Феодал: Боярин. Усобица. Разбойник

– Гм… – Андрей точно помнил, что вина братья по его просьбе купили два бочонка, по ведру каждый, не меньше. – Меду принеси тогда, – решил Андрей.

Лукерья недовольно хмыкнула и умчалась, вскоре появившись с медом.

– Там Лука с Кузьмой пришли, – доверительно сообщила она. – Звать?

– Зови, – обрадовался Андрей.

Когда все уселись за стол и выпили по чарке меда, Андрей попросил купца зачитать грамотки и предложил собравшимся высказать свои соображения, что дальше делать их государю.

– Что тут думать? – Лука, как всегда, был категоричен. – Надо обустраиваться в вотчине, усадьбу поставить, а купля твоя никуда не денется.

Луку поддержал Иван Андреевич, а в отношении купленных деревенек купец рубанул сплеча:

– Надул тебя боярин. Как есть надул. Красная цена той купли десять рублев московской деньгой. Переплатил ты вдвое, княже. Вот шельмец, каков, – продолжал возмущаться купец. – Коней спозаранку свел с конюшни. Приходили холопы боярские и лошадок увели.

– Как увели? – Андрей от удивления даже привстал со своего любимого стула. – Я же хотел из табуна, что в селе оставили, дать ему лошадей, – князь подивился предприимчивости своего нового друга.

– Так и забрали, ты же сам велел отдать, вот они и взяли. То все слышали, – проинформировал забывчивого князя Лука Фомич, с трудом скрывая усмешку.

«Пора завязывать с пьянкой, не то потеряю уважение мужиков. Вон сидят, еле смешки прикрывают».

– Цыц! Хватит насмехаться! – Андрей с силой ударил кулаком по столу, медный подсвечник подскочил и упал со стола на пол, закатившись под лавку.

– Да мы, боярин, даже не думали, – в голос заверили Андрея Лука Фомич и Иван Андреевич.

Лишь Кузьма промолчал, старательно делая вид, что его дело – сторона. Наконец, и он не выдержал:

– Что сделано, то сделано, – Кузьма ехидно усмехнулся. – Пользу с твоей купли можно поиметь немалую. Места там добрые, хоть и неспокойные.

– Какие такие добрые? Хлеб не родится, земелька там – тьфу, да и только, – продолжал горячиться купец. – Татары каждый год набегают малыми ватажками.

– Ты, Иван Андреевич, не шуми. Боярин что-нибудь придумает, твое дело – торговое. Приказали тебе в Новгород идти – значит сполняй. – Кузьма резким движением рубанул воздух мозолистой рукой, словно поставил точку в разговоре.

Купец, уставившись на пудовый кулак Кузьмы, враз притих и от дальнейшего спора предпочел отказаться.

– Мыслю я так, – неторопливо продолжил Кузьма, водружая на стол поднятый с пола подсвечник. – Наперво нужно плотников нанять, мужики, конечно, к топору привычные, но отвлекать сейчас их от земли не дело. Затем купить лес для хором надобно, тын можно из сырого леса поставить, а усадьбу следует из загодя заготовленного леса рубить. Там недалече лес везти. Сторгуемся по цене, нам до места лес привезут. Холопы нужны еще, пускай Лука предложит охотникам запродаться в боевые холопы, али вольных нанять можно. Сам понимаешь, места там какие – лишними вои не будут. Опять же мастеровой люд нужен, да и просто холопские семьи. Людишками, чай не богаты те земли. Тут уж ты, Иван Андреевич, постарайся, пока не отплыл, вызнай все и куплю оформи чин по чину. Еще кузнец надобен. Кузня в Васькино есть пустая, кузнеца там давно уже нет, я узнавал. Сгинул кузнец, лихоманка забрала.

– Это легко. Кузнеца купить можно. Дорого, правда, он обойдется, но поторговаться стоит. Знаю я одного боярина, он нужду в серебре имеет. Сейчас каждый второй боярин без серебра сидит, вотчины в заклад пускают, – купец был настоящим кладезем информации.

