Поцелуй феи. Книга1. Часть 3

– Сейчас нет, но если приляжем, наверняка задремлем, – пожал плечами Рун. – Лучше бы шалаш тогда сперва. Чтобы на открытом солнце не спать. Хотя можно и под деревья в тенёк уйти.

– На свидании в шалашике приятней будет спать. Романтичнее, – поведала Лала.

– Ох, Лала, – покачал головой Рун весело. – Прям каждая мелочь должна быть романтичной?

– Конечно, Рун, – горячо подтвердила она. – Хочу, чтобы всё идеально было. Такое волшебное свидание. У меня ещё не было свиданий. А тут сразу такое. Три денёчка у чудесного озерца, вдвоём.

– Не ходила ни с кем на свидания? – полюбопытствовал Рун.

– Меня ещё не сосватали, любимый. С кем же я должна была ходить? – с очаровательным недоумением посмотрела на него Лала.

– У нас бывает, встречаются и без помолвки, чтобы получше узнать друг дружку. И если поймут, что нравятся, просят родителей о сватовстве.

– Ах, мой хороший, я слишком красивая, и слишком особенная фея, – мягко проговорила Лала. – Мне мама с папой будут искать особенного жениха. И мнением моим не поинтересуются.

– Богатого будут искать?

– Достойного. Такого, чтобы был мне подстать.

– Понято, – вздохнул Рун. – А человек им не подойдёт случайно?

– И какой же? – лукаво изобразила полное неведенье Лала.

– Потомственный крестьянин, – с комичной горделивостью сказал Рун, словно вести род от крестьян чрезвычайно почётно. – Очень особенный. Все в его деревне страх как по-особенному к нему относятся.

– Я как вернусь в свой мир, немедля брошусь к папе, и сообщу, что столь достойный кавалер согласен удостоить дом наш честью взять милостью своей меня в супруги. Вот он обрадуется, – по-доброму поиронизировала Лала.

– Ну, прекрасно, – улыбнулся Рун. – Солнышко моё, ну как же ты сияешь!

Его голос был полон любви.

– Спасибо, зайчик мой, – с тёплой приязнью ответила Лала. – Рун, ты сегодня другой. Ты никогда не был столь ласков со мной. Ласковый-ласковый. Мне приятно. Давай присядем, а то в ножках слабость появилась.

– Куртку надо снять, чтоб постелить. Ты удержишься, пока снимаю? – спросил Рун заботливо.

– Я за тебя придержусь, милый.

Вскоре они оба уж сидели рядышком у воды.

– Лала, мне кажется, я другой, потому что ты другая, – промолвил Рун тихо. – Не знаю, замечаешь ли ты за собой. Но ты сегодня сама нежность. Словно это для тебя… действительно свидание. Настоящее.

– Оно самое настоящее, Рун, – заверила Лала чистосердечно. – Неужто ты полагаешь, что я притворяюсь или шучу?

– Я не о том, родная, – он призадумался, подбирая слова. – Мы обычно друзья. Я для тебя друг. Сейчас ты ведёшь себя иначе. С самого утра такая. Может и не первый день, как это началось в тебе. Будто я возлюбленный. Словно это и правда свидание. Настоящее, с возлюбленным, не с другом. Мне это очень нравится, чтоб ты понимала. Слегка озадачивает, но нравится. Я ласковее, потому что чувствую, что это можно, что сегодня мы немного больше, чем друзья. Что это тебе надо от меня. Ты сегодня такая, что с тобой просто не получается иначе, веди я себя иначе, вышло бы, будто груб. Я откликаюсь на твою ласку, только и всего.

Лала вздохнула, умиротворённо.

