
Полная версия
Маршруты счастья
– Ты что, и с мамой его успела познакомиться? – поинтересовалась Татьяна.
– Нет. Он просто мне рассказывал про свою семью. Родители у него живут в Казани, а старшая сестра замужем за восточным немцем и живет в Германии. У него там, в Германии, очаровательная племяшка, которая ни слова не говорит по-русски. Он фотографии показывал.
– Интересно! Раз из Казани, значит, татарин, – предположила Ольга. – Ты смотри с ним, осторожнее. Мусульмане не одобряют смешанные браки. Или тебе придется сделаться мусульманкой.
– Да что ты такое говоришь, – удивилась Марина. – На дворе советская власть! Какие мусульмане? Ты о чем? Кто сейчас на это смотрит и об этом думает?
– Ты наивная, Марина! – пожурила подругу Алла. – На кабардинок посмотри. Там феодализм в полный рост! Какая советская власть? Это за высокими глухими заборами, которыми они огораживают свои дома от посторонних глаз? Вы обратили внимание, что в кабардинских домах ту стену, которая выходит на улицу, всегда делают глухой, без окон. Это чтобы женщины, живущие в доме, на прохожих не глазели. Неприлично, видите ли! Калым платят? Платят. Невест воруют? Воруют. Без благословения родителей замуж не выходят? Не выходят. А одеваются как? Я не говорю уже про взрослых теток. Посмотрите на наших ровесниц, на молодых. Даже летом в жару – всегда в темных плотных чулках. Платья или кофты только с длинным рукавом. У замужних женщин на голове обязательно платок. И все это безобразие обильно украшено люрексом! Бредятина!
– В Кабарде, может быть, и так, – согласилась Марина. – Но мы-то не про Кабарду, а про Ленинград говорим. Рафаэль – современный молодой человек, студент вуза. Я не думаю, что надо беспокоиться о его мусульманских предрассудках.
– Дай-то бог! Но все равно будь осторожна! – посоветовала Ольга.
– Осторожность нам всем не помешает, – завершила дискуссию Алла. – Хватит курить! Пойдемте в школу. Холодно.
В школьном зале играл магнитофон, все танцевали быстрый танец. Девчонки тоже вышли в круг. Хорошо, когда у тебя все в жизни прекрасно и когда ты думаешь, что дальше будет еще лучше, а потом еще и еще лучше. Иначе и быть не может. Ведь это твоя взрослая жизнь!
Странно устроен человек. Когда девчонки-первокурсницы жили в Ленинграде, они очень скучали по дому. Так хотелось в городок, к маме, к папе. А сейчас в городке они считали дни, чтобы вернуться в Ленинград. В институт, в общежитие, к Рафаэлю, к Артуру, к ленинградским подружкам и друзьям.
Через десять дней Артур встречал Аллу с поезда на Московском вокзале. В руках у него был букет хризантем – настоящая роскошь с учетом февраля. Артур поцеловал девушку в щеку и, не предполагая возражений, распорядился:
– Едем ко мне! Мама тебя очень ждет. Все уши мне прожужжала, когда Аллуся приедет?
– То есть мама твоя меня ждала. Это понятно. А ты?
– Я тоже тебя очень ждал. Так ждал, что простудился и две недели лежал с высокой температурой. И даже первый раз в жизни взял больничный.
– Бедненький! А как же театр?
– Театр закрыли. Никто туда не хочет ходить, если там нет прекрасного меня! – пошутил Артур.
– А если серьезно? – не поверила Алла.
– Да все нормально с театром! Сейчас танцует мой дублер, а мне уже завтра к врачу. Думаю, что выпишут. Как твой вечер встречи с выпускниками?
– Замечательно! – улыбнулась Алла.
– Целовалась с мальчиками-одноклассниками? – с напускной строгостью поинтересовался Артур и обнял Аллу за плечи.
– Конечно! – засмеялась Алла. – Сначала с одним, потом с другим, потом с третьим. Не успокоилась, пока всех не перецеловала.
