
Полная версия
Медведи, самосвалы и ещё много чего интересного. Роман
– Весьма странно, – сказал хозяин Джеймсов.
– Очень непонятно, – сказал хозяин Джонсов.
– И тут я понял, что сегодня я его выясню.
– Как же ты собрался это делать, – спросил хозяин Джонсов.
– Господа, только спокойствие! За всю мою жизнь я понял лишь одно. Ничего не нужно предпринимать. Когда будет нужно – всё случится само собой. Например, сказав какую-то околесицу, я познакомился с вами и теперь провожу свой день в такой приятной компании за очень хорошим напитком. Это ли не счастье? В конце концов, господа! Вы любите читать? – я не дал им ответить, – Бывает ли такое, что герой вашей любимой книги куда-то ходит, что-то делает, рассуждает, думает, проходит свой путь, свою дугу, так сказать, из главы в главу? Но кто-нибудь задавался вопросом – что происходит между главами?
Например! Взять детективы! – тут я разошёлся уже не на шутку.– Во многих мы не знаем имя убийцы до самого конца, до самой развязки. В конце оказывается, что злодей был с нами во время всего повествования. И вот вопрос! Господа… – я оглядел их, они явно ждали чего-то.– И вот вопрос! А садовник знает, что он убийца на протяжении всей книги? Вдруг он узнаёт об этом в то же время, что и мы? Вот незадача, правда?
Хозяин Джеймсов почесал затылок. Они переглянулись с хозяином Джонсов.
– Ты очень пьян? Ты скажи мне! – сказал он.
– Да? Да, я решительно пьян.
– Это отлично! Предлагаю тогда продолжить, кстати, сегодня у меня в баре выступает музыкальное трио из красивой девушки-вокалистки, флейтиста гомосексуалиста и барабанщика-мертвеца, – сказал хозяин Джонсов.
– Пожалуйста, надеюсь, это не фэнтези, где мёртвый барабанщик по-настоящему мёртв и играет на барабанах при помощи магии?
– Друг! – сказал хозяин Джонсов, взяв меня за плечо.– Это его прозвище. Он самый что ни есть живой.
– Меня это устраивает, – сказал я и мы выпили ещё.
Мы очень долго пили водку, официантка с большой грудью и неприятными бровями приносила ещё и ещё. Пару раз мне показалось, что я могу встать и уйти, но, как водится, ничего подобного не произошло. Хотя нет – пару раз я вставал дабы сходить в туалет, умыться и побить себя по щекам. Спасибо и на этом.
Наступило время представления. На сцену вышло не трио, а целый ансамбль. Там были ударные, флейта, контрабас, скрипка, фортепиано и что-то ещё. Началось всё с прекрасной танцевальной песни про зелёные луга:
«Я по лугам с тобой несу
Горсть любви и охапку света
Зелёным я лугам кричу
Что тебя на свете лучше нету»
Затем была медленная композиция про дурочку, которая очень любила жёлтый цвет:
«Ты знаешь, что жёлтыйЭто признак разлуки,Ты знаешь, что онУбивает любовь»Финальной песней в первом отделении была ода красным розам:
«Стой! Если приближаешьсяТо ты в опасностиКрасивые и коварныеРозы в нашей реальности»Песни эти не были преисполненны каким-либо смыслом, но хозяин Джонсов был прав – певица в этом ансамбле была поистине чем-то между нежностью мамы и страстью шлюхи. А флейтист действительно оказался гомосексуалистом.
После каждой песни мы вставали и сильно хлопали в ладоши. После выступления музыканты очень быстро собрались и исчезли где-то за сценой. Я тоже собрался уходить.
– Спасибо, господа, – я говорил это, держась за стену.
– Всегда пожалуйста, дружище! Удачи с поиском имени. Кстати! Это счёт! – хозяин Джонсов вручил мне бумажку, на которой была огромная сумма.
– Я не могу… не сейчас… – говорил я, осознавая, что даже не знаю, были ли у меня какие-нибудь с собой деньги или нет.
