– Ох, какая ты любопытная, – пожурила ее Барсина. – Но тайны никакой нет. Все и без того знают нашу историю. Началась она давно. Мой отец Артабаз происходил из рода Ахеминидов по матери. Кшатра Ох отдал ему в правление благодатную Фригию. Во время восстания сатрапов мой отец был одним из организаторов путча. Но Афины, которые подбивали сатрапов на восстание, снабжали их наемниками, предали в самый ответственный момент. Мой отец вынужден был бежать в Пеллу, под покровительство Филиппа. Мне еще не исполнилось одиннадцати лет, когда я попала в Македонию. Моя мама к тому времени умерла, а отец взял в жены сестру двух братьев-родосцев: Ментора и Мемнона. Я воспитывалась при дворе Филиппа. Получила хорошее образование. Тогда Пеллу частенько посещали известные люди. Филипп пытался возвысить Македонию не только с помощью громких военных побед, но и с помощью меценатства. Он приглашал знаменитых ученых, ваятелей, архитекторов. Добился, чтобы Аристотель обучал отпрысков знати.

– И ты там познакомилась с Александром? – не терпелось Томирис.

– Он был задиристым, вихрастым мальчишкой. Но я не воспринимала его всерьез. Александр на семь лет младше меня.

– Ты была очень красивой. Правда?

– Ох, девочка моя, убереги тебя Аргинпаса от зависти и красоты, – так говорят в Персии. Красота для женщин иногда становится проклятьем. Многие знатные юноши теряли голову, увидев меня. Чуть до кровавых схваток не доходило. А местные красавицы относились с ненавистью ко мне. Даже Олимпиада косо смотрела в мою сторону. Да тут еще однажды ночью ко мне в покои пробрался юный Александр и пылко признался в любви. Ему тогда едва исполнилось тринадцать.

– А ты? Ой, прости, что спрашиваю о таком, – спохватилась Томирис.

– А что я могла ему ответить? Я, взрослая девушка и тринадцатилетний мальчишка. К тому же, меня отец уже обещал Ментору. Конечно же, я отвергла пылкого юнца, возможно, сделала это немного грубо. Тогда он убежал в горы. Его искали три дня. Переполошили все окрестные села. Нашли его в лачуге пастуха высоко в горах. Он не сказал о причине своего бегства. Только я знала, и Олимпиада догадывалась: уж очень она проницательная женщина.

–А что потом?

– Ментор отправился в Персию, на свой страх и риск, упал к ногам каштры Оха и покаялся. Правитель принял его, а в наказание поручил невыполнимую задачу: подчинить взбунтовавшийся Айгюптос. Ментр смог погасить пожар восстания и вернул южные земли Персидской империи, тем самым выпросив прощение себе, брату Мемнону и моему отцу. Нам позволили вернуться на родину. За это отец отдал меня в жены полководцу Ментору. Я родила ему сына, после дочери. Но он умер через два года после нашего союза, едва увидев малышку. Мемнон очень любил старшего брата, и после его смерти взял меня в жены, а его детей назвал своими. Но и с ним мне недолго суждено было прожить. Однажды финикийский купец принес тайное послание: кусок пергамента, на котором было выведено размашисто всего несколько слов: «Жди! Я иду за тобой!» Я сразу догадалась, от кого послание. Македоняне вторглись в наши земли, началась война. Мемнон просил у Дараявуша пост главнокомандующего. Но правителя отговаривали его советники. Они говорили, что нельзя доверять эллинам. Но после разгрома сатрапов под Гранникой, Дараявуш все же назначил Мемнона командующим, однако, с условием, что я, его жена и дети должны отправиться в Вавилон, в залог его преданности. После гибели Мемнона, Дараявуш позволил мне остаться в его гареме. Возможно, хотел отдать в жены какому-нибудь высокому вельможе, а может, сам надеялся обладать мной… И вот, я здесь, ожидаю своей дальнейшей участи.