– Природа феи объятий трудно постижима даже для меня самой, заинька, – поведала она с приветливой доверительностью. – Но в ней нет фальши. Потому что феям это не свойственно. Она хочет твоей любви. По-настоящему, искренне. А то есть, и я хочу. Всем своим существом. Ну как может быть иначе? Ты хоть понимаешь, что значит для феи объятий три денёчка объятий, Рун? Это упоительное счастье. От которого кружится голова. Даже от его ожидания. Поэтому я такая, наверное. Или может я просто всегда хотела чего-то столь романтичного. Я не знаю, Рун. Давай наслаждаться этим, нашими тремя денёчками. Нам хорошо вдвоём, мы счастливы, я счастлива-счастлива, особенно с тех пор, как ты снова стал моим все ночечки. Может я просто очень счастлива, поэтому такая? Наше свидание, это самое восхитительное свидание, какое только может быть у девушки. Так нужно ли девушке разбирать, зачем оно и почему? И что она будет чувствовать к тому, кто ей сие дарует, как ты считаешь? Это дар того, кому ты очень дорога. Очень. А это пробуждает в сердечке много всего к нему в ответ. Поэтому нежнее становишься. Хочешь ты сама того или нет. Ощущаешь бесконечность любви к нему. И тебе уже не важно, дружеская это любовь или романтическая. Я хочу этого свидания всем сердечком, Рун. И хочу его именно с тобой. Потому что люблю тебя. Потому что ты мой кавалер. Настоящий, не понарошку. А я твоя фея объятий.

– Слегка запутано, но суть я уловил, по-моему, – проронил Рун беззлобно.

– Ты, мой милый-милый львёнок, не строй пожалуйста иллюзий, что я влюблюсь в тебя когда-нибудь. Иначе тебе будет больно от ожиданий, от несбывшихся надежд, – с простодушной прямотой добавила Лала. – Но я тебя люблю. Очень. Очень-очень. Не так, как любят друга. Как-то по-иному. Как фея объятий может любить юношу, с которым очень счастлива. От которого хочет романтики, и нежных слов, и ласковых прикосновений, и много-много что ещё. Что девушка обычно хочет от возлюбленного. Знай это, мой хороший.

Может Рун бы и расстроился подобным откровениям, говорись они как-нибудь иначе – с сожалением, или с сочувствием, или с капелькой отчуждённости, устанавливающей границы, обозначающей дистанцию, которую нельзя преодолевать. Но в этих словах было много приязни, и теплоты, и искренности, и нежности, и радости от близости. И никакой дистанции. Совсем. Поэтому они лишь согрели ему сердце, и всё. Она была счастлива, он был счастлив, она наслаждалась этим свиданием, он наслаждался. Она любовалась на окружающие пейзажи, он любовался – на неё и на пейзажи, что обрамляли её неземную красоту своей земной. Чайка вдруг спустилась с неба, приземлившись на песок в нескольких шагах от них, неторопливо подошла, Лала тут же её погладила, обрадованная.

– Здравствуй, славная моя! Какая ты белоснежная. Прямо невеста.

Птица замерла, явно получая удовольствие от внимания феи.

– Вы высоко летаете, – продолжила Лала дружелюбно. – Пожалуйста, если ты или твои подружки заметите тут поблизости других людей, предупредите нас, хорошо?

Чайка важно закивала.

– Навряд ли здесь кто-то есть, Лала, не беспокойся, – поделился своим мнением Рун. – Поселений на озере нет, рыбаков нет. Охотники тоже почти не хаживают. Мы с дедушкой на этом месте не раз бывали. И за всё время даже следа чужого не встретили. Дым вроде бы видели однажды очень вдалеке, и всё. Хотя подстраховка конечно не помешает.

Он попытался тоже погладить чайку, но та клюнула его несильно в палец и улетела.

– Ну вот, – деланно огорчился он. – Я думал, меня звери любят теперь.

– Она тебя ласково клюнула, любя, почти поцеловала, – развеселилась Лала.

– Вот, даже птицы целуют, и только невеста не удосужится никак, – посетовал Рун с притворной грустью.

– Когда-нибудь и я поцелую, котик, – благодушно напомнила она.

