Полная версия
Золотой козленок
Особенно она любила встречать его у подъезда с авоськами спиртного:
− Фунтик, шо мы пгазнуем сегодня отмечать? День гождения?! Но ви же пгазновали его зимой?! Ви думаете об випить, но об габотать ви думать не хотите. Шо за стгана − кто не габотает, тот ест, а кто габотает − голодует…
Тут друзья увидели, как в недрах котлована строящегося дома, на фундаментном блоке, трое пьяных пролетариев о чём-то бурно спорили. Один из них, молодой, в синем спортивном костюме, что-то доказывал оппонентам, в качестве оружия применив порожнюю бутылку портвейна. Он угрожающе размахивал ею, что, впрочем, не вызывало должного эффекта у собутыльников.
Жульдя-Бандя, кивнув в сторону спорщиков, заметил:
− Когда заканчиваются аргументы − слово берёт бейсбольная бита.
В это время тот, который был явно старше, опытней и, судя по наколкам на руках, прошедший через лагеря, возможно, не одну ходку, вскинул перед лицом героя лезвие финки.
− Шухер, менты! − истошно закричал Фунтик, в одно мгновение охладив пыл спорщиков.
Те бросились врассыпную, оставив после себя недопитую бутылку портвейна и недоеденный сырок «Дружба»….
Глава 8. Первые дивиденды от кровавого цвета корочки
− Фунтик, ты видищь щё я вижю? − на одесско-воровском наречии обратился к корешу Жульдя-Бандя.
Фунтик, осмотревшись, не увидел, кого можно было бы обворовать или ограбить, и, крутя головой, равнодушно пожал плечами. Невдалеке, у дороги − две огромные пирамиды бахчевых: в одной − арбузы, в другой − дыни. Бледно-бежевые тушки больше походили на мячи для регби.
Товарищ уверенной походкой направился к рукотворным пирамидам, выказывая намерение начать трудовую деятельность в северной столице именно отсюда. Он переменился в лице, навеяв на себя строгости трамвайного кондуктора, изобличившего в пассажире настоящего «зайца».
На ящике − улыбчивый чернявый кавказец тяготился в ожидании очередных покупателей. Его грудь была мохнатая, как шкура ягнёнка. Он монотонно и заученно, как поп на заутрене, провозглашал:
− Арбузы, дыни − дёшево. Слаткие, как первая лубов − луцше не найдёшь! Патхады, пакупай. Тают во рту, а не в руках. Слаще мёда, вкуснее персика!
Жульдя-Бандя без предисловий, дабы не тратить попусту время, сунул ему под нос корочку, сухо уведомив:
− Вэ-Дэ-эН-Ха.
Грозный квартет согласных поверг в шок торгаша, и его улыбка тотчас стала жалкой и уродливой. Он подхватил самый большой арбуз:
− Вазьми, дарагой. Нэ вазьмёщь − абидищь.
Жульдя-Бандя холодно и сурово посмотрел на торговца.
«Сто рублей − не меньше», − подумал тот, возлагая овощ на прежнее место.
− Ваши документы?! − вмешался Фунтик, коему впервые в жизни приходилось грабить без применения спецсредств или насилия.
− Так… так… Мамед… кули… заде, − Жульдя-Бандя с трудом прочитал фамилию торгаша, − Джамал Асадулла оглы. − «Чёрт ногу сломит», − подумал он, наступив на ступню Фунтику, который, растянув губы, с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.
Торговец утвердительно кивнул, наивно рассчитывая на завершение следствия.
− Та-ак… Азербайджан… Али-Байрамлы… − ни один мускул не дрогнул на лице нашего героя, поскольку он не ведал о злоключениях Файзуллы, − почти земляк.
− Землак, землак! − кивая, подтвердил торговец, уповая на снисхождение.
Тут подошла женщина средних лет, с авоськой в руках:
− Почём дыни?! Арбузы сладкие?
