Тайна пролива «Врата скорби». Том первый

– Да что же это за мир такой страшный?! – воскликнула она про себя, впервые отделяя местность вокруг от привычных Израиля, России, Сирии…

Эти переживания не мешали ей еще тщательнее осматривать чужую чащу по сторонам – за авангард она теперь не беспокоилась. Командир еще раз остановил отряд, чтобы подобрать туфельку на высоком каблуке, которую тут же признала своей Мария Закс. Она, чуть потупив глазки, сообщила, что долго несла эту единственную туфлю – одну из пары своих самых любимых – но выбросила – как раз, когда Соломон начал успокаивать светловолосую Дину Рубинчик. Подполковник неодобрительно покосился на несдержанную на язык девушку, но Рубинчик вела себя вполне спокойно; быть может, она и не слышала этих слов, мыслями находясь уже впереди, в маленьком израильском филиале ада.

В третий раз командир остановил группу, немного сменив курс и взобравшись на невысокий пригорок. Теперь он поманил к себе Бэйлу. Следом тенью, словно жест относился и к нему, зашагал русский тракторист.

Подполковник протянул руку вперед, и Тайгер едва не закричала, увидев в прицел развалины, откуда она, и ее соотечественники бежали утром. Она мало что запомнила тогда, оглянувшись сквозь деревья всего пару раз. Но одинокую скалу высотой метров пять в самом центре причудливого смешения стен, каких-то автомобилей, стеклянных витрин, кое-где еще целых, сразу же узнала. Совсем пустых участков практически не было. Разве только тот, на котором до сих пор аккуратным рядком выстроились одинаковые велосипеды – когда-то это была платная велосипедная прокатная стоянка, и она сама не раз пользовалась такой услугой.

Другим относительно свободным участком был тот самый, на котором она сегодняшним утром катила коляску с отцом. Коляска была там, где ее бросила девушка – у самого основания гигантского ствола, а вот тела отца… Она повела перекрестье прицела по развалинам, не таким большим, как ожидала, всего-то квадрат со стороной метров двадцать-двадцать пять. А в центре возвышалась та самая скала, теперь что-то смутно напомнившая девушке.

Впрочем, это потом! Она довела прицел по кругу опять к «своей» полянке, к коляске и убедилась, что ни одного человеческого тела не видно. А монстры были. И самый крупный – вожак, наверное – разлегся как раз за ее поляне, на плитах, еще совсем недавно украшавших Ибн-Габрилов – одну из центральных улиц Тель-Авива. Он был настолько велик, что вытянутые вперед медвежьи лапы едва не касались стены на соседнем участке, а хвост, сейчас мирно постукивавший по плитке, не дотягивал до другого – противоположного – не больше полуметра. Такого не могло быть; таких зверей не могло существовать на Земле! – но вот он лежал, лениво облизываясь и поглядывая на свою стаю.

В стае, как оказалось, было вместе с ним восемь особей, но не могли же они сожрать подчистую столько человек? Или могли? И сколько?

– Человек пятнадцать должно было оставаться как минимум. Скорее больше, – ответил на ее невысказанный вопрос подполковник.

– А зверей всего восемь, – глухо ответила на его сообщение Тагер, – я их всех могу сделать прямо отсюда.

– Ну, так сделай, – то ли приказал, то ли разрешил подполковник, и Бэйла медленно кивнула, хищно улыбнувшись. По крайней мере ей самой показалось, что хищно.

Она огляделась. Конечно, из положения лежа стрелять намного удобнее и точнее, но обзор! Больше половины медведесобак она просто не увидит за развалинами. Удобной развилки, или обычной ветки дерева на этом холмике не было – какие-то корявые деревца даже без тяжести оружия заметно дрожали под слабыми порывами ветра. И Тагер решила показать класс стрельбы в стойке.

Она уперлась подошвами в грунт, попинав его немного, чтобы прочнее утвердиться на этой такой негостеприимной земле и навела перекрестье прицела прямо между глаз вожака, которых находился от нее не дальше двухсот метров. Тот, казалось, глянул прямо в глаза девушке и (почудилось ей) чуть ощерил клыки. Палец очень мягко, не дергая, нажал на курок и нос монстра взорвался кровавыми брызгами. Скорее всего и этих граммов смертоносного металла хватило бы чудовищу, но Бэйла не хотела оставлять ему даже малейшего шанса. К тому же командир обещал ей патроны на пристрелку. Вот так «русский командир» стал просто «командиром» – в том числе и для нее.