– Это почему? – заинтересовался Андрей.

– Так войско резанское побили ноне в Ростовской земле. Бояре и боярские дети дворы свои потеряли в той битве. На новых холопов деньги нужны, кони опять же, упряжь справить надобно, доспех новый, сабли вострые, саадаки купить – все денег стоит, – пояснил купец, пожимая плечами, и в качестве примера привел друга князя. – Боярин Маслов потому тебе куплю свою продал, что нужда его заставила, – ответ купца был исчерпывающим.

– А как это купить кузнеца? – продолжил выяснять Андрей.

– Просто. Мастеровых на Руси мало. Бесермены, когда набегают, первым делом стараются мастеровых полонить. А бояре наши выкупают мастеровых за большие деньги. Рублей за тридцать сторговать можно.

– И что? Разве не свободным становится мастеровой, если его выкупят?

– Свободу получают только те, кого освободят в воинском походе, а ежели выкупили, то хозяину новому служат, пока не выкупятся.

– Ты, Иван Андреевич, соплей[69] купить не забудь, – напомнил Кузьма. – сотню штук, мыслю, хватит попервости.

– Сотню? Это ж сколько серебра надобно?

– Рубля два, вестимо, надо отдать будет, мыслю. Еще гвоздильну купить, нижние зубила, клещи малые, большие вроде есть там, пробойники, ножницы, подсеки, обжимки, подкладки, штампы, напильники, тиски и круговые точила, – начал перечислять список необходимого инструмента Кузьма. – Да меха еще не мешало бы заменить.

– Вот ты и походи по торгу, выбери, что надоть, а мне недосуг этим заниматься, – сказал, как отрезал, Иван Андреевич.

– Отсыпай серебра, пойду я. Что кота за хвост тянуть. – Кузьма поднялся с лавки, ловким движением поймал брошенную купцом калиту с серебром и отправился в кузнечный ряд торговать инструмент.

Вечером того же дня в доме боярина Маслова состоялся важный разговор, который определил дальнейшую судьбу Андрея, но сам он об этом не догадывался. Костя почтительно стоял прибывшим гостем и внимал словам старца.

– Из града не отлучаться. Дворовых своих вызови с вотчины. Сиди и жди.

– Так вотчина моя… – несмело напомнил боярин о своих проблемах.

– Ничего с твоей вотчиной не случится, – строго сказал старец. – Успеешь дела поправить. Нако вот, возьми. – гость бросил на стол увесистый кожаный мешочек, весело звякнувший от удара.

– Благодарствую, – Костя забрал калиту, оценивающе взвесил ее на руке, но открывать не стал – сразу прицепил к поясу.

– Царевича, что в прошлом годе со своими татарами приходил, помнишь?

– Как не помнить? Помню.

– Так вот его род кочует на украинных землях. Уговоришь друга в набег сходить. Царевич объявил себя царем ордынским. Вот и набежите на кочевье его.

– Так не справимся мы, воев мало, – покачал головой боярин.

– А тебя никто не заставляет на орду царевича нападать. Разорите малое кочевье и уйдете, но так, чтобы следы остались.

– Понимаю, – боярин усмехнулся в пышные усы.

– Раз понимаешь – делай. Главное, он не должен уйти на службу к татарам, – еще раз предупредил боярина старец.

Глава 7 Вотчина

Отплывали ближе к полудню. Ужасно болела голова, но Андрей мужественно терпел. С вечера опять засиделись до полночи с боярином Масловым. Все-таки страсть к выпивке у нашего народа уходит далеко в прошлое. Андрей поморщился от пульсирующей боли в висках, завернулся в медвежью шкуру и провалился в глубокий сон.