Жульдя-Бандя сунул ей корочку в лицо, грозно предупреждая:
− Товар конфискован! − женщина спешилась, не выказывая желания стать понятой.
Азербайджанец позеленел от страха, чувствуя за этим словом что-то недоброе.
− Так-с, пойдём дальше, − товарную накладную, сертификаты качества, разрешение на торговлю, в общем − всю документацию! – «инспектор» распростёр перед «землаком» ладонь.
Кавказец протянул изрядно потрёпанный лист с расплывшимися от влаги чернилами, мысленно прибавив ещё сотню.
− Сертификат качества − форма номер два, а где форма номер семь? Я спрашиваю, где форма номер семь? Где ветеринарное свидетельство?! − Жульдя-Бандя накинулся на торговца, как учительница на двоечника, отчего лоб последнего покрылся испариной.
Он даже не почувствовал, как Фунтик незаметно толкнул его локтем в бок, когда тот потребовал ветеринарное свидетельство. Впрочем, этого не понял и торговец, оправдываясь:
− Такой даль, другой не даль.
Жульдю-Бандю понесло. Он набросился на свою жертву как спрут, безжалостно сжимая щупальца.
− А может, ваши дыни фригидные?! Может или нет?! − последнее он отправил Фунтику, который, подтверждая, кивнул, не имея ни малейшего понятия, что это такое.
− Абижяещь, начальник. Зачем фригидные?! Вкусные, сочные, слаткие! − торговец кинулся к ножу, чтобы убедить в этом строптивого инспектора. − Мая мама кушаль, маи дэты кушаль, я… − он обозначил себя рукой, − кушаль, − азербайджанец принялся судорожно разрезать дыню, − папробуй!
Жульдя-Бандя сурово отверг угощение, не желая размениваться на подачки.
− Может, ваши арбузы заражены юдафобией?! А эта болезнь неизлечима.
− А если заразятся дети?! − вмешался Фунтик, сказав это в такой жалостливо-сочувствующей тональности, будто какая-то часть из них уже подверглась инфицированию. Он, укоряя себя за то, что некогда отметил пальцы правой руки наколками, прикрывал их ладонью левой, радуясь тому, что не наколол на обеих.
− Нету, брат… этой… юбафодии.
− Так, стоп! Покажи мне санитарную книжку! − инспектор перешёл на «ты», что добра не сулило, и торговец мысленно присовокупил полсотни к ранее прибавленным.
− Дима сказал: «Таргуй, Джамал, праблем нету, Джамал!»
− Какой Дима?!
− Каптан милисья.
− Какая милиция, я же сказал, Вэ Дэ эН Ха! − Жульдя-Бандя снова поднёс корочку к носу торгаша. − Где санкнижка?! Я хочу видеть санкнижку!
Кавказец развёл руками.
− Санкнижки нету!.Может, у тебя демонократия или, не приведи Господь, ностальгия? Ты хочешь заразить ни в чём не повинных людей ностальгией?! Так… − инспектор загнул мизинец. − Товарно-транспортная накладная − нету. Разрешение на торговлю − нету…
− Дима, каптан милисья, сказал: «Таргуй, Джамал», − чуть не плача, лепетал, оправдываясь, азербайджанец.
− Санкнижки нету!
− Регистрация, − напомнил Фунтик, усугубив обвинение.
− Регистрация есть?! − Жульдя-Бандя был похож уже не на учительницу, а на прокурора, обличающего преступника. − Откуда ты взял эти дыни?
− Сам, на земля, своим руком пасадиль!
− Где?!
− На дома, на Азербайджан, на Али-Байрамлы пасадиль, своим руком! − Джамал предъявил ладони, не познавшие сельхозтруда.
− Каким образом ты мог вырастить в Азербайджане узбекские дыни?! Так, всё − товар конфисковываем!