– Ну, ладно, – успокоился Артур, – если со всеми целовалась, то ничего страшного. Я бы расстроился, если бы ты с одним и тем же все время целовалась.
Едва девушка переступила порог дома, мама Артура засуетилась. Генриетта Эдуардовна налила всем по тарелке ароматного борща. Придвинула поближе к Алле плетеную корзинку со свежим бородинским хлебом. Алла его очень любила и даже возила из Ленинграда домой, как сувенир. Маме с папой такой хлеб тоже очень нравился, а в Нальчике его не продавали.
– Ой, Генриетта Эдуардовна, не соблазняйте меня хлебом, пожалуйста. Я ведь только что от родителей приехала, – упрашивала Алла.
– Да ты совершенно нормальная девушка – кровь с молоком. Это мы, балетные, всю жизнь боимся съесть лишний кусочек, у нас это уже в мозгах. Потом родить по-человечески не можем.
Аллу как будто всю передернуло внутри. Вот, оказывается, в чем дело! Генриетта Эдуардовна положила глаз на Аллу, потому что мечтает о своевременном и здоровом внуке. В их балетной среде дети – непозволительная роскошь. Их рождение означает крах карьеры. Да и роды у балерин часто протекают с осложнениями. Она будет агитировать Артура ради крепкого потомства жениться на здоровой и умной Алле, у которой, кроме всего прочего, начисто отсутствуют финансовые проблемы. Генеральская дочь, студентка престижного факультета Ленинградского университета, умница. Не красавица, но вполне симпатичная. О таких говорят "миленькая". Хорошо воспитанная девочка из интеллигентной семьи. Родители Аллы без проблем купят детям кооперативную квартиру. А Артур – увлекающийся мальчик. Сейчас он проводит много времени с легкомысленными балеринами из кордебалета: сегодня с одной, завтра с другой. Нередко возвращается после спектаклей пьяный. Это обычное дело для артистов, но ее Артурчик еще так молод. Вдруг он сопьется, как случилось со многими мужчинами-танцовщиками. Как случилось с его отцом-художником. Как ни боролась с пьянством талантливого мужа Генриетта Эдуардовна, так ничего у нее и не получилось. Хорошо, что тот сбежал в Германию. К тому же Генриетта Эдуардовна наверняка разглядела упорный Аллин характер. Такая будет биться до конца и обязательно своего добьется.
После обеда посмотрели по телевизору эстрадный концерт, и только тогда Артур согласился отпустить Аллу на Васильевский остров, к тете Зине. И даже отправился ее провожать. Они долго ехали на троллейбусе: по Невскому проспекту, потом по Дворцовому мосту, по набережной. Всю дорогу толпа пассажиров прижимала Артура к Алле, и всю дорогу Артур и Алла целовались. Девушка была словно в тумане. Ей было необыкновенно приятно чувствовать прикосновение крепкого тела Артура. Его сильные руки нежно сомкнулись на ее спине под лопатками.
– Я очень скучал без тебя, Алка, – признался Артур.
– Мне тоже не хватало тебя, и я все время думала, как хорошо бы было, если бы ты поехал на каникулы вместе со мной, и я могла видеть тебя каждую минуту.
– А я понял, как мне хорошо, когда ты рядом. Я хочу, чтобы ты больше никогда никуда не уезжала.
– Этого я тебе обещать не могу. В следующие каникулы я опять обязательно поеду к родителям. Я у них одна, и они очень без меня скучают. Мама моя, кстати, обещала приехать в сентябре. А через год они, может быть, насовсем сюда переедут. Отец призывался из Ленинграда, поэтому, когда он пойдет на пенсию, ему обязаны предоставить квартиру в Ленинграде. И я буду жить вместе с ними, а не у тети, и я буду полноценной ленинградкой.
– Нет. Ты будешь жить со мной.
– Ты делаешь мне предложение? – усмехнулась Алла, которой очень хотелось, чтобы это оказалось именно так.
– Нет. Не делаю. Пока. Но я буду очень серьезно думать в эту сторону. Мы могли бы жить вместе просто так. Не расписываясь. Нам было бы хорошо вместе. И моя мама была бы этому очень рада. Она к тебе очень хорошо относится.
