просто дать денег.

– О, конечно, Сонечка, конечно, – говорил он и давал деньги.

– И это всё? И что мне на это купить? Гречку с молоком? – недовольно ворчала Соня Щёчкина.

Если бы кто-то спросил тогда Виктора, что именно он ценит в Соне, он бы, скорее всего, затруднился ответить. Он сказал бы нечто вроде: я просто люблю её. Или что-нибудь ещё в том же духе. Но на самом деле любви там никакой не было, было лишь необузданное сексуальное влечение. А насколько сильно способен опуститься мужчина из-за своей неудовлетворённой животной потребности, известно одному богу. И, что тут скажешь, случай Гендальева был далеко не самым тяжким.

Он часто звонил ей по вечерам и слышал длинные гудки, а иногда и вовсе голос автоответчика. Что делала София Щёчкина в такие моменты, он не знал, но всегда отчаянно беспокоился и ревновал. Позже она перезванивала ему и начинала диалог с контратаки: мол, зачем он ей названивал, она же говорила ему, что поедет к маме/папе/бабушке. Что у неё дел по горло и что директор завалил её работой.

Заканчивался подобный разговор всегда одним и тем же: Гендальев извинялся за свою назойливость и оправдывался тем, что очень её любит.

Как то раз он задержался на работе по просьбе Миланы. Её нагрузил бумагами Полуоткатов, и ей требовалась помощь. Виктор никогда не отказывал своей старшей сотруднице, тем более близились его первые самостоятельные походы в суды, и он рассчитывал, что начнёт он их под надзором Миланы – уж очень ему представлялись страшными эти самые суды.

В тот день Милана дала ему документы и велела сходить подписать.

– Но директора ведь уже нет? – удивился Гендальев.

– Нет, он на месте, иди скорей.

Войдя в приёмную, Гендальев не увидел Сони и удивился ещё больше, ведь секретарь никогда не уходит раньше директора. Он робко постучал в дверь главного и услышал приглушённый и почему-то запыхавшийся голос Сергея Ивановича Сочного:

– Подождите!

Виктор послушно уселся на стул и стал ждать.

Через несколько минут дверь открылась, и из кабинета директора выскочила Соня. Причёска у неё была слегка растрёпана, две верхние пуговицы на блузке расстёгнуты. Раскрасневшаяся, она воскликнула:

– Ах, это ты!

Тело сковал лёд, он ощутил слабость в ногах и бессильную ярость.

– Ты что там делала, сука? – услышал он свой голос.

Но объяснение не состоялось.

Сочный позвал из кабинета:

– Проходите, кто стучал!

Молча войдя к боссу, Гендальев хмуро положил документы на стол. Тот подписал их, не читая, и отдал обратно, а когда Виктор вышел, Сони уже в приёмной не было.

В тот день он так и не смог до неё дозвониться. Набрав номер мобильного, по меньшей мере, раз тридцать, он написал кучу сообщений с обвинениями в измене, изобличением её лживой натуры и прочего. А потом горько плакал и отправлял новые смски с извинениями и просьбами поговорить. Но Соня молчала и ответила лишь на следующий день:

– Я не знаю, стоишь ли ты того, чтобы тебе вообще что-то объяснять! – сказала она. – Ты мне написал таких гадостей, что неплохо было бы тебя хорошенько вздуть за это! Будь уверен, у меня есть кому постоять за меня!

Он бормотал что-то вроде: она была у директора, и он подумал, что…

– Что? Что ты там подумал, идиотина? – саркастически вопрошала Соня. – Вообще-то я по профессии должна владеть навыками экстренной медицинской помощи. И в тот момент, когда ты припёрся, директору было плохо! Я вынуждена была прибегнуть к массажу сердца! Это когда кулаком по груди бьют, дебил! У Сергея Ивановича проблемы со здоровьем и я ему помогала! Да что с тобой, идиотом, разговаривать, когда ты сделал свои мерзкие выводы! Ты сам просто извращенец и меня ещё оскорбляешь!

Тут она всхлипнула, и Гендальев, упав перед ней на колени, принялся извиняться и целовать руки.

– Соня, прости меня, милая. Ты говорила, что хочешь новое платье! Можно я куплю его тебе в качестве извинений?

Платье оказалось ему не по карману и пришлось брать кредит в микрозайме, но разве всё это могло стоить любви такой женщины, как София Щёчкина?

