Заклинатель Ос

О левой работе он не скажет ни слова.

Глава 3

«Это будет легко и приятно», – думал Николай, разглядывая объект наблюдения сквозь боковое окно автомобиля.

Объект ему нравился. Со всех сторон нравился. Если конкретизировать, то в первую очередь конечно же объект нравился своим поведением. Он никуда не спешил, шёл себе по Елисейским Полям, заходя в магазины с большими чистыми витринами. Он не проверялся на предмет слежки и хвоста, заставляя Николая прятаться за фонарные столбы и прикидываться, что читает вчерашнюю газету. Он никуда не звонил, ни с кем не заводил разговоров, короче, не вступал в контакт. Два раза объект в одиночестве пил кофе со сливками и один раз минеральную воду в открытых кафе с плетёными креслами. Прелесть, а не объект.

Но не только примерное поведение нравилось Коле. Гораздо больше его радовало другое – плавный, изящный, приглушённых тонов и мягких очертаний вид объекта. Ну очень приятная оказалась у него внешность! В ней гармонировали габариты и пропорции, расцветки и драпировки, фактура и комплекция. Полностью удовлетворял Николашу и возраст объекта: до зрелости ещё далеко, но импульсивная юность уже за спиною. Но наивысшую оценку объект, несомненно, получал по графе «пол». Пол объекта был поистине великолепен и заслуживал всяческого одобрения. Пол объекта был то, что надо, а именно – «Ж». Настоящее, со всеми приметами и признаками, несомненное «Ж».

Николаша такой подработкой был исключительно доволен. Пятьсот евро в день! Плюс все расходы! А это полный бак бензина в свою машину, харчи в ресторане, где пообедал объект. Не будешь же сидеть и ничего не заказывать, когда он насыщается припущенным лососем с обжаренной в сухариках брюссельской капусткой. Все расходы – это ещё и шёлковый галстук в магазине, где объект выбирал себе шляпку с узкими полями, и, разумеется, кофе со сливками в многочисленных кафе по маршруту его неторопливого следования.

Сейчас, когда объект штудировал ценники в магазине фирмы «Зара» на углу проспекта Георга Пятого, Николай Перегудов мечтательно размышлял о том, как распорядиться неожиданно падающими ему в руки семью тысячами евро. И отметим, чистыми, без вычетов и налогов.

«Первым делом поменяю подружку. Теперешняя устарела. С Моник, аспиранткой кафедры экономики Средних веков, надо заканчивать. Хватит. Так отношения могут перерасти в привычку и потерять остроту. Кто там следующая по очереди? Франсуаза Лелюш? Точно, она. Завалюсь-ка я на недельку, – мечтал Коля, – с Франсуазой, прожигательницей жизни из хорошей семьи, в Марокко, в городишко Марракеш».

Он представил жаркую Франсуазу в комнате на втором этаже с окном на остывающую к ночи необъятную пустыню. Он слышал шорох поступи каравана из восьмидесяти пяти стыдливо отворачивающихся от этого окна верблюдов. Он чувствовал запах кускуса, приправленного двенадцатью пряностями, и вкус густого и тягучего, как мёд, местного вина… Две тысячи евро. «Поменять свой «Рено» на пятилетний «Пежо307» – две тысячи пятьсот евро.

Пиджак от «Бриони», рабочая одежда любого разведчика, восемьсот евро. Карманные расходы – одна тысяча семьсот евро. За такие деньги можно месяц-полтора ни в чём себе не отказывать. Ты, право, достоин этого, Николаша!» – смачно мечтал Перегудов.

Никогда Николаша, даже обращаясь к себе, не называл себя настоящим именем. Что там связной Родины говорил про комиссию? Подождёт, как сам Николаша ждёт от Родины суточных.

«Подфартило так подфартило! Не работа, а прогулка. Судя по всему, ревнивый муженёк выдал своей жёнушке денег на покупки и отправил в Париж. Отправил, а сам переживает, как бы она не свернула налево с нашим парижским братом. Бывает и такое. А что поделаешь: се ля ви, как тут принято говорить. Я за ней присмотрю», – ликовал Николай, размышляя одновременно о том, какого цвета брать пиджачок от «Бриони».

Вчера, в пятницу, Николаша прочитал по указанному электронному адресу инструкцию и схему отношений с работодателем.

Ему было предписано:

1. С десяти утра субботы установить скрытое наблюдение за мадам Валерией Новиковой (сокращенно ВН) в холле гостиницы «Ритц» и не снимать его всё время, пока мадам не отправится ночевать. Срок наблюдения – четырнадцать дней.