Время шло, они сидели, Лала сияла и сияла, совсем разомлев, и всё больше становилась сонной. Рун уже решил было звать её подремать, не выспались оба, никуда не денешься. Но неожиданно вода неподалёку от них пошла кругами и из озера вынырнула человеческая голова. Белокурая девушка, высунувшись по шею, взирала на них с озорным любопытством. «Вот тебе и нет людей» подумал Рун оторопело.

– Ой, русалочка! – воскликнула Лала исполненным невинной радости голоском, сразу утратив сонливость. – Здравствуй, милая!

– Доброе утро, – приветливо ответила девица.

– Это русалка? – спросил Рун с недоверием.

– Конечно, заинька, разве тут можно перепутать, – подтвердила Лала. – Как тебя величают, хорошая моя?

– Мияна, – представилась гостья.

– А я Лала. А это Рун. Приятно познакомиться.

– И мне приятно, – улыбнулась русалка. – А что вы тут делаете? В нашей глуши.

– У нас свидание. На целых три денёчка, – похвалилась Лала с сияющим личиком. – Будем здесь в объятьях их проводить.

– Обязательно надо доложить всё первому встречному, – смущённо буркнул Рун.

– Это не первый встречный, – рассмеялась Лала. – Это русалочка, мой котик. Русалочки милые и славные.

Русалка разулыбалась.

– Довольно странно, – сказала она. – Свидание у феи с человеком. Причём вдали от всех, в лесу дремучем.

– Вовсе не странно, Мияна, – возразила Лала с юмором, излучая глубокую приязнь. – Я фея объятий, он мой кавалер. Чего не сделаешь, чтобы влюбить в себя. И получить много-много счастья.

Русалка вздохнула добродушно, дивясь с умилением на Лалино сияние. Подплыла чуть поближе, чуть сильнее высунувшись.

– Можно я на вас посмотрю ещё немного? – попросила она. – Столь чудная и необычная встреча. Вот уж не ожидала. Или вы хотите вдвоём побыть?

– Конечно посмотри, Мияна, – кивнула Лала. – У нас три денёчка впереди. Ты нам вовсе не мешаешь.

Русалка подплыла ещё чуть ближе. Ей стало так мелко у берега, что уж и спина показалась. Глядела на них любознательными глазками, как будто слегка с грустью светлой.

– Да, удивительно, – промолвила она наконец. – Никогда не видала человеческого юношу столь вблизи.

У Лалы челюсть так и отвисла. На её личике проступило бесконечное изумление. Рун тоже был несколько озадачен. Русалка улыбнулась, наблюдая их реакцию.

– Ну вот, – мрачновато проговорила Лала. – Тут фея, а она лишь парня замечает. А фею ты видала раньше, Мияна?

– Нет, – призналась русалка с весёлым миролюбием. – Ты тоже очень удивительная, Лала. Чудесная.

Лала погрозила ей пальчиком, как будто в шутку:

– Не заглядывайся на моего кавалера, Мияна. И прошу тебя, не высовывайся пожалуйста слишком из воды при нём. Наверное ты не знаешь, но и у фей, и у людей считается ужасно неприличным, чтобы девушка не скрывала тело от глаз мужчин, коли она без одежд.

– Откуда же русалкам взять наряды? – лукаво поинтересовалась Мияна. – И сейчас вы у нас в гостях, а не мы у вас. Это вы должны по нашим правилам вести себя, а не мы по вашим.

– Быть может ты и права в чём-то, – в растерянной опечаленности посмотрела на неё Лала. – Но пожалуйста! Я очень прошу.

– Да я же не в серьёз, Лала, – мягко повинилась Мияна. – Не бойся. Я понимаю ваши правила приличий. И не нарушу их из уваженья к вам. И всех своих подружек предупрежу. Мы не станем вас огорчать. Мы очень рады вам. Добро пожаловать на наше озеро. Захотите вместе поплавать, или может поболтать о чём, кричите меня. Мне будет честь составить вам компанию. Пока не позовёте, никто из нас боле вас не побеспокоит. Приятного свидания.

