Хохот Демиурга. Мысли в моей голове

С чего я взял, что они мне нужны? У меня же есть маски, и, у единственного – желание сражаться, чтобы победить! Справлюсь один – я чуть не забыл, что ни на кого нельзя полагаться. Мне никто не нужен – это моя борьба. Сколько можно наступать на одни и те же грабли? Я! Я! И только я – кузнец своей судьбы! Они говорят – что я разрушил их мирок. В этом есть доля истины – я готов разрушить все, что встанет у меня на пути, чтобы на костях и руинах отстроить новый, устраивающий меня, справедливый порядок.

Но, прежде чем строить новое, нужно свергнуть старые идолы. И я готов уничтожить лжебога. Истина на моей стороне – и нет ничего, что могло бы меня напугать и сбить с пути. Так ли крепок Никита? Сомневаюсь! Он даже представить не может, что кто-то решит атаковать. Самоуверенность сыграет с ним злую шутку. Цербера, следящего за соблюдением иррационального равновесия больше нет. Никита прав – грядет судный день. Вот только он еще не знает, что суд будет вершиться над ним…

На него снизойдет кара – он будет страдать за все свои грехи. Так работает справедливость, ему воздастся сполна! И если никто, совсем никто не может, то я сам возьму на себя роль судьи. Кому, как не мне им быть? Я без колебаний обрушу на него весь гнев. Никите будет не скрыться – мы поменяемся ролями – это я стану его карающим Господом! Он думает, мне сейчас тяжело дышать от нагретого воздуха? Нет, я задыхаюсь от распирающего меня праведного гнева. И эта пылкая энергия найдет выход. Он будет умолять, но я останусь хладнокровным – ибо больше нигде он не получит по заслугам – я в тот момент буду помнить об этом, во мне не осталось веры в сказки…

Но рано праздновать. Еще предстоит большая работа. Нужно заманить ужа в ловушку, подкараулить, когда он будет меньше всего этого ожидать. При этом времени практически нет – каждый вздох дается труднее, брусчатка и стены обжигают жаром, мысли скомканные и слипшиеся. Да и «союзники» могут проболтаться в любой момент – эх, столько работы напрасно! Не стоило на них полагаться…

Человеку, обычному человеку из такой ситуации не выйти победителем. Я не обычный – у меня есть маски, осознание, что Внутренняя Рига ищет нового хранителя и ярость. Последняя – мое самое острое оружие.

Тем не менее, нужен подходящий момент – не раньше, не позже. Поспешу, Никита окажется слишком собранным и сможет отразить атаку, задержусь – через чур ослабну, да и враг успеет разобраться, что к чему. Надо ударить в нужный момент и прямо в яблочко. Второго шанса не будет, репетиции не дано. Казалось бы, задача невыполнима – тогда почему у меня столько уверенности, что дело выгорит? А оно выгорит – именно поэтому я готов рискнуть. И не только своей жизнью… Не будь уверенности – никогда бы на такое не пошел. Но, сомнений нет!

Нужно ударить тогда, когда Никита будет отвлечен в реальном мире. Когда ему нужно держать концентрацию там, я устрою диверсию здесь. Это выбьет его из колеи, пошатнет равновесие. И тогда я воткну копье ему в сердце, глядя в растерянные глаза. Вера, нет, я не подвергаю твою жизнь опасности – я держу руку на пульсе и знаю, что делаю. Но мне нужно, чтобы он не мог сосредоточиться на Внутренней Риге и не вычислить обман раньше времени – а такой момент будет, когда он попробует тебя убить.

От жары мне или мерещилось, или Васькина тушка разлагалась быстрее. А, может, и то и другое вместе взятое – в мастерской стоял смрад гниющего мяса. Я сел на дощатый пол перед телевизором и стал настраивать канал. Долго было не поймать картинку, но, продолжая упорствовать, среди помех, я начал разбирать знакомый силуэт. Стоило только в уме зафиксировать, что Вера видна – картинка начала проясняться – быстро делаться цветной и почти что трехмерной – без Васькиных условностей маневрировать во Внутренней Риге стало гораздо проще, как разрезать ножом теплое масло.