– Приходи завтра, оплатишь всё как сможешь, – сказал хозяин Джонсов, – А ни то мои ребята тобой займутся!
– Ну это полный бред, надеюсь, этого ты не говорил!
– Не говорил чего?
– Про ребят, которые займутся мной!
– Ты пьян, друг! Ничего такого я не говорил! – сказал хозяин Джонсов.
– Спасибо! – ответил я. Пока шёл этот диалог, я шарил по карманам и что-то нащупал. Это был мой бумажник, я его достал, открыл, отсчитал полагающуюся сумму и, поблагодарив всех, направился на выход. По крайней мере я оказался весьма состоятельным парнем.
Проходя по ночным улочкам города, держась за стены и еле переставляя ноги, я споткнулся о камень и упал. Бумажник вылетел у меня из рук, из него выпали какие-то визитки, карты и бумаги. Ползая по тротуару, я начал их собирать. Это было тяжело, учитывая тот факт, что в городском сумраке было ничего не разглядеть. Собрав всё, я увидел карточку с фотографией. Каково же было моё удивление, когда я понял, что на фотографии был я. Это был мой документ! Вот и разгадка!
Я взял его, поднёс ближе к лицу, было темно, всё двоилось перед глазами.
Чёрт возьми, что там написано? Зачем ты так со мной?
Глава 3
Леопольд
Как-как? Ты там что?
С ума сошёл?
Солнце пробивалось сквозь закрытые веки, делая абсолютно всё вокруг бордово-оранжевым. Моё тело ломило от пяток, проходя через моё уже немолодое тело, отдаваясь гулом тысячи поездов в ушах и разламывая, как эти же тысячи поездов, мою голову.
Я боялся сделать вдох, потому что рёбра мои были, будто бы, полностью переломанными, воздух не задерживался в лёгких и доли секунды, сердце колотилось как бешеное, не оставляя мне и шанса оказаться в данный момент мёртвым. Я был жив, но на какое-либо действие меня смог бы побудить только самый веский повод.
– Ready for some action? – услышал я сквозь гул, распространяющийся внутри моей головы.
– Я дико извиняюсь, господин, но, кажется, вы на мне стоите, – сказал я, еле открывая правый глаз.
Всё это, как ни странно, было правдой. На моей груди красовался чёрный, как сам космос, сапог исполинских размеров.
– Извините, господин, – сказал мне, проявляющийся в пелене моего похмелья, полицейский.
Это был он, тот самый господин полицейский, что интересовался моим именем вчера. В руках у меня находился документ с моей фотографией, который я гордо протянул ему.
– Леопольд! Моё имя Леопольд, мне тридцать семь лет!
Я знал, что без имени мне уготована участь какого-нибудь садовника или почтальона, но теперь я знал, что со мной будут происходить поистине чудесные события. Ведь наличие имени у героя меняет всё.
– Что вы тут делаете, господин? – спросил он, убирая ногу с моей груди.
– Я тут хочу пинту стаута, либо портера, на худой конец, достопочтенный господин, – ответил я ему как можно вежливее.
– Вы знаете, что лежать на улице – это общественно бесполезное действие? – спросил он у меня, нахмурившись.
– Вы знаете, что наступать на человека с утра пораньше – есть дело ничем не лучшее, чем убивать медведя ради чаепития?
– Что? – недоуменно спросил он.
Объяснять что-либо в концепции партнёров по чаепитию в канве медведей было излишним, поэтому я сменил тему.
– Отличный сегодня день, господин полицейский!
– И то верно… Леопольд, – я впервые услышал своё имя из чужих уст.
Я, конечно, слышал его уже миллионы раз от родителей, девушек, друзей, служащих банка, докторов, клиентов, почтальонов, вот и услышал его ещё раз.
Будь ты проклят!
– Я уберусь отсюда в считанные секунды, господин, – сказал я, собрал все силы, встал и почувствовал, как моя голова сейчас взорвётся.