2. Через день составлять и направлять подробный с получасовой точностью отчёт о действиях и перемещениях мадам ВН.

3. Оказывать содействие мадам ВН в случаях, когда возникает угроза её жизни, здоровью, экономическому благополучию, а также причинения нравственных, психических и физических страданий.

4. Составлять и отправлять по известному адресу перечень понесённых мадам ВН расходов и трат. О расходах, связанных с наблюдением, также сообщать – их компенсируют. Для расчётов следует указать банковские реквизиты, по которым будут перечисляться деньги, включая и ежедневный гонорар, равный пятистам евро. Перевод суммы осуществляется каждые три дня.

5. Допускается для наблюдения привлечение третьих лиц. Оплата их услуг должна производиться из указанных пятисот евро. Разовые услуги третьих лиц компенсируются.

«А муженёк – педант. Скрягой его назвать нельзя, но и щедрость такая не всякому понравится», – подумал Николаша, ознакомившись с письмом.

Сейчас ВН, которую он мысленно стал называть Лерой, гуляла по магазинам. С Елисейских Полей повернула на авеню Монтень, зашла в Christian Dior и Louis Vuitton, потом на улице Фобур-Сент-Оноре к Yves Saint Laurent и Sonya Rykiel, затем побывала в Lancel на авеню Опера, повернула на Рю де ла Пе и завершила свой поход в наимоднейшем магазине Collette, где приобрела что-то наподобие пиджачка. Время подходило к трём часам. До отеля «Ритц» оставалось всего метров четыреста. Такси Лера брать не стала. Открывая дверь, швейцар окликнул бояносильщика, который и принял из рук мадам пакеты с покупками. С ним она и поднялась в свой триста двадцатый номер.

Если Николаша хоть чуть понимает в женщинах, то сейчас мадам ВН будет долго-долго примерять и рассматривать обновки. Вертеться перед зеркалом и так и сяк. Потом примется названивать подружкам в Москву, чтобы поделиться сомнениями в том, не слишком ли мало она прикупила, а на самом деле – чтобы плеснуть в душу каждой по столовой ложке концентрированной зависти со жгучим привкусом соперничества.

Потом мадам опустится в ванную с горячей густой пеной и продолжит ранить своих приятельниц уже оттуда. Так пройдёт часов пять, не меньше. Когда на улице стемнеет, она выберется из воды. Тщательно обсохнув и наложив на себя все кремы, тени и запахи, спустится в гостиничный ресторан якобы на ужин, а на самом деле чтобы проверить, как действует на окружающих новая кофточка от «Гуччи». Так пройдёт остаток дня.

Коля, не привыкший терять время даром, развернул ежегодный отчет Национального центра космических исследований Франции (CNES), намереваясь проработать его за часы выпавшего ему пустого ожидания. Но не успел он пробежать и двадцати страниц из четырехсот имеющихся в отчёте, как объект по имени Лера снова появился в холле.

Николаша был неприятно поражён. Что это ещё за фокусы? А мерить? А подружки? А ванна, наконец?

Лера вышла на улицу.

На сей раз её путь лежал к набережным Сены. Лера прогуливалась. Смотрела на воду и баржи, на влюблённых и бездельников, на продавцов растений и их товар. Она приценивалась к акварелям уличных художников и слушала музыку бродячих музыкантов, бросала монетки попрошайкам и кормила голубей. В модные магазины она больше не заходила. Она выпила в кафе чашку чая и посидела на скамейке напротив министерства юстиции. Она стала просто одинокой туристкой, такой, как тысячи других…

И опять Николаю было удобно следить за объектом. Удобно и приятно. Он тоже как будто превратился в туриста. Не стремительного, торопящегося парижанина, а праздного, беспечного, со слегка вскружённой головой, наивного туриста, крепко начитавшегося Дюма-отца.

Лера выглядела так привлекательно, что через час прогулки ею заинтересовались местные мошенники, промышляющие на набережной. Причем самые отпетые из них, специализация которых – дурачить приезжих простушек. Разумеется, мошенники были итальянцами.