Вера проснулась в моей постели в мастерской – мурашки прошли по телу от ощущения, что она будто бы рядом. Да, она рядом, только в более лучшем мире – где воздух не такой спертый что в прямом, что переносном смысле.

Она была в растянутой футболке, уже не такие короткие волосы спутаны и взъерошены, я даже различил мешки под глазами – должно быть плохо и мало спала. Мне было страшно представить, что у нее на уме в данный момент…

***

Солнечные лучи пробиваются через закрытые веки. Кажется, так и не успела уснуть… Надо было не слушать Савела и купить шторы – летом рассвет наступает слишком рано.

Это место – все в нем напоминает о смерти. Ну, и хорошо: память меня взбодрит, и усталости как не бывало. Но, что-то я очень сильно утомилась… Савел, любимый, мне так хотелось бы сейчас прижаться к тебе и ни о чем не думать. Не строить планы по мщению, не решать, как убить отнявшего тебя у меня человека.

Ничего, это временная слабость и вскоре пройдет. Никита меня разоблачил, но хорошо известно, что на длинной дистанции женщина сильнее! Мужики быстро ломаются, если не могут увидеть конца своим бедам. А мы устроены по-другому, я буду идти столько, сколько потребуется – пускай это будет даже дорога длинною в жизнь.

Сейчас оступилась, но я успею перегруппироваться, чтобы не упасть. Как когда-то на легкой атлетике в беге с барьерами – нужно несмотря ни на что добраться до финиша, преодолевая препятствия. Даже если споткнулась – главное, не сойти с дорожки и не упасть. Бежать к финишу, придерживаясь своего ритма, и ни в коем случае не думать о времени.

Что я имею на данный момент? Стопроцентную уверенность, что убил Никита. У меня нет доказательств, но я точно знаю – и это не женская интуиция. Нужно быть слепой, чтобы этого не замечать. Еще я почти уверенна, что знаю, где он спрятал портрет, но следователь меня не захотел слушать – высокомерный болван! Больше можно было бы не копать, но хочется именно что уличить, ткнуть носом в улики и посмотреть в глаза в этот момент. Послушать, какую сладкую песнь он запоет тогда. Боже, мне никогда не отмыться от его мерзких касаний!

Принять душ и привести себя в порядок стоило бы. Смыть усталость. Вчера я была излишне эмоциональной – не выдержала – высказала Никите в лицо. Наверное, зря – теперь жалею. Если бы можно было вернуть вчерашний день… Но он каков! Так нагло врать, когда, казалось бы, прижат к ногтю. Ни один мускул не дрогнул. И какие слова бросал в след, когда уходила! Любит… Да что он знает о любви? Я для него игрушка, которая интересна своим сопротивлением. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

То, что он думает о слежке – мне на руку. Пускай понервничает, сделает неверный ход. Наверняка сейчас планирует, как бы вынести портрет незаметно – это мне на пользу. Пускай почувствует себя загнанным зверьком. Но обольщаться не стоит, Никита не из тех, кто признает свою слабость – он будет пытаться контролировать ситуацию до последнего. «Хочешь ты того, или нет – ты будешь моей» – сказал он напоследок. Совсем не знает границ и не понимает, когда лучше отступить – привык играть по своим правилам. А сколько уверенности было в его словах. Интересно, о чем он сейчас думает, что предпримет? Неужели и правда надеется меня вернуть? А если так – что стоит делать мне? Как бы не было противно, придется ему подыграть, сблизиться вновь – тогда он себя выдаст.

Не может он быть таким глупцом! Что он имел ввиду, озвучивая угрозу? А это была угроза, у меня мурашки пробежали по телу, когда я заглянула ему в глаза. Безумец!

