Теперь принадлежу тебе

Саид задумчиво смотрел на ее грустное личико. У него столько государственных дел, что просто нет времени на то, чтобы заботиться об этой отвергнутой всеми девушке. Но и выгнать ее он не может. Совсем одна, никому не нужная, бесправная и беспомощная, она пропадет. Во времена правления его дядюшки такое с людьми случалось сплошь и рядом.

– Спасибо за массаж, Лина. – Он отвел ее руки, стараясь подавить досаду, что пришлось отказаться от ее приятных прикосновений, сел прямее. – Ты можешь идти. Буду рад видеть тебя завтра. Мой секретарь сообщит тебе время.

Девушка поднялась, изумленно глядя на Саида. Потом улыбнулась – с очевидной и искренней радостью. И эта улыбка буквально ослепила Саида, более того – он больше не чувствовал усталости, а одно лишь возбуждение.

– Спасибо, сир! Вы не пожалеете.

С этими словами она упорхнула, а он глядел вслед, с горечью подумав, что ей лишь только семнадцать…

Лишь только семнадцать, а она всего за несколько минут разожгла в нем нешуточную страсть. Саид взъерошил пальцами волосы и выругался.

Лина была потрясающе красива и только этим походила на женщин, которых он выбирал для себя. В отличие от нее все они были опытны и независимы. Все они были способны утолить его страсть, все уходили безболезненно – и для него, и для себя. С каждой из них он проводил не больше недели. Этого ему хватало. Это было частью его системы – он удовлетворял свои сексуальные желания и спокойно возвращался к работе, не тратя сил и времени на серьезные отношения.

Кроме того, все его любовницы были иностранками, жаждавшими вкусить экзотики, переспав с настоящим восточным принцем. И почти все были блондинками. Брюнетки его не особенно вдохновляли.

До сих пор…

Саид снова выругался, не в силах забыть огромные фиалковые глаза, в которых горел огонь и в то же время читалась невинность. Ему надо придумать для нее план. И надо решить, где она будет жить. Постоянно оставаться во дворце ей нельзя. Он не сможет сдерживаться бесконечно…

Глава 3

Лина ерзала в кресле. Кресло было удобное, но она сидела в нем уже целую вечность. Секретарь эмира с серьезными серыми глазами посмотрел на нее свысока и предупредил, что ждать ей придется долго, поскольку у эмира очень много важных дел.

Лине ужасно хотелось объяснить, что нелепый наряд ее – вынужденный, тетка не дала ей взять с собой другой одежды. Она упрямо смотрела на секретаря в упор, не скрывая раздражения, и в конце концов тот отвел ее в библиотеку, усадил в кресло и оставил одну.

Терпение ее иссякло, искушение было велико. На полках стояло великое множество книг – куда больше, чем под силу прочесть одному человеку за всю жизнь. В красивых кожаных переплетах самых разных цветов, некоторые тонкие высокие, другие пухлые приземистые. Девушка легонько пробежалась пальцами по переплетам, представляя, сколько секретов и знаний таят в себе эти книги, а сколько интереснейших историй! Вроде тех, что рассказывала ей мама…

Лина выбрала книгу в зеленом переплете с блестящими буквами. Секретарь ведь не сказал, что книги трогать нельзя. Осторожно открыв, увидела на страницах изображения растений. Принялась листать. Некоторые цветы и травы были ей знакомы – они росли возле дома, иные она не видела никогда. Лина нежно провела пальцами по нарисованному темно-красному цветку – он был изображен так живо, что казалось, вот-вот колыхнется под легким дуновением ветерка…

Насмотревшись на цветы, она закрыла книгу и вернула ее на полку. Подошла к другой и выбрала книгу в красном переплете. Картинок внутри не оказалось, но…

– Лина.

От неожиданности девушка вздрогнула и чуть не выронила книгу.

Эмир закрыл за собой дверь.

Прошлой ночью при мягком свете бронзовых светильников он показался ей невероятно красивым, что совершенно выбило ее из колеи. Но она сказала себе: это просто шок, к тому же далеко не каждой женщине доводится видеть полуобнаженного мужчину, который не является ее мужем.

На этот раз при виде его по всему ее телу снова прошла дрожь возбуждения. Статный мужественный красавец, излучающий волю и непоколебимую уверенность в себе. Смуглое лицо контрастирует с белой тканью рубашки. Взгляд темных глаз тверд и проницателен.

