Основание Иерусалимского королевства. Главные этапы Первого крестового похода

Еще более отчаянное положение сложилось во внешних делах – если их еще можно было называть «внешними», ибо со всех сторон враги проникли в самую глубь империи. В Европе господство императора над Балканским полуостровом еще держалось, хотя шаталось, но в Сербии и Далмации славяне подняли восстание. Бродившее за Дунаем тюркское племя печенегов то и дело в своих набегах переходило реку. А на Западе Роберт Гвискар и нормандцы захватили Авлону и осаждали Диррахий. В Азии мало что осталось у Византии, не считая берега Черного моря, отдельных городов на южном побережье и великой укрепленной метрополии Антиохии, но сообщение с дальними городами было ненадежным и редким. Некоторые города во внутренних районах пока еще находились в руках христиан, но их правители были полностью отрезаны от центрального правительства. Большая часть территории находилась в руках сельджукского султана Сулеймана, который правил из никейских владений, протянувшихся от Босфора до сирийской границы, но его государство не имело упорядоченной администрации и фиксированных границ. Другие города находились под властью мелких тюркских князьков, кое-кто из них подчинялся Сулейману, но большинство не признавало над собой других господ, кроме Маликшаха. Из них самыми важными были Данишменд, которому теперь принадлежала Кесария, Севастия и Амасия; Менгучек, владыка Эрзинджана и Колонеи; и самый опасный из всех, авантюрист Чака, захвативший Смирну и эгейское побережье. Тюркские вожди более-менее установили порядок вокруг своих основных городов, но в сельской местности все еще верховодили кочевые орды туркменов, а толпы греческих и армянских беженцев усугубляли неразбериху. Огромное число христиан переходило в ислам и постепенно вливалось в тюркскую общность. Немногие греческие общины еще оставались в горных районах, а тюрки-христиане, поселившиеся за несколько веков до того вокруг каппадокийской Кесарии, сохранили свою идентичность и религию вплоть до нынешних времен. Но большая часть греческого населения постаралась как можно быстрее перебраться на берега Черного и Эгейского морей.

Миграция армян шла более осознанно и упорядоченно. Разные армянские князья, лишенные владений византийцами, получили поместья в Каппадокии, особенно на юге, близ Тавра. С ними ушло множество верных слуг, и к началу масштабного сельджукского вторжения армяне стали покидать свои дома, и их непрерывный поток пополнял новые колонии, пока почти половина населения Армении не оказалась на юго-западе. Проникновение тюрок в Каппадокию загнало их еще дальше в Тавр и Антитавр, и они распространились по долине среднего Евфрата, куда тюрки еще не дошли. Покинутые ими районы вскоре заполнили не тюрки, а курды-мусульмане с ассирийских нагорий и из Северо-Западного Ирана. Последний армянский правитель старой династии Багратидов, которая гордо заявляла о своем происхождении от Давида и Вирсавии, был убит по приказу византийцев в 1079 году, после того как сам он чудовищно зверским образом расправился с архиепископом Кесарии; после чего один из его родственников по имени Рубен взбунтовался против империи и укрепился в горах Северо-Западной Киликии. Примерно в то же время еще один армянский вождь – Ошин, сын Хетума, основал аналогичное государство чуть дальше на запад. Обе династии, Рубениды и Хетумиды, сыграют свою роль в последующей истории, но в то время Рубен и Ошин находились в тени армянина Вахрама, которого греки называли Филаретом.

Филарет служил у византийцев, и Роман Диоген назначил его правителем Германикеи (Мараша). После падения Романа Филарет отказался признавать Михаила Дуку и объявил о собственной независимости. Во время беспорядочного царствования Михаила он завоевал главные города Киликии, Тарс, Мамистру и Аназарб. В 1077 году один из его подчиненных после шестимесячной осады отнял Эдессу у византийцев. В 1078 году жители Антиохии, чей правитель, преемник Исаака Комнина, только что был убит, молили Филарета взять город, чтобы спасти его от тюрок. Его владения теперь простирались от Тарса до земель за Евфратом, и его вассалами стали Рубен и Ошин. Но он не чувствовал уверенности в завтрашнем дне. В отличие от большинства современников, он был православным и не желал полностью отмежеваться от империи. После отречения Михаила он поклялся в верности Никифору Вотаниату, который оставил его губернатором завоеванных им земель. Видимо, он признал и Алексея, но принял дополнительные меры предосторожности, принеся нечто вроде присяги арабским владыкам Халеба.