Куда подевались все полотенца? Савел, когда я в твоей мастерской, мне кажется, будто ты за мной наблюдаешь… Что ты знаешь все, что приключилось со мной после твоего ухода… Ты бы не одобрил точно, а простил бы? Ты ведь понял бы, что это ради тебя? Ради нас. Ради нашей любви. Поверил бы ты, что я умерла одновременно с тобой, а это блуждает мой бессонный призрак, жаждущий крови убийцы?

Нет полотенца, но можно обернуться в простынь. Затхлый запах заброшенности. Тогда как постельное белье Никиты благоухают свежестью. Я добьюсь, любимый, чтобы черви поселились в трупе твоего убийцы. Обязательно добьюсь.

Так. Солнце уже высоко, денек обещает быть жарким. Никита должен быть на работе – допустим, сам он не решится, но не отправит ли он в банк надежного человека? Мне он говорил, что друзей у него нет… А еще он говорил, что не убивал Савела. Так что же теперь – получается, весь мой план – следить за теми, кто входит, и кто с чем выходит из банка? И надолго меня хватит? Мне даже булочку не на что купить… С корицей, например, и кофе… неужто мне хочется есть? Глупости!

Но долгосрочной слежки я устроить не смогу. А если Никита решит обождать, или не достанет портрет никогда? Действительно, зачем ему сейчас рисковать. Боже, как трудно!

Ну помоги же! Что мне делать? Подскажи, прошу…

Так, стоп! А зачем мне портрет? Доказать, что Никита виновен? Я и так это знаю. Хочу, чтобы суд его наказал? Нет. Я хочу его смерти, причем мечтаю воткнуть нож в сердце лично. В память о Савеле? Зачем мне портрет? Если я дальше жить не желаю? Зачем тогда?

Чтобы пристыдить Никиту? Посмотреть на него, когда он почувствует поражение и надвигающийся рок. Но это гордыня – желание приземлить врага, чтобы возвысится над ним. Гордыню нужно смирять…

Хватит с меня и одного греха убийства. Небо покарает с лихвой. Значит, любимый, я обречена на вечную разлуку с тобой. После смерти ты оказался в более лучшем месте, я же буду прибывать там, где этого заслужила.

Пробил мой час! Сегодня я поставлю точку на двух жизнях. Нечего жалеть и бояться – обе они гроша ломанного не стоят.

Божечки, почему так трясутся руки?

Что это? Мне мерещится, или входная дверь открылась? Савел, это ты пришел утешить меня? Как такое может быть – глупости! Настолько устала, что готова выдавать желаемое за действительное…

Уверенные шаги и вот он, передо мной. Стоит и снисходительно улыбается:

– Так и знал, что найду тебя здесь.

– Разве ты не должен быть на работе?

– Я никому ничего не должен. Мне все должны.

– Я тоже?

Меняется в лице, пытается смягчиться:

– Я не это имел ввиду. Ты вчера ушла, не позволив мне объясниться.

– Вместе поедем в банк?

– Опять за свое… Правда считаешь, что это я убил Савела?

– Ага, значит, еще не успел перепрятать?

– Пойми ты – в ячейке важные документы по сделкам Хюлта. Некоторые только частично легальны. Если я покажу их тебе – то подвергну опасности, его люди повсюду…

– Как-то ты неважно выглядишь…

– Плохо спал…

– И за ночь смог выдумать только эту небылицу?

– Не веришь?

Никита сделал шаг в мою сторону, я машинально отшагнула. Он замер и задумался – на его лице читалось отчаяние. Мы долго молча стояли друг напротив друга. Что-то зловещее было в его виде, чтобы разрядить обстановку, я даже попробовала улыбнуться.

Так, а не этого ли я хотела несколько минут назад? Оказаться с Никитой наедине и проткнуть его сердце. Вот он – идеальный шанс. Нечего робеть: надо бы что-то сказать, отвлечь, и за разговором проскользнуть на кухню – у Савела были затупившиеся ножи для разделки мяса…

Будто ком к горлу подступил. Это Никита должен бояться. Почему я ощущаю себя беспомощной? Что за гадкое предчувствие?