Винтовка чуть дернулась вверх, и прозвучал второй выстрел – так быстро, что смертельно раненый зверь не успел даже дернуться. Пуля попала теперь точно туда, куда она и целилась – прямо по центру лба.

Дальше дело пошло не менее стремительно. Еще два монстра упокоились с первого выстрела; потом остальные чудовища забеспокоились – скорее не от звуков частых резких выстрелов, а от запаха свежей крови, который опять заполнял лагерь. Их движения стали быстрее – вот один из зверей подскочил к мертвому вожаку и боднул его в косматый бок уродливой мордой, и тут же упал рядом, пораженный пулей в ухо. С другими Бэйле повезло не так сильно в части экономии боеприпасов: по два патрона ушло на пятого и шестого монстров (в том числе по контрольному на каждого); десятый патрон ранил очередную жертву в шею и та завертелась на месте.

Тагер резко выдернула магазин и, не глядя, занесла ладонь в сторону: «Дай!». Анатолий, даром что не знал иврита, ловко выхватил пустой магазин из ладошки, и тут же вложил в нее полный, явно приготовленный заранее. Она даже кивком не поблагодарила расторопного помощника – все потом! – последнее животное готово было трусливо покинуть поле боя, точнее, поле бойни, подобной той, что сегодня утром устроили сами звери. Никакого сожаления – лишь чувство холодной, не до конца утоленной мести – не испытывала она, посылая очередной патрон вдоль движения восьмой из живых мишеней. Пуля очевидно поразила позвоночник, потому что медведесобака, едва не кувыркнувшись через голову – так резво она пыталась скрыться в лесу – замерла на миг, и дальше поползла, перебирая уже только передними лапами. Ее мучения были недолгими – очередной патрон вдребезги разнес затылок мохнатого чудовища. Предпоследняя, седьмая жертва еще слабо шевелила лапами и Тагер не удержалась, успокоила ее точным выстрелом в череп.

Внутри ее словно разжалась тугая пружина и Бэйла, медленно опустила винтовку вниз, хрипло выдохнув: «Все!»

– Класс! – практически синхронно воскликнул по-русски Никитин; этого переводить не понадобилось.

Командир ласково похлопал, почти погладил снайпера по плечу и повел группу вниз – к лагерю. Отряд подходил к развалинам медленно, ощетинившись, словно еж, оружием; даже Сара с Марией достали – впервые за все время – свои пистолеты. Держали они их вполне профессионально; командир только одобрительно кивал, глядя, как девушки резко поворачивались на любой (чаще всего придуманный испуганным разумом) шорох, очень похоже изображая при этом стойку американских полицейских. Так, плотной группой, они обошли лагерь по периметру. Звери не шевелились. Вряд ли их огромные размеры и сила научили их притворяться; от такой стаи тот же махайрод скорее всего позорно бежал бы.

Наконец отряд ступил вглубь развалин – туда, где высилась идеально высеченная глыба серого камня. Впрочем, монолитным камень был не везде; сторона, противоположная «их» с отцом площадке, было сложена из огромных тесаных блоков все того же светло-серого оттенка.

Бэйла не успела выкрикнуть первой – Оксана вдруг шагнула вперед и широко развела руки, словно пытаясь обнять огромный камень. Она прокричала, прорыдала, что-то скорее всего по-русски, а затем повторила на родном для девушек языке, повернув ко всем лицо с мокрыми от слез щеками:

– Это же Стена Плача!

И действительно, это была древняя иерусалимская реликвия, вернее ее фрагмент, неведомо как попавшая сюда вместе с сынами и дочерьми Израилевыми. Под руку Бэйле, тоже попытавшейся обнять древний памятник (как и остальные девушки), попалось что-то инородное, не каменное. Она машинально вытянула из щели между блоками какую-то бумажку, развернула ее и вполголоса прочитала на иврите:

– Господи, дай здоровье моей доченьке!

Тагер торопливо свернула послание и вернула его на место с мыслью: «Пусть исполнится просьба матери, кем бы она не была и где бы она не находилась».

В следующее мгновенье Бэйла, а вместе с ней и все остальные резко повернулись на скрип металлической двери. Дверь эта скрывала нутро огромного, судя по угрожающей эмблеме, имеющего отношение к электричеству, шкафа. Из него выступили и замерли перед таким же неподвижным отрядом парень в спецовке и светловолосый мальчишка. К пацану и рванулась первой Дина Рубинчик с криком: «Михаэль, мальчик мой!». Она обняла его всем телом так тесно, что для ее же поцелуев осталась свободной только вихрастая русая макушка.