Алексей по своем восшествии на престол должен был решить, против кого из врагов необходимо выступить в поход первым. Рассудив, что тюрок можно отбросить назад только в ходе долгой и последовательной кампании, к которой он пока был не готов, тем более что, скорее всего, они тем временем сами предавались бы междоусобным распрям, он посчитал более насущной потребностью положить конец наступлению нормандцев. На это ушло больше времени, чем он рассчитывал. Летом 1081 года Роберт Гвискар в сопровождении своей жены Сишельгаиты Салернской, достойной именоваться амазонкой[21], и старшего сына Боэмунда осадил Диррахий. В октябре Алексей с войском, в котором основной контингент составляла англосаксонская варяжская стража, отправился освобождать крепость. Но там, как и при Гастингсе пятнадцать лет назад, англосаксам оказалось далеко до нормандцев. Алексей понес решительное поражение. Диррахий продержался зиму, но пал в феврале 1082 года, позволив Роберту весной выступить по великой Эгнатиевой дороге на Константинополь. Итальянские дела вскоре потребовали его возвращения, но он оставил свою армию под началом Боэмунда овладевать Македонией и Грецией. Боэмунд дважды разгромил Алексея, которому пришлось просить подкреплений у тюрок и кораблей у венецианцев. Пока вторые прерывали сообщение между нормандцами, первые позволили императору освободить Фессалию. Боэмунд отступил в Италию 1083 году, но вернулся с отцом на следующий год и уничтожил венецианский флот у берегов Керкиры (Корфу). Война закончилась только со смертью Роберта в Кефалонии в 1085 году, когда его сыновья рассорились из-за наследства.

Император наконец-то установил свою власть над европейскими провинциями; но на те четыре года восточные провинции были потеряны. Филарет смертельно запутался в интригах с тюрками. В начале 1085 года его сын выдал Антиохию вместе с киликийскими городами султану Сулейману. Эдесса пала в 1087 году перед тюркским вождем Бузаном, но затем была отвоевана в 1094 году армянином Торосом, вассалом Малик-шаха, и сначала порядок там поддерживал тюркский гарнизон в цитадели. Тем временем Мелитену занял еще один армянин, зять Тороса Гавриил, который, как и его тесть, принадлежал к православной церкви. Ссоры между православной, сирояковитской и армянской церквями усугубляли беспорядок во всей Северной Сирии. Последняя восприняла упадок византийской власти как повод для радости. Она предпочитала подчиняться тюркам.

Южной Сирией полностью овладели сельджуки. С тех самых пор, как Тогрул-бей вошел в Багдад в 1055 году, сирийские владения Фатимидов находились под угрозой, и растущая тревога и напряжение приводили к смутам и мелким мятежам. Когда в 1056 году пограничные византийские чиновники в Латакии отказали прибывшему с паломничеством епископу Камбре в праве продолжить путь на юг, их мотивом было не желание навредить латинянину, как подозревали на Западе (хотя, вероятно, там существовал запрет на пропуск нормандских паломников); на самом деле у них были сведения о том, что Сирия небезопасна для путешественников-христиан. Злоключения германских епископов, которые восемь лет спустя все же добились разрешения пересечь границу вопреки советам местных жителей, показывают, что византийские чиновники имели все основания так говорить.

В 1071 году, в год битвы при Манцикерте и падения Бари, дерзкий тюрок Атсиз ибн Увак, номинально вассал Алп-Арслана, без борьбы захватил Иерусалим и вскоре оккупировал всю Палестину вплоть до пограничной крепости Аскалон. В 1075 году он овладел Дамаском и окрестностями. В 1076 году Фатимиды отвоевали Иерусалим, из которого Атсиз снова выгнал их после осады, длившейся несколько месяцев, и перебил жителей-мусульман. Уцелели только христиане, засев за стенами своего квартала. Несмотря на это, Фатимиды вскоре снова смогли атаковать Атсиза в Дамаске, и ему пришлось звать на помощь сельджукского правителя Тутуша, брата Малик-шаха, который с одобрения брата создавал себе султанат в Сирии. В 1079 году Тутуш приказал убить Атсиза и стал единоличным правителем государства, простиравшегося от Халеба, который пока еще оставался под властью арабской династии, до границ Египта. Тутуш и его подчиненный Орток, правитель Иерусалима, видимо, сумели наладить организованную администрацию. Они не выказывали особой вражды к христианам, хотя православный патриарх Иерусалима, по всей видимости, проводил большую часть времени в Константинополе, где теперь поселился и его коллега из Антиохии[22].

