Полная версия
– Вас редко можно встретить в моем баре, сестра Кэтрин. На переговоры со мной Догма обычно не посылает бойцов. Или Догма больше не хочет перемирия с нами?
– Догма выполняет свои обязательства. Вопрос в том, выполняете ли их вы.
– Простите?
– В городе появилась опасная ведьма. Есть жертвы среди простых людей.
– А я здесь при чем? Война Догмы и Шабаша не касается Консилиума.
– Да, но в её логове я обнаружила вот это, – монашка выложила на стол какой-то весьма странный механизм, – вы же не будете отрицать, что в городе лишь один чародей имеет докторскую степень по квантовой физике, а потому мог собрать такую штучку?
– Наше перемирие не запрещает мне торговать с кем я захочу.
– Да, но при помощи вашего механизма она оживляла мертвых.
– Оживляла мертвых с втрое меньшим числом жертв, необходимых для ритуала, – заметил Великан, – а значит формально мое изобретение помогает сократить число жертв аномальной деятельности среди простых смертных. Не думаю, что вы сможете доказать, что я нарушаю этим условия нашего перемирия. Выйдете сами, или вам показать, где выход?
– Я уйду, лишь когда узнаю, где она. И, кстати, кто она.
Адам сильно занервничал.
«Чародейство основано на манипуляции коллективным бессознательным. Оно пытается преподнести задуманное чародеем чудо, как следствие естественных законов бытия. Вернее, как следствие тех законов, в которые верят окружающие люди. Поэтому главная цель чародея – совершить чудо так, чтобы оно казалось людям чем-то естественным, пусть даже и маловероятным. Использование реальных научных законов этому так же весьма способствует».
– Вы находитесь в моем баре. Здесь огромное количество простых смертных, не верящих ни в какую магию. А значит, ваш блохастый друг не сможет превратиться в зверя, да и вас убьет даже самое простое колдовство.
Адам зарычал, когда его назвали «блохастым другом», но с горечью обнаружил, что действительно не может превратиться в волка.
– Да, но их неверие работает и против вас, мистер Коттен. Так что это пат.
– Не совсем так. Не нужно особых усилий, чтобы поверить, что двух с лишним метровый гигант может переломить монашке и панку хребты. Да и никогда не промахивающийся пистолет, который лежит у меня в кармане, не является чудом, в которое неспособны поверить окружающие. Знаете, кино творит чудеса, люди правда убеждены, что из пистолета можно попасть в бегущую в ста метрах впереди жертву. А между нами с вами куда меньше ста метров. Итак, у вас три варианта. Вы уходите сами. Я ломаю вам хребты и вы уползаете сами. Я ломаю вам хребты, а после застреливаю, так как вы до упора не хотели покидать мой бар.
– Не боитесь создать проблем вашим адвокатам?
– В суде без всякого чародейства возможны чудеса. А с магией они просто неминуемы, особенно, когда твой адвокат владеет гипнозом!
– Вот вы и попались!
– В смысле?
– Вы признали, что ваш адвокат владеет гипнозом и использует его в суде. А магическое вмешательство в правосудие простых смертных нарушает условия перемирия. Вы бы без труда доказали, что ваша штучка, – сестра Кэтрин указала на прибор, все ещё лежавший на столе, – не нарушает условий перемирия и даже напротив, способствует ему, но от этого вам не отвертеться.
– Чего вы хотите?
– Расскажите нам про вашу заказчицу, а мы забудем о способности мистера Грэя к гипнозу.
«Волшебство основано на том, что волшебник стремится стать подобным тому или иному природному явлению и, становясь подобным этому явлению, обретает его возможности. Пламенный гнев и горячая страсть – и вот в твоих руках зажигается огонек. Рычание и вой на луну – и твои когти все сильнее похожи на волчьи. Волшебники лишь повторяют то, что уже есть в мире, а потому эта магия почти не нарушает замысел Божий».
– Привет, Аманда!
Ведьма поднялась с корточек, на которых сидела рисуя пентаграмму. Она все ещё стояла спиной к сестре Кэтрин и Адаму, но в свете луны оборотень убедился, что у неё действительно черные, как крыло ворона, волосы.
Три скованных цепями девушки, которых вампирша приготовила в жертву, замычали что-то сквозь кляпы, видимо моля монашку и панка о помощи.