− Арбузы конфискованы! − предупредил он невысокую смазливую блондинку, впрочем, для вас можно сделать исключение, − выбрав огромную, на полпуда, дыню, водрузил в слабые изнеженные ручки. − Не стоит благодарности.
− Забрай не нада! − взмолился торговец. Он вынул из кармана рубашки сложенные пополам червонцы, трясущимися руками передал их инспектору.
Жульдя-Бандя знал, что торговцы крупные купюры держат отдельно, и с холодным равнодушием дожидался добавки.
Азербайджанец, неохотно задрав штанину, извлёк из-под резинки носков свёрнутые рулетом четвертные, намереваясь добавить несколько ассигнаций. Он хотел для этой цели развернуть брикетик, но инспектор, дабы не утруждать торгаша бессмысленными манипуляциями, с нахальной вежливостью, чему, заметим, и учил своего бескультурного компаньона, тремя пальцами извлёк брикетик, схоронив его в заднем кармане брюк.
Не утратив, однако, человеческих качеств, несмотря на пожирающие современное общество бессердечие, безразличие и бесчувственность, вернул червонцы обратно, напутствуя напоследок:
− Весы нужно приобрести нормальные. Безмен пригоден только для бытовых нужд. Удачной торговли.
Торговец пробулькал что-то глухим трубным голосом. Провожая «инспекторов» кисломолочным взглядом, на безопасном расстоянии, в пылу праведного гнева, посвятил им объёмную тираду на смешанном русско-азербайджанском, в которой превалировали всё же русские общеупотребительные слова.
Глава 9. Знакомство с Питером продолжается
− Триста пятьдесят рупий! − воскликнул Фунтик, пересчитав деньги. − За десять минут. Лихо ты развёл хачика!
Жульдя-Бандя, не выказывая эмоций, будто всего-навсего перешёл на красный свет светофора, поучал:
− Учись, пока я жив. Всевозрастающая популяция дураков провоцирует увеличение численности мошенников.
− Погнали на рынок, там азеров − во! − возбуждённый Фунтик протянул ребром ладони ниже подбородка, в уме подсчитывая дивиденды.
Экс-инспектор посмотрел на дружка, не скрывая подозрения:
− Вы осёл, гражданин Поляков. Мне присутствие на собственных похоронах в качестве покойника не кажется столь уж забавным.
Фунтик хихикнул, вполне разделяя с дружком его точку зрения.
Жульдя-Бандя продолжил развивать тему:
− Рынки крышуют менты, а они вряд ли обрадуются вторжению на свою вотчину беспардонных отъявленных хамов. Рынки, изначально открытые с тем, чтобы кормить народ, утратили свою историческую сущность. Теперь они кормят мафию, и утверждение о том, что цены определяет рынок, − не больше чем профанация и лапша на уши доверчивым идиотам. Цены, дитя моё, устанавливает мафия! − торжественно заключил философ и, пригрозив мафии пальцем, запел: − А на происки и бредни сети есть у нас и бредни (В. Высоцкий)…
В мажорном настроении гастролёры спустились в подземку и, миновав несколько остановок, вынырнули на станции «Владимирской», с доблестью носившей имя одного из них.
Неподалёку от газетного киоска пьяный пролетарий обнимал фонарный столб, с гордостью неся историческую классовую сущность.
− С душою, полной сожаленья, и опершися на гранит, стоял задумчиво Евгений (А. Пушкин), − проходя мимо, обратил ничем не примечательный, обыденный житейский сюжет в мягкое лирическое отступление Жульдя-Бандя. − У меня такое подозрение, что это млекопитающее никогда не станет философом.
− Ну, конечно, − согласился Фунтик, саркастически хмыкнув в сторону уже состоявшегося.
− Девушка, а у вас «Правда» есть? − проникнув головой в амбразуру газетного киоска, осведомился правдоискатель.
Смазливая, с наивной мордашкой, более походившая на старшеклассницу киоскёрша хитро улыбнулась:
− «Правды» нет.