Мошенничество выглядело следующим образом. Работали по двое. Сидя в машине, заговаривали с прохожей иностранкой, не говорящей на французском языке, часто русской. Суть обращения состояла в том, что они, милые итальянские парни, сильно поиздержались по пути из России и теперь им очень нужны деньги. Но они приличные люди, и поэтому ничего у вас не просят – у них как раз есть то, что очень нужно именно вам, мадам, и они готовы это продать. Тут мошенники, широко улыбаясь, начинали совать в руки женщине пакеты с какими-то вещами и приговаривать, что это самый новомодный товар от «Валентино». И когда туристка, желая от них отвязаться, лезла в бумажник с целью одарить милых итальянских ребят мелочью, те шумно протестовали и лезли вместе с нею в её кошелёк, чтобы показать, какими именно купюрами и в каком количестве их нужно благодарить. Как только волосатая лапа прикасалась к деньгам или к бумажнику, они срастались навсегда. Сидевший за рулём жал на газ, и жулики уезжали на край света, оставляя жертве яркий пакет с подозрительными мятыми тряпками и незабываемые, но грустные впечатления.

Такое Николай видел не раз. Даже если женщины обращались в полицию и коряво, размахивая тряпкой как неопровержимой уликой, пытались что-то объяснить в участке, то им доходчиво растолковывали, что они просто совершили неудачную покупку по договорной цене. Только и всего. Разве в Париж они приезжают не за этим? Ну, может быть, не только за этим…

Двое белозубых, смуглых и курчавых жителей Неаполя только начинали свою пляску вокруг озадаченной Леры, а Николаю всё уже было ясно. Сейчас итальянцы произнесут несколько слов по-русски. «Привет. Девушка. Деньги». Затем покажут страницу неизвестно чьего паспорта с отметкой шереметьевского пограничника. Далее протянут пакет, из которого выглядывает ткань модного в этом сезоне цвета. Объект достанет бумажник, из окна автомобиля протянется длинная лапа и… И прости-прощай денежная халтура. Деньги, кредитные карточки и дорожные чеки будут украдены. Клиентка заплачет раз, заплачет два и наутро уедет обратно в свою прохладную страну. Никаких семи тысяч евро Коля не получит, и придется ему забыть о новой одежде, машине и отпуске в Марокко.

Такого Николаше не хотелось. И терять ему было, кроме своего гонорара, нечего. Поэтому, когда между лапой и изящным, тонкой змеиной кожи женским кошельком завязалось активное сращивание, он со словами: «Мадам, вас хотят обворовать», – шагнул вперёд и хорошо натренированным движением стиснул хрупкую кисть изнеженного в безделье мошенника. Тот взвизгнул и принялся заливисто угрожать какими-то весьма болезненными неприятностями. Коля сжал посильнее – и итальянец перешёл к уговорам и просьбам. Коля прибавил натиска, и жулик с драматизмом в голосе взмолился о пощаде. Николаша заслушался виртуоза и ослабил на мгновение хватку. Этого оказалось достаточно. Машина уехала. Кошелёк остался в руке объекта.

Лера приходила в себя.

– Мерси, месье! Мне говорили, чтобы я была повнимательней, но… всё так быстро! – Она перешла на английский.

– Вы могли бы остаться без денег, мадам.

– Наверное, я должна отблагодарить вас? – Голос Леры оказался под стать внешности – протяжным и плавным. – Как у нас говорят – «проставиться».

– Где это у вас? Вы из Польши, мадам? – Пусть Коля для неё будет французом.

– Нет, из России. Из Москвы.

– Так что же такое «проставиться»?

– Угостить выпивкой, месье. – Улыбка украсила лицо мадам Леры.

– Прекрасно. Рюмочка кальвадоса сейчас бы пришлась кстати. – Почему бы и нет, подумал Николай.

– А что такое кальвадос? Женщине его тоже можно? – Легкое кокетство было Лере к лицу.

– Можно, если ей уже исполнилось восемнадцать.

– Увы, восемнадцать ей исполнилось намного раньше, чем хотелось бы, месье. – Лерина улыбка из слегка лукавой превратилась в чуть грустную.

– Меня зовут Николя. Аспирант кафедры современного права. Вот мы и пришли. Кафе «Сара Бернар». Гарсон, два кальвадоса. А как зовут мадам?

– Валерия, – ответил объект.

Старый добрый кальвадос, хорошо выспавшийся в большой дубовой бочке, взялся за дело с азартом. Глаза Леры заблестели, а по щекам поплыл румянец. Яблочный аромат царапнул горло.

– Что бы вы делали, если б остались без денег? – спросил спаситель Николя.

– Придумала бы что-нибудь, – беспечно ответила Лера и опять улыбнулась.