Она резко развернулась и скрылась под водой, плеснув вуалистым хвостом. Какое-то время Лала и Рун сидели молча. Он приходил в себя, всё же не каждый день встретишь подобных созданий. Она переваривала произошедшее.

– Ничего себе, – первым нарушил тишину Рун. – И тут русалки. А у нас и не знает никто, что они в наших краях есть. Так бы боялись.

– Они хорошие, любимый, – поведала Лала. – Ещё бы на тебя не заглядывались. Порой могут причинить и зло. Особенно, если защищают себя или свой дом. Но ты их можешь не бояться боле. Раз ты мне дорог, они тебе ни за что ничего не сделают. Наоборот, помогут в беде. Если тонуть будешь, например. Ты теперь всегда можешь просить у них помощи. Даже когда я ворочусь в свой мир.

– Какая-то она другая, – поделился Рун своим наблюдением. – Там, в древнем лесу на озере, в чешуе почти полностью была. И волосы зелёные. И хвост не такой совсем, насколько я помню.

– Русалочки разными бывают, – сообщила Лала. И улыбнулась. – Они милые. Нужно будет нам, Рун, ягодки набрать и угостить их. Они очень любят ягодку. Но сами достать не могут, редко удаётся полакомиться. Вот будут рады.

– Значит будем собирать и обниматься, – усмехнулся Рун. – Нам всё равно съестное искать придётся. Поищем и для них. Ну что, пойдём веточки собирать? Или может ягоду? Или всё же полежим чуток сперва?

– Сначала немножко полежим, потом за веточками, – ответствовала Лала. На её личико вернулось безудержное сияние. – Ягодку попозже наберём. Ежели мы слишком скоро позовём Мияну, она неправильно нас поймёт. Будет думать, что мы нуждаемся в компании. И по доброте с нами останется надолго. А ты такой стеснительный у меня. К тому же она на тебя заглядывалась, нехорошая. Русалки очень боятся людей, Рун, оплывают далеко стороной, ты ей тоже в диковинку. Может поэтому заглядывалась. Но всё равно нехорошая.

– Чтож, лежать так лежать, – благодушно кивнул Рун, чувствуя себя очень счастливым.

***

Собирать веточки оказалось не самой простой задачей. Потому что Лале всё время хотелось объятий. Минутка пройдёт, и всё, один прутик найдут, и снова ей уж хочется, и прижимается, безмерно радостная, сияя так, что казалось, озаряет весь лес, и небо, и мир. И просит держать покрепче из-за подкашивающихся ножек. Вся была растворена в этом – в счастье, в романтике, в свидании. А сама ласковая-ласковая. Ну такая милая, такая лапочка. На сердце сладость бесконечная – вот что Рун ощущал от этого всего. Счастлив был. Голова как будто кружилась от происходящего.

– Лала, ты сходишь с ума, – рассмеялся он, когда она в очередной раз прижалась к нему, лучась улыбкой.

– Вовсе нет, котик, – тихо произнесла она с довольным личиком.

– Ну, значит, меня хочешь свести.

– Уже свела, – порадовалась она. – Видел бы ты себя. Не отпусти меня только, Рун.

– Да не отпущу, не отпущу, красавица моя. Боюсь, мы так все три дня хворост и прособираем. Столько ходим, и нечего не собрали почти.

– Ну и пусть, Рун. Мне понравилось. Теперь всегда буду собирать его с тобой.

– Дак я тогда с голоду помру, – с юмором посетовал Рун. – Дрова-то нужны, чтобы готовить, а не обниматься.

– Кому как. Мне чтобы обниматься, – весело возразила Лала. – Не переживай, мой дорогой, станешь умирать от голода, я тебе кушаний наколдую. Ведь тогда это будет необходимость. Крайняя.

– Да уж, – подивился он, не найдя слов. А затем покачал головой чуть задумчиво. – Ох, Лала. Боюсь, объятья не доводят до добра тех, кто не суженый по правде. Смотри что происходит. Ежели так дальше пойдёт, как бы не вышло, что ты сама начнёшь мне жертвовать.

