Чужая сила

Но пассажирский лайнер несёт куда меньше «ежей», чем боевой корабль. Да и митральез, способных встретить прорвавшихся инсектов потоком свинца – раз-два и обчёлся. Если точнее – их на борту «Династии» всего четыре. Две на верхних мостиках, на «спине» воздушного корабля, и ещё по одной – на орудийных площадках, по обоим бортам. И одна из них как раз в двух шагах от Алекса, за стеклом обзорной галереи. Зато, с неожиданным ядом подумал он, каждая обильно украшена фальшивой позолотой, а рукояти сделаны из дорогой мастодонтовой кости…

На этот раз перед «стрекозами» лопнул всего один «букет», видимо – последний, из оставшихся в «еже». Маловато, чтобы напугать осатаневших от злобы и боли летучих тварей – наверняка, инринаездники вовсю стараются, тыкая жезлами из кислотной лозы в загривки своих «букефалов». Алекс вспомнил занятие по военноприкладной зоологии – преподаватель тогда ещё объяснял, что «стрекозам» удаляют хитиновые пластины, защищающие чувствительные ганглии, чтобы наездники могли точно выверенными болевыми импульсами гнать летучих гадин в бой.

«Стрекозы» изящно, даже несколько неторопливо разошлись, огибая расплывающуюся дымную кляксу. На мостике, возле полуторадюймовой револьверной пушки возились двое матросов – один натужно ворочал орудие, а второй пытался вколотить в направляющие обойму с жёлтыми, маслянисто блестящими патронами.

«Не успеет… – отрешённо подумал Алекс. – Сейчас «стрекозы» сбросят скорость, зависнут, ударят «живой ртутью»…»

И накаркал – заряжающий сделал неловкое движение, обойма, вывернувшись из направляющих полетела на настил. Наводчик кинулся поднимать, но опоздал – «стрекозы» резко тормознули, подогнув под брюхо кормовые сегменты. Из метателей в носовых наплывах тварей, ударили струи сверкающих капелек. Заряжающему прошило голову; грудь наводчика, высунувшегося из-под щита, усеяло крошечными, но от того не менее смертоносными точками грудь и живот. На спине же творился сущий кошмар: мышцы, кости внутренности, развороченные раскрывшимися в крошечные сверкающие бутоны капельками…

Алекса передёрнуло. Страшная это всё-таки штука – «живая ртуть». Нечеловеческая.

Пунктир ртутных брызг прошёлся и по галерее, вызвав там взрыв воплей боли и ужаса. Наводчик, падая, ухватился за приводную рукоять, митральеза повернулась, уставившись связкой стволов на правую «стрекозу». Наездник, видимо, решив, что сейчас по нему откроют огонь, резко бросил свой инсект вниз. Ведомый, акробатически кувырнувшись через левое крыло, нырнул следом.

Передышка? Ненадолго – сейчас «стрекозы» пойдут на третий заход, и выпустят остаток «живой ртути» по забитой пассажирами обзорной галерее.

«А ещё осколки стекла. – леденея, вспомнил гардемарин. – А там пассажиры, женщины, дети!»

Он отцепился от поручня (девушка по-прежнему не отпускала его рукав) и толкнул дверь, ведущую на орудийный мостик. По ушам ударил вой ветра, низкое гудение маховых перепонок лайнера и пронзительный, на грани слышимости, визг маневрирующих на полном ходу «стрекоз». Алекс чуть не поскользнулся на луже крови, но устоял, схватившись за приводную рукоять митральезы. Под ногами лязгнуло – обойма, которую так и не успел вставить в приёмник второй номер. А «стрекозы» уже заложили вираж, выводящий прямо в борт неуклюжей махине «Династии».

Обойма, клацнув, встала на место. Алекс, навалившись на обшитый кожей приклад, разворачивал пушку.

