Алька. Второе пришествие

– А хочешь Иссык-Куль посмотреть, у Фрунзесельмаша там пансионат есть, я договорюсь. Наверно, интересно будет посмотреть.

– Давай, только договаривайся на две путёвки, я с другом полечу.

Через неделю Мишка улетел с приятелем в Киргизию.

В июне я, изрядно устав на работе, решил пройтись до дома пешком – стоял чудесный летний вечер, ко мне привязался симпатичный щенок, который так мне понравился, что я решил забрать его домой. Зашёл в телефонную будку – надо было согласовать с Людмилой. Услышав, какой это славный пёсик, она дала добро, я открыл дверь, а псина куда-то удрала. Ну что ж поделаешь, в таком благостном состоянии я дошёл до своего дома, и подходя к арке во двор, увидел своего школьного однокашника Валеру Борисенкова, стоящего с сумрачным видом у входа в первый подъезд. Мы не виделись уже лет пять, и подошёл поздороваться:

– Валера, привет, тыщу лет тебя не видел, ты где пропадал?

Валера, с тем же мрачным выражением на лице, протянул мне руку:

– А как ты меня мог видеть? Я в тюрьме сидел.

– В тюрьме, за что?

– А вот за всё это. – Произнося эту фразу, Валера широко развёл руки, как бы обнимая всё происходящее.

– Что – всё это?

– Да всё, самострок джинсовый, поделки всякие, свистульки-хуюльки, картинки, бусики.

– Не понял, каким боком тебе-то это прилетело?

– А таким: мы в восемьдесят четвёртом решили наладить пошив джинсов. Достали ткани джинсовой настоящей, у фарцы купили джинсов Levis трёх размеров, распороли их, сделали шаблоны, напечатали «левые» лейбаки, стали шить. Расхватывали их на ура, но тут гоп-стоп: в мае восемьдесят пятого постановление Совмина о нетрудовых доходах, и те же менты-обэхэсэсники, что нас крышевали, нас приняли. Вот только с выходом закона о кооперации эту статью признали больше недействующей, стали амнистировать. Вчера приехал.

– Ну чего, будешь восстанавливать бизнес?

– Да какое там, жена в моё отсутствие все нычки разбомбила, опять же команду надо собирать, не знаю. Опять кому-нибудь наверху что-то не понравится, снова сажать начнут.

– Это они могут.

Поговорив ещё с полчаса, я пошёл домой, размышляя, чем мешал большевикам человек, шьющий приличные портки?

Андрей Семизоров, относя в министерство какое-то письмо, встретил там своего приятеля, они разговорились, и приятель предложил ему идею – создать в нашем ПКТИТПе молодёжный отдел, куда приятель его назначит Андрюху начальником. Они обсудили это с Мишкой Блиновым и пришли ко мне с горящими глазами и идеей.

– Алик, как тебе эта идея?

– Мудацкая идея, подтверждающая, что приятель твой мудак, впрочем, в этом министерстве я других не видел. Ты задумайся, что такое молодёжный отдел? Кого ты наберёшь – двадцатитрехлетних, после вуза? А что они будут уметь, и кто их будет учить? Наберёшь тридцатилетних, это было бы здорово, только где они? А потом они быстро постареют, куда их девать? Они же не будут соответствовать статусу отдела по возрастному цензу. Впрочем, воля ваша, делайте что хотите. Но на поддержку мою не рассчитывайте.

Парни ушли озадаченные, через какое-то время я поинтересовался:

– Ну, когда вы в свой молодёжный сваливаете?

– Да ладно, мы так, в шутку.

Инициативные друзья мои укатили осваивать установку для ротационной вытяжки в Тулу, откуда позвонили через неделю, сообщив, что появились какие-то успехи.

Вызвал директор, войдя в его кабинет, увидел сидящего в кресле напротив стола главного конструктора Птичницына Александра Николаевича. Я сразу подсобрался, первая мысль, пришедшая в голову, – неужто так накосячили, что главный инженер завода приехал правды у директора искать?

Властелин Петрович сказал:

– Алек Владимирович! Вот Александр Николаевич хочет в нашем институте трудиться, найдётся у тебя в отделе местечко?

– Властелин Петрович! Да у меня в отделе только вакансии конструктора третьей категории, для Александра Николаевича это вряд ли подойдёт.

Лабазов повернулся к Птичницыну:

– Пойдёшь, Александр Николаевич, конструктором третьей категории?