– Барсина, – тихо произнес у входа детский голос. – Ты не спишь?

– Заходи, – разрешила Барсина.

Легкими шажками прокралась в темноте невысокая хрупкая девочка.

– Ой! – воскликнула она. – Ты не одна?

– Присаживайся, не бойся, – успокоила ее Барсина. – Это моя подруга из племени амазонок. Она твоего возраста. Зовут ее Томирис.

– Хранит тебя Ахура Мазда, – поздоровалась девочка, опускаясь на ковер. – А я дочь правителя, Сатира. Но мама запретила называться дочерью кшатры. Теперь мы – пленницы. – Вдруг она всхлипнула: – Барсина. Мне страшно. Что с нами будет?

– Не плачь. Успокойся, – мягко утешала ее женщина, гладя по голове. – Доверься судьбе. Что предначертано Ахурой Маздой, то нас и ждет. Пока Александр благосклонен к нам. Видишь, какую стражу приставил, – кивнула она в сторону Томирис.

– Я не дам тебя в обиду, – пообещала Томирис. – Меня саму хотели убить. Но видишь, я жива и нахожусь в свите Александра.

– А это кто? – Девочка наклонилась над Исменом. – Какой красивый юноша.

– Он – мой брат.

– У него необычное лицо. Он не из Персии, и на эллина не похож.

– Сатира, не хорошо так пристально разглядывать спящих, – мягко укорила ее Барсина. – Пусть воин отдыхает. Ему скоро в дозор.

– Ой, извини.

Нежная, теплая ладонь коснулась лба.

– Воин, вставай. Уже полночь.

Исмен еле разлепил глаза. Ужасно не хотелось вставать! Он давно уже не спал так сладко.

– Поднимайся, мальчик, – уговаривала его нежно Барсина. – Я приготовила тебе лепешки с сыром: вдруг есть захочешь. Во флягу налила воду с соком.

– Спасибо, – смущенно пробурчал Исмен.

Барсина наполнила небольшой медный тазик водой и сама умыла Исмену лицо, вытерла мягким полотенцем. Потом подала кружку молока.

– Я очень благодарен тебе за гостеприимство.

– Не стоит.

– А где Томирис? – спохватился Исмен.

– Вон она, спит. Подругу себе новую нашла, Сатиру. Шептались, шептались, так вобнимку и уснули.

– Еще раз, благодарю тебя за заботу.

Исмен направился к выходу.

– Осторожней, – предупредила его Барсина. – Там пес какой-то лохматый приблудился. Улегся перед входом, на всех рычит, даже евнух мой боится к нему приблизиться.

– Это – Репейник. Лучшего стража не найти.

У самого выхода Исмен оглянулся. Язычок пламени еле тлел над светильником. Женщина сидела на ковре и печально смотрела ему в след. Рядом спали две девочки, обнявшись. Почудилось… Да, точно так… когда он был маленький, мама поднимала его перед рассветом, чтобы он шел помогать отцу. Исмен не помнил точно, но ему казалось, что именно так сидела мама, а рядом, точно так же спали сестры. Сердце больно сжалось. Глаза заволокла слеза.

Исмен вышел в ночь. Огромная луна висела в безоблачном небе. Темный бугорок поднялся и завилял хвостом.

– Охраняй! – приказал Исмен, и Репейник вновь улегся у порога.

Он запрыгнул на Цырда и поехал к военному лагерю.

Из шатра правителя Персии раздавался густой храп. Гости перепились и спали вповалку. Но Александра и его телохранителей в шатре не было.

– Где гегемон? – спросил он у гоплита, стоявшего на страже.

Тот указал на небольшой шатер, внутри которого трепетал огонек светильника. Из шатра выскочила женщина и быстро прошла мимо Исмена, злобно шепча:

– Ну, постой же, старый лис Парменион. Я тебе припомню…

Исмен узнал знаменитую гетеру из Афин. Он наткнулся на соматофилака, дремавшего стоя в карауле. Отпустил его спать, сам встал на страже.