Шли по Оке быстро. Ветер наполнял парус, и ушкуй летел по водной глади, словно птица. Команда отдыхала. Андрей, поправивший здоровье соленым капустным рассолом, предусмотрительно прихваченным с собой в дорогу Семеном, пристально всматривался в горизонт. Нанятые ладьи едва тащились следом за ушкуем. Скорость посудин значительно уступала скорости ушкуя.

– Ничаво, догонят, – худой, как жердь, мужик в посконной рубахе и синих татарских шароварах – один из трех кормчих, согласившихся в Переяславле поступить на службу к князю, догадался о тревоге Андрея и поспешил успокоить господина.

В отсутствие Луки, отправившегося в Новгород, Афанасий взял командование на себя. Верховное командование оставалось, конечно, за Андреем, но князь предпочел спихнуть рутину на помощника.

К вечеру догнали ладьи рыжебородого Митяя, который с холопскими семьями, купленными в долг у монастырской братии, отплыл спозаранку на нанятых пузатых ладьях. Команды корабликов радостно приветствовали друг друга. Некоторое время корабли плыли рядом, но вскоре ушкуй вырвался вперед и стал стремительно оставлять за кормой неторопливые ладьи.

В устье Прони вошли еще засветло. Шли под парусами. Ветер часто менял направление, потом вообще стих. Мужики сели на весла и бодро гребли до самого вечера. Река Проня, как успел заметить Андрей, довольно широкая. Местами ее ширина достигала ста двадцати метров, а в среднем составляла не менее восьмидесяти. Андрей мысленно упражнялся, переводя метры в сажени. Получалось пока плохо. Гораздо успешнее продвигались занятия по изучению татарского языка. Андрей поразился факту, что многие люди знают несколько языков. Прямо страна полиглотов каких-то, а не древняя немытая Россия. Некоторые из ушкуйников владели наряду с татарским еще и немецким или английским языками, а то и тем, и другим.

Главными учителем татарского языка стал татарчонок Кулчук-Улан, которого все звали просто – Кулчук, по родовитости своей ставший главным над татарами, перешедшими на службу к князю. Андрей схватывал все на лету. Постепенно вся команда ушкуя перешла на татарский язык. Андрей делал поразительные успехи. У него неожиданно открылась способность к изучению языков. Без всяких учебников, лишь на живом общении он уже через пару дней понимал, о чем идет речь, и мог худо-бедно изъясняться по-татарски.

На ночевку встали засветло. Разбили лагерь и стали ждать отставшие ладьи. Тяжелогруженые кораблики подошли к берегу уже в сгущавшихся сумерках, Андрей было начал волноваться их долгим отсутствием, но, увидав вдалеке в лучах заходящего солнца силуэты кораблей, вздохнул с облегчением и успокоился.

На ужин сварили кашу. В медные котлы кинули крупы, настрогали мелко сала. Пока готовилось варево, Андрей сидел у костра, завернувшись в медвежью шкуру, – с реки тянуло холодом и сыростью. Люди, окружавшие князя, включая холопские семьи, расположились на отшибе. Улыбались, смеялись и радовались жизни, как будто не везет их князь черт знает куда… Холопам боевым все едино: доля их такая. За них думает боярин, и заботится о них боярин опять же. Но ушкуйники жили себе не тужили, и понесла их нелегкая на Дон. И вот теперь оставшиеся в живых новгородцы – слуги вольные на службе у Андрея. И что интересно, верят в князя без оглядки. И то, что впереди их ждет непростая жизнь, так от судьбы не уйдешь, только фатализмом можно объяснить беспечное отношение людишек к своей судьбе. С такими мыслями Андрей потихоньку задремал и проснулся от толчка в спину.

– На, боярин, поснедай, – Сенька протягивал ему огромный ломоть ржаного хлеба, поверх которого густо наложены мелко наструганные кусочки холодного мяса.