«Далеко – может, наездники и не заметят этого движения, сочтут, что прислуга митральезы перебита, А за массивным казёнником и щитом нас сразу не разглядишь…

…нас? Это, простите, кого?»

Оказывается, девица никуда не делась. Вот она – едва справляется с приступом тошноты, но по-прежнему держится за многострадальный рукав. А ведь ему второй номер сейчас не помешает – тем более, что на прогулочной галерее во время атаки будет так же опасно, а здесь щит даёт хоть какую-то защиту…

– Фройляйн… простите, не знаю, как вас величать. Короче, хватайте вон ту ручку!

Он ткнул пальцем в приводной рычаг с правой стороны казённика.

– Собольски Элене-Луиза, весьма приятно… – невпопад откликнулась девица. – Что, вы сказали, мне надо делать?

Алекс машинально отметил, что новая знакомая, судя по выговору, – русских кровей, как и он сам. Причём из весьма аристократического семейства.

– Вот, хватаетесь и проворачиваете изо всех сил!

Девушка честно попыталась выполнить полученную инструкцию, но дело не задалось – рычаг провернулся только до половины, а потом шестерни заскрежетали, и механизм заклинило.

Гардемарин многоэтажно выругался, оттолкнул девицу и, схватившись за рукоять, рванул на себя. Что именно помогло – площадные ругательства или прямолинейный силовой подход, – девушка и не поняла, а только клятое приспособление отозвалось утробным чваканьем и, наконец, провернулось.

– Вот так и надо – ты крути, а я буду наводить! И, главное, не останавливайся, равномерно крути, ворона!

– Да как вы смеете, сударь… – вскинулась Элене, но гардемарин не слушал – вцепившись в сдвоенные рукояти, он разворачивал митральезу, ловя цель в радиальную сетку прицела. Сощурился, надавил на спуск – началось!

Стволы проворачивались, по очереди выплёвывая снопы дыма и искр. Густо завоняло запахло порохом; тумба после каждого выстрела ходила ходуном. Девушка вытянула шею, пытаясь разглядеть результаты пальбы, но чуть не полетела с ног от тычка между лопаток.

– Да что ж ты…! КРУТИ, мать твою! – орал гардемарин, – Ну живее, милая!..

Может, и следовало немедленно бросить мерзкий аппарат и отхлестать забывшего стыд и уважение негодяя по щекам, но… Вместо этого, Элене обеими руками рванула на себя изогнутую рукоять. На этот раз всё получилось – масляный лязг, скрежет, удар по ушам, вспышка…

…и снова:

Рывок – клац – чвак – ба-бах – вспышка! Рывок – клац – чвак – ба-бах – вспышка!!

Плечи навалившегося на казённик Алекса тряслись от каждого выстрела. Пороховой дым затянул мостик так, что девушка уже не понимала, куда стреляет её напарник.

Рывок – клац – чвак – ба-бах – вспышка! Рывок – клац – чвак – бабах – вспышка!

Элене кричала что-то неразборчивое, Алекс с натугой поворачивал плюющуюся огнём митральезу, за расходящимися в стороны «стрекозами» – они так и не успели пустить в ход метатели. Вот правая будто споткнулась в воздухе, кувыркнулась и сломанной куклой полетела вниз.

– Одна есть! – не помня себя от восторга, заорал гардемарин, ведя стволами за уцелевшей тварью.

После очередного выстрела, потроха адской машины отозвались каким-то иным лязгом, а рычаг, дойдя до задней точки, так в ней и остался. И, сколько Элене его не дёргала, приспособление не желало возвращаться на место. «Стрекоза» тем временем сделала бочку и с набором высоты ушла в сторону. Повторит заход? Или – самоубийц больше нет? Стволы револьверной пушки дымились, под ногами катались стреляные стрелянные гильзы.

– Да оставь ты его в покое!!! Не видишь – обойма кончилась! Вон там, в рундуке, боеукладка, тащи сюда! – Алекс ткнул пальцем в ящик позади орудия. Там медно отсвечивали обоймы полуторадюймовых унитаров.