В общем, ничего удивительного, что сердце ее забилось быстрее, внизу живота разлился приятный жар, щеки вспыхнули, хотя до сих пор она не реагировала так ни на одного мужчину.

Лина опустила глаза на книгу, которую держала в руках.

– Как приятно видеть человека, которого заинтересовала библиотека. Сомневаюсь, что мой дядя хоть раз открыл какую-то из этих книг. А у меня пока времени на это не было. Нашла что-то интересное?

Очевидно, он пытался ее успокоить, разговаривая с ней на равных, словно она не была его… подданной. От этой мысли у нее перехватило дыхание.

Эмир остановился прямо перед ней.

– Я… я не знаю. Я только что открыла ее.

Он молча взял книгу у нее из рук, а потом неожиданно отдал ей обратно, вместо того чтобы поставить на место.

Лина посмотрела на строчки, и жаркий румянец снова залил ее щеки. Она сглотнула ком в горле, но глаз на эмира не подняла.

– Лина?

– Да, сир?

– Ты умеешь читать?

В его тихом голосе было столько доброты, что у нее сжалось горло. Никто никогда, кроме ее давно умершей мамы, не говорил с ней так нежно. В то же время тон его, хотя и ласковый, заставлял подчиниться его воле. Лина нехотя подняла на него глаза, не в силах сопротивляться, от его пристального взгляда ее бросало одновременно в жар и холод.

– Нет, сир, – прошептала она, сгорая от стыда.

Как унизительно признаваться в собственном невежестве! В памяти вспыхнули все несправедливые ярлыки, которые повесили на ее мать, а значит, и на нее, соседи и родственники. Словно недостаток образования являлся результатом слабости характера, а не отсутствия возможности получить его.

– Но ведь в вашем городе есть школы. Я сам видел. – Брови эмира сердито сошлись на переносице.

Лина кивнула. Ей и самой хотелось бы получить образование, но не позволили.

– Отец не считал, что женщина должна быть образованной. Мама хотела, чтобы я пошла в школу, но она умерла, когда я была совсем маленькой. Отца уговорить не удалось. – Девушка замолчала, чувствуя потребность объяснить все и оправдать отца. Он ведь не был злым, просто имел свои убеждения и следовал им по жизни. Кроме того, он был разочарован, что первым и единственным ребенком его стала девочка. – Он придерживался традиционных взглядов.

Мать Лины была его второй женой, на двадцать лет моложе его. Умная, обаятельная, красивая, она столкнулась с предрассудками, поскольку до замужества из-за нищеты вынуждена была танцевать на потребу публике. Тень этого предубеждения пала и на Лину: несмотря на хорошее воспитание, нравственность ее из-за прошлого матери ставилась под сомнение.

– Ты хочешь учиться?

Лина изумленно моргнула, глядя на серьезное лицо Саида. Он не шутит? Если бы ее спросил дядя или кто-то из кузенов, она бы заподозрила подвох. Но сейчас с ней говорит эмир! Мужчина, который выслушал ее историю, хотя мог бы просто выгнать. Мужчина, который был с ней ласков и даже нежен, хотя сильно устал. Мужчина, который не дотронулся до нее и пальцем, вместо того чтобы уложить в свою постель и заставить делать все, что ему заблагорассудится!

Она тогда не спала всю ночь, раз за разом прокручивая в голове их беседу, все его слова, жесты и выражение лица. И чем больше она вспоминала, тем больше захлестывало ее теплое и какое-то сияющее чувство к этому невероятному мужчине.

– Конечно! Я пыталась найти кого-нибудь, кто взялся бы учить меня. Но безуспешно.

Она тогда здорово обожглась, обратившись к одному из кузенов. К тихоне, который не издевался над ней и вообще казался безобидным и даже приятным. На пятой минуте их «урока» он принялся распускать руки, а потом схватил и попытался поцеловать. Никогда еще Лина не была так рада тетушке, которая ворвалась в комнату как торнадо, хотя за этим последовало наказание – Лину заперли в комнате на всю следующую неделю.

При этом воспоминании руки девушки задрожали, она закрыла книгу и поставила ее на ближайшую полку.

– Неужели… я в самом деле научусь читать и писать?

Лицо эмира омрачилось, словно ему неприятно было ее волнение. Несколько мгновений, показавшихся ей бесконечными, он пристально смотрел на нее, плотно сжав губы, потом коротко кивнул, развернулся, отошел к рабочему столу и уселся за него.