Андрей огляделся. Все мужики сидели вокруг большого котла с деревянными ложками наготове, ждали, когда боярин, как старший, начнет трапезу. Андрей не спеша вытащил из-за голенища высокого сапога свою серебряную ложку. Прочитал молитву, которую успел выучить еще в Переяславле Резанском, и запустил ложку в горячее варево. Следом строго по очереди потянулись остальные. Вокруг костра собрались самые ближние, в их число с недавних пор попал татарчонок Кулчук, которого полонил Сенька (как кажется давно это было), и старый татарин Булат, принесшие клятву верности князю. Остальные татары, также присягнувшие на верность, сидели у соседнего костра, как бы и рядом со всеми, но в то же время – наособицу. С татарами Андрей серьезно нарушил обычаи. Принятие православия – обязательное условие, только при выполнении этого условия татары могли получить свободу и быть приняты на службу. Но как бы свободу он им не вернул, а вооружил, и то в качестве своих холопов. Вроде не по обычаю, но и нарушение, на взгляд Андрея, несильно серьезное.

Андрей принял как данность отношение татар к переменам в своей судьбе. Несмотря на рабство, они чувствовали себя вполне счастливо. Оружие было при них, одежда и доспехи у татар – позавидует любой свободный татарин. Кони – лучшие. Что еще для счастья надо? А то, что в рабство попали к русскому князю, так и у себя они были такими же рабами ордынского хана. Все татары – рабы хана. Раньше были рабами хана, теперь стали рабами Андрея. Только и всего. Остальное для них все осталось по-прежнему.

Глядя на татар, Андрей лениво размышлял над их внешностью: какие они татары… Мать Кулчука – русская полонянка. У Булата мать тоже русская: отец Булата взял в жены дочь русского купца из Твери. Татарская знать резко отличалась своей наружностью от простых пастухов. Потомки монгольских завоевателей имели мало общего со своим народом, основную массу которого составляли потомки кипчаков и пришедших в эти края орды покоренных ранее монголами племен.

Однако русские корни не мешали татарам грабить и убивать на Руси. Да и черт с ними. Пытаться понять поступки людей этого времени современному человеку чревато умственной перегрузкой. Нужно просто принять их такими, какие они есть. Русские это или татары.

Андрея спозаранку разбудили братья. Лагерь давно уже проснулся. Митяй с холопами погрузился на кораблики и готов был отплыть в любой момент. Андрей быстро позавтракал остатками вчерашней каши, которую братья специально припасли для него. Андрей точно помнил, что вчера во время ужина котел опустел быстро и на дне его ничего не оставалось. Вместо настоя из трав Андрей ограничился несколькими глотками красного вина из винной лядунки Семена, подаренной ему князем из татарской добычи. Его собственная фляжка осталась на ушкуе, а идти искать ее было некогда.

По Пранове шли уже на веслах, ветер не благоприятствовал. Андрей распорядился идти всем вместе. Первым шел ушкуй князя, замыкающей ладья Афанасия.

По прибытии в Васькино Андрей с Лукой первым делом направились к Спиридону. Раненые ватажники поправлялись, лишь двое отдали богу душу. Из десятка раненых татар выжили не все. На поправку шли пожилой татарин – Анфал, и с ним еще трое. Кулчук очень обрадовался, что старый воин выжил. Узнав, что Кулчук вместе с остальными теперь служит русскому князю, Анфал попросился на службу. Андрей не стал отказывать.

На завалинке перед избой, греясь на солнышке, сидели Андрей и Спиридон, сменивший свою однорядку на татарский халат. Спиридона Андрей, недолго думая, утвердил на должность заместителя князя по хозяйственным вопросам, или иначе управляющим в вотчине. Иными словами, три в одном: тиун, дворецкий и ключник.

Разговор между ними шел серьезный, Андрей пытался выяснить, как отреагируют крестьяне на известие, что отныне они – вотчинные крестьяне.

– Обрадуются, но виду не покажут, – усмехаясь в бороду, заверил господина Спиридон.