– Причем тут твоя мама, – нахмурила бровки Алла. – Ты предлагаешь мне стать твоей сожительницей?
– Ну, зачем так грубо – сожительницей. Просто жить вместе.
– А это так и называется. Нет, милый. Я иначе воспитана. И если я кого люблю, то либо выйду за него замуж, либо, если он к этому не готов, то буду ждать, когда будет готов.
– Алка, тебе ведь еще нет восемнадцати лет. Ты еще такая молодая, зачем тебе замуж, сама подумай.
– Вот и жить нам пока вместе рано, в восемнадцать-то лет. Буду постарше – поженимся, и будем тогда жить вместе, – объяснила Алла.
– Ты делаешь мне предложение? – пошутил Артур.
– Нет. Я просто тебе объясняю правила, по которым мы будем жить.
– Нет правил без исключений.
– Это у других нет. У меня есть!
– Ладно. Принимаю твои правила, – Артур осыпал Аллу такой серией нежных поцелуев в губы, в щеки, в волосы, что она растаяла как воск и уже готова была поступиться любыми принципами и правилами. Но она была так убедительна в своих предшествующих поцелуям словах, что Артур поверил, что у девушки очень серьезное отношение к жизни.
Алла попрощалась с Артуром и, перепрыгивая через две ступеньки, на одном дыхании добралась до квартиры тети Зины на четвертом этаже. Она открыла дверь своим ключом и в уже прихожей услышала голос тети Зины:
– Аллочка! Ты приехала, деточка? А то я уже волноваться стала. Поезд-то твой еще утром пришел, а тебя все нет и нет. Я уже думаю, может, что случилось? И мама твоя по межгороду звонила несколько раз, волновалась. Она еще в девять вечера позвонит. Слава богу, ты нашлась! Где ты была столько времени? Хоть бы позвонила!
– Ой, тетечка Зиночка! Простите меня, ради бога! Я – редкая и ужасная свинья! Меня Артур встретил, и мы по дороге с вокзала заехали к нему. Там пообедали, телевизор посмотрели, а потом он меня до самого дома проводил. Я должна была вам, конечно, позвонить от Артура. У них же есть домашний телефон. И вы бы не волновались. Тетечка Зиночка, простите меня, пожалуйста. Я вам тут подарки от родителей привезла.
– Артур – это твой мальчик? – уточнила тетя Зина. – Который из балета, с которым ты еще до поездки встречалась?
– Ну конечно, я вам про него рассказывала! Он солист балета в Малом театре. Он намного меня старше, ему уже 22 года. Очень хороший человек!
– Ты что, уже и замуж за него собираешься? Он замуж тебя зовет?
– Я – собираюсь. Но он не зовет! – отшутилась Алла. – Рано говорить еще об этом. Мы просто встречаемся. Да мы и познакомились совсем недавно.
– Это правильно. Не спеши замуж. Успеешь еще. Ты молодая. Красивая. Умная. Образованная. Найдешь себе достойного мужа.
– А чем вам Артур не достойный? – удивилась Алла.
– Боюсь я этих артистов. С мужчинами вообще с любыми очень трудно. А уж с артистами в сто раз сложнее. Они же все ненормальные!
– А у вас были романы с артистами? – заинтересовалась Алла.
– Нет. Меня бог уберег. А вот у двух моих подружек – были. И, скажу я тебя, девочка моя, они, романы эти, очень грустно закончились. Да, – махнула рукой тетя Зина, – там и девицы не слишком путевые были, им красивую жизнь подавай. А артисты им не подали. Все там друг друга стоили, игра была равна, и ничего у них не получилось. Ты девочка умная, и ошибок не наделаешь. Все сделаешь правильно. Ты в мою покойную сестру – твою бабушку Манечку пошла. Вот та была разумная женщина. И ты такая!
– Глупостей я делать не буду, – пообещала Алла и отправилась в комнату разбирать чемодан.