В 1085 году император Алексей, освободившись от нормандской угрозы, обратил свое внимание на тюркскую проблему. До той поры он мог хоть как-то сдерживать тюрок только за счет неустанных интриг, стравливая их правителей друг с другом. Теперь же, сочетая дипломатию с демонстрацией оружия, он добился заключения договора, который вернул империи Никомедию и анатолийское побережье Мраморного моря. На следующий год его терпеливость была еще больше вознаграждена. Сулейман ибн Кутулмыш, взяв Антиохию, выступил на Халеб, чей арабский правитель позвал на помощь Тутуша. В последовавшей битве под стенами города Тутуш одержал победу, а Сулейман погиб.

Смерть Сулеймана вызвала сумятицу среди тюрок в Анатолии; и Алексей почувствовал себя в своей стихии, настраивая одного вождя против другого, играя на их взаимной зависти, предлагая всем по очереди подкупы и намекая на брачные союзы. Никею уже шесть лет удерживал сельджукский мятежник Абуль-Касим; но в 1092 году Малик-шах заменил его сыном Сулеймана Кылыч-Арсланом I. Тем временем Алексей сумел упрочить свои позиции. Это было нелегко. Единственной территорией, которую ему удалось вернуть, был город Кизик, и он оказался не в силах помешать Данишмендидам расширить их владения на запад и захватить его же родовой замок – Кастамон в Пафлагонии. Императору мешали дворцовые заговоры, а в 1087 году ему пришлось столкнуться с крупным вторжением печенегов с Дуная, которым помогали венгры. Лишь в 1091 году его дипломатические старания, усиленные одной огромной победой, надолго освободили его от угрозы варварских нашествий с севера.

Еще больше тревог вселял Чака, тюркский эмир Смирны. Чака, более честолюбивый, чем большинство его соотечественников, нацелился прибрать к рукам целую империю. Он брал к себе на службу греков, а не тюрок, ибо понимал, что ему нужен сильный флот, но в то же время пытался организовать союз тюркских вождей и выдал свою дочь за молодого Кылыч-Арслана. Между 1080 и 1090 годами он овладел эгейским побережьем и островами Лесбос, Хиос, Самос и Родос. Алексей, одной из первых забот которого было возрождение византийского флота, сумел в конце концов разгромить его корабли у входа в Мраморное море; но угроза оставалась до тех пор, пока в 1092 году Чака не погиб от руки своего зятя Кылыч-Арслана на пиру в Никее. Убийство явилось результатом того совета, который император подал султану, опасавшемуся, как бы еще кто-нибудь из тюрок не стал более могущественным, чем он сам[23].

Теперь, когда Сулейман и Чака были мертвы, Алексей получил возможность обдумать более агрессивный курс. Сам он теперь надежно царил в Константинополе, в европейских провинциях наступил покой. У него был эффективный флот, казна временно наполнилась. Вот только армия была очень малочисленна. С потерей Анатолии у него осталось совсем немного местных войск, откуда он мог бы набирать солдат. Ему требовались профессиональные иноземные наемники.

Да, около 1095 года казалось, что сельджуки наконец начали терять силу. Малик-шах, который еще худо-бедно еще держал в руках всю империю тюрок, умер в 1092 году; и за его смертью последовала междоусобная война между его молодыми сыновьями. В следующие десять лет, пока они не смогли договориться о разделе наследства, главное внимание тюрок было направлено на это противоборство. Между тем арабские и курдские вожди набирали силу в Ираке. В Сирии, где умер Тутуш в 1095 году, его сыновья – Ридван, эмир Халеба, и Дукак, эмир Дамаска, – оказались не в состоянии сохранить порядок. Иерусалим отошел сыновьям Ортока. Их правительство было неэффективным и деспотичным. Православный патриарх Симеон и его высшие иерархи перебрались на Кипр. В Триполи шиитский клан Бану Аммар основал княжество. Фатимиды начали отвоевывать Южную Палестину. На севере тюркский военачальник Кербога, атабек Мосула при аббасидском халифе, постепенно посягал на территорию Халеба, принадлежавшую Ридвану. У путешественников того времени складывалось впечатление, что у каждого города свой владыка.