– Привет и тебе, сестра Кэтрин, предательница Старой Крови, – ответила Аманда. У неё был приятный голос с легкой хрипотцой.
– Великан рассказал тебе обо мне?
– Условия перемирия между Догмой и Консилиумом в этом городе не мешают ему торговать информацией. А условия перемирия между ним и Шабашем к этому всячески призывают, – Аманда повернулась к ним лицом, и Адам увидел её огромные и абсолютно черные глаза.
– Зачем все эти жертвы?
– Чтобы выжить.
– Для продления жизни и уменьшения вредоносных эффектов проклятия достаточно пить по одной жертве в лунный месяц. Да и пентаграмма для этого не нужна.
– Я не о своем личном выживании. Я о выживании нашего рода, нашей традиции. Вы, догматики, рубите сук, на котором мы все сидим. В мире, где люди не верят в магию, не будет места ни для кого из нас.
– Я много раз слышала слова вашей шабашитской пропаганды. Что ты задумала?
– Массовое оживление мертвых в этом городе увеличит количество городских легенд о черной магии. Люди во всем штате станут более суеверны. А значит, мы станем более сильны.
– Но это же убьет тебя!
– Если оживить их сразу всех вместе и наслать на город – несомненно. А если их оживлять небольшими группами, да ещё при помощи кровавых ритуалов, и они начнут, прячась в ночи, нападать на небольшие группы людей, да ещё так, чтобы выжившие были и сами не уверены, что именно с ними произошло, то паника постепенно проникнет в сердца живых. Это не будет мгновенный шок, ломающих их картину мира, это будет медленно выдавливание их сознания в ту картину мира, в которой черная магия и колдовство правят миром!
– Мы услышали достаточно, пора её остановить! – закричал Адам и превратился в волка. Во время обращения он почувствовал существенное напряжение.
«Девушки-жертвы! Ладно, я пересиливал неверие и большего числа людей».
– Огромное спасибо, что обернувшись в волка, сломал картину мира этих милых девушек, и теперь они окончательно поверили в потустороннее, – засмеялась Аманда и взмахом руки сожгла оборотня дотла.
У ведьмы потекла струйка крови из носа, но она не прекратила смеяться. Сестру Кэтрин охватила холодная ярость.
«Колдовство – единственный вид магии, чудеса которого могут произойти вопреки вере окружающих. Колдун искажает мир вокруг себя, но взамен мир искажает самого колдуна. Поэтому все колдуны прокляты. Странная внешность, слабое здоровье, больная психика – все это их характерные признаки, проклятье их метит. Бывают и более аномальные проклятья, вроде потребности пить человеческую кровь у вампиров. Впрочем, вера окружающих помогает в определенном смысле и против них, так как проклятье тем страшнее, чем сильнее вера окружающих сопротивляется искажению мира колдовством. Совершив слишком сильное чудо колдун может даже умереть».
Монашка бросилась в холодной ярости на ведьму, но та с хохотом вскочила на материализовавшуюся у неё в руке метлу и полетела ввысь.
– Простите, девушки, – сказала сестра Кэтрин и, читая молитву, убила их.
Более не боясь неверия свидетелей, сестра Кэтрин напряглась, и прямо через ткань рясы из её лопаток вырвались белоснежные крылья. На огромной скорости она погналась за улетающей на метле ведьмой.
Ведьма, чье лицо все же покрылось морщинами из-за чудес на глазах жертв («впрочем, если бы не этот блохастый идиот, её бы как минимум парализовало», – подумала сестра Кэтрин), стала метать в монашку искры зеленого пламени из колдовской палочки, что сжимала левой рукой, пока правая управляла полетом метлы.
Сестра Кэтрин уворачивалась, вызывая в ответ молнии из окружающих туч. Она предпочла использовать волшебство, а не колдовство, чтобы не рисковать здоровьем.
«Надо заставить её опуститься на землю, желательно в людное место, чтобы она решила, что между нами пат», – в голове монашки созрел план.
Молния ударила прямо в хвост метлы, и ведьма начала падение на землю.
Монашка бросилась и обхватила её, не давая вновь взлететь. Крылья сестры Кэтрин отвалились, и два сплетшихся женских тела стремительно пикировали вниз.
Но в последний момент ведьма успела поработать с теорией вероятностей, и они упали в находившийся на крыше небоскреба бассейн.