– Разумеется, это возможно и даже необходимо, если ты хочешь найти свое место в этом мире.

Он жестом попросил ее сесть рядом, и она вдруг почувствовала себя ребенком, которого зовет отец, чтобы отчитать за провинность.

– Откровенно говоря, оставаться во дворце постоянно ты не можешь.

– Но я…

Предупреждающе поднятая ладонь заставила ее замолчать. Лина вздрогнула, осознав, что собралась спорить с человеком, который вершит судьбу народа всей страны. Да, тетя была права – ей надо учиться держать язык за зубами.

– У меня нет гарема, если я желаю женщину, я за ней не ухаживаю.

По телу Лины пробежала дрожь: она вспомнила ужасные ночи, проведенные в ожидании зова эмира, который мог заставить ее делать все, что ему заблагорассудится. И все же, если бы этот мужчина сейчас улыбнулся ей и заговорил с ней ласково, она выполнила бы любое его желание. Может, мысль о сексе и заставляла ее нервничать, но она была бы рада, если бы Саид Бадави стал ее первым мужчиной. Осознав это, Лина прикусила язык.

– Однако сейчас я в ответе за тебя. Отослать тебя обратно к твоей семье, чтобы тебя там продолжили унижать, я не могу.

Глаза его сверкнули. Очевидно, он разгневался. На кого же? На ее дядю и тетю? Лина забеспокоилась – неужели они могут пострадать за то, что отправили ее сюда? Она как-то подслушала их разговор: они искренне верили, что, отослав ее во дворец, они не только избавят от нее своих сыновей, но и завоюют расположение эмира. Старого эмира, с которым они были из одного теста. Но не нового – Саид Бадави оказался совсем другим.

– Но и оставить во дворце не могу. Учитывая обстоятельства, при которых ты здесь появилась, люди неверно истолкуют твою… роль.

Лина не совсем понимала, что значит «неверно истолкуют», но предположила, что эмир не хочет, чтобы ее считали его наложницей. Еще бы! Такой мужчина с его властью и богатством может заполучить любую, самую прекрасную, женщину, какую только пожелает. И вообще – может, у него есть любовница.

Щеки Лины вспыхнули от стыда, когда она вспомнила свои чувства и мысли об эмире, о том, как возбуждающе подействовал на нее исходивший от него легкий аромат сандала и апельсина. Ну конечно, у него есть женщина! Глупо было предположить, что он пожелает ее – необразованную провинциалку, которая и книг раньше в руках не держала.

– Я решил, что ты будешь моей подопечной.

– Подопечной?.. – Удивленно взглянув на него, она утонула в бездонных черных глазах. По всему ее телу опять пробежала дрожь.

– Я буду в ответе за тебя до тех пор, пока ты не станешь способна сама позаботиться о себе. Буду тебе вроде дяди.

Она озадаченно моргнула: на роль дядюшки Саид подходил меньше всего – слишком молодой. Да и ее внезапное чувство к эмиру родственным уж точно не назовешь.

– Ты понимаешь?

Он что же, считает ее слабоумной, раз она не умеет читать?

– Понимаю. Вы будете моим опекуном.

– Точно. – Он довольно откинулся в кресле. – А теперь скажи, чем бы ты хотела заниматься?

– Сир?

– Кем ты видишь себя в будущем?

Лина в полнейшем недоумении чуть не разинула рот. Никто никогда не спрашивал ее о таком. Будущее ее было очевидно: ей подберут подходящего мужа, и потом она посвятит себя заботе о семье. Либо, по утверждению ее тетки, она станет танцовщицей и будет ублажать мужчин.

– Ну какие-то мечты у тебя же есть?

И тут Лина вспомнила свои детские чаяния. Надежды, которые навеяли ей общение с иностранными археологами, работавшими неподалеку от ее дома. Они всегда радушно привечали малышку. А главное – среди них, к ее полному восторгу, были женщины! Лина проводила с ними много времени, пока, по мнению старших, не стала слишком взрослой для того, чтобы пользоваться детской свободой. Надо же, какой глупышкой она была тогда! Конечно, ее мечты никогда не сбудутся… Хотя ведь сейчас она рядом с человеком, который правит всем Халарком, и он спрашивает, чего она хочет. Неужели рядом с этим невероятным мужчиной возможно все?