– Да не стой, как три тополя на бульваре Князя-Канцлера! ПОДАВАЙ, Я СКАЗАЛ, ОБОЙМУ, ДУРА!

А вот тут он погорячился. Вокруг могли рушиться империи, падать воздушные корабли – но сносить вот такого обращения юная аристократка более не желала. Она повернулась к обнаглевшему вояке и от души хлестнула его по физиономии. Девушка вложила в эту пощечину всё свое возмущение, всю досаду по поводу того, как отвратительно завершилось такое приятное путешествие.

Голова гардемарина мотнулась; от неожиданности он попятился, и, запнувшись, на раскатившихся гильзах, самым нелепым образом полетел задницей на настил мостика. А приземлившись, уставился на соратницу с таким недоумением и испугом, будто увидел призрак зверски замученного князя-канцлера Виллема. Это было так уморительно, что с Элене разом слетели страх и раздражение, и девушка безудержно расхохоталась.

Бой подходил к концу. Невольная помощница Алекса уже вбила в приёмник митральезы последнюю обойму. Остальные они расстреляли, отражая атаки «стрекоз» – и, когда появились два звена «виверн», в кранцах оставалось обойм пять, не больше. Теперь закончились и они.

Огневые точки «Династии» замолкали одна за другой. То ли расчёты полегли под струями «живой ртути», то ли тоже израсходовали боезапас и сейчас в бессильной ярости грозят проносящимся мимо врагам кулаками. Да, так и есть – с верхней носовой площадки сорвалась, разбрызгивая красные искры, сигнальная ракета. Жест отчаяния, попытка напугать атакующий инсект, сбить ему прицел. «Виверна» слегка вильнула, и тут же вернулась на боевой курс. Алекс в ярости саданул кулаком по щиту – изгиб корпуса не позволял обстрелять цель. Гардемарин до боли ясно представил, как пунктиры смертоносных капелек рвут прислугу картечницы и пронизывают.

По коже пробежались тысячи жалящих мурашей – шкипер «Династии», стараясь скомпенсировать потерю подъёмной силы в изрешеченных ёмкостях, «подхлёстывал» мета-газ гальваническими разрядами. В баллонах наверняка уже полным-полно прострелов, по такой крупной цели промахнуться мудрено – но и общий объём громаден, лайнер теряет газ очень медленно. Конечно, рано или поздно эти потери скажутся, и тогда придётся снижаться – но пока воздушный корабль уверенно держит высоту.

И тут появились «осы». Лёгкие истребители, столь популярные у молодых пилотов, настигли «виверн», и когда те попытались виражом уйти в сторону моря – изрешетили два инсекта головного звена очередями револьверных пушек, установленных под гофрированными носовыми обтекателями. Алекс знал эту систему – блок стволов приводился во вращение тот же механизм, что заставлял трепетать ходовые перепонки, а патроны подавались из вместительного бункера, расположенного прямо перед пилотом.

Расправившись с парой «виверн», флапперы разделились – два ушли в сторону с набором высоты и выписывали широкий вираж, заходя для повторной атаки. Третий боевым разворотом скрылся за корпусом лайнера – надо думать, смекнул гардемарин, чтобы, описав петлю вокруг воздушного корабля, атаковать уцелевших инсектов снизу.

Внезапно ожила митральеза на верхней площадке. Сквозь рёв воздушного потока, визг «виверн» и низкое гудение ходовых перепонок прорвалось её судорожное тарахтенье. Крайняя «виверна» будто напоролась на невидимую преграду – судорожно дёрнулась и, перекувырнувшись в воздухе, полетела к воде.

И тут же из-под брюха воздушного корабля вынырнула ещё одна «оса». Она обстреляла ведущую «виверну» второго звена и стремительно ушла в набор высоты, ловко увернувшись от плевка «живой ртути».