В шатре спорили Парменион и Александр.

– Почему ты вечно лезешь в мои личные дела? – возмущался гегемон.

– Потому что у тебя их нет. Ты не пастух и не пахарь, чтобы иметь жизнь отдельную от дел государственных. Ты – правитель Македонии и автократ Коринфского союза. Забавы с гетерами, пусть даже со знаменитыми, – для простых смертных. Но ты – сын бога!

– Чего ты от меня хочешь?

– Не я, – вся Македония. Стране нужен наследник. Ты уничтожил почти всех из рода Аргеадов. Мы на войне. Смерть кругом. Вспомни, недавно ты чуть не умер, и даже не от оружия врага, а от простуды. А если с тобой… О Громовержец, я даже подумать такое не смею!

– И кого ты прочишь мне в жены? Неужели вызовешь из Македонии дочерей знатных домов?

– Барсина.

– Нет! – в ужасе воскликнул Александр.

– Да! Ты же ее до сих пор любишь. Из-за нее перед походом ты отверг все предложения. Как только Олимпиада не уговаривала тебя жениться.

– Что скажут мои друзья?

– Скажут, что нет во всей Персии женщины красивее и образованней. Она воспитывалась при дворе Филиппа. Она почти наша.

– Но у нее было двое мужей…

– Что с того? Нам нужна не правительница, нам нужен наследник. Пусть родит от тебя мальчика, потом можешь собрать себе хоть целый гарем из красавиц и развлекаться с ними.

– Я подумаю, – сдался Александр.

– Но не долго. Дарий еще не побежден.

Они замолчали.

– Эй, стражник, – крикнул Парменион. – Подай нам вина.

Исмен вошел в шатер с кувшином.

– Порази меня Зевс! – удивленно воскликнул Парменион. – Все не мог припомнить, где я мог видеть этого мальчишку. Не тебя ли я встречал под Галикарнасом? Точно! Это же скиф Мемнона.

– Теперь он мой соматофилак.

– Вот, как! – покачал головой Парменион. – Он настоящий герой. Мемнон ценил его.

– А мне он принес послание от Филиппа.

– Ах, вот он каков, посланник из царства теней. Слышал я эту историю от прорицателя Аристандра. – Старик сделал пару глотков, поставил кубок на стол. Поднялся. – Не буду мешать гегемону отдыхать. Позволь уйти.

– Иди, – разрешил Александр.

Как только Парменион вышел, Александр в гневе швырнул свой кубок вслед и зло прошипел:

– Как же он надоел!

Кубок отлетел от полога и стукнул по голове спящего Гефестиона. Тот вскочил.

– Тревога? Моего коня…

– Спи, – одернул его Александр. Гефестион вновь повалился на пол и тут же захрапел.

– Помоги мне, – попросил гегемон.

Исмен размотал ремешки и снял с рук Александра боевые кожаные браслеты, усиленные медными пластинами.

– Барсина! Барсина… – бубнил он с нарастающей злобой. – Проклятая Барсина.

– Не говори так о ней, гегемон, – не сдержался Исмен. – Она очень добрая, и никому не делала зла.

– Что? – он с удивлением заглянул в лицо мальчика. – Откуда ты ее знаешь?

– Я только что был у нее в шатре, – признался Исмен. – Томирис приставлена к ней в охрану.

– И тебя она очаровала? Чем же?

– Мне показалось, буквально на миг, что я в родном становище, в шатре отца, а она, – голос его дрогнул, – напомнила мне маму.

Александр оторопел. Долго молчал.

– Твоя мать умерла? – несмело спросил он.

– Да. Она ждет меня там, в благодатных степях Папая вместе с сестрами и младшим братом. И отец там же…

– Ты ее очень любил?