За этой парой стоял парень, улыбаясь сначала смущенно, а затем со все нарастающим удивлением на лице. Эта улыбка стала восторженной, какой-то радостно-мальчишеской, когда за спиной Тагер командир на русском языке, который она, кажется, начала немного понимать, воскликнул:

– Старший сержант Левин! Что ты, черт тебя побери, тут делаешь?!

Глава 9. Валерий Ильин. Все сначала

Валерий Николаевич Ильин, строитель, бизнесмен, с невероятным трудом построивший свое дело в Москве, оглядел свою новую команду. Николай Рубцов, номинальный комендант лагеря, быстро слинял с площадки, где все провожали отряд командира. Слинял, прихватив двух ребят покрепче с лопатами, которые Валерий неосмотрительно оставил прислоненными к гаражу – ближайшему к лесу строению. Сейчас эта троица жестикулировала руками метрах в пятидесяти, очевидно распределяя очередность рабочих смен – лопат было всего две, а работников, включая коменданта, трое. И Ильин не был уверен, что Рубцову не придется помахать шанцевым инструментом, подавая пример подчиненным – командир поставил перед ним жесткую задачу – к возвращению Кудрявцева с командой три могилы должны быть готовы к траурной церемонии. Иначе место коменданта станет свободным. Впрочем, Валерий был уверен – Николай все равно очень скоро слетит с теплого местечка; руководить людьми здесь, сидя в мягком кресле, не получится. А Рубцов, скорее всего, иначе работать не мог. Или мог, но разучился. Но это были уже проблемы самого коменданта, ну и подполковника тоже.

Последнего Ильин не винил за то, что с отрядом ушли самые крепкие и умелые на вид мужики; понимал, что дело им предстояло трудное и опасное. Но как ему самому выполнять свое, с такой рабочей командой?

Итак, перед Валерием стояло шестнадцать человек; он семнадцатый. Вычитаем трех детей (считая его внука). Одну девушку придется оставить при них – слишком малы для самостоятельных игр.

– Ларису – жену – с ними не оставишь, – подумал он, – сразу пойдут разговоры за спиной. Она у меня женщина понимающая, так что самый легкий участок не для нее.

Он посмотрел на Ирину, свою бывшую, такую же молодую и бесшабашную, как в то время, когда он только он начинал крутить с нею любовь. Она стояла, откровенно улыбаясь ему, и Ильин едва сдержал ответную улыбку. Лариса была женщиной не только понимающей, но и безумно ревнивой, а начинать свою карьеру начальника с пощечины по своему лицу никак не хотелось.

– А пусть поработают в паре, – почти злорадно решил он, и кивнул женам – бывшей и нынешней, – Лариса Ивановна, Ирина Павловна, вы вдвоем, ну и…

Из-за спины услужливо протянулась рука с листком бумаги, исписанным мелким аккуратным почерком и Валерий взял его, благодарно кивнув Котовой, заместителю командира по кадрам. Как отреагировала на его кивок Мария Сергеевна, он не видел, поскольку женщина скромно осталась стоять позади.

– Так…, – протянул он, вчитываясь в список, из которого уже были исключены (помечены галочками) весь отряд командира, троица невольных могильщиков, так и не приступившая пока к рытью и Виталька Дубов, одиноко маявшийся на своем посту с автоматом в руках.

– Так, – повторил он, – Гурьянова Нина Ивановна и Орлова Раиса Петровна…

Две девушки синхронно кивнули. Стояли они в разных краях неровного строя, окружившего его полукругом, но, как оказалось, были родом из одного города, из Коврова; даже закончили одно медицинское училище, только Нина в восьмидесятом году, а Раиса уже в новом веке, в две тысячи третьем. Об этом он и сообщил слегка обалдевшим девушкам, тут же проводив их вместе с супругами к внушительной куче профильных труб:

– Вот это, девчата, надо убрать, сложить аккуратно к бане, – показал он на трубы, при этом невольно ткнув пальцем в ногу мертвого мотоциклиста.

– Щас, – подперла кулаками бока Ирина, – что у нас, мужиков не хватает?