«Чародейство в действии. Поверхностное натяжение воды должны было нас убить при падении с такой высоты, но, к счастью, те, кто плавает в бассейнах на крышах отелей в час ночи предпочитают кино урокам физики», – подумала монашка, выбираясь из воды.
Ведьма уже выбралась и, стоя в насквозь мокрой одежде, смотрела на не менее мокрую монашку своими жуткими черными глазами.
«Впрочем, судя по длинному носу, ещё более глубоким морщинами и неестественной бледности кожи, колдовство она тоже для спасения использовала», – подумала Кэтрин привычным движениям пытаясь убрать под платок свои рыжие с не соответствующей возрасту проседью волосы, но затем махнув рукой на это бессмысленное в данной ситуации дело.
«Впрочем, некоторые колдуны не выбирали свою судьбу. Если слишком много поколений одного рода занимались колдовством, проклятье ложится на весь род. Особенно часто проклятье передается по женской линии, так как женщины ближе к сущности своего рода, чем мужчины. Так и появляются ведьмы – те, кто был проклят колдовством от рождения. Не так ли, Кэтрин?»
– Зачем ты воюешь с нами? Ты же одна из нас, ты – ведьма!
– Я не выбирала, кем родиться.
– Но пойми, мы же можем построить мир, где мы будем богами для всей этой черни!
– У тебя от рождения такие глаза?
– Да, а что?
– А у меня от рождения вот это, – сестра Кэтрин сорвала с головы монашеский платок, и Аманда увидела небольшие рожки среди рыжих волос, – это все, что оставила мне моя мать, бросая в детском доме. Знаешь, как со мной обращались другие дети?
– Но зачем же ты тогда защищаешь людей? Они же такие же, как те дети, они всегда будут пытаться травить нас, не таких, как они! Единственный способ избежать этого, это заставить их бояться нас! Бояться и боготворить!
– Я не испытываю к ним любви. Я ненавижу нас, наше племя. Свою мать, весь свой род, всех тех, чья жажда могущества наградила меня этим уродством!
– Ты больна! Догма заразила тебя самоненавистью! Но ты можешь излечиться, и твои рога перестанут быть для тебя символом позора, они станут символом твоей гордости!
– Нет. Потому что я не хочу, чтобы это проклятье было поводом для гордости для кого-либо в мире, особенно для меня самой. И потому, сегодня я остановлю тебя, как много раз останавливала таких как ты раньше!
– У нас пат! Вокруг слишком много людей! Волшебство и чародейство не сработают, а колдовство убьет любую из нас!
– Ты права. Вот только я не дорожу своей жизнью. Зачем дорожить существованием, которое для тебя хуже ада? Когда тебе омерзительна сама твоя сущность? Прощай, Аманда! Увидимся в аду!
– Кэтрин-Кэтрин… Ты всегда любила спецэффекты, – пробормотал отец Теодор себе под нос, – «пламя света с небес посреди ночи осветило крышу отеля, а когда мы открыли глаза, не было ни уродливой карги, ни рыжей монашки! Только лишь две кучи праха!» – прочитал он рапорт, после чего встал с кресла и похромал к окну.
– Мне будет тебя не хватать, – сказал отец Теодор и посмотрел вдаль, привычным движением потирая своей протез.
На город опускалась ночь.
Пёс, что начал смотреть в лес
Белый снег так прекрасен в серебристом свете луны.
Сестра Мария любила зиму. Да, в монашеской рясе было весьма прохладно, но эта белоснежная красота компенсировала телесный дискомфорт от холода, тем более, монашеская жизнь заставляет привыкать к лишениям.
Её почти не было видно в кустах. Белая часть рясы сливалась со снегом, подобно тому, как бледная от холода кожа самой сестры сливалась с белым скрывающим волосы монашеским платком, а черная ткань была плохо различима в темноте зимней ночи.
Сестра Мария выжидала.
Скинхеды сидели на скамейке ночного парка и что-то горячо обсуждали, когда из темноты показалась женская фигура.
Вышедшая из темноты девушка лет 16—18 на вид была одета во все черное, что очень сочеталось с её волосами цвета крыла ворона. Кожа же её была ещё белее, чем сейчас у самой сестры Марии.
– 14 \ 88! – крикнул брюнетке один из скинхедов, да и остальные вскочили со скамеек, явно желая поразвлечься с симпатичной девушкой в безлюдном парке.
– 13 \ 666! – ответила им девушка перед тем, как начала жестокую кровавую резню.