– Почему ты мне не веришь? – Голос Никиты сипит, – я же тебя люблю. Мы должны быть, и будем вместе…

Делает сразу несколько уверенных шагов в мою сторону. Что-то лопочу, даже не понимая. Прижавшись к кухонному ящику, трясущейся рукой не могу незаметно нащупать ручку. Еще и простыня норовит сползти…

– Что ты делаешь? – Изучает меня удивленно.

Замираю, будто от этого окажусь невидимой.

– Что ты пытаешься достать?

Стоит, наклонив голову набок. Громко и нервно начинает смеяться, видимо, сделанному выводу:

– Не за ножом ли ты тянешься?

Застигнутая врасплох, не знаю, что предпринять. Если попробовать выхватить и ударить, получится ли? Шансы невелики, но он и представить не может силу загнанного человека.

– Такой подойдет?

Никита из наплечной сумки ловко вытаскивает длинный нож.

– Что?.. – Ситуация вывернулась настолько, что я окончательно теряюсь, – зачем он тебе? Зачем ты пришел? Что ты хочешь сделать?

– А зачем кто-то приходит к одинокой жертве с ножом? – В его глазах зловещее хладнокровие.

– Ты пришел меня убить? Так же, как когда-то Савела…

– Убить? Нет… Я здесь, чтобы подарить тебе новую жизнь. Признаться, до последнего не был уверен – уж больно ты строптива. Но так даже интереснее.

– Что ты несешь? – Я попробовала немного выдвинуть ящик: Никита, помотав головой, дал понять, что он видит, и делать этого не стоит. – Какую новую жизнь? Хоть теперь-то признайся, ты убил Савела?

– А кто сказал, что он мертв? Еще вчера с ним разговаривал.

Смех и блеск в глазах выдавали безумца – как я могла, столько прожив с ним, не заметить этого взгляда?

– Никита… Дорогой… – Надо было действовать аккуратно, – ты… что? Принял что-то?

И снова смех:

– Опять ты мне не веришь! В этом и заключается самая большая проблема!

– Я верю. Верю… Расскажи мне все. Только, сперва, давай отложим нож…

– Скоро – очень скоро ты все узнаешь. Но сначала будет немножечко больно.

Никита начал приближаться.

– Подожди! Опомнись! Еще шаг – и я буду кричать! Полиция… они следят – они узнают. Давай начнем все сначала – хочешь, я сорву с себя простынь?

– Ты сейчас жалка! Не бойся, вскоре ты станешь владеть целым миром. Ты станешь Богиней – моей Богиней, да, ты заслуживаешь этого…

Никита был на расстоянии чуть большем вытянутой руки. Сейчас, или никогда – остается действовать прямо.

Резко открываю ящик, оборачиваюсь, простынь слетает, хватаю первый попавшийся нож, целюсь в него:

– Не подходи, убью… – Говорю не своим голосом.

– Как страшно… И эротично. Но, все-таки, ты меня огорчаешь. Лучше было бы, если бы ты не сопротивлялась. Обещаю, дело нескольких секунд. Ну же, выпусти нож – разведи руки… Ударю только единожды, а там, во Внутренней Риге шрама не будет…

Делаю выпад и бью. Он с легкостью уворачивается, отступает на безопасное расстояние и смеется:

– Груди-то, груди как подпрыгнули! Как бы тебя уговорить трахнуться напоследок?

Атакую еще раз, Никита успевает уклониться и толкает. Падаю, больно ударяюсь плечом об угол комода, едва не поскальзываюсь, но быстро встаю. Он смотрит, широко улыбаясь:

– Может, хватит? Я ведь правда не хочу причинять тебе боль больше, чем того требуется. Сопротивление бесполезно – я гораздо сильнее. Последний раз предлагаю, отдайся неизбежному.