Я знал, что головы не взрываются, особенно в самом начале, но что не придёт тебе на ум, чудовище!
– Хорошего дня, Леопольд! – козырнул мне полицейский и удалился восвояси.
Немного отдышавшись и вновь обретя зрение, я пошёл на автобусную станцию, ведь мне предстоял очень долгий путь домой.
Чёрт тебя дери!
– Привет! – я услышал чарующе знакомый голос за спиной.
Я обернулся, солнце осталось позади для того чтобы выгодно подсветить её. Это была певица из Джонсов, которая вчера почему-то растрогала моё сердце своими бестолковыми песнями про луга, цветы, платья и весну. Внезапно появившийся ветер начал развивать её одежду и рыжие волосы, обнажая красивое лицо. Что может быть чудеснее, чем влюбиться с первого взгляда, обнаружить в себе то чувство, которое могло бы и не появиться в моей груди никогда. Что может быть чудеснее, чем осознать тот факт, что ты сейчас находишься в начале пути, который, возможно, довольно скоро закончится…
Вообще, разумно было бы предположить, что эта девушка – моя настоящая любовь и мы с ней проведём остаток дней вместе, ибо на то воля драматургии. Но, чёрт тебя дери, этот остаток дней наступит сегодня, если я ничего не выпью!
– Ты выглядишь ужасно, – сказала она, улыбаясь.
– Спасибо, я старался, – рассмеялся я, разглядывая её чудесно бледную кожу, веснушки, тонкие губы и прекрасные глаза. – Чувствую себя ещё хуже, если тебе от этого будет легче.
– Я слышала, что ты говорил про пинту портера!
– С чего это? Ты подслушивала?
– А ещё я видела вчера, что ты внимательно слушал мои песни… Леопольд?
– Да, а как же зовут тебя?
– Меня зовут Элла, – сказала она.
Это ужасное имя, честно признаться.
– Очень красивое имя, да чего тут скрывать, кажется, у меня украли все деньги ночью.
– Да, и это была я. Поэтому, я просто уверена, что должна тебя угостить.
– Да прольётся нектар мне в рот такой же живительный, как вчерашние песни, что проливались мне прямиком в душу.
– Кадрить меня будешь потом, Леопольд! – сказала она с показной строгостью и мы пошли в Джонсы.
В Джонсах хозяин Джонсов был безумно рад видеть меня. Он так и сказал: «Безумно рад видеть тебя!». Мы прошли за мой любимый столик, присели и увидели перед собой через пару секунд безумно худую и измотанную официантку.
– Две пинты портера и чесночный хлеб, дорогая, – сказала Элла.
– Я очень долго ждал, как выясняется, для того, чтобы сказать тебе эту фразу.
– Какую, Леопольд?
– Давай эта часть будет как любовный роман?
«Что ты имеешь ввиду?» – прочитал я по её лицу и, чуть было, не стал рассказывать, что конкретно я имею ввиду, но она сказала: «Давай!»
К этому я не был готов, но план на такое развитие событий у меня, разумеется, был.
– Я расскажу о себе, – сказала она. Нам принесли два больших стакана, до верхов наполненных портером с минимальным количеством пены. – Я родилась недавно и недалеко, я люблю цветы, что растут в полях, люблю писать картины, люблю настольные игры, люблю внезапность и радуюсь жизни, не люблю котов, не люблю, когда скучно, давай пойдём ко мне?
– Я же ещё ничего не рассказал о себе. Пусть в жизни всё так и бывает быстро, как ты мне повествовала, но в романах, отнюдь, всё гораздо более скучно, Элла.
– Тогда говори же!
Это весьма странно.
Я пересказал ей всю историю своей жизни со всеми взлётами и падениями, что вспомнил. Рассказал про всех своих родственников и их семьи, про всех своих друзей и их семьи, про все места, где когда-либо бывал и когда-либо работал. Про все чудеса, что со мной происходили, особенно в последние два дня, про встречу с Эрнестом, его ловушки на медведей, знакомство с хозяином Джеймсов и хозяином Джонсов, с которыми я спорил так же по поводу медведей, о красоте моего дома и богатстве моего погреба, о том, о чём мог бы мечтать, и о том, чего бы я не хотел ни в коем случае. Только об одном я решил умолчать – это о письме Вениамина, потому что смысла в этом пока что не было решительно никакого.