– Я хочу учиться, – выпалила она. – Хочу научиться читать, пойти в школу и узнать о мире все. – Горло ее сжалось от волнения и страха, но все же она нашла в себе силы продолжить: – И я хочу побывать во Франции и в Америке.

Ну вот сказала. Лина вцепилась дрожащими пальцами в подлокотники кресла. Да, это было дерзко, но сопротивляться искушению она не смогла.

– Почему именно в этих странах? Без знания языков это будет сложновато.

– Но я знаю! – просияла Лина. – Точнее, могу говорить. Могла… Маленькой я много времени проводила с иностранными археологами. Они раскапывали старинный город недалеко от нашего дома. У меня хорошая память, и они сказали, что я быстро учусь разговаривать.

Эмир явно сомневался в том, что это так, но не возразил. Он сидел задумчиво, уперев локти в стол и сцепив пальцы на подбородке. Лина же замерла, боясь даже дышать, чтобы не потревожить его. Время словно остановилось.

– Что ж, хорошо. – Он откинулся на спинку кресла и улыбнулся, отчего у Лины на душе вдруг стало светло и радостно. – Америку и Францию не обещаю, но могу предоставить тебе возможность учиться. Мой секретарь найдет тебе учителя. И если через неделю учитель подтвердит, что ты упорно работаешь, получишь возможность ходить в школу.

Радостное возбуждение накрыло Лину с головой.

– Сир! Я даже не знаю, как вас благодарить! Я…

Он предостерегающе поднял ладонь, лицо его посерьезнело.

– Учти, неизбежно пойдут слухи о твоем появлении здесь и о наших… отношениях. – В голосе его прозвучала брезгливость, и сердце Лины упало, радостное настроение улетучилось. – Поэтому, если ты докажешь свою состоятельность, учиться ты будешь за пределами Халарка.

Лина кивнула, борясь с желанием ущипнуть себя, чтобы убедиться, что не спит.

– Но ведь… это очень дорого…

Саид смотрел на нее в упор, и ей показалось, что он видит ее насквозь.

– К счастью, я могу себе это позволить, – через мгновение легко улыбнулся он. – Если ты будешь усердно работать, я оплачу твое образование.

– Но как я смогу отплатить вам? – вырвалось у нее.

Он удивленно поднял брови:

– А разве ты не можешь принять это как подарок?

Лина чуть нахмурилась, обдумывая услышанное. Его королевское величество эмир Халарка привык, что ему повинуются беспрекословно, но все же у нее есть гордость и совесть.

– Почту за честь, сир. Но все же я перед вами в огромном долгу. И я должна буду этот долг вернуть. Мы же не родственники. А в благотворительности я не нуждаюсь.

Сердце Лины бешено колотилось, кровь стучала в висках так, что закружилась голова.

Несколько долгих мгновений он буквально сверлил ее пронзительным взглядом, затем резко кивнул:

– Да будет так. Если все пойдет так, как задумано, ты станешь ярким примером перемен, которые грядут в Халарке. Я намерен изменить нашу страну, и посредством образования в том числе. Усердно учись, и сможешь отплатить мне за щедрость, когда вернешься, помогая продвигать образование, особенно женское.

Взглянув на часы, он резко отодвинул кресло от стола.

Лина вскочила на ноги.

– Я буду усердно учиться, сир. Обещаю.

– Прекрасно, – кивнул он и вышел из библиотеки.

Через четыре с половиной года Лина сошла с трапа самолета совершенно другой женщиной. И родина ее за это время тоже заметно изменилась.

Был расширен и модернизирован аэропорт. Дорога в город превратилась в широкую ровную автостраду, обрамленную стройными рядами финиковых пальм. Неподалеку от крупной развязки выросла большая современная больница с обширной зеленой территорией, рядом строился университет. По всему городу возвышались строительные краны. Шофер, встретивший ее в аэропорту, в ответ на ее вопросы оживленно болтал, что тоже было необычно. Покидая Халарк, Лина и представить себе не могла, чтобы водитель-мужчина так охотно общался. Хотя, по правде сказать, откуда ей было знать, как положено общаться водителям? Она ведь выросла в провинциальном городе, и до отъезда из Халарка кататься на машинах ей почти не приходилось. Не говоря уже о лимузинах с гербом эмира на дверях.