– Пойду, – неожиданно для меня ответил бывший, как я понял, главинж.

Стало понятно, что взять его на работу попросили в министерстве. В целом идея принять на работу в наш отдел Птичницына пришлась мне по душе. Толковый мужик, хороший инженер, прекрасное знание производства – это было хорошее приобретение, но я решил под это дело выторговать ещё и ставочку повыше.

– Да несерьёзно это, я же знаю, кем работал Александр Николаевич, потом мы общались – он хороший специалист. Ну придёт он на третью категорию, поработает полгода, найдёт место получше, и привет. Надо что-то посерьёзней, а у меня нет таких вакансий.

– Ну а что, ты предлагаешь, мы должны предложить Александру Николаевичу?

– Ну своё место остерегусь предлагать, а то, не ровен час, эта идея вам понравится, но минимально, это конструктор первой категории.

– Решили, дам тебе в отдел ещё одну ставку конструктора первой категории.

Так у нас в отделе появился Саша Птичницын. Поначалу я определил его в группу Дубинина.

Рыжов, бывший в курсе всех дел отдела, где-то раскопал огромную оболочку, в которой якобы была большая потребность, не помню, у какого производства. Тема была интересная, но на установке, стоящей в Туле, катать её было невозможно – не пролезала по габаритам, кроме того, установка Тульская не годилась, по той причине, что для серийного производства нужны специализированные машины. Тут-то Игорь Николаевич и предложил:

– А слабо вам в отделе такую машину спроектировать?

– У нас конструкторы другого профиля, они оснастку проектируют, а здесь нужен конструктор-общемашиностроитель.

– А я тебе такого приведу, возьмёшься?

– Почему нет? Игорь Николаевич, только с условием.

– Алек Владимирович! Ты совсем наглость потерял? Начальству условия ставишь.

– Не я такой, жизнь такая, ну нарисует ваш спец эту установку, а толку-то? Где мы её делать будем? Где поставим? Чем загрузим, пока все разговоры про оболочку – это так, ля-ля-ля.

– Оооо, прямо в дырочку попал, давай так: я тебе приведу конструктора, вы с ним машину проектируете, отлаживаете и запускаете, а я беру на себя поиск места изготовления – это дело несложное, и весь геморрой с загрузкой станка работой. По рукам?

– По рукам. Это ж праздник какой-то, сиди, рисуй, не парься ни о чём.

– Ну а я тебе о чём.

Вскоре появился у нас сухощавый мужичок лет пятидесяти пяти по фамилии Рабинович, толковый конструктор. Обсуждали черты будущей машины поначалу вчетвером: Блинов, Птичницын, Рабинович и я. Со схемой что-то у нас не вырисовывалось, я отправил Блинова в Тулу, он полезней был там, надо было нарабатывать опыт. Птичницына перевёл под начало Рабиновича, всё же Саша был больше общемашиностроительным конструктором, сидели у меня за столом, мозговали с ним вдвоём. Рабинович нервничал от того, что не приходило решение, уединившись, корпел в сторонке. В один из дней я понял, что установка должна быть вертикальной, нарисовал схемку, позвал Сашу:

– Саш, погляди, как тебе? Смотри, установим оправку вертикально, при такой схеме «развяжем все узлы», загрузка-выгрузка простая, разгрузим подшипники – консольная нагрузка веса оправки уйдёт! Это, по сути, гидропресс, только со встроенной вращающейся болванкой в столе и с дырой в ползуне. А ролики давильные на ползуне разместим.

Саша схватил листок и, пробормотав: «Я поработаю с этой схемой», исчез за своим кульманом.

Через пару дней он подошёл ко мне с эскизом детально проработанной ротационной машины, я взглянул и поразился – как быстро он и точно прикинул пропорции будущего стола.

– Саш, ну ты красавец, как придумал всё толково.

– Да ты чего, это ж твоя идея.

Упс, а признаться, и забыл за два дня, что предложил крепить оправку вертикально, но главное было в другом – идея стала приобретать реальные очертания. Пригласили Рабиновича, он, увидев схему, обрадовался, как ребёнок:

– Ну что, приступаем к рабочему проектированию?

– Конечно, вы головняком – у вас больше опыта в проектировании подобных устройств, Саше отдавайте узлы, деталировки. Контроль тоже за вами.

Работа пошла, дальше нужно было только не мешать.