− Правды нет, «Россия» продана. Тогда сканвордики несложные для моего друга, чтобы у него не было повода менять с годами сложившегося о себе мнения.
Девица, не утратившая в холодном северном городе чувства юмора, подала «Почемучки» для дошкольников.
Жульдя-Бандя улыбнулся, рукою отвергая детские головоломки:
− Я боюсь, чтобы он не возгордился. С вашего позволения, на уровень выше − «Зятёк», например, к тому же он в этой должности значительно преуспел…
− Зятя? − девственно-очаровательная улыбка заполонила бледное личико аборигенки.
− Вот именно. Его вынуждена терпеть уже пятая тёща, и он, можно сказать, застуженный зять Советского Союза.
Подавая «Зятька», киоскёрша привстала, выглядывая в амбразуру, чтобы лицезреть «застуженного зятя».
− О, туалетная бумага! − Жульдя-Бандя ткнул пальцем в розовый рулончик за стеклом входящей в гигиеническую моду туалетной бумаги. В берлоге старого Соломона, по старинке, были нарезаны квадратики из газет − основное их предназначение после прочтения.
− Импортная, маде ин Германия! − торжественно предупредила девица. − Три рубля рулон.
− Дайте рулончик… нет, два! − превозмогая скромность, гуттаперчевый покупатель выкинул средний с указательным пальцы на правой руке. − Гулять, так гулять!
Киоскёрша, хихикнув, спросила: «В руках понесёте?»
− Ну и пакет, конечно же.
− С Майклом Джексоном или с Мерлин Монро?
Покупатель одарил девицу майской улыбкой, хотя на дворе уже владычествовал июнь:
– С Мурлен Мурло, естественно. Я что, похож на голубого?
Киоскёрша, хихикая, протянула пакет со светловолосой красавицей, отметив: – Теперь вы похожи на некрофила.
Мэрилин Монро, заметим, имела неосторожность отправиться к прародителям более четверти века назад.
− Тогда всё-таки с Майклом Джексоном! − окончательно решил Жульдя-Бандя, поскольку было престижнее состоять в сообществе геев, нежели некрофилов…
Фунтик, не обращая ни малейшего внимания на болтовню своего товарища, увлечённо разглядывал выгуливаемую рыжим пекинесом пухленькую брюнетку, коротенькая юбка которой подчёркивала, что та уже готова к спариванию.
− Закадрим?! − больше надеясь на друга, нежели на себя, предложил Фунтик.
− Первым делом, первым делом самолёты, ну а девушки, а девушки потом (А. Фатьянов)…
Фунтик разочарованно процедил сквозь верхние резцы воздух, вывернув при этом голову:
− Сэкслюзивная тёлка!
− Чем короче юбка, тем длиннее за ней очередь сексуально озабоченных самцов, − вполне логично заметил Жульдя-Бандя.
− Реклама − двигатель прогресса, − Фунтик кивнул в сторону пёстрой неоновой кириллицы «Интим-магазин для взрослых».
− Двигателем прогресса были, есть и будут дураки, которые в неё верят, − Жульдя-Бандя высокопарно посмотрел на одного из представителей этого подвида человечества.
Друзья, окунувшись в подземный переход, вынырнули возле кафе, в котором две девицы, будто бы нечаянно, угнездились у витрины для демонстрации себя потенциальным воздыхателям.
Жульдя-Бандя помотылял в воздухе пальчиками. Девицы помотыляли в ответ, отчего с уверенностью можно было отнести их к провинциалкам, поскольку аборигенки слишком гордые, чтобы клевать на такую дешёвую наживку.
− Фунтик, фу, стоять, Зорька! − у самой двери остановил друга Жульдя-Бандя.
− А шо ж ты тогда клешнями махал?! − неохотно повиновался тот, настроившись на очередное романтическое приключение.