Она оглянулась, бросая взгляд на переминающуюся в сторонке с ноги на ногу мужскую «гвардию» команды. Поп, Серега Благолепов, так и щеголял в рясе, от которой слегка пованивало, почему тот скорее всего и стоял в сторонке. Второй, тоже Серега – Ежиков, «писатель» – стоял рядом за компанию. Щуплый и не обретший с молодостью правильной осанки, он явно побаивался толпы девушек, и потому прятался за поповской спиной.

– Да.., – протянули хором супруги (женщины), и повернулись опять к мужу – бывшему и настоящему, – ты хоть нам рукавицы какие выдай.

– Это я сейчас, мигом! – обрадовался бизнесмен-строитель.

Он закричал часовому, справедливо полагая, что в грузовом автомобиле никак нельзя было обойтись без спецодежды

– Виталик!

Часовой тут же обернулся. Был он, как успел убедиться Ильин, парнем весьма общительным, несение службы молча не было его коньком, и сейчас он был явно не прочь почесать языком, не забывая, впрочем, оглядывать окрестности. Однако разговор получился весьма коротким. Виталий на вопрос о рукавицах кивнул на свою машину, вернее на переднюю ее часть с кабиной:

– Там на пассажирском сидении две упаковки перчаток, двадцать пар…

Он, скорее всего, хотел продолжить, может объяснить, зачем ему так много рабочих перчаток, но Валерий торопливо кивнул, и тут же спрятался от него за кабиной.

Машина с какой-то погрузочной установкой, возвышающейся над этой самой оранжевой кабиной, стояла, прислонившись левым боком к железобетонной стене пока еще не обследованного строения так, что пробраться внутрь можно было только со стороны дверцы водителя. Что Ильин и сделал, снова увидев Валерия, теперь уже сквозь широкое лобовое стекло КАМАЗа. Но на Дубова ему смотреть было не интересно; он с большим удовольствием оглядел богатства, хранящиеся в этом помещении.

На полу перед пассажирскими креслами, на резиновом коврике, лежали, как и говорил раньше водитель, два топора и бензопила «Хускварна». Рядом, в комплекте к ней, десятилитровая канистра с жидкостью красного цвета (Валерий, часто сам бравшийся на стройке и за топор, и за пилу, не мог не узнать характерного цвета бензина, заправленного специальным маслом для импортных бензопил). В сумке защитного цвета были, без сомнения, запасные цепи, напильники, масло – тоже специальное, уже для добавления в саму пилу, и что-то еще нужное, чтобы «Хускварна» исправно выполняла свою работу. Упомянутые выше перчатки лежали, стянутые резинками в две пачки, одну из которых он тут же взял. Взял он с собой и десятиметровую рулетку, и тяжелые ножницы для резки проволоки, лежащие тут же, на сидении. Прихватил и один из топоров.

Четыре пары перчаток тут же обрели владельцев; пятая была почти торжественно вручена Кате Никулиной – девушке весьма преклонного возраста (по паспорту ей было уже восемьдесят лет!) – согласившейся выполнять пока роль кочегара в бане. Что такое вытяжка и поддувало она знала, так что за баню можно было быть спокойным. На вопрос попа, так ли сейчас необходимо топить баньку, начальник ответил, что совсем скоро должен вернуться командир с отрядом, и кому-то может быть необходимо будет смыть пот или… кровь.

– Да и тебе, Сергей Алексеевич, не мешало бы подмыться (он так и сказал).

– А я с радостью, – тут же помчался поп следом за восьмидесятилетней девушкой. Впрочем, оттуда он выскочил почти сразу же, уже с двумя обливными ведрами.

– Во чешет! – засмеялась Зина Егорова вслед спешащему вприпрыжку за водой Благолепову.

– Так вы же его и научили, Зинаида Сергеевна, – за компанию улыбнулся всеобщей кормилице Ильин.

– Можно просто Зина, – вернула ему улыбку Егорова.

– Хорошо, Зина, – Валерий машинально оглянулся на своих двух женщин. Они как раз укладывали первую трубу к бревенчатой стене, – выбирай двух помощниц и беритесь за мясо, пока оно свежее. Там две фляги из трех из-под подсолнечного масла почти пустые. Я сейчас сооружу какой-нибудь очаг, надо их отмыть… Конечно, маслом старым все равно пахнуть будет…

– После «Фэйри»? – фыркнула Егорова, – у меня на кухне полная литровая бутылка есть. Никакого запаха, поросятину эту будете есть – только за ушами трещать будет. Да и очажок сама сварганю – невелика хитрость.