Рыжов предложил скататься с ним в командировку, я согласился, думал поискать там, на перспективу, какой-нибудь работы для отдела. Ничего толкового не нашёл, но с заводом ознакомился, подумал – когда нужда появится, сгоняю ещё разок, покопаюсь, может, чего и найдётся.

Жили мы в гостинице, на третьем или четвёртом этаже, окна нашего номера выходили на улочку, на которой, напротив гостиницы, прямо под нашими окнами располагался винный магазин.

Игорь Николаевич ходил по номеру, поглядывал в окно, узрев магазин, предложил:

– Алек Владимирович, а может, по чуть-чуть. Как думаешь?

Я подошёл к нему, глянул – вдоль стены дома тянулись метровые металлические ограждения, переходящие ближе ко входу в двухметровые. Внутри ограждения толпилась тонкая змейка очереди, человек в двадцать. Ещё человек пять стояло у двухметровой части ограждения, прямо напротив входа. Толкотни не было.

– Игорь Николаевич, до открытия десять минут осталось, давайте поглядим, если очередь быстро двинется, то схожу.

Тем временем очередь пополнялась, и довольно быстро, но самое интересное начало происходить за минуту до открытия магазина. Люди, стоящие у двухметровой части, вдруг дружно полезли на ограждение, забравшись, дождались открытия дверей и стали прыгать прямо на головы входящих. Те, не обращая никакого внимания, сгрудились у входа, у всех была одна цель – скорее попасть в магазин.

Мы оторопело поглядели друг на друга и пошли ставить чайник. Молодец Махал Сергеич, добился поставленной цели, в тот вечер двое уже не бухали.

Игорь Орлов – начальник отдела механообработки, Арнольд Карлович и я регулярно встречались, выпивали, трепались о том о сём, к компании нашей, как правило, присоединялись пара ГИПов из их отделов, иногда другие руководители институтские среднего звена. Наши встречи очень нервировали директора, ожидавшего, непонятно почему, подлянку от этих встреч.

Рыжов, как мой куратор, неоднократно говаривал мне:

– Что ты ходишь к ним на эти посиделки? Что там интересного находишь? О чём тебе говорить с ними?

– Находятся темы.

– Ну какие у тебя могут быть общие темы, например, с Радиком Мкртчаном?

– Ого, вы даже состав участников знаете. А с Радиком Людвиговичем у нас одна общая темка есть.

– Это какая же?

– Грузовик ищем большой, с тентом.

– На кой хрен он вам понадобился?

– Известно, на кой, на праздники подгоним к институту, все кульманы погрузим, бюст Ленина из парткома, сейф из кабинета директора. Доски от кульманов в столярную мастерскую уже договорились, пантографы и стойки на металлолом, бюст на дачу – тёща давно просит пугало сделать, а сейф вскроем, там, поди, Властимир заначку прячет от жены, вот и погуляем.

– Шуткуешь. Шуткуй, шуткуй.

Тем временем директору пришла блажь провести выборы самого себя в директора. Оно, конечно, не только его была инициатива, в феврале ЦК КПСС, Совмин СССР и профсоюзники, в смысле ВЦСПС, сообразили на троих, им-то было где взять, и, видать, после длительного запоя, издали постановление «О порядке избрания советов трудовых коллективов и проведения выборов руководителей предприятий».

Идея эта, на мой взгляд, абсолютно идиотская, идиотская прежде всего потому, что существовала и здравствовала компартия СССР, которая рулила всем подряд, так что о какой-то выборности можно было только помечтать.

Потом, я не понимаю смысла в выборах руководителей на производстве. По каким критериям слесарь или токарь будут выбирать руководителя? Эффективные руководители, за редким исключением, люди жёсткие, режут по живому. Такие вряд ли будут популярны, народ любит видеть в руководителях доброхотов, но они редко бывают эффективными руководителями.

Тем не менее идею выборности стали внедрять, шло это весьма неспешно, и вполне мог наш институтский лидер и отсидеться в кустах, но ему отчего-то приспичило.

Мы в своей тусовке завотдельской эту тему обсуждали, так, трепались легковесно, и как-то Арнольд сказал:

– Мужики, а давайте Алика двинем в директора. А чего? Глядите, из наших трёх отделов все проголосуют, мы поработаем с остальными отделами, да я гарантирую, что процентов шестьдесят-семьдесят за него проголосует.