Уже вечером, засыпая, она представляла себе, как будет жить с Артуром. Как он будет встречать ее вечером из библиотеки, как они вместе поедут в Таллин, как она привезет его в городок и всем будет объяснять, что это ее муж и что он известный артист балета из Ленинграда. А Артур станет самым лучшим танцовщиком в городе, его пригласят в Кировский театр, ему будут вручать разные правительственные награды. И на церемониях вручения он всегда будет говорить: "Я так благодарен своим родным за поддержку – моей маме Генриетте Эдуардовне и моей любимой жене Алле Садовской". Нет не так: "Алле Агаджановой". Очень красиво – Алла Агаджанова!
Глава 8
Новый образ
Марина тоже вернулась в Ленинград. Она несколько раз проходила мимо комнаты в общежитии, где жил Рафаэль, стучала в дверь, но там было закрыто. "Не приехал еще с каникул, – решила Марина. – У старшекурсников не так строго, если пропускаешь занятия. И соседи его не приехали… Странно. Ну да ладно! Приедет еще". Марина сходила на занятия, встретилась с Элен. Та уговорила подругу наведаться к знакомой парикмахерше.
– Ты знаешь, она так классно стрижет. Даже в конкурсах участвует. Эмма работает в салоне у "Подковы".
– У какой подковы? – не поняла Марина.
– Это так в народе называют Кировский ЗАГС. Там здание, если посмотреть на него сверху, по форме напоминает подкову. А подкова всегда на счастье. Многие из Корабелки расписываются именно там. А ты, где бы хотела замуж выходить?
– Я как-то еще не думала об этом, – призналась Марина. – Может быть, на набережной Красного Флота, там, говорят самый главный в городе Дворец бракосочетания. И самый лучший.
– А я ни за что не буду там замуж выходить! Он какой-то несчастливый. Все мои знакомые, которые там расписывались, потом развелись. И мои родители тоже.
– Ладно, пойдем к твоей Эмме в салон! А то вдруг сегодня Раф приедет, и я тут такая вся с новой прической, загадочная…
– Не-е-е. Мы не в салон к ней поедем, там очередь и все по записи. Да и дорого очень. Мы домой к ней пойдем, она тут недалеко, у Комсомольской площади, живет. Дома у нее все необходимое есть: и фен профессиональный, и разные там средства для укладки. Если Эмке платить не через кассу, а напрямую – в два раза дешевле будет. А качество то же самое, как ты понимаешь…
– Да пошли уже, – согласилась Марина. – Ты сама-то стричься будешь или только меня подстрижем?
– По времени посмотрим! Ты ведь даже не поинтересовалась, как я тут без тебя время проводила.
– Извини. Чем занималась? Куда-нибудь съездила?
– Маринка, ты не поверишь, – набрав от распирающих ее эмоций побольше воздуха в легкие, начала рассказывать Элен. – Пока ты была на каникулах в своем городке, я познакомилась с настоящим итальянцем. Его зовут Антонио! Ах, Антонио! Мио Антонио! Он сразу влюбился в меня, и мы три дня и три ночи гуляли с ним по Ленинграду. Ходили в рестораны. Я была у него в гостинице… – Элен многозначительно поджала губки и прикрыла глаза, давая понять подруге, что все, что может быть между мужчиной и женщиной, у них с Антонио было.
– Ты с ума сошла! – забеспокоилась Марина, – Тебя же из института выпрут! За связи с иностранцем. Как тебя угораздило?
– Познакомились мы очень романтично. Я иду в своей элегантной и очаровательной шубке, вот в этой. В шляпе с широкими полями. На мне вот эти обтягивающие сапоги до колен и на высокой шпильке. Вот я так же как сейчас была одета. Шикарно, правда?
– Правда, – подтвердила Марина.
– Иду по скверику от метро "Горьковская" в сторону Петропавловки. Вот не знаю, зачем я туда иду. Просто морозный солнечный день, и просто я решила прогуляться. И вижу, навстречу мне идет красивый солидный мужчина. Лет тридцати. Может быть, даже старше. Он в элегантном черном кашемировом пальто с меховым воротником, на шее у него белый роскошный шарф, а на голове… смешная серая солдатская шапка-ушанка. Мало того, еще с "распущенными" врастопырку ушами. Я увидела его и рассмеялась.
