Как бы эзотерика. Собрание сочинений, том 15

– Да, но ваш метод…

– А мой метод таков!.. – мастер Чен вдруг встал с кресла, взял со стола серебряную шкатулку, шагнул к окну, быстро накрыл осу шкатулкой и щелкнул крышкой. Жужжание на секунду прекратилось, а потом возобновилось с новой силой, но уже внутри шкатулки. Мастер Чен поднял шкатулку в руке, показывая собеседнику.

– Смотрите, она недовольна. Она возмущена и готова жалить за такую несправедливость. Ведь ее лишили свободы, теперь она не может свободно биться в стекло до смерти. Но… – мастер Чен выставил руку со шкатулкой в открытое окно и легко, привычно перещелкнул крышечкой. Мастер Ли успел увидеть, как оса с огромной скоростью вылетела из открытой шкатулки и исчезла в солнечных лучах. – Но… теперь она действительно свободна… – закончил мастер Чен и вернулся в кресло. – Пусть она думает обо мне, что хочет. Я не привязан к благодарности… Да, может быть, если бы я потратил полжизни, объясняя ей природу стекла и полуоткрытого окна, и каким-то чудом достиг в этом успеха, то она была бы мне очень благодарна, сказала бы: «Спасибо, мастер Чен, за великую науку, теперь я знаю так много, и могу лететь». И если бы для меня существовала разница между славой и оскорблениями… А ведь она, несомненно, ругает меня на чем свет стоит, не так ли, брат Ли? «Поймал, запер, да еще неосторожно стукнул крышкой…» Так вот, если бы для меня существовала разница, то я бы предпочел первый путь… Но меня не интересует отношение ученика ко мне, меня заботит его свобода, и если для этого надо разбить нос, то я разобью нос. И не важно чей…

Мастер Чен замолчал. Его собеседник неожиданно поклонился и вышел. Мастер Чен удовлетворенно кивнул, закрыл глаза и погрузился в медитацию.

Мастер Ли вышел, закрыл за собой дверь и остановился. Ему было одновременно грустно и радостно. Грустно за себя и радостно за брата Чена.

– Брат Чен по-настоящему идет по пути Будды, – тихо сказал сам себе мастер Ли. – А я… Я слишком привязан…

Мастер Ли вышел во двор монастыря, и его тут же окружили ученики.

– Мастер Ли! Мастер Ли! Расскажите нам историю о блуждающем будде! Вы обещали!..

Мастер Ли посмотрел на горящие интересом глаза, на знакомые, такие родные лица. Вот недавно прибившийся к монастырю послушник, которого он пару месяцев назад вылечил от малярии, выхаживая день и ночь; вот брат Тэн, пожилой монах, с которым они однажды потерялись в снегах и чуть не замерзли насмерть; вот совсем молодой послушник-сирота, для которого мастер Ли стал и отцом и матерью. Родители парнишки погибли во время обвала. Его сегодняшняя улыбка стоила мастеру Ли немало дней и ночей…

«Мастер Чен прав – я слишком привязан, я никогда не смогу ударить никого из них… Даже ради просветления… Я привязан к благодарности, к этим любящим взглядам, к этой теплоте, мое сердце принадлежит им, а не пустоте…»

Мастер Ли опустился на предусмотрительно подготовленную учениками подстилку и приготовился рассказывать обещанную историю. Послушники оживленно устраивались вокруг. Вдруг они, как один, замолчали, с лиц исчезла улыбка. Мастер Ли оглянулся. Во двор вышел мастер Чен и молча направился в сторону горы Кунь. Послушники втянули головы в плечи. Видно было, что они боятся пошелохнуться. Но сегодня мастер Чен никого с собой не позвал. Он собирался один увидеть красоту кровавого заката…

– Мастер Чен желает вам только блага… – зачем-то сказал мастер Ли, когда старший наставник исчез за воротами монастыря.

– Мы знаем, знаем, – заговорили монахи. – Он очень продвинут…

Они снова оживились, снова на лицах заиграла улыбка, радостно засмеялся мальчик-сирота:

– А правда, что блуждающий будда…

И вдруг грусть, сидевшая внутри мастера Ли, куда-то исчезла. «Может быть, брат Чен и прав, и мне никогда не достичь вершин духовного осознания. Пусть мой разум слаб, но мне кажется, что это тепло… эта… любовь… выше, чем…» – мастер Ли осекся даже в мыслях, а через мгновение он почувствовал, как внутри…

– А правду говорят, что если человек внезапно получил просветление – это значит, его посетил блуждающий будда? – спросил кто-то, но мастер Ли не ответил.

…И долго еще ждали ученики обещанной истории, потому что их любимый наставник окаменел, словно древняя статуя Будды. И лицо его светилось счастьем и неземным пониманием…

Взгляд из сердца

Девочка точно знала – мир ее ненавидит. И отвечала взаимностью.