Две другие кинулись навстречу атакующей паре флапперов – и одна за другой кувырнулись вниз. От правой «виверны» отделился тёмный комок и раскрылся треугольным спасательным парусом. Алекс пригляделся – под ним, в невидимых отсюда растяжках словно лежала на воздушных струях фигурка инри-наездника. А футах в трёхстах ниже «Династии» парили ещё два крошечных белых треугольника – наездники сбитых инсектов ещё надеялись на спасение.

Алекс кровожадно улыбнулся. Всем известно, что инри готовы рисковать, подбирая попавших в беду наездников. Но сегодня этот номер не пройдёт.

Словно подтверждая эту мысль, последняя «виверна» переворотом через крыло упала сразу футов на двести – и на лету подхватила парящую фигурку брюшными отростками. Смятый треугольник паруса отлетел в сторону, а «виверна» снизилась к воде и повернула в сторону берега.

Далеко уйти ей не дали. «Осы» спикировали на ползущего над самыми гребнями волн инсекта и несколькими точными очередями разорвали его в клочья. Алекс даже с такого расстояния увидел, как лопается кольчатое брюшко, как отлетают, радужно сверкая на солнце ходовые перепонки. Сделав вираж над местом падения «виверны» пилоты пошли вверх, стремительно нагоняя беззащитные «паруса».

Конечно, подумал, Алекс, можно дать поганым нелюдям помучиться – внизу их не ожидает ничего, кроме хищников-скатов, или, если особенно повезёт, недолгого ожидания смерти в совсем не тёплой воде. Но – почему, скажите на милость, пилоты «ос» должны отказывать себе в маленьком удовольствии?

Инри не любит никто.

Мимо мостика с густым жужжанием маховых перепонок пронеслось ещё одно звено перехватчиков – на этот раз, тяжёлых «кальмаров». Гардемарин едва сдержался, чтобы не заорать от восторга – успели, не бросили на растерзание, теперь всё будет хорошо! Его новая знакомая и не думала скрывать своих чувств: она подпрыгивала, держась одной рукой за леер, а другой махала тем, что осталось от элегантной шляпки. Волосы – густые, роскошные, цвета тёмной меди, – растрепались на ветру и то и зело скользили по щекам и лбу молодого человека, окутывая его незнакомым, но чарующим ароматом. Но девица явно не замечала этой почти интимной ласки, которую невзначай подарила дерзкому гардемарину – она была целиком увлечена тем, что творилось в воздухе рядом. Элене (так, кажется, её зовут?) и думать забыла об истерзанных телах на орудийной площадке, о пальцах, сбитых в кровь острыми кромками обойм. Пилот ведущей «осы» заметил зрительницу и качнул флаппер из стороны в сторону.

Победа! Победа!

Алекс оглянулся. Стёкла прогулочного мостика все в крошечных дырочках от уколов капель «живой ртути». Трупов, раненых не видно, видимо, пассажиры вовремя опомнились и покинули опасное место. Хоть на этом спасибо…

– Ну, чего застыли? – Элене требовательно дёрнула его за рукав. – О недавнем оскорблении, как и о пощёчине, она, похоже, забыла. – Вы же офицер! Может, там нужна ваша помощь?

Её волосы – ароматные, медно-сияющие – по-прежнему плескались по ветру. Алекс с трудом оторвал от них взгляд.

– Я всего лишь гардемарин, фройляйн Элене. – поправил он новую знакомую. – Но вы, конечно правы. Сейчас найду кого-нибудь из команды, спрошу что делать.

– Не смейте называть меня этим дурацким именем. – девица состроила капризную гримаску. – Я – Елена. Елена Собольски. Запомнили, надеюсь?

Глава IV

Теллус, где-то над Опаловым Хребтом

– А-а-о-о-э-э-эй-йя!