– Как можно не любить мать? – удивился такому глупому вопросу Исмен.

– Ты прав, – согласился гегемон. – Мать – самое дорогое, что есть у нас на земле. Но ты бы мог любить мать, которая вечно плетет интриги при дворе, натравливает одних родственников на других, постоянно говорит тебе: что надо делать, что не надо, этого приблизить, а этого – казнить. Почему казнить? Мне так нашептала змея. Что за дурацкие подозрения! По ее требованию я убил всех, кто мог претендовать на трон Македонии. Всех! Аминту, Карана, двух братьев из рода Линкестидов… Она требовала убить их, дабы мне не мешали единолично править Македонией. Любил бы ты такую мать? После убийства Филиппа она послала его молодой жене в подарок, как ты думаешь, что? Кувшин с отравленным вином, кинжал и прочный кожаный пояс. Юная Клеопатра спросила у посланника: зачем? Он ответил: Великая правительница позволяет тебе самой выбрать смерть. Можешь выпить яду или зарезать себя. Если не в силах, могу помочь тебе удавиться. А потом лично явилась к ней. Увидев девушку живой, гневно закричала: – Ты еще не сдохла? Бедная Клеопатра чуть не теряла рассудок от страха. – Пощади, – взмолилась она. – У меня на руках ребенок Филиппа. – Тогда Олимпиада приказала придушить ребенка. Охранники свернули шею младенцу прямо на руках у матери, а потом и саму Клеопатру всунули в петлю. И как, по-твоему: даже после этого я должен любить мать?

– Да! – не раздумывая, ответил Исмен. – Она дала тебе жизнь. И она тебя сделала таким, каким ты сейчас есть.

– Я ее люблю, – тихо согласился Александр, положив тяжелую ладонь на плечо Исмена. – Только мне приходится слишком дорого платить за те девять месяцев, что я провел в ее чреве. Налей мне еще зелье Диониса.

Исмен подобрал кубок, налил из кувшина красное терпкое вино, подал гегемону.

– А отца своего ты любил? – спросил Александр, пригубив.

– Да. Он был глава рода и погиб в бою, защищая становище.

– Красивая смерть! А моего прирезал собственный охранник, на свадьбе сестры. Глупая смерть для великого человека.

– Но он же тебя обучал владеть оружием, впервые посадил на коня, брал на охоту…

– Нет. Ничему он меня не учил. Филипп был правителем. У него вечно находились важные дела. Важнее, чем я. Он вечно пропадал в походах и на охоте, а когда появлялся в Пелле, устраивал многодневные пьянки с гетайрами. Меня воспитывали наставники: Леонид и Лисимах. Леонид – грубый неотесанный мужлан, родственник матери из Эпира. Он читал с трудом, не разбирался ни в музыке, ни в поэзии, но был исполнителен и упрям. «Сделай из мальчика воина», – требовал от него отец, и Леонид старался, как мог. Я голодал. Представляешь, сын правителя частенько ложился спать с пустым животом. «Лучший завтрак, – твердил мой наставник, – это ночной поход, а лучший ужин – скудный завтрак». Простые охранники питались лучше, чем я.

– Но почему ты не пожаловался отцу? – удивился Исмен.

– Жаловаться! На наставника! Опозорить себя! За кого ты меня считаешь? Как я, сын правителя и воина, мог жаловаться?

– Прости, гегемон, я еще плохо разбираюсь в ваших нравах.

– Такие наши нравы. Даже если бы я пожаловался отцу, он бы велел меня наказать за слабость. Мать все понимала. Пока мы с наставником занимались вечерней гимнастикой, она тайком прокрадывалась в мои покои и прятала в укромных местах сладкие пирожки или лепешки с сыром и медом. Но Леонида не так-то просто было обвести. Он по едва уловимому запаху ароматных масел чуял, что в комнате побывала Олимпиада. Наставник переворачивал все вверх дном, находил сладости и выкидывал в окно. Меня спасал Парменион. Он был лучшим другом Филиппа. Мужественный, стойкий Парменион. Когда он возвращался из похода, то прежде всего спешил с докладом к Филиппу, а после отбирал меня у Леонида и вел к себе домой, где я мог нормально поесть и отдохнуть хотя бы денек.