Сестра Мария не вмешивалась. Во-первых, как и все хищники, вампиры ещё более агрессивны, когда у них пытаются отобрать еду во время трапезы. Во-вторых, опять-таки, как и все хищники, наевшись вампиры непроизвольно становились более медлительными и вялыми, что было на руку сестре Марии. В-третьих, она и сама ненавидела нацистов, поэтому не видела особого зла в их смерти.
«Отец Теодор, конечно, наложит епитимью, но, зная его собственные взгляды, не думаю, что она будет очень уж суровой», – подумала Мария.
Когда вампирша напилась и уселась на скамейку перевести дух, сестра Мария вышла из укрытия.
Две девушки с бледно-белой кожей посмотрели друг другу в глаза. Синие, как лёд, глаза сестры Марии смотрели прямо в черные, как бездна, глаза вампирши.
За мечи они схватились одновременно, когда побежали на встречу друг другу.
Схватка была яростной, но очень быстрой, а потому недолгой. Вялая от сытости вампирша не была готова к атаке, а сестра Мария готовилась к бою весь день. К тому же монашка была с головы до ног увешана святыми предметами, что ещё больше осложняло бой для вампирши.
И вот, бледная голова брюнетки покатилась по снегу, после чего, как и все тело, обратилась в прах, казавшийся белым в лунном свете.
Монашка машинально вытерла лезвие меча, хотя необходимости в этом не было, вампиры не оставляют крови, так как клетки их организма впитывают кровь мгновенно, после чего зашагала в сторону своей машины. Близилась полночь, а к утру ещё надо было написать рапорт для отца Теодора.
Читать молитву над обескровленными телами скинхедов сестра Мария не стала, хотя по процедуре это было положено.
«Не заслужили». – подумала она, машинально заправляя золотисто-белую прядь волос под платок при взгляде в зеркало машины.
В библиотеке царил синий полумрак.
Сестре Марии всегда казалось интересным, что сумерки кажутся отнюдь не серыми, а скорее синими. От этой синевы даже веет прохладой, впрочем, сейчас было действительно холодно, зима все-таки.
Так как в библиотеке было много раритетных свитков и книг, что могли загореться от малейшей искры, сестра Мария светила себе холодным светом светодиодного фонарика, а не свечой.
Прихрамывание отца Теодора Мария услышала заранее. Она была очень чуткой, да и он не пытался скрываться.
– Пишешь рапорт? – спросил он, посмотрев на неё своими стальными глазами.
– Да, – улыбнулась Мария. Сейчас синева её глаз казалось не ледяной, а скорее небесной.
– Хорошо, не буду тогда спрашивать, как все прошло, завтра с утра прочитаю. Хотя, судя по твоему настроению, вампирша мертва, а это главное.
– Да, отец Теодор, – монашка была рада его решению. С отца Теодора бы сталось посадить её на горох прямо среди ночи за непрочитанную над мертвыми телами молитву, а ей хотелось выспаться после успешно выполненного задания.
– Собственно, я совсем по другому поводу. Меня смущает, что ты уже много лет отказываешься брать себе напарников на задания.
– Я вполне справляюсь сама.
– Со смерти брата Майкла прошло уже десять лет!
– Это здесь не при чем.
Отец Теодор крепко схватил её за руку.
– Никогда не ври в доме Божьем! Тем более мне! – его стальные глаза стали казаться ледяными в синеве полумрака, – после нашего разговора двенадцать раз прочтешь «Первое Послание к Коринфянами», сидя на коленях на полу в своей колье!
– Да, отец Теодор, – девушка опустила глаза.
– Пойми, я беспокоюсь за тебя. Я боюсь, не посеял ли тот случай опасные семена в твоей душе.
– Отец Теодор, возможно, я не права, но я правда не уверена, что смогу кому-либо довериться. Тем более, одна я справляюсь с исчадиями зла ничуть не хуже.
– Это так, но есть битва куда более важная, чем сражения с чудовищами, что приходят в ночи. Эта битва с демонами, что поселяются в наших душах. Напарники нужны не только для того, чтобы прикрывать спину в бою. Они должны быть стражами брату своему.
– И я оказалась ужасным стражем для брата Майкла.
– Ты не виновата в том, что тогда случилось.
– Вы сами много раз говорили, что нельзя врать в доме Господнем, – по щекам сестры Марии потекли слезы.