Друзья, не выбирая направления, шли, куда глаза глядят, оказавшись вскоре на берегу Фонтанки. Остановившись у моста, решили почтить его своим переходом.
На другой стороне одноногий воин-интернационалист в форме десантника, сидя на табурете, бу́хал пальцами по струнам дешёвенькой гитары, прося милостыню. Для этой цели был приспособлен солдатский котелок, служивший своего рода реквизитом.
Инструментальный монолог он сопровождал вокалом в патриотической тональности, с лёгкой проседью завядшей на чьей-то могиле флоры. Действие, вероятнее всего, происходило в Афганистане, потому что в песне упоминались Кандагар, талибы и разведрота.
Тронутый до глубины души Фунтик опустил в жертвенник червонец, чем позабавил кореша, который знал наверняка о том, что в 99 случаях из 100 просители милостыни в ней не нуждаются. Возможно, одесского урку растрогало то, что и он мог бы стать разведчиком и погибнуть героем, если бы в это же самое время не был узником яснополянского «санатория» строгого режима.
− Милостыня − одна из форм цинизма, независимо от того − просишь ты её или подаёшь, поскольку она притупляет в человеке инстинкт самосохранения, – Жульдя-Бандя с высокомерным ехидством бросил взгляд на необразованного товарища. − Сложно себе представить, что доставляет большее отвращение − подавать или просить милостыню.
Глава 10. Чудесное превращение одесского фармазона в биржевого маклера
Шествуя по Гороховой, Жульдя-Бандя в разрезе белых ажурных занавесей увидел привлекательную парикмахершу, колдовавшую над головой какого-то пижона. Запустив пятерню в волосы, пробороновал клешнёй от правого виска к затылку. Хирургического вмешательства не требовалось.
− Стоп! − скомандовал он, придирчиво осматривая причёску друга. − Вам нужно срочно поменять имидж. Сейчас мы из одесского фармазона сделаем нечто экзотическое − торгового менеджера, биржевого маклера или, на худой конец, страхового агента. Люди с большей радостью отдают свои сбережения страховым агентам, нежели мошенникам. Хотя их отличает только то, что страховые агенты грабят людей цивилизованно и, замечу, − Жульдя-Бандя воскресил указательный палец, − честно платят с награбленного налоги.
Он бесцеремонно втолкнул дружка в парикмахерскую. В фойе, на тумбочке возле двери женского зала зелёный попугайчик долбил клювом дверцу клетки, по-видимому, с намерением обрести свободу.
− Уровень свободы зависит от ширины камеры, − констатировал Жульдя-Бандя и, заглядывая в проём двери мужского зала, спросил: – Девочки, вы не могли бы сделать из этого примата человека?! − он, улыбаясь, кивнул в сторону Фунтика.
− Прошу, я как раз на этом специализируюсь, − пригласила в свободное кресло шатенка со всклокоченными, как после пожара, волосами.
− Впрочем, достаточно будет привести его голову в порядок.
− О, это к психиатру. Как стричь? − парикмахерша обратилась почему-то к Жульде-Банде, будто тот привёл малолетнего сына.
Фунтик кивнул на фотографию напротив, над зеркалами. Его тут же запеленали под самое горло нейлоновой накидкой.
− Гламурный подонок. Он продаст родину за три рубля, − Жульдя-Бандя презрительным взглядом окинул фото холёного юноши с зачёсанными назад глянцевыми волосами.
− А ты за десять? − съехидничал Фунтик.
− Тысяч империалистических долларов! − гордо и торжественно уточнил поистине дороживший отчизной посетитель.
Синеволосая, стриженная под каре, с горбинкой на носу парикмахерша хихикнула, перестав щёлкать ножницами:
− Впервые вижу такого патриота. Я бы продала вполовину дешевле.
После небольшой дискуссии, а в ней участвовало пять человек, включая уборщицу, выяснилось, что родина своими сыновьями и дочерьми дорожит больше, чем они ею…
− …Подушить? − закончив, поинтересовалась парикмахерша, опять почему-то обращаясь к Жульде-Банде.