– А он что?
– Он спрашивает: почему донна смеется? Почему он смешной?
– А ты что?
– Я ему объясняю, потому что он такой респектабельный господин и надел такую дешевую шапку. Он говорит: "Это не дешевый шапка! Это очень дорогой шапка! Это – натуральный мех. Очень красивый. Было очень холодно. Я мерз без шапка. Я не понимаю!" Я ему говорю, что эта шапка в военторге стоит три рубля. И что нельзя покупать шапки у спекулянтов. Надо идти в магазин. И предлагаю пойти с ним в комиссионный магазин, чтобы купить ему нормальную меховую шапку. Он соглашается. Мы идем в комиссионку на площади у метро и там как раз находим изумительную шапку из бобра. Просто обалденной красоты. Дорогую. Он ее примерил. Ну, прям Шаляпин. Я говорю: покупай! Он купил. Любуется на себя в зеркало. Красавец! Умереть и не встать. Жду, что он пригласит меня куда-нибудь. Он сообразил. Пригласил в ресторан. И пошло-поехало. Прогулки по набережным, музеи, театр. Все было потрясающе красиво. Антонио рассказывал мне об Италии. Я даже выучила несколько слов по-итальянски! Аморе, пароле, бамбино, аривидерче… Очень красивый язык…
– Он женат? – прервала эйфорию подруги Марина.
– Мне кажется, что да, – призналась Элен.
– Почему кажется?
– Он вел себя как женатый мужчина. И ни разу не пригласил меня в Италию. Зато сказал, что приедет в Ленинград еще раз, этим летом. Я дала ему свой домашний номер телефона, и он обещал мне позвонить, как приедет. Я думаю, что он позвонит. Я ему понравилась. Он такой нежный, такой заботливый. Он подарил мне вот это, – Элен вытянула вперед руку и показала очаровательное колечко с фианитом. – А я за оставшиеся полгода выучу итальянский язык, говорят, он очень легкий, и буду говорить с ним по-итальянски. Он обалдеет и бросит свою жену и своих бамбино, если они у него есть. Еще к лету я сошью себе потрясающие наряды, он сначала упадет в обморок от восторга, а потом увезет меня в Италию. Даже если и не увезет, – вздохнув, подытожила Элен, – все равно он лучший в мире – мой Антонио!
Девушки подошли к дому, где жила парикмахерша. Рассказ об итальянце пришлось прервать. Эмма оказалась невысокого роста худенькой девушкой с очень выразительными глазами. Парикмахерша уговорила Марину сделать короткую модную стрижку "сэссун" и безжалостно отрезала раскинутые по спине косички. Стрижка очень изменила Марину, в зеркале она увидела современную, уверенную в себе стильную девушку. Эмма выполнила свою работу виртуозно, и потому отрезанные косы было совсем не жалко. Цокнув языком, что, видимо, означало, что она и сама довольна проделанной работой, Эмма подсказала, какой макияж Марине следует делать и тут же предложила купить у нее дорогую французскую тушь в голубом тюбике.
– О, это обалденная вещь! – подтвердила Элен. – Я такую уже покупала. Это чистая Франция, "Луи Филип", она махровая и делает ресницы просто огромными.
– Чтобы ресницы не слипались, – посоветовала Эмма, – разделяйте их после окрашивания обычной иголкой. Эффект потрясающий: будет ресничка к ресничке. И еще у меня есть очень хороший французский крем, кожа после него матовая и такая нежная. "Бонд". Слышали про него? – поинтересовалась Эмма.
– Нет. Но у меня с собой нет больше денег. Хватит только, чтобы заплатить за стрижку и за тушь, – призналась Марина.
– Я тебе могу добавить, – выручила подругу Элен. – Эммочка, я тоже хочу "Бонд". У тебя есть еще?
– Найду. А на следующей неделе у меня будет очень красивая помада. Перламутровая. Я заказала, должны привезти. Будете брать? По пять рублей тюбик.