– Будь ты проклят! – Кричу в сердцах.

– Уже был, моя дорогая. И знаешь, мне это пошло только на пользу. Но, хватит! Все вы пытаетесь сделать мне больно! Все видите во мне только врага, а потом обижаетесь, когда получаете справедливое наказание. Что ты так смотришь? Думаешь, я спятил? Я адекватнее тебя! И я бы на твоем месте не терял то, что мог иметь! Ты же наплевала на мою любовь! Вы все наплевали! Но я милосердный Господь – вы сможете получить второй шанс…

Никита нахмурился и ладонями стал растирать виски:

– Тут ты… Там они… И все в чем-то винят, все пытаются уничтожить. А теперь вон зовут… Не понимаешь? Не слышишь? Пока не бери в голову, вскоре поймешь! Все, баста!

Никита начал решительно надвигаться, мне даже захотелось зажмуриться и отдаться происходящему, как неизбежному. Но Савел – тогда мой любимый не будет отомщен. Буду бороться до тех пор, пока сердце перегоняет кровь по жилам!

Когда Никита достаточно приблизился, я сделала последний, отчаянный выпад, передав весь вес и силу тела в руку. Тычок – и мимо! Моя рука с зажатым ножом оказывается в его руке. Больше не играя, Никита мгновенно бьет – каким-то чудом успеваю изогнуться, лезвие проходит вскользь, рассекая плоть на ребрах. Издаю визг, больше пугаясь, чем чувствуя боль. Не выпуская руки, Никита замахивается для решающего удара, но с ним что-то происходит, его хватка слабеет, он даже роняет нож, хватается за голову, опускается на корточки и громко рычит.

Вот он, мой шанс! Немедля!

Понимаю оброненный мною нож, замахиваюсь и…

Понимаю, что не могу. Никита корчится во внутренних болях, я стою над ним в состоянии все разрешить. Сделать то, о чем давно мечтала, но, не могу… Не так легко лишить жизни человека. Врага – да. Но, оказывается, он не хладнокровный убийца – он болен и по-своему жалок. Не было в нем расчета, была душевная болезнь и видения. Если он действовал неосознанно, его нельзя осознанно казнить. Решать дано Богу.

Понимаю, что вся дрожу. Рана начинает напоминать о себе щиплющей болью, слабость такая, что впору валиться с ног. Рано!

Пока он корчится, нужно бежать, звать на помощь, правосудию он обязан быть предан!

Нужно же прикрыться!

Сейчас не до этого! Скорее бежать – спасаться и поставить точку на трагедии. Пытаться учиться жить дальше. Я была на волоске. Страшно представить, какие демоны в нем обитают. Так, перед уходом надо запереть…

Мощнейший рывок за волосы – Никита оборачивает к себе. Успеваю зафиксировать бешеную свирепость во взгляде, и локоть прилетает в лицо. Падаю, не успев взвизгнуть, но сознание теряю лишь на секунды, а когда прихожу в себя, то вижу, как Никита, будто ни в чем не бывало, поднимает нож.

Он спокоен и расчетлив. Движения точны. Он похож на хладнокровного убийцу, не психа.

Дура! Замешкала! Теперь погибну, когда была так близка к спасению.

– Знала бы ты, как я устал с вами со всеми бороться… – Говорит он спокойно, медленно приближаясь: – с тобой, с Савелом, со всеми бунтующими… Вскоре ты поймешь, увидишь, что только что пытался сделать твой возлюбленный – он все никак не может успокоится, как ты – на что-то рассчитывает… Нет, я всегда выхожу победителем. Запомните раз и навеки!

Пытаюсь отползти, отталкиваясь от пола руками, скольжу в собственной крови.

– Меня невозможно одолеть. Ни здесь, и уж тем более ни там. Передо мной можно только преклонить колени, умоляя о милости. Потому что я ваш карающий и прощающий Бог! И запомни – другого у вас никогда не будет! Ну же, не слышу?!