Поскольку все были изрядно на взводе, кто-то поддержал эту идею, кто-то стал ржать, представляя, как закрутится директорат от такой новости. Я, пытаясь перекричать этот гвалт, заорал:

– Мужики, остыньте, да завтра директор всё будет знать, он мне всю жизнь отравит. Оставьте эти шутки, давайте о чём-то ещё поговорим.

Тут подключился Орлов:

– А какие шутки, возьмём и изберём.

– Да я не член партии, а директор – это номенклатура министерства, партком министерский не пропустит, о чём вы говорите.

Народ ржал:

– Гляди, гляди – не хочу, не пойду, не буду. А сам уже все варианты просчитал, партком министерства, номенклатура. Надо за него голосовать, а то он точно своими путями проберётся, а потом припомнит тем, кто был против.

Утром меня вызвал Шалыгин:

– Алек Владимирович, завтра утром в командировку поедете вместе со мной.

– А что за срочность? Куда едем, и надолго?

– На Лабинский завод штампов, как раз по твоему профилю, на полдня. Переговоры будем проводить с директором, остальное в поезде расскажу, сейчас некогда. Билеты уже у меня, встречаемся завтра на Казанском в восемь утра, давай, до завтра.

Утром следующего дня мы встретились на перроне Казанского вокзала, купе СВ, бутылка коньяка, выпили немного, как оказалось, в Лабинске предстоял серьёзный разговор.

– Юрий Иванович. А что за спешка?

– Тут такое дело, хотим на базе нашего института создать НПО (научно-производственное объединение), а для этого нужен завод. Сейчас проводим переговоры с директорами различных заводов, а Лабинский завод в числе приоритетных рассматриваем. Завод штампы производит, оснастку – это же самое нужное для нас производство. Тебе вообще по профилю, может быть, найдёшь чего добавить в разговоре.

– Вы б мне хотя бы за денёк сказали, я бы подготовился, но попробую вякнуть что-нибудь.

Когда допили коньяк, Шалыгин приступил к основной теме разговора, из-за которой, судя по всему, он и потащил меня с собой в Лабинск.

– Ну ты как к идее выборов относишься в институте, поддерживаешь?

– Юрий Иваныч, это ж постановление ЦК, Совмина и ВЦСПС, так что как я могу относиться иначе, как поддерживать и одобрять? Я как услышал, что у нас тоже выборы будут, заплакал, ей-богу, не вру. Так рыдал, что целым отделом еле меня отходили, вот и до сих пор слеза норовит скатиться. Мы, беспартейные, может, не всё понимаем, но сердцем всю правоту чуем, оттого и слезливые.

– Давай без цирка, значит, думаешь, что правильно мы это задумали? А вот что ты думаешь по процедуре голосования.

– А чего там думать? Бюллетень, урна, и на выход. Это-то у нас вроде обкатанная процедура.

– А мы вот обсуждаем – может быть, сделаем голосование открытым? Ты знаешь, по мне это закрытое голосование – что-то вроде анонимки.

Услышав это, я чуть не расхохотался – понял, что директор наш явно паникует, причём паникует изрядно, начав прощупывать заведующих отделами, да ещё используя для этого февральский указ Горбачёва об отмене приёма к рассмотрению анонимок. В неуклюжем исполнении Шалыгина это было забавно.

Встретила нас директорская «Волга», приехали мы рановато – у директора была планёрка, поэтому мы для начала погуляли по цехам.

Инструментальное производство такого масштаба я видел впервые. В организации производства штамповой оснастки на заводе была попытка совместить несовместимое. Каждый штамп ведь предназначен для изготовления какой-то конкретной детали, поэтому они не могут быть идентичными, но какие-то их элементы – штамповые плиты, колонки, втулки, метизы – вполне могут. Поэтому, разделив все штампы по габаритам на три группы, на заводе пытались как-то поженить индивидуальное и массовое производство. Что-то им удавалось, что-то нет, но, без сомнения, иметь в своём активе такое производство было весьма полезно.

Разговор с директором завода не получился, Шалыгин был крайне неубедителен, говорил о каких-то надбавках к зарплате – Александр Николаевич, рослый видный мужчина лет сорока-сорока пяти, директор завода, глядел на нас с равнодушным вниманием.

Я его понимал, оснастка всегда в дефиците, у него заказов на несколько лет вперёд, он, по сути, мало от кого зависит, и тут приезжают два столичных придурка и пытаются убедить его, что если он сам, по собственной воле, заберётся к ним в капкан, то его ждёт большое счастье и в перспективе даже ложка варенья, но это только в случае хорошего его поведения. Да директор завода на такой сладкой теме, как производство оснастки, вполне легально своё благосостояние в разы подымет, а тут его пытаются развести на фу-фу.