И столько в этих словах, хоть и сказаны они были на неплохом английском языке, Николаша услышал русского, родного и близкого! Того, по чему давно скучал, чего не хватало ему, как иногда не хватает йода щитовидной железе. Он стосковался по простым человеческим отношениям, прямым и бесхитростным, теплым и бесплатным. Он устал думать на одном языке, а говорить на другом, устал принимать во внимание мелочные эмоции того или иного человека, мужчины или женщины, которых он, Николай, должен сохранить в кругу своих друзей. Ему захотелось русскую бабу, простую русскую бабу, душевную и незатейливую, как хочется иногда борща, картошки в мундире и рюмку водки. А сейчас как раз и сидела перед ним русская девушка, раскрасневшаяся и расслабившаяся после выпитого, хорошая и открытая. Такой никогда не придёт в голову, как американке Левински, сохранять на платье следы любви, с кем бы ни свела её судьба. Такая не будет скрывать желаний. Она близка и понятна русскому парню Николаю. И он всегда почувствует, чего ей надо.

– Вам понравился кальвадос, мадам?

– Очень.

– Гарсон, ещё кальвадосу!

Ему и самому захотелось стать для неё русским мужичком, ухарем и балагуром, лукавым и озорным, чтобы нашептывать на ушко незатейливые слова и не услышать в ответ ничего такого, что нужно запоминать и сверяться по франко-русскому академическому словарю: а что именно она имела в виду? Сейчас он всем сердцем чувствовал, что женщина, сидящая напротив, тоже его хочет, хотя она не намекала на это ни словом, ни жестом.

«Будь что будет, – подумал Николай, – откроюсь, а там посмотрим. Бог с ними, с этими пятьюстами евро в день, проживём как-нибудь».

Коля уже набирал полные лёгкие парижского воздуха, чтобы фирменным уральским говорком, к которому он привык с детства, произнести:

– Здравствуй, моя хорошая! Я тоже русский.

Но тут горькая, как перцовый пластырь, мысль обожгла его мозг. Ведь Лера хочет француза! Лера желает парижанина! И его, Колины, откровения станут для неё большим разочарованием. Молчи, ухарь, молчи. И он промолчал. Заговорила Лера:

– Месье Николя, а что мне завтра посмотреть в Париже?

Что тебе, моя радость, посмотреть? Я покажу всё. Мы будем улыбаться друг другу в саду Тюильри, я обниму тебя на ступенях Нотр-Дам, мы заблудимся в Булонском лесу, потеряем равновесие на верхушке Эйфелевой башни, выпьем божоле в Латинском квартале и закусим в миленьком ресторанчике на Монмартре.

– Гарсон, по последней! – Николаша смотрел в самую глубину потемневших Лериных глаз.

– Я сам вам всё покажу. И можно начать прямо сейчас. Пойдём?

– Да. Как звучит моё имя по-французски? – Лера, словно на что-то решившись, вскинула брови.

– Валери… А моё по-русски?

– Николаша…

– Подходяще.

Глава 4

Наутро не потребовалось бы большого труда убедить Николашу в существовании вечной любви и взять с него, как подписку о невыезде, клятву верности Лере Новиковой.

Прошлая ночь стала для Николаши потрясением. С таким размахом, широтой и, если хотите, лихостью ещё никто никогда его не познавал. В эти часы он чувствовал себя лакомством для сладкоежки, деликатесом на столе гурмана, шедевром в золочёной раме перед восторженным ценителем. Хотя всё его богатство состояло из одного мужского тела бледной окраски и средних размеров. Лера безоговорочно приняла его капитуляцию, умело провела инвентаризацию своих новых владений и, засучив рукава, всерьёз принялась за дело.

Дело у неё спорилось. Трудилась она увлечённо, обстоятельно, не пропуская мелочей и не откладывая ничего на потом. К утру Лера, заработав непререкаемый авторитет и непоколебимое уважение, погрузилась в сон. Коля, заподозрив лучик чуть тёплого среднеевропейского солнца в попытке развалиться на Лериной подушке, встал, чтобы задёрнуть портьеру.

Лера спала как ангел, не продавливая кровати. Николаша залюбовался и даже заглянул ей за спину – не помялись ли крылышки? Крылышки не помялись, их просто не было. Но рядом с постелью, на тумбочке он увидел сумочку Леры и, как и положено разведчику, для которого лишней информации не бывает, решил проверить, что носят бескрылые ангелы в сумочках от «Лансель».

Как он и ожидал, там оказались: батистовый, небесных оттенков платочек, наборчик инструментов для чистки пёрышек, косметичка, знакомый уже бумажник, мобильный телефон и паспорт.