Ильин поднял руки, соглашаясь.

– А в помощницы мне, – она тоже заглянула в листок.

– Только не Широкову, – поспешил Валерий, – пусть она с детьми посидит, да хотя бы и рядом с вами. Ну и Мария Сергеевна мне пока нужна.

Люба Широкова, прижимавшая к себе двоих детей, благодарно кивнула и подтянула к себе третьего – Юру Ильина, Валериного внука.

– Тогда опять Надя Исакова и… пожалуй, Оля Ульянова.

– Так она же раненая, – Ильин кивнул на перетянутую какой-то материей грудь девушки.

– Ничего, – улыбнулась та, явно опасаясь вздохнуть поглубже, – шумовкой мешать в котле смогу.

– А я ей помогу, – тут же вызвалась Широкова, – и дети у двоих без присмотра не останутся.

– Ну, смотрите, – кивнул Валерий и повернулся к совсем уже поредевшей команде – перед ним остались Ежиков, Мария Сергеевна и еще две девушки – Света Кузьмина, бывшая учительница начальных классов и Ира Жадова, пианистка из Ярославля.

– Ну что ж, пойдемте, – вздохнул он и повел свое воинство к кухне Егоровой.

Вплотную к ней, к меньшей половине, приткнулась другая половина, задняя – от троллейбуса. Широкие колеса имелись в наличии, но эта половинка не завалилась вперед, плотно упершись идеальным срезом в районе средних дверей в бетонную стену.

– Это у нас готовый склад для непортящихся продуктов и кухонной утвари, – объявил он, обведя рукой гибрид железа, стекла и бетона. – Сейчас мы с Серегой укрепим это сооружение, а вы, девчата, начинайте таскать сюда все из магазина и прилавков базарных… Особенно потщательнее специи там подберите, – крикнул Валерий уже вслед девушкам.

Когда три носильщицы вернулись с грузом во второй раз, определив первую партию в бетонной половине склада, половинка от троллейбуса уже монументально утвердилась на клочке асфальта. Подпоркой для нее послужили обломки все того же железобетона. Иные куски были настолько массивными, что Ежиков изумленно уставился на них, словно видел впервые, словно не он только что ворочал их вместе с Валерием.

Он вдруг вздрогнул и подскочил на месте, да и все другие в лагере заполошенно дернулись в сторону бани от отчаянного мужского крика:

– А.а.а.., – кричал взахлеб Благолепов, – сожгла, совсем сожгла!

Он стоял на высоком крыльце, воздев к небу руки и совсем не замечая, как вокруг собираются парни и девушки. Не замечал поп какое-то время и того, что стоял перед всеми совершенно обнаженным. А может, он ждал, что кто-нибудь из девушек воскликнет «Ого!». Дождался. Самой бойкой оказалась все та же Егорова, сквозь оглушительный хохот докричавшаяся до его сознания: «И это все?!».

Этот голос Благолепов наверное различал уже на подсознательном уровне. Он встретился взглядом с девушкой, опустил глаза еще ниже и стремительно покраснел; через мгновенье он скрылся за дверью, едва не снеся по пути выходившую навстречу Никулину.

– А я что? – пожала она плечами с улыбкой скорее озорной, чем виноватой, – сам бросил одежку на поленницу, а уж от нее смердело – вот я и решила…

– То-то я гляжу, дым какой-то черный повалил, – добавила хохоту среди окружающих Егорова, – как будто козлиной шерсти в печку добавили. На уж, отнеси – она вытянула из раскрытого чемодана, лежавшего на том месте, где его оставил Иванов, очередную пару треников; эти были уже совсем разношены, но ничем другим Зинаида помочь не могла.

Толпа рассеялась сама – по два, по три человека, живо обсуждая происшедшее. Ильин особо не вслушивался, однако отметил, как его бывшая супруга, склонившись к более низкой жене настоящей, проговорила, обернувшись к нему с лукавой усмешкой:

– А что, ничего мужичок-то, после двадцати-то лет холостой жизни…

Они присели на обломок бетонной плиты, склонив головы и продолжая шушукаться о чем-то своем, о женском. Трубы начала таскать, так же аккуратно складывая их, следующая пара.

Валера сокрушенно покачал головой и опять повернулся к бане – на крыльце появился Благолепов, уже одетый. Его можно было бы назвать неудачной копией Ивана Грозного – того, которого так великолепно сыграл Юрий Яковлев. Ни статью, ни комически грозным выражением лица великого актера Сергей не отличался; только торчащая вперед тощая козлиная бородка, да спортивный костюм со вздувшимися на коленях пузырями могли привести мысли Ильина на такие параллели.