– А вдруг уйдут? – засомневался Андрей, он из школьного курса точно помнил, что крестьяне имели право уходить от господина.

– Сам посуди. Зачем им уходить? – покачал головой Спиридон.

– Ну мало ли, – пожал плечами Андрей. – А если оброк я увеличу?

– Нельзя, не по старине это, – от удивления у Спиридона широко открылись глаза. – Ты я вижу, княже, мало понимаешь в наших порядках. Оброк увеличить ты не вправе, хоть в вотчине своей ты господин, но управа на тебя есть – великий князь. А уйти крестьяне не смогут. Раз князь пожаловал тебе вотчину, значит, с тобой все дела мир иметь будет. Уйти могут, но рассчитываться миру уже с тобой придется.

– За что рассчитываться?

– Как за что? Подъемные от князя получали? Получали. Отдай и уходи. Но не переживай, никто никуда не пойдет. Под вотчинником быть лепо им.

– А в чем тогда их выгода? – Андрей действительно не мог понять, в чем тут фишка.

– Сам посуди. Ты служишь великому князю. Крестьяне вотчинные тебе оброк платят и только. А от государева тягла освобождаются, а это, как ни крути, немало. Приказных кормить не надо будет, мир от кормовых большой разор имел. Бывало, приказной приедет собирать тягло и живет неделю-другую, а то и дольше, а кормят его всем миром, поминок опять же полагается дать. Баб в ущерб хозяйству в услужение давать приходилось. А теперь все вопросы с князем ты решать будешь. Крестьянам послабление будет.

– Думаешь, не уйдут? – сомнение еще не покинуло Андрея.

– Уйти могут только те мужики, кто своим хозяйством не обзавелся. Эти могут уйти, но куда? В город? Так и там разрешение сотского получить надо. В другое княжество? А примет ли их мир – еще вопрос. К князю уходить – выгоды никакой, если только к Тверскому князю идти, он на двадцать лет освобождает от тягла, но оброк платить все одно придется. Подъемные даст не жалеючи, но опять захочешь уйти, то отдавать придется. Посему самое выгодное – быть под вотчинником или монастырем.

– Могут еще на Москву уйти. Вон сколько народу в княжестве московском развелось.

Спиридон не выдержал, рассмеялся звонким голосом.

– На Москву. Ой, насмешил. Что там не видели? Татары что в резанских землях озоруют, что в московских. Народу в Московском княжестве много от того, что выкупают митрополит с государем московским полоняников в Орде и садят на своих землях.

– А в холопы запродаться могут только те, кто не имеет хозяйства? – решил уточнить Андрей.

– Ну почему? Любой может. Сначала рассчитайся с миром и уж потом продавайся, кому хочешь. Но все больше молодые идут в холопы. Холопом быть не так уж плохо. Бывало был холоп, а стал боярин.

Ага, социальные лифты работают! Но свободы нет, есть воля. Отдельный крестьянин связан с миром. Сам по себе он никто, и звать его никак. Одному одна дорога – в холопы. А только мир решает, отпустить ли тебя из общины, и мир решает, стоит ли принимать чужака. Но в принципе из крестьян в горожане переход свободный, если получишь на то разрешения своей и городской общины.

На следующий день Андрей собрал крестьянский сход и, нарядившись в лучшие свои одежды, важно предъявил обществу грамотку резанского князя. Отныне село и тяготеющие к нему деревеньки с нивами и пожнями и прочими угодьями принадлежали боярину великого князя Резанского, служилому князю Андрею. А посему он, князь и боярин резанского князя, хочет пересмотреть условия оброчные. Андрей уже разобрался, что большинство крестьян на Руси лично свободные и в принципе вправе свободно покидать обжитые места, переходя на другое место. Исходя из этой данности, Андрей подготовился к разговору с крестьянским сходом.