При мысли о том, что эмир прислал за ней водителя, по спине Лины побежали мурашки. Интересно, он сам распорядился? Или кто-то из служащих организовал ее встречу самостоятельно? И вообще, помнит ли ее эмир?

Все эти годы от него не было вестей, хотя она знала, что школа регулярно посылает во дворец отчеты о ее успехах.

В первый год, тоскуя по родине и поражаясь переменам в жизни, Лина отдала бы все на свете за одну лишь весточку от него. Образ эмира рос в ее воображении, заполняя пустоту в душе. Пока она училась, менялись люди вокруг нее, копились впечатления, но образ прекрасного эмира оставался непоколебимым, он был с ней постоянно. Он был ее путеводной звездой, единственной ниточкой, связывавшей с родиной.

Лина поморщилась. Опасно так думать о нем. Она ведь для него ничто. Она выполнит свою часть договора и исчезнет из его жизни. Конечно, он был добр к ней и очень щедр, но ведь, по сути, он искал решение, в результате которого она исчезнет из дворца и впишется в его план модернизации Халарка. Она вовсе не нужна ему, и в этом нет ничего нового. Отец был разочарован – еще бы, она же девочка. Для дяди с теткой она была неудобной помехой в жизни. Для эмира стала неожиданной проблемой.

Линой овладели смешанные чувства, от которых скрутило желудок. Ее не отпускала тревога. Она здорово преуспела в учебе в швейцарской школе, но все эти годы она была совершенно одна, а ей так хотелось быть нужной кому-то. Хотелось быть привязанной к какому-то месту и… к человеку.

Стоп! Усилием воли Лина прервала поток мыслей. Слишком долго мечтала она об эмире, высоком красивом мужчине, захватившем ее воображение. Но теперь она уже не подросток, и не пристало ей терять волю и разум от эмира и вообще от кого бы то ни было.

Как только она выполнит свои обязательства перед эмиром, ей следует заняться своей карьерой. Начать зарабатывать на жизнь. И наслаждаться этой жизнью.

Лимузин свернул с многолюдной улицы на частную дорогу, что вела от старого города к цитадели. Наверху, за кораллового цвета стенами, словно выросшими из самой горы, возвышался эмирский дворец. Синее с серебром знамя развевалось на ветру над воротами, возвещая, что эмир в резиденции.

Лина крепко сжала меж колен ладони, пытаясь унять охватившую ее дрожь от волнения и возбуждения.

Она очень благодарна ему за то, что он дал ей возможность получить образование. И она оплатит этот долг, выполнив любые задачи, чтобы придать импульс образованию в Халарке, и как только сможет, исчезнет из его жизни.

Лина улыбнулась. Да будет так!

Однако, как это часто бывает, жизнь распорядилась по-своему.

Саид попрощался с правителем одной из провинций и теперь наблюдал, как бородач и его свита, кланяясь, исчезают за широкими окованными медью дверями. Когда делегация удалилась, он покрутил головой, разминая шею. Длительные аудиенции изрядно его утомили, как морально, так и физически. Ему не нравилась эта огромная вычурно украшенная комната с возвышением, на котором он вынужден был принимать визитеров в угоду традициям. Но он послушался советников: когда проводишь так много реформ, меняющих в корне жизнь страны, есть смысл оставить неизменным хотя бы что-то, если это дает спокойствие людям.

Он хотел было подняться, как в дверях показался камергер. И не один.

Саид откинулся на спинку украшенного драгоценными камнями трона, пальцы его сжали позолоченные львиные головы на подлокотниках. При виде женской фигуры рядом с камергером его желание уйти рассеялось как дым. Стройная, восхитительно женственная, в облегающем цвета нефрита элегантном костюме с юбкой до колен, блестящие темные волосы собраны в высокую прическу. Послеполуденное солнце освещало гостью со спины, не давая как следует разглядеть ее лицо и одновременно подчеркивая соблазнительные изгибы фигуры. Высокие каблуки негромко постукивали по инкрустированному полу. Она остановилась посреди комнаты. Глаза опущены, как принято в Халарке при встрече с эмиром. Однако мало кто из западных людей знал об этом. Гостья хорошо подготовилась.

Саид подался вперед: женщина с Запада ищет приватной аудиенции – это интригует.

– Вы можете подойти.