На ногах попа красовались свои туфли черного цвета – остроносые, безумно дорогие, уж Валерий-то за годы жизни в Москве научился разбираться в качественной одежде и обуви. Глядя почему-то злорадно на эти туфли, он и вручил Благолепову лопату. Вторую уже держал в руках Ежиков, который опять стоял у троллейбуса, с гордостью оглядывая дело своих рук.

Он тут же получил другого напарника и новое задание. Ильин подвел обоих к окну кухни Зинаиды Сергеевны, которая совсем недавно украшала собой третий этаж многоквартирного дома в Свердловске.

– Вот тут, – он ткнул пальцем в землю прямо под окном, – тоже должно быть окно. Учитывая, что потолки здесь были невысокие, а Зина сидела, когда… в общем, понятно когда. Так вот – окно вполне может быть целым. Разобьете – останетесь без ужина.

– Еще один командир отыскался, – негромко пробурчал поп, и тут же втянул голову в плечи, потому что прямо за его спиной прозвучал голос хозяйки кухни:

– А что это вы тут собрались делать, ребятки?

– Это мы, Зина, тебе погреб сейчас копать будем.

– А, это как там, – она махнула в сторону туалета, у мужской половины которого как раз образовалась очередь из двух человек.

Третий копатель вероятно заседал внутри. Валерий так и не увидел, как эти трое копали там, среди берез, но вмешиваться не хотел – не имел ни желания, ни полномочий. Вместо этого он кивнул Егоровой и попросил ее, показывая на девушек, возвращающихся с очередной порцией груза:

– Вы бы помогли им рассортировать, куда что нужно.

Девушки ненадолго скрылись за полуоткрытой дверью троллейбуса, и вернулись, направляясь уже не к магазину, а к Ильину.

– Все, – смахнула со лба каплю пота Котова, – и магазин, и рынок почистили. Даже весы и мыло столетнее принесли.

– А вот это правильно, молодцы, – похвалил Валерий, пять минут отдыха; потом Света с Ирой в помощь Зинаиде, а Мария Сергеевна со мной. И возьмите, пожалуйста, бумаги листов десять, карандашей и линейку, если есть, конечно.

– Есть, – кивнула Котова.

Ровно через пять минут она встала с подножки троллейбуса и еще раз кивнула начальнику, который, наплевав на субординацию, сам начал подкапываться под кухню, разметив и углубив на полтора штыка фронт работ. Лопата в грунт шла на удивление легко – и заточена была на совесть, и почва была супесчаной, откидывалась в сторону как-то очень быстро.

Он вернул лопату Ежикову, пробормотал: «Вот как-то так», – и пошел с Марией Сергеевной – Машей – по периметру лагеря. К этому – осмотру уже не бесхозного, уже его (общего конечно, но отвечает-то он!) имущества он жаждал приступить, как только подполковник с отрядом скрылся в лесу. Его хозяйственная натура видела захватывающие приключения именно в этом – в неожиданных находках, полезных мелочах, а может быть и совсем не мелочах; как на полках рядом с гаражом.

Котова уже успела разбить первый лист на двадцать пять равных квадратов, пронумеровать их по горизонтали, слева направо, и сейчас аккуратно выводила в квадратике под номером шесть: «Часть тепловоза с погибшей женщиной».

Женщины уже тут не было – общими усилиями парни приподняли, точнее перекатили громоздкую железяку, и унесли тело туда, где уже находилась жертва махайрода.

– Ага, – начал инвентаризацию Ильин, не глядя, но понимая, что Маша быстро и безошибочно записывает за ним, – рельсы по пять метров длиной – две штуки, шпалы железобетонные, длиной два восемьдесят (он совсем не случайно прихватил из КАМАЗа рулетку) четырнадцать штук; электровоз…

Он попытался шагнуть на что-то торчащее, окрашенное в черный цвет, но останки электровоза угрожающе качнулись и он отступил:

– Требует дополнительного обследования; хотя… вот обшивка обязательно пригодится – вон она какая толстая; гнутая, правда.., а может это и к лучшему.

Следующий по ходу часовой стрелки квадратик был угловым, под номером первым, и обитали прежде в нем подполковник Кудрявцев и веселая старушка Никулина.