– А Филипп был хорошим воином? – осторожно спросил Исмен.

– Еще бы. Он был больше, чем воин. Он – гегемон. Представляешь, какая ему досталась страна. Еще в юности снискал доверие правителя Передикки. Македонии угрожали иллирийцы. Передикка решил их наказать и на полях Линкестиды понес жестокое поражение. Более четырех тысяч убитых македонян. Сам Передикка погиб. Иллирийцы захватили горные пастбища. С севера напали пэоны, а с востока готовились вторгнуться фракийские племена. Гибель Македонии казалась неизбежной.

– Так твой отец не был наследным правителем?

– Нет. Трон по праву принадлежал сыну Передикке, Аминту. Но тому едва исполнилось шесть лет. Что он мог сделать? Как защитить страну? Афины хотели уничтожить Македонию, как государство. Они потребовали, чтобы опекуном малолетнего Аминты стал Филипп. Дело в том, что отца, как представителя рода Аргеадов отправили заложником в Афины. Там он воспитывался и постигал воинские науки. Ох, как же ошиблись в нем граждане великого города! Надо признать гений Филиппа, как политика. Он щедро одаривал врагов золотом, начисто опустошив казну, раздавал обещания, которые никогда не выполнял, но спас Македонию. А потом, когда все поверили ему, узрев в нем покорного робкого льстеца и успокоились, Филип принялся создавать крепкую армию. И из кого? Из простых пастухов! Из ремесленников. Нищих бродяг ловил и ставил под копье. И ему удалось. Мои победы – отчасти его заслуга. Моя армия – часть его армии.

– Ты все же его любишь.

– Не знаю. Как можно любить человека, которого почти не знал, и который частенько забывал, что у него есть сын. Если бы ты его видел: невысокий, кривоногий, одноглазый…, но женщин любил без меры. Что не поход – то новая жена. Аудата из Иллирии, Филина из Фиссалии, Никесиполида, оттуда же, Меда из Фракии, Фила из Элемонтии, моя мать: Олимпиада из Эпира и последняя – Клеопатра. Все молоденькие, красивые. Но он долго с ними не церемонился. Как только они ему надоедали, он кричал при всех «Уходи!», что обозначало полный разрыв. Каждый мальчик мечтает походить на отца, а я не хотел… Но Филипп не мой отец. Мне рассказала мать, что в их первую брачную ночь Филиппа принесли друзья вусмерть пьяного кинули к ней на ложе. Он не то, что совершить супружеские обязанности, даже пошевелиться не мог, до того нажрался. Олимпиада сильно перепугалась. Представь себе шестнадцатилетнюю девчонку впервые наедине с пьяным мужланом. Но она еще больше испугалась, когда в эту ночь над Пеллой разразилась небывалая гроза. Молнии ослепляли. Гром сотрясал стены так, что казалось, дома рухнут. И одна из молний Зевса ударила ей во чрево. Так я был зачат, зачат от Громовержца. Все! – устало произнес Александр. – Я хочу спать. Постели мне плащ. И вытолкай Гефестиона из шатра, иначе его храп не даст мне уснуть.

– Можно тебя попросить? – сказал Исмен, укладывая гегемона.

– Проси.

– Не причиняй зла Барсине. Лучше вымести гнев на мне.

– Как я могу ей причинить зло, – скупо улыбнулся Александр. – Открою тайну только тебе. Я влюблен в нее с десяти лет. Когда она покинула Пеллу, дал слово, что не прикоснусь ни к одной женщине, пока вновь не увижу ее.