Уже знакомый Андрею староста деревни Тит, мужичок в татарском кафтане из добычи, отданной Андреем общине, подробно перечислил, что именно они выплачивали в качестве оброка резанскому великому князю. Внимательно выслушав жуликоватого старосту, Андрей сообщил миру о своем решении пересмотреть пункты договора аренды земли. Крестьяне по сути арендовали землю. Но, в отличие от развитого капитализма, где каждый был сам за себя, арендодатель, то бишь князь или боярин, был кровно заинтересован в большем доходе своих нанимателей земли. За долгий вчерашний вечер Андрей неоднократно обсуждал со Спиридоном все тонкости назначения сроков и размеры выплат оброка.

Андрей вопреки старине значительно увеличил величину крестьянского оброка. Взамен князь, пока не раздался возмущенный ропот крестьян, сообщил, что выделяет безвозмездно каждому двору по лошади и по полтине на покупку скотины.

– Так ить не прокормим скотинку, – запустив руки в бороду, попробовал заикнуться староста. – Сена мало запасаем. На одну овцу на зиму почитай идет три копны. А на лошадь с коровой – десять копен. Откель взять нам столько сена, когда мы косим токмо пятнадцать копен? – развел руками мужичок, недоумевая.

– И чем кормите животинку тогда? – Андрей уже знал ответ, но хотел услышать его из первых уст.

– Известно чем: овсом, соломой озимой и яровой. А если нехватка выходит, то под нож скотинку пускаем. Оттого и нету у нас скотины ноне.

– Не беда, – постарался заверить своих крестьян Андрей. – Сено у меня покупать станете. Вернее менять на меха и мед. Возьму еще навозом за сено, – озвучил свое предложение князь.

– Менять на назем? – в толпе раздался шум, мужики искренне удивились столь необычному предложению нового господина.

– Да, на навоз, – с широкой улыбкой подтвердил Андрей.

– Это мы запросто. Этого добра у нас навалом, – разом заулыбались повеселевшие крестьяне.

Староста выглядел очень довольным. По весне крестьяне вывозили навоз на берег реки, и паводком его уносило в реку. А теперь можно не выкидывать, а выменять на столь необходимое в крестьянском хозяйстве сено.

– А когда коней получим и деньги? – староста задал вопрос, волнующий всех мужиков селения.

– Да прямо сейчас. Коней Семен выделит. А серебро со Спиридона получите, – князь махнул рукой в сторону своих помощников, стоявших рядом с ним. – Вы Спиридона знаете. Он теперь будет моим управляющим в вотчине.

– Тиун значит по-старому, – поправил Спиридон господина.

Кстати, потом Андрей несказанно удивится, что Спиридон, приняв предложение князя стать дворским, автоматически стал холопом князя. Ведь в городе, когда Андрей принимал на работу управляющего, то составили договор, где был прописан пункт личной свободы наймита. Что двигало Спиридоном, когда он добровольно отказался от свободы, Андрей так и не узнал, тот же предпочитал отмалчиваться.

Надолго в деревне не задержались, Андрей очень торопился найти подходящее место под боярскую усадьбу, а Спиридон волновался из-за сроков сева. Семен по-быстрому отделил от табуна лошадок, обещанных крестьянам, Спиридон отсыпал Титу обещанное серебро на покупку скотины и между делом стребовал со старосты пушной оброк. Татары во время набега не нашли схоронку, где предприимчивый Тит прятал меха. Прохиндей было попробовал схитрить, а как без этого? Якобы татары все отобрали подчистую, но вовремя спохватился, заметив мрачные лица княжеских воев, схватившихся за сабли, и, недовольно сопя, выделил причитавшееся – меха белки, куницы, лисицы, горностая. Кстати, отчего-то мех горностая не чисто-белый, а имел чуточку желтоватый оттенок в задней части шкурки.

Кузьма вместе с коренастым мужичком в татарском халате и огромным по местным меркам богатырем в суконной однорядке поверх сермяжного кафтана отправился в кузницу.