Уезжали мы несолоно хлебавши, директор завода обещал подумать, но было ясно, что это пустое обещание. Я вечером сел на московский поезд, Шалыгин покатил окучивать следующий завод.

Мама решила вдруг купить однокомнатную квартиру. Решила, конечно, не вдруг, а под нажимом моей сестры. Катька, видно, подумала – дочка-то подрастает, надо ей в перспективе квартирку спроворить. Может, как-то иначе, но нажала на маменьку – мама, тебе нужна квартира.

Я как-то тоже пытался поговорить с ней на эту тему, но мама сказала:

– Вот умру – всё вам достанется.

Все мои доводы, что, мол, тесновато живём, её не убеждали, всё её устраивало. Но то ли оттого, что дочь матери ближе, то ли потому, что напора в Катюхе, когда ей что-то нужно, как в танке ИС 1 времён Великой Отечественной войны, мама вдруг объявила:

– Сынуля, хочу квартиру себе однокомнатную купить, Катя уговорила, ты мне поможешь? У тебя деньги найдутся?

– Целиком на квартиру вряд ли, а так, конечно, найдутся.

– Ну что, ты, мне тысячи не хватает, найдёшь?

– Хоть сейчас. Идти в сберкассу?

– Сейчас не надо, я скажу когда.

Катя нашла кооперативчик, мы внесли тыщёнку, часть внесла мама, Катя что-то добавила, осталось ждать окончания строительства.

Пока дом достраивали, Катька потеряла бдительность и ослабила свою хватку – на жеребьёвку пайщиков, где тянули этажи, мама пошла одна. Придя туда, она безапелляционно заявила:

– Мне, как фронтовичке, положен второй этаж. Ни в какой вашей жеребьёвке я участвовать не собираюсь.

На это ей председатель кооператива:

– Извините, но все льготы, гарантированные государством, вам полагаются в государственном жилищном фонде, а это частная контора. Каждый заплатил свои деньги, и вряд ли кто согласится отдать то, что ему выпадет по жребию, в том случае, если его это устроит.

– Я буду жаловаться.

– Жалуйтесь куда хотите, приступаем к жеребьёвке.

В жеребьёвке маменька всё же поучаствовала и, что забавно, вытянула квартиру на втором этаже. Домой пришла абсолютно счастливая – уела-таки бездушных подлецов. Походила неделю в радостном состоянии, потом пошла в кооператив и отказалась от квартиры, забрала деньги и стала ещё счастливее; я усыхал, глядя на свою воинственную мамулю.

Поскольку супружница моя была в канцелярии своей серой мышкой – делопроизводителем, то путёвки на морские курорты полагались ей только в осенне-весенне-зимний период, впрочем, нас это мало печалило, поэтому, когда ей предложили в октябре путёвки в Архипо-Осиповку, мы, с дорогой душой, стали складывать чемоданы.

Утром следующего дня я заскочил к Лабазову:

– Властимир Петрович, не откажите в любезности заявленьице подмахнуть, супруге путёвки дали в хороший санаторий, грех отказываться.

Директор взял моё заявление с явным удивлением.

– А как же выборы? Они же как раз будут в середине октября.

Лабазов разглядывал моё заявление, я стал тревожится, вдруг у него в башке что-нибудь перемкнёт и мой отпуск обломится.

– Да выберут вас и в моё отсутствие, я своим установку дал, все за вас будут голосовать.

– А говорили…

– Что говорили?

– Да тут кто чего только не говорит, всех слушать… – Не закончив фразу, Властимир подписал заявление. – Езжай, отдыхай. Кого на хозяйстве оставляешь?

– Так у меня зам – член партии, этот не вильнёт.

– Видел я твоего зама. Почему у него ухо проколото? Он что, в нерабочее время серьги носит?

– Какое ухо? Я не колол, не был, не привлекался.

– Ты где его взял?

– Это не я. Я ж беспартейный и друзья у меня все такие, мыслей только об выпить рюмку водки, об дать кому-нибудь по лбу, и больше ни об чём. Ну если только о бабах. А это Игоря Николаевича креатура.

– Ну ладно, иди уже, отпускник. Скажу Игорю, чтобы присматривал за твоим партийным панком.