– Нет, милый, так не будет, – счастливо вздохнув, сказала Лала по-доброму. – Это свидание, и мы наслаждаемся им, вот и всё. Наверное так и должно быть, как сейчас у нас, когда у феи объятий свидание с её человеком.

– А для фей объятий это нормально? Свидание с человеком, – полюбопытствовал Рун. – Вы все так делаете?

– Не знаю, мой хороший. Навряд ли. Возможно ты первый, с кем подобное происходит, – улыбаясь, с нежностью поведала Лала. – У нас нетипичные отношения. Обычно феи служат, а не дружат. Ведь их не отпускают. А если отпускают, возвращаются домой. Тебе очень-очень повезло, любовь моя.

– Да, очень, – признал он с теплотой. – Солнышко моё синеглазое.

Лала снова вздохнула от переполняющих её чувств.

– Не отпусти меня только, Рун, – прошептала она.

Время шло, утро сменилось днём, стало знойно. Лала всё так же сияла безудержно. Кажется, она немного утолила свою жажду объятий, но лишь немого, это всего-навсего означало, что она теперь сама держалась на ножках, обрела более игривое умиротворённое расположение духа, ну и подходила прижаться чуть реже. Не через каждую веточку, а через две-три. Дело с хворостом у них продвигалось медленно. Всё что они собрали – это жиденькую охапочку прутиков эдак в три десятка. Но Рун не переживал по сему поводу, ну как можно переживать из-за подобной ерунды, когда рядом любимая девушка, и не просто рядом, а как будто упивается твоим обществом, неудержимо радуясь жизни. В какой-то момент он заметил, что Лала несколько изменилась в настроении, стала поглядывать на него загадочно. Приязненно и загадочно. Это привносило некую новую дополнительную краску в её очарование, пробуждая в нём лёгкое весёлое недоумение.

– Что ты так на меня смотришь? – улыбнулся он, не выдержав в конце концов.

– Пойдём на бережок, Рун, – ответила она многозначительно.

– Устала? – с участием осведомился он.

Лала коротко кивнула. Он взял её за руку. Вскоре они вышли обратно на прибрежный лужок, где лежали куртка и сумка. Рун бросил ветки рядом.

– Хочешь прилечь? – обернулся он к Лале.

Она отрицательно покачала головой, буравя его глазками с ожиданием.

– Стоя или сидя? – усмехнулся он.

Она снова отрицательно покачала головой, подлетев к нему вплотную. Личико её сияло. Уставилась на него своими огромными глазищами и глядела мило и очаровательно, всё с той же загадочностью.

– А что тогда? – слегка растерялся Рун, осенённый тайной надеждой, что раз дело не в объятьях, может решила поцеловать? Ну ведь ведёт же почему-то себя так необычно. Словно что-то важное должно сейчас произойти.

– Вот, Рун, настало время, – мягко и серьёзно проговорила Лала.

– Для чего? – осторожно задал вопрос он.

– Для самого романтичного. Теперь возьми меня на ручки и неси в водичку.

– А! – он разулыбался. – Вот оно что.

– Оно самое, заинька, – голосок Лалы был переполнен ласковыми нотками.

– Понято, – Рун призадумался на секунду. – Наверное разуться надо.

– Ох, правда.

Лала тут же скинула туфельки. Он снял башмаки. Она снова подошла к нему вплотную, полностью опустила крылышки. Замерла, ожидая. Они смотрели друг другу в глаза. И было в её взгляде столько чувств. Доверчивых, и трогательных, и приязненных, и светлыми надеждами исполненных.

– Что-то я разволновался, – признался Рун простодушно. – А как это правильно делать? Я ещё не носил девиц на руках.

– Одной рукой под спинку, другой под ножки чуть выше коленочек. А я буду держаться за тебя, – Лала обхватила его за шею.

Он поднял её осторожно, следя, чтобы её волосы тоже были все под руками, чтобы ни одна прядь не упала вниз. И на его лице отобразилось изумление:

– Да ты вообще ничего не весишь!