В общем, любовное направление развивалось у Виктора в таком вот виде. Обожествление женской сексуальности, придание ценности тому, что вовсе ничего не стоит и, конечно же, страх одиночества – стандартный набор "тараканов" среднестатистического подкаблучника, выращенного в условиях домашнего матриархата. Его друг и наставник из армии, Муса Джалиев, к сожалению, восполнил далеко не все пробелы мужского воспитания.

Словом, первая корявая "любовь" Виктора Гендальева была такой, какой была. И ничего с этим не поделаешь, "сердцу ведь не прикажешь".

Не прикажешь и тестостерону.

***

Пока отношения с Соней Щёчкиной стремились к своему уродскому апогею, не стояло на месте и развитие Гендальева в профессиональной сфере. Освоив в совершенстве навыки «отнеси на подпись», «распечатай», «завари кофе», Виктор углубился в изучение юриспруденции дальше. Милана периодически брала его с собой на заседания в суды.

Перечень юридических дел «И рыба и мясо» в основном ограничивался взысканием задолженностей. Реже попадались иски от потребителей, но такие дела были здесь на особом контроле, и по ним всегда судился сам Полуоткатов.

Основной поток же, представляли стандартные формы исковых заявлений, в которых требовалось лишь менять данные. Так Гендальев познакомился со спецификой своей профессии.

Первое время он до дрожи в коленках боялся судей и судов. Гендальев полагал, что там всё всегда строго, официально и как показывают по телевизору. Что за столом обязательно сидит грозный дядя, или тётя в мантии и держит в руке деревянный молоток. Он думал, что войдя в эту святая святых правосудия, он будет вынужден держать высокую речь и, не приведи господь ему, в такой ситуации, ляпнуть что-то не то, запнуться, или каким-либо иным образом обосраться…

И каково же было его облегчение, когда он впервые очутился на суде в качестве стажёра Миланы!

Их встретила в коридоре полная женщина, которую отличали от сидящих на лавочках сплетниц лишь подчёркнуто культурная манера говорить и более ухоженный вид.

– А, Милана, здравствуйте, что у нас сегодня? ООО «Зашиваем»? Все документы в порядке? Хорошо, тогда оставляйте, когда будет готово решение, секретарь позвонит.

Они даже не зашли в зал судебных заседаний.

– И что, так всегда? – воскликнул Гендальев.

Милана усмехнулась и ответила:

– И не надейся, позже сам всё узнаешь. Но в любом случае, ничего подобного тому, что ты там себе навоображал, здесь нет.

Да, позже он сам всё узнал. Судьи были разными. Были разными и участники заседаний. Иногда в суде начинался настоящий базар и разговоры на повышенных тонах. Иногда судьи даже надевали мантии. Много всего он в последующие годы здесь насмотрелся. Здесь было почти всё.

Не было лишь деревянных молотков и честности.

***

Самостоятельная жизнь тоже внесла некоторые коррективы в существование Виктора. Теперь сестра ограничивала их общение тем, что раз в неделю звонила, а в гости они друг к другу почти что не ходили.

Из еды Виктор особо ничего не готовил. Обедать в будние дни он всегда ходил в столовую на работе, ну а дома чаще всего питался как попало. Магазинный людской корм, разогретый в микроволновке и простые блюда типа яичницы с колбасой – вот и всё его меню. Этого было достаточно молодому организму, не столкнувшемуся ещё с трудностями пищеварения.

Комната на десять квадратных метров всегда была завалена несвежей одеждой. По углам валялись носки, а напротив вечно разложенного дивана, почти круглосуточно мерцал экран монитора.

Даже когда он начал приводить сюда Соню, что бывало довольно редко, особых преобразований мимолётное присутствие женщины в квартире не создавало. Нет, он, конечно, делал периодическую уборку, особенно, когда приводил её, но поскольку Щёчкина связывать свою жизнь с этим неудачником явно не планировала, она, разумеется, даже не рассматривала перспективу наводить порядок в его убогой квартире. Впрочем, очень может быть, что там, где жила она сама, было немногим лучше.

Словом, жизненный путь Гендальева прокладывался вполне предсказуемо. Далее всё должно будет развиваться так же, как и у многих других нормальных людей. Рано или поздно появится семья и дети, убогий быт потихоньку разрастётся, и Виктор станет терпеливо дожидаться пенсии…

Хотя, кто его знает? Жизнь – сложная штука.

Никогда нельзя знать наверняка.