«Жизнь – говно, родители – сволочи, люди – уроды, – повторяла она про себя. Девочка уже была большая и знала много подобных слов.

Она часто убегала из дома. Забивалась куда-нибудь и думала, почему мир, в который она попала, такой серый, подлый и страшный.

Иногда она пыталась найти вокруг что-то прекрасное. Она слышала, что жизнь удивительна, в ней много красок и восхитительных ароматов.

– Где? – спрашивала девочка и подозрительно, с ненавистью оглядывалась. И видела только уродство и сволочей. Принюхивалась, но никаких ароматов, кроме запаха уборной, не чувствовала. И она в сотый раз убеждалась, что рассказы о прекрасном мире вокруг – вранье. Просто еще одно вранье взрослых уродов.

– Может, мир для кого-то и прекрасен. Для тех, кого он любит. А меня он ненавидит… Ну и хрен с ним! – Девочка смачно сплевывала и шла домой переночевать.

А однажды утром она вышла из дома и пошла к реке, чтобы прятаться в кустах, смотреть на плескающихся детей и незаметно кидаться в них камнями.

На первом же перекрестке ее сбила машина. Девочка лежала на асфальте, окруженная людьми и смотрела на затянутое серыми тучами небо. Она почему-то не чувствовала боли, поэтому, сжав зубы и отметив еще один факт ненависти мира к себе, попыталась встать, но тут же потеряла сознание.

Девочка очнулась на операционном столе.

– …Ну и досталось бедняжке. Все кости переломаны! – услышала она словно откуда-то из космоса, так звенело в ушах.

– Да не преувеличивайте вы, Ульяна Матвеевна! – ответил серьезный мужской голос. – Могло быть и хуже. А тут – через месяц-другой все срастется. И следа не останется!

– Да вы на нее посмотрите, бедолагу. Ведь вся в гипсе, словно мумия! – снова запричитала Ульяна Матвеевна. – И пошевелиться ведь не может.

– Ей и не надо шевелиться, пока все не срастется. Организм молодой, все будет хорошо, не переживайте. И не вздумайте такие речи при девочке вести! Скажете, что ничего серьезного, и что она скоро снова будет бегать и радоваться жизни!

«Ага, как же…» – мрачно подумала девочка и приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на урода, который хочет ее обмануть. Уродом оказался высокий доктор в белом халате.

– Родители-то ее объявились? – спросил он.

– Нет еще, Разик Умович… – вздохнула Ульяна Матвеевна. – Куда везти-то бедняжку? В палате для девочек мест нет.

«А как же! – усмехнулась про себя девочка. – Сейчас еще к пацанам положат, и они будут надо мной издеваться…»

Она попробовала пошевелиться, но не получилось. Чуть сильнее приоткрыла глаза и попыталась осмотреть себя. Что-то непривычно большое и белое.

– Беда! – сказал доктор и неодобрительно покачал головой. – И к ребятам не положишь. Там кровати чуть ли ни в плотную стоят. Ну сколько можно начальству писать, что травматологическому отделению нужны просторные палаты, а не комнатки с пятью кроватями?! Подсобку начали переделывать, как я просил?

– Там даже один больной уже лежит! – сказала Ульяна Матвеевна. – Правда, не нашенский, из соседнего корпуса. У них тоже места не было, вот и напросились, услышав, что мы новую палату делаем. Ее, конечно, еще не успели…

– Ну, туда и везите, по-другому пока никак…

«Конечно, мест нет, а меня – в какую-то подсобку, да еще к пацану!» – с ненавистью подумала девочка и зажмурилась, чтобы не видеть этот паршивый мир.

Она почувствовала, как ее повезли, а потом ощутила затхлый запах, совсем не похожий на медицинский дух операционной. Остановка, скрип двери, снова движение, а затем едва заметный удар кровати-каталки о стену. Девочка поморщилась, но глаза решила не открывать до последнего.

– Ты, смотри, не обижай девчушку! – сказала Ульяна Матвеевна. – Пока к тебе положим. Она немного поломанная, бедняжка. Будешь кавалером себя вести?

– Буду, – пообещал тихий мальчишеский голос.

«Ага, как же, – подумала девочка. – Только и ждал наверное, чтобы ему кого-нибудь беспомощного поиздеваться привезли. Ничего, пусть только попробует!»

– Ну, я пойду, – сказала Ульяна Матвеевна. – Она спит пока. После операции. Так что не буди. Пусть сама проснется…

– Хорошо…

Снова скрип двери и – тишина.

Девочка долго лежала, ожидая каких-нибудь очередных подлостей от ненавидящего ее мира. Но все было спокойно. Пацан, видимо, не собирался пользоваться отсутствием нянечки и делать какую-нибудь гадость.