Тонкий, пронзительный, мелодичный вскрик. Нет, не вскрик – музыкальная фраза, строка из чужой, непонятной песни. Во время близости К'йорр не кричал, не стонал, не сопел, как самцы-человеки – он пел. Вернее – выводил странную, леденящую кровь мелодию на инрийском, лишь изредка прерывая её требовательными возгласами. И это необъяснимым образом заводило Чо, и даже в некотором роде мирило её с положением игрушки, рабыни для удовольствия.

Если с этим вообще можно когда-нибудь примириться.

Уши К'йорра, и без того острые и длинные, заострились, вытянулись. Чо знала, что так происходит всякий раз, когда он выходит на пик наслаждения.

«Значит, сумела угодить. И сейчас…»

– А-а-о-о-э-э-эй-йя!

– А-а-ах!

Чо не сдержала болезненного вскрика, когда скрюченные пальцы впились ей в ягодицы, приподнимая и резко насаживая на окаменевшую плоть. Хорошо хоть, К'йорр коротко подрезает ногти и не заостряет их, как это принято у многих инри. Девушка понимала, конечно, что никакой особой доброты в этом нет – просто хозяин не хочет портить ценное имущество. Что до неизбежных синяков, то чудодейственные мази инрийских лекарей уберут их за полдня, и тогда её зад – круглый, крепкий, который она по требованию хозяина почти не прикрывает прозрачной туникой – обретёт прежнюю привлекательность.

Понимала, знала – и всё равно была благодарна за эту милость. Ведь могло быть совсем не так. Гораздо, гораздо хуже.

Среди рабов-людей ходит поверье – и далеко не беспочвенное, надо сказать, – что инри, эти утончённые, холодные, как лёд, существа, давным-давно разучились доставлять друг другу чувственное наслаждение. Некоторые из них находило замену в Третьей Силе. Такие с презрением и даже брезгливостью смотрели на соплеменников, ищущих плотской страсти в низших существах, рабах и рабынях человеческой расы – хотя и не отказывали им в этом праве. Природа, в конце концов, требует своего, и это относится даже к столь возвышенным существам. И уж тем более, это справедливо в отношении наездников боевых инсектов. Безумные всплески эмоций, как и выбросы Третьей Силы, сопровождающие воздушные бои, требовали ответного всплеска животной страсти, который можно получить, лишь овладев женским (или мужским, ведь среди наездников хватало и женщин) телом.

Так что наездники не гнушались удовлетворять естественные потребности своих организмов с человеками-рабами из палубной прислуги. И это приводило с серьёзной убыли обученного персонала, поскольку любой наездник, получив своё, не задумываясь, выбрасывал живую игрушку за борт. Иногда, в качестве особой милости, перерезая ей (или ему) горло одним из восемнадцати приличествующих подобному случаю способов. Убыль эта была таковы, что армад-лидер даже издал приказ, запрещающий употреблять более одной «игрушки» после каждого боевого вылета. Разумеется, никому не приходило в голову жалеть человеков – но на обучение рабов уходит время и средства, а их нехватка может сказаться на боеспособности «гнездовья».

Но, чтобы держать при себе одну рабыню, и не неделю-другую, что порой всё-таки случалось, а больше полутора лет?

К'йорр недаром слыл среди соплеменников оригиналом. Впрочем, ему было на это наплевать – рой-лидеру, способному вести за собой две дюжины одноразовых ударных коконов, прощалось многое. Хочет держать при себе рабыню – маленькую, словно десятилетняя девочка, со странными раскосыми глазами, крошечными ступнями изящных ножек и отнюдь не детскими полушариями грудей – что ж, имеет право. Недовольные могут бросить ему вызов и решить спор одним из ста сорока семи способов, предписанных Дуэльным Кодексом сословия Наездников. Нет кандидатов? Неудивительно – репутация К'йорра такова, что жаждущие поединка с ним перевелись лет сто назад.