На чёрно-белой фотографии Новикова Валерия Александровна тоже выглядела ангелом, только серьёзным, возможно, даже учёным ангелом. Возрасту ангелу было двадцать семь лет и пять месяцев. Ангел родился в Подольске Московской области и имел, как Коля уже заметил, женский пол. По этому документу ангел выезжал прошлым летом на две недели в Турцию и зимой в Финляндию, но только на пять дней, потому как на севере ангелы зябнут.

Посмотрев паспорт, Коля открыл бумажник. Этот ангел был не из бедных. Четыре пластиковые карточки, две из которых золотые, и пятнадцать лиловых купюр по пятьсот евро. Там же были какие-то квитанции, шестьсот российских рублей, несколько дисконтных карточек московских магазинов и одна автосервиса в районе Марьино. Ангел как ангел, но… Николаша запустил пальцы в отделение за пластиковыми карточками и вытащил водительское удостоверение. С фото на него взглянуло то же лицо, только обрамлённое тёмными волосами. Но и темноволосый ангел по-прежнему выглядел волшебно. Доброе, нежное, трепетное создание, воздушное и лёгкое вдобавок. Только теперь это была Нина Константиновна Назарова, двадцати девяти лет и двух месяцев от роду.

«А ангел-то с секретами, – озадаченно подумал Николаша. – С двойным донышком наш ангел».

Агент Николаша секретов и пробелов в знаниях не терпел. Секреты он обязательно разгадывал, а пробелы непременно заполнял.

«Тут без помощи старших, более опытных товарищей не разберёшься, – подумал, глядя на права, Николаша. – Придётся звонить в Москву».

Он прошёл в ванную комнату и набрал телефонный номер.

В Москве было занято. Москва жила напряжённой жизнью. Все при деле. При том же самом, что и сто пятьдесят лет назад, – сообща выясняли: кому же, наконец, на Руси жить хорошо?

– Не нам! – кричали чиновники с потупленными глазами. – Вы только посмотрите, какие у нас хилые оклады, в каких убогих конторах мы от зари до зари сидим. А бесконечные приёмные часы и длинные очереди из назойливых посетителей! Да-да, именно назойливых… Мы и так, мы и этак не решаем наболевших вопросов, затягиваем с ответами, а они всё ходят и ходят… Несут и несут… Мы уж и родню подключили, всех своих рассадили по ключевым местам, а они несут и несут… Мы устали!

– И не нам, – вторили краснолицые гаишники и другие романтики с большой дороги. – Уж мы у них проверяем документы с утра до ночи, тормозим на каждом углу, а порядка нет как нет. Учим их, учим, а они ни в какую. То регистрация отсутствует, то техосмотр, а иной раз вообще оборзеют – денег полные карманы набьют и на рожон лезут. Нестерпимо это…

– А нам каково?! – голосили бизнесмены-предприниматели. – Мы только напредпринимаем чего, колбасы там по гаражам навертим, краденую машину разберём, так тут же санэпидемслужба: «Покажите нечистые свои руки. Что это вы там в кулаке такое зелёненькое зажали? А ну-ка давайте сюда поскорее». А за спиной у них уже другие стоят, с ноги на ногу нетерпеливо переминаются, глядят на нас голодными глазами…

– А нам?! А нам-то! – слышно изо всех городов и весей. Стон идёт по Руси, вой, плач… Кричат: – Не хотим! Не вносите нас в список тот…

– Какой список?

– Да тот самый… В список, кому на Руси жить хорошо. Не вносите, не надо… От греха.

Коля открыл воду в кране посильнее, чтобы своим звонком не помешать спать Лере, и снова набрал номер. В Москве сняли трубку.

– Алло, вас слушают.

– Здравствуй, Никитич, это я, Николай.

– Здорово! Какими судьбами?

– Некогда объяснять. Потом. Помощь нужна.

– Ну-ну, чем могу…

– Проверь, пожалуйста, кто такие: Валерия Александровна Новикова, двадцать семь лет, Московская область, и Назарова Нина Константиновна, двадцать девять лет. Когда позвонить?

– После двух по Москве. Когда Коля вернулся в комнату, он увидел, что ангел успел поменять позу, и теперь перед ним на постели лежала уставшая после охоты подруга леопарда. Плавные линии её тела таили угрозу.

Коля сел в кресло напротив кровати.