Гостья медленно приблизилась, и Саид поймал себя на том, что с восхищением наблюдает за нежным покачиванием бедер женщины, аккуратно ступавшей на высоких каблуках. На ней не было украшений, но это лишь подчеркивало чистоту ее скульптурной красоты. Высокие скулы, миндалевидные глаза, полные чувственные губы, тонкая шея. Саида окатила волна жара. Это была самая прекрасная и утонченная женщина из всех, что он встречал. А их было немало.

Однако что-то в ней настораживало… Саид никак не мог понять, что именно. Его кольнуло смутное предчувствие неприятностей.

– Сир, я рад представить вашему величеству… – начал было камергер, но тут женщина подняла голову, и Саид утонул в омуте бархатисто-фиалковых глаз.

Его как будто окатило ледяной водой. Лина. Это же малышка Лина!

Саиду она запомнилась хорошенькой. Он сказал себе, что, вероятно, воображение несколько преувеличило ее обаяние. Кроме того, было так необычно и возбуждающе оказаться ее повелителем, который вправе потребовать от нее всего, чего пожелает, что мысленно он превратил ее из милого подростка в особенную женщину.

Однако он ошибался. Она действительно была особенной. И даже больше – совершенно необыкновенной. И не только из-за своей красоты. То, как она смотрела на него, явно свидетельствовало, что под маской почтительности она скрывает какое-то особое отношение к нему. И это лишило его душевного равновесия.

– С возвращением в Халарк. Добро пожаловать, – ровным тоном поприветствовал он гостью. Он ни за что не позволил бы ей заметить его волнение.

– Благодарю вас, сир. – Она грациозно склонила голову.

– Ты выросла. Повзрослела.

Их взгляды встретились, и его обдало жаром. Она едва заметно улыбнулась и пожала плечами.

– Так происходит со всеми нами… На прошлой неделе мне исполнилось двадцать два.

«Двадцать два гораздо лучше, чем семнадцать», – справедливо заметил лукавый голос у него в голове. Но ведь он взял на себя роль ее опекуна. Защитника. А еще он мужчина. Мужчина с неутолимой жаждой удовольствий.

Осознавая, что это семейная черта, и наблюдая за ее разрушительным воздействием на дядю, который даже не пытался противостоять искушению, Саид старался сдерживать свою страстную натуру. Однако, глядя на Лину, он явственно ощущал, как внизу живота шевельнулось дикое первобытное жадное желание обладать.

Проклятье! Несколько лет назад он сделал все возможное, чтобы защитить ее от себя. По обычаям Халарка, с тех пор как ему передали ее, она принадлежала ему, он стал главой ее семьи. В глазах своего народа он стал ее господином. И ее любовником. Но он не стал слепо следовать дремучим традициям, а поступил как цивилизованный человек – взял девушку под опеку и отослал прочь. А потом забыл, что она должна вернуться к нему. И вот этот день настал. Он считал, что годы вдали от Лины избавят его от страстного желания обладать ею. Что сотрут ее образ – образ особенной женщины. Но ошибся…

Злая насмешница-судьба позволила ему избавиться от Лины-ребенка, а потом вернула ему взамен Лину-женщину – прекрасную и желанную.

Саид заставил себя улыбнуться.

– Поздравляю с достижением столь почтенного возраста. – Встал и повернулся к камергеру: – На сегодня это все. А теперь нам с моей подопечной надо кое-что обсудить.

Глава 4

Прием эмира разочаровал Лину. Улыбка его была натянута, глаза холодны и непроницаемы. Она неоднократно говорила себе, что не стоит ожидать от него распростертых объятий, довольно и того, что он был так добр к ней, но все равно огорчилась. Хотя он вел себя с ней не как с обузой, а как со значимым человеком. И это заставляло ее сердце трепетать от восторга. Совсем как когда-то давно дома, когда она смот рела на бескрайнее черное небо, усыпанное мириа дами бриллиантовых звезд, и чувствовала себя маленькой ничтожной песчинкой, но в то же время душа ее ликовала и пела от счастья, словно небо это подарило ей искру своей магии.

Лина считала, что уже вышла из того возраста, в котором грезят о прекрасном могущественном эмире, избавившем ее от ужасной участи уличной девчонки. Хотя эти грезы и были ее утешением и опорой все годы, что она провела вдали от родины. Однако теперь она с ужасом обнаружила, что от сладких фантазий не так-то легко избавиться. Она посмотрела в его черные глаза, услышала его густой бархатный голос и снова ощутила, что ее уносит волшебный водоворот восторженного чувства.