* * *

С утренней зарей Исмена сменил другой Соматофилак. Мальчик разыскал шатер Уархага. Перед шатром спали Фидар и Колобуд. Репейника рядом не было, значит, пес все еще охраняет покой Барсины. Исмен втиснулся между воинами, укрылся с головой плащом и тут же уснул.

Его растолкал Уархаг:

– Вставай скорее!

Исмен вскочил на ноги.

– Что случилось?

– Только что соматофилак прибегал. Гегемон хочет тебя видеть.

Исмен бегом направился к шатру правителя. Охрана пропустила его. В шатре стоял ужасный запах перегара и немытых тел. Собрались командиры отрядов и галдели, решая какой-то важный вопрос.

… – Надо догнать Дария, пока он не оправился и не собрал новые силы, – требовательно предлагал Парменион.

– У нас не прикрыт тыл, – возражал ему Неарх. – Афины опять затеяли двойную игру. Финикийский флот того и гляди высадит десант в Ионии. Тогда мы лишимся всех своих побед.

– Пойми же: схватив Дария, мы поставим Персию на колени, – уверял его Парменион.

– Не поставим, – не соглашался Птолемей. – Есть еще сатрап Фарнабаз. Уж он посильнее Дария. Наверняка, сам думает его прирезать и встать у власти.

– До чего же вы упрямые, – твердил Парменион. – После падения Суз и Вавилона, нам никто не будет страшен.

Александр молча и внимательно слушал перепалку, сидя на походном троне Дария.

– Так мы не придем к единому мнению, – сказал Гефестион. – Последнее и решающее слово за гегемоном.

Все замолчали и обратили взоры к Александру.

– Утром, пока вы отходили от похмелья, я принимал послов Дария.

Раздались удивленные возгласы.

– Правитель Персии предлагает примирение. Нет, не просит о примирении, он требует его. Послушайте, что пишет кшатра. – Александр развернул свиток светло-зеленого пергамента и начал читать: – Против своей воли я покинул свою столицу, собрал мирный народ и повел их защитить родную землю. Боги же, из каких бы побуждений они этого ни сделали, отвернулись от меня. Теперь вместо того, чтобы с обеих сторон и в дальнейшем жертвовать людьми, следовало бы заключить союз и впредь придерживаться мира. Но прежде всего ты вернешь мне мать, жену и моих детей, за которых я заплачу такой выкуп, – Александр обвел всех пристальным взглядом, – такой, что его не унесет вся Македония, и отдам в придачу земли до реки Галис22.

– Это неслыханная удача, – обрадовался Парменион. – Настоящая победа. Надо ему отвечать согласием.

– Я уже ответил, – остудил его Александр. – Пока вы спали, я отправил обратное послание.

– С миром?

– С войной.

– Но, Александр! – горестно воздел руки к небу Парменион.

– Я – Александр. Я – гегемон. Я решаю: быть войне или миру.

– Что же ты ему написал?

– Читай! – он протянул Парменион другой папирус.

Старый полководец развернул свиток и прочитал:

– Мой отец умер от рук вероломных убийц, которых вы на него натравили, чем и хвалились в своих письмах. Ты сам, Дарий, посылал деньги лакедемонянам и некоторым другим эллинам, чтобы настроить их на борьбу со мной; и, наконец, с помощью посланников ты пытался совратить моих друзей и разрушить тот мир, который я дал эллинам. После всего этого мне ничего не оставалось, как пойти войной на тебя, на человека, который присвоил себе трон, нарушив священные слова персов. – Парменион недовольно покачал головой.

– Разве я не прав? Разве Багой законно передал правление Дарию, убив всех детей Оха? Дальше! – требовал Александр.

–…Одержав победу в справедливом бою над твоими полководцами и сатрапами, а теперь – и над тобой и твоей военной мощью, я милостью бессмертных богов являюсь также и властелином той земли, которой ты называешь своей.