– Не надо… пожалуйста… пощади… умоляю… – Шепчу одними губами.

Никита мотает головой, толи не веря, толи не соглашаясь.

– Все, что тебе надо – это поверить в меня. И тогда тебе откроется новый прекрасный мир. Ну, а продолжишь упираться, сильно пожалеешь, что после смерти все не закончится…

Из последних сил пытаюсь лягнуть его, но он хватает ногу, несмотря на крик, подтягивает к себе, дергает за волосы, запрокидывая мою голову и заносит лезвие, чтобы перерезать горло.

***

Со смешанными чувствами наблюдаю, как Вера принимает душ – с одной стороны немного стыдно, ведь подсматриваю за ней, оправдывая себя важным заданием; с другой – не могу оторвать взгляд, и дело не в похоти, а в воспоминаниях, которые вызывает ее тело.

Закончила. Теперь обнаженная ходит по мастерской, ищет, чем укрыться. Не найдя полотенца, оборачивается в простынь. Волнуясь, вышагивает по мастерской. О чем-то думает. Интересно, о чем?

У самого давящая тяжесть в сердце, тело напряжено, несмотря на раскаленную Внутреннюю Ригу, чувствую озноб. Я нервничаю, и мне страшно перед предстоящей схваткой. Мне тяжело, потому что я не знаю, когда и как объявится Никита. Чем дольше бездействие, тем больше мыслей проносится в голове. А прав ли я? Получится ли? Стоит ли рисковать Верой? Неужели нет другого способа и более подходящего момента? И скрежет на душе – что теперь поздно думать, ничего не успею поменять…

Взгляд Веры меняется, она оборачивается на входную дверь. В мастерскую заходит Никита. Теперь не до страха! Я весь внимание – нащупываю маски у себя на груди.

– Так и знал, что найду тебя здесь.

– Разве ты не должен быть на работе?

– Я никому ничего не должен. Мне все должны.

– Я тоже?

Все, пора действовать! Больше не слушаю, о чем они говорят, концентрируюсь на плане, на поставленной задаче, на подсознании Никиты и Внутренней Риге.

Чтобы правильно настроить и подготовить Никиту, первым в игру должен вступить Андрюша – поэтому и маска, срисованная с его лица, в стопке первая.

Бросаю взгляд на экран: Никита делает шаг к Вере, она пятится. Надеваю маску, чувствую, как происходит преображение, меня будто всего сжимает изнутри и снаружи. Теперь мои руки детские, пальцы кажутся такими тонкими и маленькими. Начинаю звать, пока не в полную силу, это такая мольба о помощи, зов простить и услышать:

– Никита! Никита, ты меня слышишь? Что-то случилось, Никита! Я виноват, брат!! Нам нужно срочно поговорить! Здесь твориться что-то необъяснимое!!

– Почему ты мне не веришь? – В мастерской спрашивает он у Веры.

Как и предполагал, Никита пытается игнорировать зов. Сейчас он весь там, в реальном мире, собирается совершить убийство. Голос Андрюши для него – неприятный и раздражающий шум, не более. Пока все идет по плану…

Никита продолжает приближаться к Вере. Нельзя торопиться, но и нужно поспешить…

– Что ты делаешь? Что ты пытаешься достать? Не за ножом ли ты тянешься?

Отвлекаюсь на экран: ого! Вера и само готова за себя постоять. Не переживай, любимая, надеюсь этого не понадобится…

– Такой подойдет?

Вижу, как он достает нож. Так – не тормозить! Действовать!

Продолжаю окликать Никиту, уже громче и настойчивее:

– Никита!! Ты срочно нужен!! Случилось страшное! Дело не в плавящемся городе и не в Савеле! Настоящая катастрофа для нас всех – для тебя и меня!! Никита, отзовись, дай понять, что ты слышишь? Все настолько серьезно, что я не хочу, чтобы кто-то узнал. Дай ответ, брат! Срочно!!