– Я губы не крашу, – соврала Марина, – очень редко пользуюсь помадой.
– Эммочка, помаду купим обязательно, – пообещала Элен. – Мне только потемнее, как я люблю. Я же жгучая брюнетка. Мне яркая помада очень идет. Звони мне, когда будет помада, мы приедем.
Но свой самый главный товар Эмма приберегла напоследок. Она достала откуда-то из глубины шкафа красную глянцевую пластмассовую коробку с надписью Pupa. Парикмахерша жестом фокусника открыла свою таинственную коробку, и перед девушками, у которых от восторга перехватило дыхание, предстала палитра, в которой крепились семь разноцветных теней для век, компактная пудра и мохнатая кисточка, чтобы наносить на себя все это великолепие.
– 15 рублей, – назвала цену Эмма.
– Я беру, – не отрывая взгляда от разноцветного сокровища, прошептала Марина, – вместо туши и вместо крема. Элен, у тебя есть еще деньги?
– Найду, – поддержала подругу Элен.
Марина проводила Элен до метро "Автово", а сама пошла в общежитие. В ее сумочке лежала палитра Pupa. Не терпелось скорее прийти в комнату, достать эту коробочку и как следует все разглядеть. Было не слишком холодно, и шапку она не надела. Жалко было помять красоту, которую соорудила на ее голове Эмма. Проходя мимо вахтерши, она нос к носу столкнулась с Рафаэлем, который куда-то выходил из общежития. Рафаэль увидел Марину и изумился:
– Марина, это ты? Потрясающе выглядишь! Ты уже приехала?
– Я-то давно уже приехала, – улыбнулась Марина, – а вот ты что-то задержался на каникулах.
– Представляешь, из Германии к родителям приехали сестра с племяшкой, мне уезжать уже было пора, но ради них я билет поменял. Давно их не видел. В кои-то веки собрались всей семьей. Я на самом деле еще вчера приехал!
– Что же не зашел ко мне?
– Да чего-то так устал с дороги, сразу спать завалился. В восемь вечера. И проспал до самого утра. Ты сейчас откуда? – спросил Рафаэль и взял Марину руку. Они остановились у вахты и не замечали присутствия любопытной вахтерши.
– Элен провожала до метро! – про визит к парикмахерше рассказывать было ни к чему.
– Пойдем кофе куда-нибудь попьем! Я с деньгами… – Рафаэль положил руку на плечи Марины, развернул ее в сторону выхода из общежития, и они пошли в кафе-мороженое на Краснопутиловскую улицу. Там купили бутылку шампанского, шоколадку, мороженое и кофе. В помещении "Мороженицы" было зябко, верхнюю одежду снимать не стали. Марина расстегнула пуговицы пальто, чтобы было удобно сидеть за столом. Рафаэль сел рядышком с Мариной и шептал ей нежно на ушко, как она прекрасно выглядит, как похорошела после каникул, как он соскучился.
Марина тоже очень скучала эти дни, и особенно желание встречи обострилось, когда она вернулась в Ленинград и не обнаружила в общежитии Рафаэля. Она с каждой минутой наполнялась любовью и нежностью, поэтому не удивительно, что чуть позже, вечером, она оказалась в комнате Рафаэля, в его постели.
– А где твои соседи? – немного придя в себя, спросила Марина. – Дверь закрыта на ключ?
– Не бойся, глупенькая, – нежно ответил ей Рафаэль и поцеловал в нос, – все закрыто. Ребята на сборах, они спортсмены-лыжники. Приедут в лучшем случае через неделю.
– А вдруг они раньше приедут?
– Не приедут! Они учатся по индивидуальной программе.
– А ты не спортсмен? – спросила Марина.
– Нет. Так, занимаюсь всем понемножку. Летом в футбол играю, зимой на лыжах катаюсь. Но без фанатизма. А ты? Ты такая тоненькая, такая изящная, – заметил Рафаэль, целуя Маринино тело, – наверняка или танцами занималась, или гимнастикой?
– Угадал! – улыбнулась Марина. – Танцами. Но тоже, как ты говоришь, без фанатизма.