Глава вторая. Понедельник

Звон будильника вырвал его из объятий сна. Гендальев недовольно нажал пару кнопок и, отсрочив подъём на десять минут, снова забылся. Удивительно, но этот краткий промежуток времени дополнительного сна казался бесконечным. Однако после вторичного сигнала, подъём не сделался более лёгким, скорее наоборот. Он переставил будильник вновь.

С третьим звоном времени на то чтобы добраться до работы оставалось минимум, и больше откладывать было нельзя. Виктор тяжело поднялся с постели и надел очки. Накрыв кое-как своё ложе пледом, он потащился в маленькую кухню. Поставил чайник, сходил в туалет и как попало почистил зубы. Вода закипела. Он бросил в кружку две чайные ложки растворимого кофе, три ложки сахара и залил кипятком. Открыв старый, оставшийся от прежних хозяев, холодильник, он долго вглядывался в пустые полки, будто рассчитывая, что там появится что-то само. Наконец он вспомнил о половине плитки молочного шоколада, валявшейся среди грязной посуды на столе.

Без особого аппетита Гендальев съел шоколад и, прихлёбывая кофе, вернулся в комнату. Чтобы успеть на работу, или хотя бы не опоздать больше чем на четверть часа – ему необходимо было выйти из дома максимум через пять минут. Обжигая язык, он сделал большой глоток и поставил кружку на стол возле компьютера.

Его повседневная одежда многослойно висела на спинке стула. Виктор надел несвежую клетчатую рубашку, натянул вчерашние носки и мятые шерстяные брюки. Заканчивался октябрь, и на улице уже похолодало, чего не скажешь об офисе, где всегда была духота и жар как в парной.

Почти залпом допив горячий кофейный напиток, Гендальев вышел в прихожую. Кряхтя, он влез ногами в чёрные ботинки, натянул куртку с капюшоном и вышел из квартиры.

Жилище Виктора располагалось на втором этаже панельной пятиэтажки, а дом, в свою очередь, завершал, стоящую в ряд по улице, вереницу своих близнецов и практически упирался торцом в остановку троллейбуса.

Выйдя на улицу, Гендальев сразу увидел отъезжающий троллейбус с номером "6". Это был его маршрут, и если он сейчас успеет – значит, почти совсем не опоздает. Очертя голову, он ринулся на остановку, на ходу делая знаки руками. Водитель притормозил и открыл заднюю дверь, Виктор вскочил на подножку и крикнул «спасибо».

К нему тут же подошла толстая кондукторша.

– Проезд оплачиваем, – сказала она неприязненно.

– Да, да, сейчас.

Он достал из кармана проездной:

– Вот.

– А сразу сказать нельзя было?! – проворчала кондукторша.

Виктор не стал ей ничего отвечать и молча сел на двойное сиденье. Убедившись, что последнее слово осталось за ней, толстая кондукторша заковыляла к своему месту в середине салона.

Гендальев прислонился головой к окну и закрыл глаза. Впереди было восемь остановок и недурно было бы ещё немного поспать. Впрочем, постоянная тряска по раздолбанной дороге не предоставила ему такой возможности, он то и дело ударялся головой о стекло, от чего дополнительный сон превращался в настоящую пытку.

Виктор сел ровно, достал из кармана телефон и написал сообщение Соне: «доброе утро, солнышко». В последнее время она всё реже ему отвечала, и он особо уже не рассчитывал на ответ, написав ей, скорее по привычке, на всякий случай. Ведь стоило ей ответить хотя бы лаконичным «привет», как его сердце начинало биться чаще, а серое утро уже не казалось таким уныло-безысходным.

Но понедельники существовали не для радости, поэтому ответа не было.

Виктор вставил в уши наушники и поднял звук на максимум.

«…мальчик молодой, все хотят потанцевать с тобооой» – отхаркивало женским голосом радио.

Несколько раз переключив станции, он поймал гороскоп.

«Весы: сегодня вас ожидают интересные события, способные поднять ваше настроение»

Он хотел узнать, что скажут по гороскопу Соне, но оказалось, что овен был в начале и он его уже пропустил.

Чёрт, всё время путаю, подумал Виктор.

– СЛЕДУЮЩАЯ ОСТАНОВКА МЯСОКОМБИНАТ, – сообщил ленивый голос в динамиках.

Он встал и, держась за поручни, прошёл к выходу.

***

Милана всегда приходила на работу раньше и редко когда проявляла недовольство по поводу его небольших, но регулярных опозданий.