В свою очередь, Элла не только внимательно слушала, но и на каждую историю приводила свою, в которой она превосходила меня в смекалке, если речь в моей истории заходила о моей смекалке, как она превосходила меня в мастерстве, если история была посвящена, где моё мастерство в том или ином деле разрешило какое-либо затруднение. И, конечно же, когда я говорил о поступках, которые я когда-либо совершал для кого-либо из любви, она находила в своей памяти более искренние, красивые, широкие жесты, до которых, даже опустошив половину бара с портером, мне было не додуматься решительно никак.
– Что ты со мной творишь? – спросила она и багрянец появился на её веснушчатых щеках.
– Что?
И тут мне всё становится ясно, я читаю на её лице искреннюю заинтересованность мной. Она так открыта передо мной. Я вижу, что ей хорошо со мной, весело, свободно. Я могу рассказать всё, что угодно и ей всё понравится. Но что это? Ответь мне! Это подарок? Это отвлечение от моих целей? Сюжетная необходимость или что-то, выходящее за рамки твоего плана? Всё слишком хорошо и складно развивается, друг мой.
И что делать в такой ситуации? Отдаться этому потоку, что несёт меня вперёд? То есть поступить как всегда? Или я могу взять и сделать что-то такое, чего ты от меня не ожидаешь? Я же могу сейчас встать, плеснуть ей в лицо своё пиво и убежать!
Конечно не могу, ведь с каждой секундой я всё больше убеждаюсь, что она – моя судьба. Но разве это я убеждаюсь? Или так нужно? Что делать?
Что?
Со мной всё хорошо, я чувствую воспарение над этим миром. И, чёрт возьми, да! Я боюсь спугнуть эту секунду, этот момент, в котором я, кажется, по-настоящему счастлив.
– Ты очень милый, ты весёлый и история про медведей меня возбуждает, Леопольд!
Я боюсь того, что грядёт, я очень хочу, чтобы это не было твоей очередной шуткой, я хочу счастья! Хотя, разве то, что сейчас происходит – это ли не счастье? Это ли не то, что происходит во благо? Но чем это закончится? Поговори со мной, не оставляй меня одного, я пытаюсь достучаться до тебя, почему ты так поступаешь? Неужели ты хочешь обречь меня на то, к чему я не готов? Или же я готов, а ты просто пытаешься дать мне знак, сказав, что всё хорошо и пусть случится то, что случится. Главное, не отворачивайся от меня, слышишь? Кто бы ты ни был – не отворачивайся, не бросай меня. Не отворачивайся.
С другой стороны, почему люди всегда на что-то рассчитывают? Пытаются предсказать будущее. Хотя знают, что это невозможно. Что ж, кто бы ты не был – я в твоих руках. Неси меня вперёд по строкам и по сюжету. Честно сказать, лучшее, что ты можешь для меня сделать сейчас – это оставить меня в покое, но этого не произойдёт. Или я уже один?
– Ты в порядке? – Элла погладила меня по руке.
– Что такое? Что ты имеешь ввиду?
– Ты задумался на несколько минут, не слушал, что я говорю.
– Такое бывает, Элла, такое бывает, я сейчас понял, что мне нужно встретиться с одним человеком.
– Сегодня? Сейчас?
– Нет, Элла… а может и сегодня. Я не знаю, но я понял, что встретиться мне с ним жизненно необходимо.
– Кто это?
Тут я вспомнил про письмо ещё раз, я вспомнил, что он даст ответы на все вопросы, что он знает всё, он богат, крут, красив и стар. Или в другом порядке. Наверное, это портер, излечив меня от жуткого похмелья, ударил в голову и перепутал в ней все мысли.