− Не стоит. Он с детства плохо переносит, когда его душат, хотя его бедная мама с самого его рождения именно это и хотела сделать.
− В таком случае, получите своего человека. С вас 12 рублей, − снимая с Фунтика балахон, вынесла приговор парикмахерша.
− Глубокое вам мерси! Родина вас не забудет… но и не вспомнит! − Жульдя-Бандя, улыбаясь, провёл ладошкой по макушке товарища. − Как юбилейная копейка! Человек − ничего не скажешь, а час назад был сволочью.
Фунтик глупо улыбался, начиная привыкать к бесконечным поддёвкам взбалмошного друга. Работниц соцкультбыта забавлял молодой симпатичный весельчак, и они с удовольствием подыгрывали.
− Жених на выданье.
− Только неподушенный.
− Он женоненавистник. После того как разменял четвёртую тёщу, он проникся здоровым презрением и к их дочерям…
− А ты?! − парикмахерша, сотворившая из Фунтика человека, искрящимися глазками взирала на остряка.
Тот виновато развёл руками:
− Увы, я женщин люблю. Особенно мне нравятся…
− Заливные? − уборщица прыснула, увлекая за собой коллег.
− В собственном соку, − признался посетитель, пронизывая её двусмысленным взглядом. − Девочки, будьте красивы назло подругам и опасайтесь комплиментов от таких вот хамов, − Жульдя-Бандя кивнул в сторону разглядывающего себя в зеркале Фунтика.
− Непременно, − пообещала уборщица, крупный нос которой, с круглыми разлатыми ноздрями, настолько обезобразил лицо, что наставления применительно к ней были явно преувеличены.
− Гуд бай! − Фунтик в одночасье превратился из примата в человека, к тому же со знанием английского. Впрочем, знания на этом и ограничивались. Он помахал пальчиками: чудно и эротично, веером, начиная с мизинца и заканчивая указательным, как прощаются закоренелые любовники и влюбленные без стажа, ещё не познавшие горечи разочарований.
Парикмахерша, на голове которой были отображены последствия взрыва царь-бомбы, взъерошивая с правой стороны волосы, где, по её мнению, состояние прически с трудом дотягивало до локального конфликта, свободной рукой отправила воздушный поцелуй:
− Чао, мальчики! Берегите…
− Яйца, − ловко вставила уборщица, чья провинциальная посредственность несколько резонировала с праведным укладом северной столицы, что искренне забавляло молодых задорных служительниц соцкультбыта, судя по расценкам, правда, начинающего утрачивать свою социальную направленность.
Глава 11. Фунтик отдаёт дань профессии
Судьба вновь вытолкнула друзей на кишащие людьми улицы. Вкусивший бесплатного сыра Фунтик, не желая покидать жарких объятий фортуны, жаждал деятельности. Он кивнул на сумочку с открытым жерлом в руках подчёркнуто-модной, с истекающим сроком годности дамочки.
Жульдя-Бандя брезгливо отверг предложение, поучительно внушая:
− Фунтик, разве вас не учили в школе, что грабить бедных женщин − крайне неинтеллигентно? В светском обществе не принято грабить даже мужчин. Для этого придумали всевозможные лотереи или, например, − он указал на рекламный щит казино «Версаль» на противоположной стороне дороги, − извольте, чистота, уют, мраморные колонны с коринфскими капителями, мужской скриптись, поскольку женским человечество уже пресытилось…
− Я не пресытился, − Фунтик растянул губы, упоённый блаженными воспоминаниями канкана в исполнении полуобнажённых девиц из варьете ресторана «Бернардацци» в Одессе, на улице Розы Люксембург…
Нет в мире ресторана с более насыщенной биографией, чем «Бернардацци». После своего рождения он воспитывался на Полицейской площади, отрочество провёл на улице Кондратенко, молодость прошла на улице Розы Люксембург. В промежутке, когда Одесса принадлежала венгерскому королевству, − успел пожить на улице 16 октября 1941 г. Свой столетний юбилей «Бернардацци» праздновал уже на Бунина…
− …Вы, мой юный друг, не можете представлять всё человечество, потому что вы типичный пижон и одесский карманник…
Фунтик язвительно усмехнулся:
− Чья бы корова мычала.