Так что, Чо, ублажая хозяина, чувствовала себя в относительной безопасности. Да, груди и ягодицы будут болеть, истерзанные его каменными пальцами, но это не страшно. Зато у неё будут целые сутки, пока не подействует мазь, сводящая синяки – блаженные сутки, в течение которых хозяин не взглянет на свою игрушку. Инри не терпят даже крошечного несовершенства.

А вот другие её обязанности никто не отменял. И когда К'йорр, приняв вихревой душ (порой его снисходительность заходила так далеко, что он позволял воспользоваться им и любимой игрушке), отправится на ангарную палубу, дрессировать «обрубки» – Чо будет рядом. Она – превосходная служанка, и хозяин это ценит.

Вот и хорошо, подумала девушка, подчиняясь настойчивым требованиям рук партнёра. Пусть ценит – и тем сильнее однажды будет его разочарование.

Но – не сейчас.

– А-а-о-о-э-э-эй-йя!

– А-а-ах!..

Неважно, что на полётной палубе «гнездовья», всего в сотне футов от циновки, на которой сплелись обнажённые тела, рабы-человеки обливаются потом, цепляя на стартовые кронштейны последние уцелевшие «стрекозы». Неважно, что «Высокий Замок» с трудом отбился от «кальмаров» и теперь маневрирует, медленно теряя метагаз из распоротых баллонов. К'йорр из клана Звёздных Гонителей, удовлетворяет свою страсть. Весь остальной мир, включая и армад-лидера и весь, пропади он пропадом, воздушный флот человеческой Империи, может подождать.

И потом, это же так изысканно: взрыв страсти, которую способна дарить его выпитому Третьей Силой телу лишь черноволосая, изящная, как чашка инрийского фарфора, малютка Чо; и совсем рядом – разрывы бомб уносящих жизни, десятки жизней…

– А-а-о-о-э-э-эй-йя!

Небольшая, в несколько тысяч человек, японская община, давным-давно обосновались на бродячем архипелаге из полудюжины сравнительно крупных, до полутора миль в поперечнике, Плавучих островов, двух десятков островов поменьше и огромного количества островков-прилипал, на ином из которых и шалаш-то поставить негде. Члены общины, по большей части, крестьяне и рыбаки прибрежных деревень – в ней даже самурая-то не было ни одного. Нимало не задумываясь о грозной природе сил, определивших их на жительство в другой, чужой мир, японцы устроились и здесь – как жители Страны Восходящего солнца устраивались после любого природного катаклизма, на которые богата их земля, зажатая между морем и огнедышащими горами.

Ловили рыбу, крабов и прочих морских гадов, которых не счесть было по мохнатым подводным кромкам Плавучих островов и, особенно, в длинных, на многие сотни футов, шлейфах-«бородах» из водорослей и Аматерасу знает, какой ещё морской растительности тянущихся вслед за островками. Строили синтоистские храмы и берегли веру предков; вырезали из костей морских млекопитающих статуэтки Будды и воскуряли перед ними ароматические палочки, изготовленные из особого вида водорослей. Изредка враждовали друг с другом, но обычно договаривались мирно: океан беспределен и способен прокормить всех, кто готов рискнуть ради этого своей шкурой.

Община жила замкнуто. Бродячий архипелаг медленно перемещался, из года в год следуя одним и тем же петлям океанических течений. А когда оказывался в пределах досягаемости от обитаемой земли – на острова наведывались торговцы. Они выменивали паучий шёлк за изделия из металла, керамики и стекла, которых не было у местных жителей. А заодно, пересказывали леденящие кровь слухи о жестоких войнах великих Империй, в которых сталкивались в жестоком противостоянии люди и нелюди, морские и воздушные корабли, сталь, огонь и Третья Сила.