Отец Теодор обнял её и начал гладить по голове.
– О, дитя, я не вру! В том случае нет твоей вины. Брат Майкл сам утаил случившееся от всех нас… Никто не виноват в том, что произошло. Ладно, иди спать, рапорт допишешь утром! Но перед сном не забудь прочитать двенадцать раз «Послание к Коринфянам»!
Они шли по этому мерзкому болоту, кажется, уже целую вечность. Здесь все было зелено – трава, тина, деревья, трясина, даже полная луна, что светила на небе, казалась зеленоватой от испарений болотного газа.
– Ну, почему ведьмы постоянно забираются в такую даль! – ворчал брат Михаил.
– Потому что прячутся от таких, как мы. В отличие от вампиров, им не нужна кровь, а значит и необходимости жить рядом с людьми нет.
– И кому помешала эта болотная ведьма? Живет себе на болоте, лягушек жрет…
– Господу Богу своим омерзительная колдовством, – заметила сестра Мария, – не говоря уже о том, что весьма вероятно, что именно она наслала ту катастрофу на Новый Орлеан.
– Не знаю, я готов поверить в естественные причины катастрофы.
– Тем не менее, не проведя дознание, мы не узнаем истины. К тому же, несколько провидиц указало на высокую вероятность аномальных причин той трагедии. А это – единственная достаточно могущественная и древняя ведьма в округе, что бы ей хватило сил на такое сильное колдовство, как управление водной стихией в таких масштабах.
– Почему ты такая серьезная? – брат Майкл неожиданно обнял сестру Марию.
– Майкл, отстань, а то пожалуюсь отцу Теодору, – улыбнулась Мария, глядя в зеленые глаза брата Майкла.
– Скажи, а если серьезно, если бы не обет, у нас бы могло что-то получиться?
– Мы оба знаем, что этого «если бы» не будет, да и не может быть в принципе. Мы с тобой – воины Господни, рыцари Ордена архангела Михаила. И наши обеты – преграда между нашими душами и мраком, к которому нам приходиться прикасаться каждый день и каждый час, ведь никто кроме нас не защитит людей от созданий, что приходят в ночи.
– А нужна ли эта преграда?
– В каком смысле?
– Мы так боимся пустить этот мрак в себя… Но ведь… мы и сами давно уже не люди. Разве существ с нашими способностями можно назвать людьми?
– Майкл, ты уходишь в ересь!
– Вот скажи мне, Мария, если бы оказалось, что близкий тебе человек стал одним из этих созданий. И уже нельзя обратить его обратно. Что, ты бы смогла его убить?
– Майкл, у нас нет близких. Именно по названной тобой причине в Орден берут только сирот. И мы воспитываемся в уединении от всего мирского.
– Разве я не близкий для тебя человек?
– Майкл?!
Его зеленые глаза все так же спокойно смотрели на неё, но тело покрывалось шерстью, а морда начала приобретать волчьи черты.
Мария проснулась в холодном поту. Этот кошмар снился ей каждую ночь вот уже десять лет. Ну, кроме тех ночей, когда битвы со злом слишком сильно изматывали её, и она вырубалась в сон без сновидений.
Она винила себя в том, что не заметила, что оборотень укусил брата Майкла. Она винила себя в том, что не видела изменений в нем в течении следующих двух недель, что прошли до первого полнолуния. Она винила себя в том, что убила единственного человека в своей жизни, которого любила. Пусть это чувство и было грехом.
Отец Теодор дольше обычного уговаривал её взять с собой на это задание напарника. Его можно было понять, суккубы крайне опасны своей силой соблазнять людские души, но именно поэтому сестра Мария наотрез отказалась от напарника и в этот раз. Ей было достаточно один раз получить удар в спину, чтобы точно знать – любой может пасть на темную сторону. Тем более, когда имеешь дело с суккубами.
В ночном клубе, что был прикрытием для борделя, который контролировала суккуб, сестру Марию приняли за одну из проституток из-за одежды монашки. Она хотела было показать этим сластолюбцам, что к чему, но остановила этот душевный порыв, понимая, что избиение хрупкой на вид девушкой нескольких амбалов привлечет внимание и спугнет суккуба, и ищи его потом свищи по всему штату, а может и миру.
Поэтому, идя в монашеской рясе через освещенный красным неоном клуб и стараясь не смотреть на танцующих стриптиз красоток, сестра Мария проследовала в приватную комнату.