– Уходим! – громко крикнула Элла, встала, накинула на себя свой жёлтый жакет и ушла по направлению к выходу.
Это значило одно – за выпивку плачу я. Сунув руку в карман, я почувствовал, что мой бумажник полон денег. Это был чудный подарок сегодняшнего дня, притом, уже второй! Я кинул несколько купюр на стол и помчался за ней.
Мы гуляли. Осенний воздух был прохладным и ложился освежающим слоем на мои хмельные внутренности. Ослепляющие виды города, из которого я не так давно уехал в своё родовое гнездо, забытыми картинками из открыток отражались в моих глазах. Однако, это были всего лишь декорации для главного экспоната – для неё. Она была летящим листом, который, вкупе с остальными листьями, рисовал мне целую картину. Увядающий мир природы рождал нечто безумно прекрасное и весеннее. Что-то зарождается в этот момент на фоне умирающего мира. Этот вздор мог бы литься из меня часами, абзацами, километрами, если бы я не остановил это своей волей. Или же не своей?
– Посмотри, какое раскидистое дерево! – крикнула мне Элла, вскочив на высокий бордюр, встав под шапку зелёно-жёлтого оперения этого замечательного растения.
– Оно действительно прекрасно и раскидисто! – крикнул я в ответ и заскочил вслед за ней.
Её губы были наполнены жаром, хмелем и вишней. Вдруг я понял, что мне уже всё равно, по чьей воле это происходит.
То был поцелуй, подаривший мне ощущения, чувства, которые распространялись от губ до самых ног, подкашивая их и немного разогревая моё слегка озябшее от ветра тело.
– Ни слова больше! – сказала она, отвлёкшись от поцелуя.
– Хорошо! Я не против! – вскрикнул я.
– Следующий автобус в твоё родовое гнездо отходит через пятнадцать минут, нам надо торопиться.
Я взял её за руку и повёл за собой к обочине. Проезжающий таксист всё видел и всё понял. Он остановился, улыбнулся и кивком головы пригласил нас внутрь машины. Всю дорогу, что мы ехали до автобусной станции, мы страстно целовались, а таксист, посматривая на нас через зеркало заднего вида улыбался и глазами желал нам счастья.
Уже совсем скоро мы были на станции, я купил билеты и мы сели на платформе в ожидании посадки.
– Что я делаю? – спросила Элла.
– То, что нужно, – ответил я.
Автобус подошёл ровно в пятнадцать ноль ноль. У нас были билеты в разные ряды, поэтому я остался наедине с собой и со своим соседом Иосифом. Он рассказывал, что нынче животные неспокойны и стоило бы возобновить традицию охоты на них, чтобы знали своё место. Не стоит им докучать честным и спокойным жителям, например, таким как он и я. Им стоило бы вспомнить те столетия, что мы охотились на них ради забавы, говорил он, чтобы успокоиться и остаться в своих норах, берлогах, на деревьях и так далее. Затем он заснул, а вслед за ним уснул и я. День выдался очень выматывающим.
Заткнись!
– Леопольд! – донеслось откуда-то сквозь сон. Это была она.
– Да! Я тут! – я открыл глаза, моему взору, через окно автобуса, предстал мой дом за желтизной осенних деревьев.
Это была моя станция. Попрощавшись с водителем, мы с Эллой вышли. Я взял её за руку, очень крепко, чтобы она точно не ушла куда-нибудь за Иосифом. Мы шли через мой двор. Садовые гномы своими большими колпаками провожали нас ко входу. Я открыл дверь, мы зашли.
– Мне нужно в душ, – сказал я. – вдруг я прочувствовал, что валялся на грязной улице.
– Понимаю, у тебя есть что-нибудь выпить?
Тут я вспомнил про свой погреб.
– Немного в верхнем шкафчике, – сказал я и отправился в душ.
– Мы пили виски, общались, держались за руки, целовались. Так прошёл день до самого заката, который мы встречали в моём каминном зале.
– Я останусь у тебя, – сказала она.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.