– Хоть теперь-то признайся, ты убил Савела? – в то время в мастерской спрашивает Вера.

Чувствую, как Никита пытается, одновременно полностью оставаясь в реальности и не теряя ни капли контроля там, мельком заглянуть во Внутреннюю Ригу. Так не выйдет, дружок, теперь я вместо Васьки на воротах. Ты так просто не проскользнешь – придется постараться. Ну же! Давай!

Продолжаю звать. Никита старается игнорировать:

– А кто сказал, что он мертв? Еще вчера с ним разговаривал.

Так. Начинает путаться в мирах. Какой бы он ни был – и его психика не железная. Сложно постоянно делать вид, что игнорируешь внутренний мир. Особенно выходящий из-под контроля в критические моменты…

Но мне ведь тоже сложно не замечать, что происходит там. А ситуация накаляется – Вера нападает, но Никита легко уворачивается от удара.

– Будь ты проклят!

Нервы Веры на пределе. Да и мои начинают понемногу сдавать. А Никита по-прежнему достаточно спокойно игнорирует Внутреннюю Ригу. Неужели я просчитался и прогадал? Ему настолько наплевать на все, что здесь происходит?

Начинаю биться в истерике и кричать, как мог бы делать напуганный до чертиков Андрюша.

Никита больше не может незаметно переносить шум у себя в голове, он пытается сосредоточиться, чтобы отключить назойливую помеху, но ему не удается. Я его пробил!

– Ты тут… Там они… И все в чем-то винят, все пытаются уничтожить. А теперь вон зовут… Не понимаешь? Не слышишь? Пока не бери в голову, вскоре поймешь! Все, баста!

Продолжать давить! Нельзя позволить взять ситуацию в свои руки! Вижу, как Вера в очередной раз атакует! Стой! Никита ее перехватывает и бьет ножом. Неужели я заигрался и опоздал? Что есть мочи кричу:

– Никита, брат! Наш папа вернулся!

Эти слова действуют, как заклинание. Никита еще раз пытается заглянуть во Внутреннюю Ригу и, когда у него опять не получается, забыв обо всем на свете, ныряет в нее целиком.

Клюнул!

Никита нырнул на зов, а зов привел туда, куда я этого хотел.

Он по щиколотку в воде стоит в темном пустом зале. Влажным воздухом горячо дышать. Иногда теплые капли попадают ему на макушку, иногда на лицо. Чаще же вода капает в воду, и отраженный от стен звук эхом расходится по просторному помещению.

Никита не понимает, где он, а ведь он должен знать каждый закуток Внутренней Риги. В том числе и поэтому он чувствует себя каким-то растерянным…

Это место мне досталось с трудом, едва успел его найти и подготовить. Я понимал, что для «встречи с отцом» нужно особенная территория, антураж которой создаст правильное настроение. Где же такое раздобыть – как удивить человека, который создал здесь все? А все ли? Я вспомнил, как Виктор водил меня в свой клуб. Да, «архитектор» Бизнес-Центра лихо обманул меня, но когда мы были в клубе, он искренне гордился этим местом. Вот я и решил пойти на риск – впрочем, вся моя затея переполнена риском.

– Отец?.. – Неуверенно позвал Никита.

Настало время для выхода. Я надел маску, которую нарисовал по Андрюшиным воспоминаниям. Новая личина обволокла меня.

Свет прожектора, рисуя в воде серебряную дорогу, ударил в глаза Никите. Я вышел и заслонил собой луч.

– Отец?.. Ты жив?

– Нет! Ведь ты убил меня!

– Я? Я не убивал…

– Ты убил! Своим безразличием и неспособностью понять простые вещи! Разве я тебя для этого воспитывал? Чтобы ты стал уродом? Ты буквально разбил мне сердце, и теперь я здесь, среди тех, у кого ты отнял жизнь. Думал, я не узнаю? О, теперь ты будешь наказан!!