«Тайна украшает женщину значительно больше, чем выпрошенная у мужа шубка из крашеной норки. Ничего не скажу про соболя – ещё не доводилось водить знакомство с дамой в соболях, но убеждён, что тайна привлекает сильнее. Она заставляет прямолинейный инстинктивный импульс сделать плавный вираж в сторону мозга. Загадки добавляют полутонов, оттенков и нюансов в неприглядную картину отношений между полами. Справедливости ради надо отметить, что наряду с тайной женщину также украшают молодость и богатство. И что же мне с тобой делать? – думал Николай, любуясь ускользающей под одеяло персикового цвета ладной фигуркой. – Что писать в донесении? Ушла, пришла, купила или подробно, про ночь страсти и Нину в водительском удостоверении? Если работодателем является муж, фамилию которого она приняла во дворце бракосочетания (а заодно поменяла и имя с отчеством), то вряд ли он обрадуется моей прыти и любопытству. Уволит без выходного пособия и будет прав. Пожалуй, лучше промолчать. Напишу-ка без подробностей».

Завтракали они молча. После бурной ночи у Леры Новиковой в голове почему-то не осталось ни одного английского слова. Несколько раз она попыталась обратиться к Николаше по-русски, но он убедительно не понимал. Пришлось перейти на язык мимики и жестов. Получилось неплохо.

– Тебе хорошо было со мной, дорогой?

– Великолепно, солнышко!

– Подлить ещё кофе, моя радость?

– Только после поцелуя…

– Поцелуй же скорее, милый, так хочется кофе.

– А можно ещё сюда и сюда, крошка?

– Обязательно…

В разговоре участвовали руки от кончиков пальцев до локтей, голова, шея, коленки, грудь, но больше всего работы выпало лицам. Они лучились, застывали, морщились, гримасничали, румянились.

Из-за стола влюблённые встали с хорошо размятыми, как говорят спортсмены – разогретыми мышцами лица. Сейчас Николаша легко сумел бы изобразить движением бровей четыре степени удивления и семь (только вдумайтесь!), семь оттенков восхищения. Что уж тут говорить про улыбку! Улыбкой он смог бы рассказывать длинные анекдоты с непечатными выражениями. И уже было начал, но тут Лера вспомнила кое-что из английского:

– Что сегодня делаем, Николя? Куда едем?

– Ты лучше пройдись пока по магазинам, а я отлучусь на кафедру. Встретимся часа в два. Хорошо?

– Да, Николя. А где? Где ты мне назначишь свидание, дорогой?

Коля задумался. К такому выбору он всегда относился вдумчиво. Неправильное начало рандеву могло привести к затягиванию процесса и даже к решительному «нет». Ещё в Москве, будучи курсантом, Николай взял за обыкновение назначать девушкам встречи в метро, причем с глубоким смыслом и внутренней логикой.

Летом, в хорошую погоду он иногда говаривал кудрявым, фигуристым хохотушкам: «В восемь тридцать у чаши, форма одежды – легко расстегивающийся лифчик. Не опаздывай». И сам являлся с дорожной сумкой, в которой лежал клетчатый колючий плед, бутылка белого саперави и пачка молочных сосисок.

У чаши – это в переходе между «Курской»-кольцевой и «Курской» же, но радиальной. Чаша – опора цвета бронзы в переходе метро, выполненная в виде большой, раскидистой, уходящей в потолок вазы. Девушки не опаздывали, приходили вовремя и ехали с Колей электричкой до тенистых берегов реки Лопасни, где у них на колючем пледе легко расстегивался лифчик.

Умным девушкам в очках Николаша говорил так: «У круглой головы в восемнадцать пятнадцать. Сначала пойдём в театр». У круглой головы – это у круглой головы и есть. На станции метро «Площадь Ногина» стоял бюст затерявшегося в анналах истории Ногина. Сейчас уж не все и название станции вспомнят, не то что имя революционера.

Интеллектуалок Коля вёл на Малую Бронную улицу и показывал спектакль «Дон Жуан». Там со сцены артист Казаков, игравший заглавную роль, аргументированно убеждал умниц в необходимости срочно отдаться Коле под бутылку красного саперави и, опять же, пачку молочных сосисок.

Романтических, возвышенных девушек с неопределённостью во взоре Коля вызывал «под синее небо». Станция метро «Октябрьская»-кольцевая напротив эскалатора наверх. На этом месте можно увидеть ворота с кованой решёткой, за которой простирается бездонное, чистое и ясное небо. У «синего неба» романтические девушки, которым вечно хочется податься на край света, глубоко вздыхали, глаза их начинали блестеть – и парочка тут же отправлялась на ужин с бутылкой "саперави"…