Мужика в татарском халате звали Онисимом, и долгое время он прожил в Сарае, пока его не выкупили из татарской неволи и не сделали закупом. То есть временно несвободным, пока не выплатит серебро, потраченное на его окуп.

Богатырь – Олеша Молот, резанский бронник, переманенный хитрым Кузьмой на новое место жительства. Олеша – свободный, но и на него пришлось потратиться, утрясти вопрос с миром и выплатить тягло, положенное на него в этом году.

Через некоторое время мужики вышли из-под навеса. В деснице Олеша тащил наковальню, прижимая ее к себе «лицом», рогом кверху, а в левой руке под мышкой устроилась фигурная наковальня. Обе наковальни, вместе взятые, весили больше двух пудов, но Олеша нес их, словно пушинки. Следом за кузнецом мелко семенил Онисим, взвалив на себя различный инструмент. Кузьма тащил совсем маленькую наковальню и огромные молоты-кувалды.

– С собой заберем. Ништо, не утопнем, – весело сообщил Кузьма, отвечая на немой вопрос боярина, когда мужики аккуратно сложили инструмент в маленькие лодки, чтобы перевезти его на ладью, стоявшую на якоре недалеко от берега. Ладья не ушкуй, ей чтобы к берегу пристать, причал нужен.

Кулчук со своими людьми отправился перегонять табун вверх по реке. Конечной остановкой пути Андрей выбрал самую южную границу своих владений. И если ошибся он на пару десятков верст в сторону татар, ничего страшного. В обычаях сего времени самовольный захват земли. Тем более что резанской эта земля считается номинально, если вообще считается. Скорее земли эти – буферная зона между Резанским княжеством и татарами. Если кто и будет протестовать, так это вольные орды татарские, кочующие летней порой в этих местах, а с ними Андрей сумеет договориться, аргументы для разговора имелись – полные колчаны аргументов.

В Васькино Семен времени не терял, уговорил десяток парней запродаться в боевые холопы. Еще одна молодая семья заключила ряд – продалась в холопство на пять лет, соблазнившись условиями кабалы.

По прибытии на подходящее место, которое выбрали сразу же, как увидели с борта ушкуя, Андрей деятельно занялся строительством усадьбы. Место очень удачное, река тут делала петлю, огибая высокий мыс. Разгрузив кораблики, стали обустраивать временный лагерь.

На следующий день, не теряя времени, Кузьма распределил людей по местам, и работа закипела. Спиридону отошла часть сельскохозяйственная, Афоня занялся строительством усадьбы, Митяй возглавил лесорубов. Общее руководство строительством поручалось Кузьме, ему же досталось строительство вымола на реке.

Сам Андрей, переодевшись в татарскую одежду, оказавшуюся очень удобной, забрав с собой всех троих братьев, отправился на ушкуе к своему схрону. Тайник не потревожили ни люди, ни звери. За светлый день перетащили ящики на кораблик. С пушками пришлось повозиться, но справились.

Вернувшись в лагерь, заметили, что мужики времени даром не теряли. За день вершина холма лишилась многовековых деревьев, теперь народ валил вековые деревья у подножья холма. Кузьма деловито отмерял шаги, намечая контуры будущей усадьбы. Первым делом он отвел место под временную кузницу. Сарай поставить мужикам – плевое дело, два часа работы – и готово. Потом сладили горн в виде жаровни с воздуходувными мехами, расположенной на каменном возвышении со стенкой у одного из краев. Поставили наковальню на врытый в землю чурбан таким образом, чтобы верх наковальни был ниже локтя Олеши примерно на четверть аршина[70]. Точильный круг приспособили, угли из ладьи выгрузили, крицы сырого железа и уклад. Все, с утра можно начинать работать Олеше. Кузьма отрядил ему в помощь двух человек, как-никак для работы в кузне без помощников не обойтись, а среди новгородской ватажки нашлись молотобойцы. Онисим к полудню закончит со своей кузней, и начнется работа.