– Правильно! Так его! Ты властелин! – горячо подхватили молодые командиры.

Александр призвал всех к молчанию. Парменион продолжал:

– Так как я теперь господин Азии, то я требую, чтобы ты пришел ко мне. Если же ты опасаешься за свою жизнь, то вышли предварительно своих послов, которым будет сообщено о гарантиях свободного проезда. Передо мной ты будешь просить о твоей матери, твоей жене и твоих детях; будут выслушаны и все другие твои желания. Впрочем, если ты снова пошлешь письмо, ты должен обращаться к «Повелителю Азии».

– Повелитель Азии! – подхватили командиры.

– Я тебе не равный, а господин над всем тем, что было твоим. Если не проявишь покорность, то я поступлю с тобой как со слугой, оскорбившим господина… Но Александр, – развел руками Парменион. – Он все же еще правитель Персии.

– Пока правитель части Персии, – высокомерно поправил гегемон.

– Если ты придерживаешься другого мнения о том, кто теперь властитель, то я еще раз жду тебя для битвы в открытом поле. И не вздумай убегать! Потому что где бы ты ни был, я все равно найду тебя.

Все громко славили Александра, восхищаясь его дерзким ответом. Один Парменион понуро стоял с пергаментом и тяжело вздыхал.

Александр встал:

– Готовьтесь! Отправляемся преследовать Дария. Скоро вся Персия будет у наших ног!

Воодушевленные командиры расходились к своим отряам. Исмен подошел к Александру.

– Ты звал меня, гегемон.

– Тебя? Ах, да! – Он положил руку на плечо Исмена и вывел его из шатра. – Я хочу, чтобы ты все забыл. Все, что я наговорил тебе вчера об отце и о матери. Отец мой был великим человеком, и я храню о нем только светлые воспоминания. Отец, есть отец. Он был отцом не только для меня, но и для всего народа Македонии.

– Я понял тебя, гегемон.

– Вот и отлично. А сейчас проводи меня, – попросил как-то робко Александр.

Исмен только теперь заметил, что гегемон одет во все новое, причесан и гладко выбрит. От его тела исходил тонкий аромат.

– Куда тебя сопроводить?

– К Барсине, – выдохнул он.

– К госпоже?

– Хочу еще раз признаться ей в своих чувствах. Надеюсь, на этот раз она меня не отвергнет. Но ты не думай, я не буду ее принуждать, как победитель жертву. Я – Александр из Аргеадов. Благородство – главная черта нашего рода.

– Но ты рассказывал, как Филипп женился несколько раз, – неосторожно напомнил Исмен.

– Я же просил тебя забыть! – гневно потребовал Александр.

– Прости, гегемон.

– Пойди, возьми в шатре шкатулку с драгоценностями и догоняй меня.

Исмен метнулся в шатер, схватил тяжелую шкатулку со стола. Сразу не заметил Пармениона. Старик неподвижно сидел на стульчике. На лице его отобразилась печаль.

– Ты не болен? – заботливо спросил Исмен.

– Болен, мальчик мой. И болезнь моя неизлечима – старость. Я слишком стар для продолжительных походов. И перестаю понимать, что творится вокруг. Не обращай внимания. Иди, догоняй гегемона. Ты успеешь за ним повсюду, а вот, я уже сбиваюсь с шага.

Непокорный город Тир

Армия продвигалась по трудной горной дороге вдоль побережья. Путь лежал к югу от Исского залива. По левую руку тянулся горный хребет, поросший густым лесом. По правую – шумело море. Миновали небольшой город Мирианд. От него повернули на восток. Передовые отряды уже вступили в теснину Бейланских ворот. Преодолев проход, войско Македонии должно было попасть на равнины Сирии, и дальше двигаться к Дамасску.

<1 2 3 4 5 6 7 >

На страницу:

Перейти

4 из 7