Дружок с прокурорской строгостью посмотрел на товарища:
− Вас, гражданин Фунт, я попросил бы впредь меня не перебивать. Вы испоганили своими комментариями арьергардную часть моего философского монолога… Так вот − вас не грабят, как в американском боевике, и не проводят хирургического вмешательства в ваши органы, с тем чтобы узнать, где вы прячете кубышку с драгоценностями, акции городской муниципальной бани или центрального городского кладбища. У вас отнимают и кубышку, и акции, и раздевают до трусов − цивилизованно и благородно и, смею заметить, честно платят в казну, чтобы содержать сирот, кото…
Фунтик, не выпускавший из виду дамочку, рванулся вперед, предав забвению философские потуги товарища. Та, купив с лотка глянцевый журнал, перелистывая на ходу страницы, стала погружаться в чрево подземного перехода, к станции метро. Одесскому фармазону в толчее не составляло труда изъять портмоне таинственной незнакомки.
Жульдя-Бандя, мысленно обозвав кореша идиотом, подождал около десяти минут, нисколько не сомневаясь в том, что грозная Фемида уже занесла над ним свой меч. Собрался было уходить, но тот появился, и друзья, сев в троллейбус, вскоре сошли, оказавшись неподалёку от Дворцовой площади. Всё вокруг давило гранитной монументальностью.
У входа в здание − то ли гостиницы, то ли ресторана, Жульдя-Бандя увидел швейцара, как две капли воды похожего на Степаныча из «Гамбринуса». Впрочем, это было сомнительное сходство, лишь по внешнему признаку.
И хотя швейцары в демонократических вихрях были истреблены как класс, в серьёзных заведениях: гостиницах и ресторанах, они подавались к аристократическому столу как дежурное блюдо.
Швейцар больше напоминал адъютанта его превосходительства, которых, заметим, тоже изжили как класс, заменив чиновниками, да и холопов, чего греха таить, стали обзывать гражданами.
Жульдя-Бандя, как старому знакомому, сделал швейцару ручкой, крайне удивив Фунтика. Швейцар наклонением головы ответил на приветствие, терзаясь вопросом относительно его родителя.
− Степаныч, − как-то нейтрально, будто ни о чём, пояснил Жульдя-Бандя.
− Чё, в натуре − кореш?
− Друг детства…
Позорно обозвав Зимний дворец Петропавловской крепостью, Жульдя-Бандя повёл дружка к Александровской колонне, с ограждения которой туристы, в качестве сувениров, снимали декоративные пики, отчего последнее местами походило на общипанную курицу.
Группа передовиков производства из Бурятии благоговейно внимала молоденькой девице-гиду с белой указочкой в руках. Она, начертав в воздухе внушительный полукруг, фразой: «Перед нами, товарищи, Зимний дворец», − вернула ему историческое название.
Завидев пополнение среди экскурсантов, улыбнулась, монотонно и безразлично уточнив: «Зимний дворец был построен для императора Петра Первого в 1708 году архитектором Доменико Трезини и первоначально носил название − «Зимние маленькие хоромы»….
Глава 12. Культурно-массовое мероприятие. Друзья отправляются на экскурсию в Петергоф
Жульдя-Бандя уловил в улыбке молоденькой девицы-экскурсовода нечто личное. Однако подобраться к необласканной солнцем и комплиментами аборигенке под ревностными взглядами передовиков производства, охранявших своего гида, было крайне сложно.