В Архипо-Осиповке мне тоже понравилось, бассейн, правда, был не такой роскошный, как в «Зорях России», но тоже хорошо.

Отдыхая, я размышлял о работе отдела и пришёл к мысли, что в его нынешнем виде он всегда будет малопродуктивным – особенно мне не нравилась работа технологов. Получив новые возможности, они просто по полдня сидели, ничего не делая, тратя время на пустые разговоры. У меня возник план о реорганизации отдела. Через несколько дней после приезда в Москву я пошёл к Лабазову и изложил ему свои мысли:

– Властимир Петрович, я тут на отдыхе поразмышлял над будущим нашего коллектива и думаю, что в идеале надо его преобразовать в группу отделов и технологическую лабораторию. Но пока у себя хочу создать полноценную лабораторию новых технологий, начав с ротационной вытяжки, группу технологов сократить втрое. Группу конструкторов развить, разбив на секторы штампов и нестандартного оборудования. Создать небольшой аналитический сектор из двух-трёх человек, который будет заниматься работой того типа, какую мы начали в Ковельсельмаше. Фактически всё это уже существует, надо это как-то формализовать. Это интересно?

Оказалось – совсем не интересно, главный аргумент директор изложил в начале беседы:

– А зачем мне тогда зам. главного инженера.

Об этом я, признаться, совсем не подумал.

– Ты вообще заканчивай мне с этой своей политикой, отдел раздул, скоро будет самым большим в институте. Иди делом занимайся.

– Каким конкретно?

– План давай. План будет выполнен?

– Будет, конечно, куда мы денемся.

– Вот иди и выполняй. А штатная численность твоего отдела тридцать человек, больше ни одного не допущу. Всё разговор окончен.

Я шёл в отдел, размышляя об итогах нашей беседы. Стало скучно и понятно, что развивать отдел, как видится, мне директор не даст. Ему это просто не нужно, а нужна ему группа отделов одной численности, одной производительности и без всяких выкрутасов. А всех заведующих он собирается держать на коротком поводке, чтобы не высовывались, не нервировали его своими идеями. Но это было как-то не по мне.

Но судьба, как известно, преподносит нам зачастую сюрпризы, которые резко меняют ход событий. Через пару дней, вечером, я сидел дома, писал заключение по отказу экспертизы ВНИИТПЭ на признание какой-то заявки на изобретение, прозвонил телефонный звонок, я снял трубку:

– Алё.

В трубке прозвучал знакомый голос, это был мой бывший начальник, заведующий кафедрой АМ 13 Бочаров.

– Добрый вечер, Алек Владимирович, это Бочаров.

– Узнал, Юрий Александрович, добрый.

– Алек Владимирович, не буду долго рассусоливать, я прошу вас вернуться на кафедру. Доцента сразу, с научной тематикой, решайте сами, чем вам интереснее заниматься.

Как я ждал эти слова два с половиной года назад!

– Очень неожиданное предложение, сложно ответить. Люди за мной – отдел, тридцать человек, я, как-никак, за них отвечаю, вот так принять решение сложно.

– Я в курсе ваших успехов, но всё же прошу вас подумать о моём предложении, всё же МВТУ, хоть мы теперь университет – МГТУ, это наш общий дом. Вы нужны кафедре.

От такого пафоса меня даже проняло – оказывается, что я где-то всё же нужен.

– Юрий Александрович, спасибо за предложение, но мне нужно поразмыслить, неделю, не меньше.

– Конечно, буду ждать вашего звонка.

По совести сказать, мне было это очень приятно услышать, но уходить из отдела на полпути было неправильно. С другой стороны, директор, похоже, не склонен позволить мне пройти эти полпути так, как я полагаю правильным. Поразмыслив неделю, я перезвонил Бочарову.

– Юрий Александрович, если вы не будете возражать, то я хотел бы поступить так: вы подписываете мне переходное письмо, а я беседую с директором и на основании нашего разговора принимаю окончательное решение, о котором сообщаю вам.

– Делайте, как вам удобней.

По изменившемуся тону я понял, что Бочарову не понравилось, что я его переводное письмо явно собираюсь использовать в какой-то своей игре, но он стерпел. Это был хороший знак. Я поехал в МВТУ, в смысле в МГТУ, взял письмо на увольнение переводом на должность старпера (старшего преподавателя), по приезде на работу написал заявление на увольнение и пошёл говорить с директором.