Та была оформлена так же в красных тонах, повсюду был красный шелк.
Привязанный к кровати мужчина, увидев сестру Марию, весело спросил:
– О, а монашка – это бесплатное дополнение к демону? – но в этот момент суккуб заткнула ему рот тряпкой и повернулась к монашке.
Рыжая бестия была нечеловечески красива. Даже рога («интересно, а клиент в курсе, что они настоящие?» – подумала Мария) не портили, а скорее, напротив, подчеркивали её нечеловеческую красоту. Суккуб была абсолютно голой, не считая красных кожаных сапог, перчаток и полумаски, а так же такого же красного и кожаного кнута в руках.
Она улыбнулась своими полными и ярко накрашенными губами и спросила:
– Ты пришла убить меня, я так понимаю?
– Да.
– Интересно, а свидетеля ты убьешь или не осмелишься тронуть «невинную душу»?
– Он уже давно не невинен, судя по тому, что находиться здесь. Да и какой он свидетель, кто поверит в рассказы про битву монашки и демона?
– Не будет никакой битвы.
– В смысле?
– Я не собираюсь с тобой сражаться. Хочешь убить меня – убивай. И он увидит, как женщина в костюме монашки убила проститутку. Видимо из-за оскорбления чувств верующих, не иначе. И никаких пламенных кнутов, демонского обличья и всего такого. Только ты, твое оружие и моя кровь на полу. И свидетель, который уже внимательно рассмотрел твое лицо. Ты готова убить того, кто не сопротивляется?
Монашка стояла в замешательстве.
– Но… Я же убью тебя! Разве ты не хочешь жить?
– Хочу. Но я не хочу убивать. Я никого не убивала в своей жизни и не собираюсь этого когда-либо делать.
– Но ты же высасываешь из своих жертв жизненные соки!
– Я думаю, мои жертвы только довольны, что у них сосут разного рода соки, – ухмыльнулась суккуб, – и до смерти я ещё пока никого не засосала. Да, усталость, больная голова, но полученное удовольствие это вполне компенсирует.
– Я не верю твоим лживым словам, отродье мрака!
– Может у тебя есть доказательства, что я хоть раз в жизни хоть кого-то убила? Или в вашей организации не принято доказывать вину тех, кто отличается от простых людей?
– Твое колдовство противно Богу!
– Мое колдовство – это доставшаяся от рождения красота и необходимость заниматься сексом, чтобы не умереть. Если Богу это противно, может у меня отобрать и то, и другое, мне будет жить сильно проще от этого.
– Твоим чарам не овладеть моим разумом!
– У вас в церкви факты о себе называют чарами? Интересно, а как вы Википедию читаете? Или она тоже – бесовская сила? Как и весь Интернет?
– Хватит! – сестра Мария выхватила меч, – сейчас я убью тебя!
– Убивай. Тебе же не впервой убивать тех, кто тебе ничего не сделал, а лишь хотел открыть тебе глаза на правду. Как его звали, брат Майкл, верно?
– Откуда?..
– Ну, я же демон, как ты помнишь. У каждого свои способности. Ты – нечеловечески быстра и сильна. Я – нечеловечески красива и проницательна. Майкл твой вон в волка превращался в полночь полнолуния. Каждому свою. Вот только почему-то на одних устраивают охоту, а другие сидят себе на цепи и виляют хвостом, радуясь, что их руками убивают тех, от кого они уже сами мало чем отличаются.
– Мои способности – от Господа Бога!
– А ещё алхимических составов и особых тренировок. Я уже не говорю о заговоренном оружии. Да и каждый бой с созданиями мрака немного изменяет тебя саму, не так ли? Очень похоже на Дар Божий. Это же совсем не то же самое, что родиться с рогами, огромной грудью и необходимостью с раннего детства регулярно заниматься сексом, чтобы не умереть от истощения.
Мария бросила меч и залилась слезами.
Суккуб обняла её со спины и поцеловала в ушко.
Город погрузился в непроглядно черную ночь.
Брат Джон осторожно шел по кладбищу, которое и без ночной темноты было довольно мрачным, сейчас же, когда черные тучи скрыли звезды и тонкий серп новой луны, темнота и какая-то неестественная безмолвность заставляли тревожно стучать даже сердце повидавшего разное рыцаря Ордена архангела Михаила.