Удивительно, что кто-то еще продолжал путешествовать, и не только мусульмане, но и христиане с Запада. Поток паломников никогда полностью не прекращался, но теперь путь для них стал очень трудным. Христиан, живших в Иерусалиме до смерти Ортока, события, по-видимому, затрагивали не так сильно, и в Палестине, за исключением того времени, когда тюрки и египтяне непосредственно вели там бои, обычно царил покой. Но пересечь Анатолию можно было только с вооруженной охраной, но и тогда путешественника поджидало множество опасностей, и его часто задерживали войны между враждующими правителями. В Сирии было немногим лучше. Повсюду на дорогах засели разбойники, и в каждом городке местный князек пытался взимать пошлину с проезжающих. Паломники, которым удавалось преодолеть все эти трудности, возвращались на Запад изможденными и обнищавшими, и от их рассказов у слушателей стыла кровь.

Часть вторая. Проповедь Крестового похода

Глава 1. Святой мир и святая война

Ждем мира, а ничего доброго нет.

Книга пророка Иеремии, 8: 15

Перед горожанами-христианами встал один фундаментальный вопрос: имеют ли они право сражаться за свою страну? Ведь их религия – религия мира, а война означает убийство и разрушение. Первые христианские отцы не имели на этот счет никаких сомнений. Для них война была самым настоящим убийством. Но после триумфа Креста, после того как вся империя стала христианской, разве ее граждане не должны быть готовы с оружием в руках защитить ее благополучие?

Восточная церковь так не считала. Ее великий законодатель в сфере канонических правил святитель Василий хотя и признавал, что воин обязан подчиняться приказу, но все же утверждал, что всякий повинный в убийстве на войне должен в покаяние три года воздерживаться от причастия. Эта рекомендация была слишком строга. На самом деле византийских солдат готовили не как убийц, но их занятие не приносило им ни славы, ни престижа. Смерть в бою не считалась почетной, а смерть в бою с иноверцами не считалась мученической; мученики умирали вооруженными только своей верой. Воевать с иноверцами полагали делом прискорбным, хотя порой и неизбежным, а воевать с собратьями-христианами было вдвое хуже. Более того, в истории Византии на удивление мало захватнических войн. Юстиниан вел свои кампании с целью освободить римлян от их варварских угнетателей, Василий II против болгар – чтобы вернуть провинцию империи и устранить угрозу для Константинополя. Византия всегда предпочитала мирные методы, даже если они подразумевали дипломатические околичности и денежные подкупы. Западным историкам, привыкшим восхищаться военной доблестью, действия многих государственных мужей Византии казались трусливыми или коварными, но обычно эти мужи руководствовались искренним желанием избежать кровопролития. Царевна Анна Комнина, одна из самых типичных византиек, ясно пишет в своей истории, что, как бы глубоко ее ни интересовали военные дела и как бы высоко ни ценила она успехи отца на поле боя, война была для нее постыдным делом, последним средством, когда все остальные способы потерпели крах, то есть война сама по себе была признанием неудачи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

В настоящее время установлено, что патриарх Софроний и Софроний, друг Иоанна Мосха, – одно и то же лицо. (Здесь и далее примеч. авт., если не указано иного.)

2

Химьяриты – древний семитский народ в Южной Аравии. (Примеч. пер.)

3

Хиджра – переселение мусульман во главе с Мухаммедом из Мекки в Медину, считающееся началом первого исламского государства. (Примеч. пер.)

4

Историю о молебне Ираклия и прощальных словах приводит Михаил Сириец и несправедливо обвиняет императора в том, что перед отъездом тот разграбил сирийские города.

5

Роль, которую сыграли в этом иудеи, подчеркивается во всех первоисточниках, особенно у Себеоса и в «Учении Иакова», написанном константинопольским иудеем, который в то время находился в Карфагене.

6

В 923 и 924 годах толпа разрушила православные церкви в Рамле, Аскелоне, Кесарии и Дамаске, после чего халиф аль-Муктадир помог христианам отстроить их заново.

7

Вероятно, эти хвалебные гимны впервые прозвучали на праздновании триумфа Михаила III над сарацинами в 863 году.

8

В 987–988 годах Василий отправил в Каир послов, которые доставили деньги на уход за Гробом Господним в Иерусалиме. Вплоть до 1081 года Шайзаром управлял епископ от имени императора.

9

Аль-Мукаддаси также рассказывает нам, что в Сирии и Палестине писцы и лекари были почти сплошь христианами, а кожевники, красильщики и ростовщики – евреями.

10

Аль-Мукаддаси около 985 года писал, что в Сирии «люди живут в ужасе перед византийцами… ибо их границы постоянно разоряют, а крепости разрушают снова и снова».