Обитатели бродячего архипелага, конечно, знали об этой сущности, пропитавшей подаренный им мир. В кронах деревьев самых крупных из Плавучих островов обитали лемуры – удивительные разумные существа с большими глазами и тремя тонкими, многосуставными пальцами. Третья Сила (на островах её, разумеется, называли по-своему) впиталась в плоть и кровь лемуров, а потому люди старались уживаться с ними мирно. Зачем ссориться? Мир велик, океан велик, а островков, плетущихся в кильватере бродячего архипелага, хватит на сотни новых обитателей…

Постепенно население росло, заселяя и малые острова. На один из них и перебралась община, в которую входил пра-пра-и ещё неизвестно сколько раз прадед Чо. Но откуда им было знать, что островок Сирикава-го (название было выбрано в память о «земной» деревне, где обитали их предки) однажды вздохнёт, содрогнётся, словно гигантское морское млекопитающее, оторвётся от воды – и пойдёт вверх, волоча за собой развевающийся по ветру шлейф морской растительности, из-за которого Летучий остров похож на гигантскую неопрятную медузу?

Вообще-то, обитатели Сирикава-го могли и догадаться о том, что их ждёт. Они ведь добывали на своём островке мета-газ, используя для этого бамбуковые трубы с заострёнными концами, которые втыкали в переплетения корней – глубоко, порой да десятки локтей. Газом наполняли бумажные детские фонарики и большие шары из паучьего шёлка, способные поднять человека с поклажей. Но кому пришло бы в голову, что процессы, идущие в недрах Сирикава-го, однажды вырвут его из водной стихии и унесут вместе со всеми обитателями в стихию воздушную? Такая участь ожидала, в лучшем случае, один островок из сотни – остальные успевали разрастись, тяжелели и навсегда лишались способности взмыть в воздух.

Повезло жителям Сирикава-го, или нет? Да, им пришлось менять привычный уклад жизни – но ведь это привычное дело для обитателей Японии. Выяснилось, что в «шлейфе» из водорослей можно добывать пищу не хуже, чем в море, а куры превосходно плодятся и на высоте в десять тысяч футов. Как раз на такую высоту (плюс-минус несколько сотен футов) поднимались Летучие острова – чтобы медленно, следуя с воздушными потоками, отдрейфовать в экваториальные области.

Правда, торговцы больше не появлялись на острове, и брать металл и стеклянные зеркала, которые так любили сверстницы Чо, стало негде. Ничего, приспособились – и жили, и даже находили в этом некоторые удобства. Да они были отрезаны от остальных людей – но зато и опасности больше нет никакой! На Плавучие острова, случалось, нападали пираты – грабили, захватывали невольников, похищали детей и женщин, куражились, как могли, над беззащитными островитянами. А теперь – поди, достань их за облаками!

Они даже научились летать. Нет, пользоваться шарами с метагазом обитатели Сирикава-го умели давно. Перейдя же в разряд небесных жителей, они научились делать парящие треугольные воздушные змеи из легчайшей древесины и паучьего шёлка – и даже ухитрялись перелетать на них на другие острова, когда те попадались навстречу в экваториальных воздушных реках. Дети и молодёжь сделали из этого излюбленное развлечение, и крошечная Чо научилась ловчее других управляться с парящим шёлковым змеем, легко ловя восходящие потоки, способные занести её на огромную высоту, где царит леденящий холод и не хватает воздуха для дыхания. Чо обожала полёты – как и изощрённое, крайне сложное в овладении искусство рукопашного боя, которое бережно сберегали на Сирикава-го. Знаток единоборств из другого мира, пожалуй, углядел бы в нём смесь окинавского рукопашного боя с традициями китайских и корейских монахов. Но на Сирикава-го не разбирались в подобных тонкостях, а седой, как лунь сенсей охотно брал учеников. Правда, лишь немногим из них удавалось овладеть хотя бы основами его науки; высот же достигали и вовсе единицы. Чо как раз выпала удача войти в число таких счастливчиков – и она делила своё время между ткацким ремеслом, удовольствием, получаемым от свободного парения и ежедневными танцами-ката, перемежаемыми редкими ритуальными поединками.