– Я лёгкой сделала себя, какой бываю, когда парю, Рун, – объяснила Лала, продолжая взирать на него неотрывно с трепетным ожиданием и нежностью.

– Я бы тебя мог на руках носить, когда устаёшь. Это даже не трудно будет. Сумка моя тяжелее, чем ты, – поведал он.

– Неси меня в водичку, Рун, – мягко попросила Лала. – Да смотри не брось меня в неё только, например, в шутку. Это должно быть романтично. Это очень важно.

– Я не испорчу тебе этот момент, Лала, – со всей ответственностью заверил Рун. – Буду рыцарем.

– Спасибо, любимый, – благодарно отозвалась она.

Рун направился к воде. Аккуратно спустился по склону. Лала глядела ему в глаза, серьёзно, и приветливо, и добродушно, и взволнованно. Но вдруг разулыбалась:

– Ой, как в животике холодеет. Но я счастлива. Очень.

– А что мы будем делать, как войдём? – решил уточнить Рун, тоже улыбнувшись. – Сразу обниматься?

– Сначала окунёмся в водичку, потом ты полюбуешься на меня мокренькую, потом обнимемся наподольше, потом будем купаться и много-много часто обниматься, – поделилась своими планами Лала.

– Годится, – весело проронил Рун.

Он пересёк черту между сушей и водной гладью. Пошёл от берега, чувствуя теплоту воды и чуть проваливающийся песок под ступнями. Глубина медленно увеличивалась. Когда она стала почти по пояс, Рун остановился. Лала всё продолжала буравить его глазками. Глядела с нежной улыбкой, и молчала.

– Ну вот, пожалуй, здесь, – промолвил он чуть озабоченно, ожидая её одобрения. – Готова?

Она кивнула.

Рун отпустил руку из-под её ножек, и, придерживая другой рукой за плечо, помог встать.

– Ой, какая тёпленькая водичка! – восхитилась Лала.

– Ага, – согласился он. – В озере хорошо прогревается, тут всегда теплее, чем в реках.

Лала поглядела на него озорно. Присела, так что погрузилась по шею. Попробовала проплыть немного.

– Как необычно быть в мокром платьице, – радостно заметила она. – Ты тоже окупись, Рун. Ты тоже должен быть мокреньким весь.

– Ладно.

Он плюхнулся в воду, сразу нырнув с головой. Поднялся, отирая лицо. Лала с удовольствием плескалась неподалёку, поглядывая на него. Нырнула, какое-то время её не было. Вынырнула, с довольным личиком. Поплескалась ещё чуть-чуть, и медленно, не без грации, поднялась, поправляя волосы. А сама так и смотрит на него, не отрывая взгляд, доверчиво, и ласково, и чувствами тёплыми исполнено, и с ожиданием чего-то, и… словно пытаясь запечатлеть всё происходящее навеки в сердце. Вот как-то так. Рун разулыбался, любуясь на неё. Но это длилось буквально несколько мгновений. А затем улыбка медленно сошла с его уст, и он отвернулся, встав к Лале спиной.

– Что такое, любовь моя? – с обеспокоенным непониманием произнесла она.

Рун вздохнул тяжело. Задумался ненадолго, подбирая слова.

– К сожалению, Лала, так не выйдет, – поведал он мягким разочарованным тоном.

– Что не выйдет? – непонимающе спросила Лала.

– Ну, купаться вместе.

– Почему, Рун? – в её словах слышалась растерянность.

Рун вздохнул ещё раз.

– У тебя платье, когда мокрое, сильно просвечивает, – сообщил он аккуратно.

У него за спиной наступила продолжительная тишина. Сверху, словно подчёркивая её, доносились крики чаек. В воде, отражаясь, сияло беззаботно солнце.

– И много ты успел увидеть, Рун? – с тихой печалью поинтересовалась Лала наконец.