11

Иероним в письме XLVI упоминает первые паломничества в Палестину. Первым паломником, чье имя нам известно, был епископ малоазиатской Кесарии Фермилиан, живший в начале III века (Иероним). Затем в III же веке в Палестину отправляется каппадокийский епископ Александр (Евсевий). Ориген говорит о желании христиан «пройти по стопам Христа».

12

Сам Иероним в письме XLVII рекомендует своему другу Дезидерию побывать в святых местах и объясняет, что, приехав в Палестину, он стал лучше понимать Писания. Однако в минуты досады, как, например, в письме LVIII к Павлину Ноланскому, он говорит, что тот, кто не побывал в Иерусалиме, ничего не потерял.

13

Святой Григорий Нисский категорически не одобряет практику паломничества (письмо II). Святой Иоанн Златоуст выражает почти такое же неодобрение («К народу Антиохийскому»), однако в другом месте жалеет о том, что обязанности не позволяют ему совершить паломничество («Толкование на послание к Ефесянам»).

14

Святой Амвросий твердо верил в силу реликвий и самолично нашел несколько из них (письмо XXII). Святой Виктриций в своем «Восхвалении святых» утверждает, что реликвии обладают силой и благодатью. Святой Василий, с другой стороны, желал убедиться в их абсолютной подлинности. См. его письмо к святому Амвросию о мощах епископа Миланского, письмо CXCII.

15

Первым из подобных кающихся преступников, чье имя нам известно, был франкский аристократ Фромон, который с братьями поехал в Палестину в искупление совершенного преступления в середине IX века.

16

Брейер высказывает предположение, что неприязненные отношения между византийцами и паломниками создались из-за «схизмы» Михаила Керулария. Риан доходит до того, что допускает, будто византийские власти намеренно закрыли путь в Палестину. Это, по-видимому, основывается на его интерпретации путешествия Литберта из Камбре, которое на самом деле объясняется условиями, существовавшими в Сирии в то время. Однако письмо папы Виктора действительно позволяет предположить, что имперские чиновники не всегда проявляли радушие в отношении паломников. Причиной охлаждения была неприязнь к нормандцам, а не какая-то схизма.

17

Огромное паломничество из Германии 1064–1065 годов, в котором приняли участие 7 тысяч человек, нашло положение южнее византийской границы крайне неблагоприятным.

18

Дельбрюк высмеивает данные восточных летописцев об огромной численности армии Романа IV – более 100 тысяч человек, но все же нет никаких сомнений в том, что его армия была необычайно велика; только, указывает Лоран, по причине того, что Константин X экономил на армии, ее оснащение не отвечало поставленным целям, да и доля профессиональных солдат была чрезвычайно мала.

19

Гийом Тирский считал, что эта катастрофа оправдывает движение крестоносцев, поскольку Византия уже не могла защитить восточное христианство. Дельбрюк полагает, что важность битвы преувеличена; однако из имеющихся данных ясно следует, что вследствие ее империя еще много лет была не в состоянии вывести на поле боеспособную армию.

20

Анна Комнина лестными словами описывает внешность своего отца в «Алексиаде». Анонимный Synopsis Chronicon, который не всегда расположен к императору, говорит, что он был «велик в изволении и в поступках».

21

Сишельгаита сопровождала мужа во всех походах и даже сама командовала войсками, хотя маловероятно, что она непосредственно участвовала в боях с оружием в руках. (Примеч. пер.)

22

Коптская «История патриархов Александрийских» весьма благоприятно сравнивает правление тюрок с последующим правлением франков в Палестине. Знаменитая стрела, которую Орток выжег на крыше храма Гроба Господня, была не оскорблением, а знаком его верховной власти. Патриарх Иерусалимский Евфимий находился в Константинополе в конце 1082 года и в это время вместе с посольством отправился в Фессалоники к Боэмунду, а его преемник Симеон присутствовал там на соборе в 1086 году, когда был осужден Лев Халкидонский. Однако в 1089-м он вернулся в Иерусалим. На этом соборе присутствовал и патриарх Антиохийский.

23

Анна Комнина описывает смерть Чаки, однако затем в ее истории появляется новый Чака. Вероятно, это был сын первого, и он звался ибн Чака, а Анна упростила его имя. Аналогично западные авторы называют султана Кылыч-Арслана просто Сулейманом, поскольку слышали, что его называют ибн Сулейманом.