Офисы мясокомбината находились на внутренней, закрытой территории. Показав на проходной пропуск, он пересёк импровизированный садик, приблизился к старому трёхэтажному зданию и потянул на себя ручку железной двери. Кабинет юристов был на втором этаже. Быстро поднявшись по лестнице, Гендальев вошёл в знакомый офис.

– Доброе утро! – поприветствовал он Милану.

В кабинете они работали вдвоём, а для начальника предназначалось отдельное, следующее по коридору помещение.

Милана сегодня была не в духе:

– Время пять минут девятого, Витя, почему ты опаздываешь всегда?

– Я… извини!

– Да хватит извиняться, что толку?! Слушай, Виктор, пора приучаться к дисциплине, ты ведь уже больше года работаешь. Это не дело, понимаешь? Слух по отделам ходит, что скоро поставят электронную пропускную систему и станут фиксировать точное время прибытия и ухода с работы! Ты же знаешь, что опоздание это дисциплинарный проступок?

Виктор сделал виноватый вид и молча слушал. Что поделать, каждому хочется иногда побыть здесь хоть немного боссом.

– Ладно, дело твоё конечно, я не собираюсь на тебя жаловаться, или ещё что. Только ты пойми, эти, как тебе кажется, мизерные пять минут, это за десять опозданий уже пятьдесят!

– Я понял, Милана, – ответил он, сдерживая раздражение.

Гендальев снял куртку и повесил на спинку кресла. Усевшись за рабочий стол, он нажал кнопку включения компьютера и принялся сердито перебирать валявшиеся на столе бумаги.

– И наведи уже порядок на своём столе! – не унималась Милана.

Да пошла ты, рассеянно подумал Виктор.

Зазвонил телефон, Милана резко подняла трубку:

– Юротдел, слушаю.

В трубке что-то требовательно прошебуршали.

– Да, Семён Вадимович, конечно. Сейчас найдём, – она положила трубку.

– Шеф не в духе, – прокомментировала Милана телефонный разговор.

– Не он один, – буркнул Виктор.

– Так, ладно, ещё обид мне тут не хватало. Давай, помоги мне, надо дело Куропаткиных найти и отсканировать. Срочно!

Недавно на мясокомбинат подала в суд некая семья, отравившаяся, по их словам, некачественной колбасой. Руководство было встревожено и усердно прессировало начальника юротдела. Проигрыш в этом деле сулил крупные неприятности, поскольку прецедент подобного рода обязательно повлечёт за собой ещё кучу таких же исков.

В этой ситуации всё происходило по классической схеме: владельцы конторы требуют с директора – директор требует с начальника отдела – начальник отдела требует со своих подчинённых. Только вот, последствий отравления потребителей некачественной колбасой, эта нисходящая цепочка психического насилия "сильного" над "слабым", увы, не устраняла.

Старательно разворачивая каждую страницу сшитого дела в толстой папке, Гендальев прикладывал листы к стёклам сканера. Старое оборудование противно скрипело и потрескивало, Милана то и дело выкрикивала стимулирующие реплики:

– Ну что там, много ещё?

Наконец процесс был завершён, и первое крупное задание на сегодняшний день, оказалось выполненным.

Милана скинула сканфайлы на флешку и резво побежала к начальнику.

Через час традиционный понедельничный кипиш утихомирился и, удостоверившись, что старший юрист усердно думает над комбинацией карт в пасьянсе «косынка», Виктор достал из кармана телефон.

Соня не ответила, как он и предполагал. Он боролся с желанием позвонить и нервно убрал мобильник обратно в карман. Открыв в компьютере интернет, он принялся читать новости.

Главные заголовки дня гласили:

Ситуация вокруг нефтяного контракта Аргентина-Зимбабве обостряется;

В США психически ненормальный отец изнасиловал, убил и съел свою четырёхлетнюю дочь;

Лидер оппозиции Моисей Навральный заявил, что больше не употребляет кокаин;

Провинциальная учительница выгнала сына из дома за интерес к гомосексуализму;

В Индонезии обнаружено место массового уничтожения крокодилов.

Виктор апатично просматривал всё подряд, периодически поглядывая на часы в углу экрана. Так, незаметно пролетела половина рабочего дня, и наступило время обеда. Милана почти всегда обедала в офисе, но он предпочитал ходить в столовую.

Выйдя в коридор, он на миг остановился возле лестницы, раздумывая, не подняться ли на третий этаж в приёмную. Поразмыслив с минуту, он спустился вниз. Скорее всего, она встретит его недовольной гримасой и скажет, что ей сейчас некогда.