– Я про то, что ты занималась танцами, подумал еще тогда, когда первый раз тебя встретил, помнишь там внизу, в "Там-Таме"? Мне очень понравилось, как ты двигаешься, очень красиво. А у тебя точно с Русланом ничего не было?
– Клянусь, ничего! – усмехнулась Марина. – Ты разве не заметил, что у меня только с тобой и было?
– Я решил, что мне показалось…
– Нет, тебе не показалось. Да и не будем об этом!
– Мне было очень хорошо с тобой, – признался Рафаэль.
– Мне тоже. Так хорошо, что я с удовольствием выпила бы шампанского!
– Сейчас будет! – Рафаэль вскочил с кровати и быстро стал одеваться.
– Нет, только никуда не уходи, пожалуйста, я боюсь здесь оставаться одна! Я передумала, я пошутила, – Марина вцепилась в рукав рубашки Рафаэля, но не сильно. Он отстранил ее, оделся и куда-то убежал.
Марина испугалась. Ей было неловко находиться одной в такой поздний час в комнате, где живут мужчины. Она встала, оделась и пошла к двери, чтобы запереться изнутри. Прошло несколько минут, после того как она закрыла дверь. В комнате был выключен верхний свет, горела только маленькая настольная лампа на тумбочке. Она ругала себя за то, что отпустила Рафаэля неизвестно куда. В дверь тихонько постучали.
– Рафаэль, ты дома? – раздался за дверью незнакомый женский голос.
Марина затаилась и боялась даже дышать. "Ничего себе! – подумала Марина. – Хорошенькое дело. По ночам какие-то женщины к нему ходят". Марину переполняло чувство ревности. Минут через двадцать – опять стук. Девушка решила, что она сейчас откроет дверь, и пусть эта ночная гостья увидит, кто теперь в этой комнате хозяйка. Но за дверью стоял радостный Рафаэль.
– Вот! Шампанское. И апельсины. У таксиста купил. Для тебя! За бешеные деньги!
– Ты с ума сошел! Совсем это было ни к чему.
Рафаэль снял пальто, обнял Марину. Приставил к кровати табуретку, накрыл ее как скатертью белым вафельным полотенцем. Потом достал из тумбочки два красивых высоких фужера, поставил на табуретку и налил в них шампанское.
– За нас! – Рафаэль смотрел Марине прямо в глаза: нежно и преданно.
– За нас! – поддержала Марина. Отпила из фужера несколько глотков и не удержалась:
– Тут к тебе какая-то леди в ночи рвалась. Все стучалась и ломилась. Да я ей не открыла.
– Правильно сделала, – не смутился Рафаэль, – мало ли кто в общежитии по ночам шастает. Может, она сигареты стреляла.
– Может быть, – согласилась Марина. И в самом деле, к ним в комнату тоже иногда стучатся по ночам соседи. В том числе и мужского пола. Девочки, как правило, не реагируют. И если уже легли спать, то не открывают.
Все, что стало происходить дальше, Марина воспринимала как во сне. С восьми утра до восьми вечера Марина жила своей обычной жизнью: ездила в институт, сидела на лекциях, обедала, возвращалась в общежитие. Дальше она укладывала плойкой волосы, пудрилась, еще раз красила ресницы и с нетерпением смотрела на часы. Нет, все было не так, как прежде. Разве можно было это назвать "обычной жизнью"? Все время, с утра до вечера, она думала о Рафаэле. О том, как вечером она постучится в его комнату, войдет и окунется в атмосферу любви. Они будут слушать музыку в наушниках, пить чай с пряниками, а потом обниматься и целоваться, и весь мир сомкнется в узкую односпальную кровать. И ничего в этом мире, кроме друг друга, им не надо. Все, что за пределами этой постели и этой комнаты, – тяжелая ноша, которая дана в нагрузку к великому счастью и которую просто надо нести. Девчонки в Марининой комнате, конечно же, догадывались, где их подружка проводит ночи напролет, но ни о чем особо не спрашивали и слишком не волновались.