– Не очень, – пожал он плечами сдержанно. – Я сразу отвернулся, как понял, что просвечивает.

– А если бы ты видел много, то признался бы?

– Ну… – Рун призадумался. – Передо мной стоял бы сложный выбор. Быть правдивым, чтобы ты всегда могла мне верить. Или соврать, чтобы ты меньше переживала. Я не знаю, что выбрал бы. Благо, мне этого и не надо, не видел я ничего. Почти. Не беспокойся, Лала, на этот счёт. Честно.

Снова надолго наступило молчание. Рун прямо спиной чувствовал, как Лала расстроена, да и сам был огорчён. Он ждал, что она скажет, не имея ни малейшего представления, как быть и чем её утешить. Их счастье куда-то исчезло, словно ветром унесло.

– Ладно, Рун, – упавшим голоском проговорила Лала вскоре. – Иди на бережок. Сядь на лужку лицом к лесу, и не оборачивайся.

Он побрёл из воды. Поднялся наверх, к своим вещам, разложенным на траве. Опустился рядом так, чтобы куртка была за спиной, с мыслью дать Лале возможность сидеть на чистом. Через пару минут пришла и она. Слышалась, что она что-то делает.

– Лала, ты не переживай, я правда почти ничего не разглядел, – ласково промолвил Рун. – Или ты печалишься из-за того, что в воде обняться не удалось? Прости. Я не предполагал, что так выйдет. Вроде нам и без этого было хорошо. Вода всего лишь вода, пустяк в общем-то. Что-нибудь ещё придумаем романтическое. Обязательно.

Она не ответила.

– Лала, – позвал он просяще.

– Вот, Рун, – откликнулась она тоном, в котором звучало немного строгости, немого укоризны. – Я на курточке положила своё платьице, сторожи его тут, а я пойду с русалочками купаться, пока оно сохнет. Я теперь всё равно не смогу наколдовать себе новое платьице, когда огорчена. Только сушить его.

– Я посторожу, – растерянно кивнул Рун.

***

Человеческая душа – странная штука. Почему она начинает болеть? Почему вдруг становится невыносимо обидно и тяжело. Как будто из-за мелочи. Но когда болит, это не кажется мелочью. Это кажется трагедией, ужасной по своему масштабу. Особенно если обидел тот, кто дорог. Время шло, Рун сидел, мрачный и потерянный. До него доносился издали еле слышный девичий смех. Он понимал, что ей вроде бы хорошо. И рад был за неё как будто. Но и печалился. Вот так свидание. Стала неприветлива, променяла на русалок. Изгою не привыкать к тому, что с ним не хотят быть. Это нормально. В порядке вещей. Но обычно это не больно. Вообще не трогает струны души никак. Потому что сердце равнодушно к чужим людям, которые воротят нос. Подумаешь, беда какая. А Лала-то не чужая. Для сердца давно уже нет. Поэтому тяжело. Тоскливо. Снова вроде как один. Кто не был годами одинок, не поймёт. Ощущаешь, что всё так и должно быть. Словно назначено судьбой всегда оставаться одному. Но это ничего, терпимо, так как привычно – назначено и назначено, что уж тут сделаешь. Многие и большее переживают, куда как большее. Гибель близких, лишения, болезни, несправедливость, пытки, насилие, жестокую казнь. Несопоставимо. Вот бы они посмеялись над его причинами страданий. И ведь понятно, что не навсегда Лала с ним. Речь тут даже не о её возвращении в свой мир, ей нужен настоящий защитник – рыцарь или лорд. А никак не бесполезный крестьянин. Расставание неизбежно, причём, вероятно, довольно скоро. Так, кажется, зачем и горевать? А всё ж таки грустно. Очень.

Солнце припекало, Рун набросил на шею кусок серой материи, чтобы защититься от палящих лучей. Одежда на нём давно высохла. Он сидел, погруженный в свои невесёлые мысли, даже не услышал, как Лала вернулась. Обратил внимание на шелест её крыльев, только когда она буквально в двух шагах уже была.