«Ну и дурак!» – подумала девочка и открыла глаза. И тут же убедилась, что мир в очередной раз ее пнул, причем и без помощи других людей.

Девочка оказалась совсем не в палате, а в маленьком помещении с серыми бетонными стенам, яркими лампами на потолке и следами несостоявшейся поклейки обоев на полу.

Девочка зажмурилась, но почти сразу снова открыла глаза и внимательно осмотрела себя. Она могла шевелить головой и одной рукой. Голова свободно двигалась направо-налево и вверх-вниз. Непострадавшая рука крепилась к телу узкой лентой марли в один слой. Девочка с легкостью ее порвала. Все остальное тело было перебинтовано и казалось совершенно бесчувственным.

«Словно одна голова живой осталась, – равнодушно подумала девочка и внимательнее осмотрела «палату». Помещение было похоже на старый заброшенный склад, в котором долгие годы хранился всякий хлам. Потом этот хлам спешно убрали, но ощущение склада-подвала вместе с мусором вынести не удалось.

На полу валялось несколько рулонов цветастых обоев и забрызганный белой краской валик без ручки. Серый потолок был выскоблен, но не побелен, а длинные лампы дневного света резали глаза.

Девочка окинула взглядом все помещение. Оно и по форме оказалось очень странным. Стены – словно две дуги, соединившиеся вместе в форме рисованного сердца. Причем кровать девочки стояла в одной половинке этого «сердца», а кровать незнакомого пацана – в другой.

Девочка с тревогой посмотрела на соседа. И успокоилась. Это был совсем еще маленький мальчик, на несколько лет младше девочки. Он лежал в гипсе, одной ногой привязанный к какому-то хитрому приспособлению вроде строительного крана. Рядом с кроватью мальчика стояла тумбочка с графином, стаканом, книгами и большой упаковкой то ли конфет, то ли таблеток.

«А у меня где тумбочка?!» – разозлилась девочка.

Маленький мальчик заметил, что соседка проснулась и смотрит на него. Он отложил книжку, улыбнулся и сказал:

– Привет! Как тебя зовут?

– Пошел в жопу! – ответила девочка и отвернулась, уставившись в серый потолок.

– Странное имя! – рассмеялся маленький мальчик, но так по-доброму, что даже девочка не нашла его ответ обидным. – А я здесь совсем недавно. Ты заметила, какая у нас прикольная палата?! Так здорово! Я никогда таких помещений не видел. Словно каменное сердце. Мы лежим в двух его половинках, а внизу, в уголочке – дверь. Классно ведь, правда?..

– Слушай, заткнись, а? – сквозь зубы сказала девочка.

– Болит, да? – с сочувствием спросил мальчик. – Ничего, у нас нянечка хорошая, и доктор тоже. Все у тебя пройдет скоро… Я тогда почитаю еще? Ты как отдохнешь, спрашивай, чего хочешь. Поболтаем, а то ведь скучно…

Мальчик вернулся к чтению, а девочка к мрачным мыслям. Вдруг в наступившей тишине она услышала «бум». Девочка прислушалась. Тихо. А потом снова – «бум». Гулкие удары раздавались один за другим через равные промежутки времени.

– А это что еще за хрень? – не выдержала девочка и снова повернула лицо к соседу.

– Где?

– Ну, вот эти «бум-бум», которые непонятно откуда, словно со всех сторон. Гулко так «бумкают»…

– А, это… Я думаю, где-то стену долбят или еще что, вот до нас и отдается. Ты не обращай внимания, через какое-то время просто перестаешь замечать…

Мальчик помолчал, а потом отложил книгу и вдруг сказал:

– А у меня здесь окно есть!

«Кто бы сомневался! – у девочки все сжалось внутри от зависти. – Мало того, что меня положили в подвал с болтливым пацаном-малолеткой, так еще и единственное окно оказалось на другой стороне комнаты!»

Девочка не видела его из-за необычной формы «палаты».

– Хочешь, я тебе буду рассказывать, что происходит там, за окном? – спросил маленький мальчик. – Там здорово и очень красиво!

Девочка не ответила, и мальчик, решив, что соседка не против, начал говорить:

– Я вижу прекрасный садик при больнице. Там много цветущих деревьев, клумб и дорожек, по которым прохаживаются очень счастливые люди. Сейчас утро, и солнышко только встало. На деревьях поют птицы. Их здесь не слышно, конечно, но я вижу, как открываются их маленькие ротики, а это значит, что птички поют. Прямо под окном большая клумба с кустом роз. Они такие прекрасные. Я никогда не видел цветов красивее. Они удивительно пахнут. Конечно, мы здесь не чувствуем этого запаха, но я вижу, что вокруг роз вьются десятки шмелей и пчел, а это означает – цветы очень-очень ароматные. Небо сегодня синее-синее и чистое. День будет замечательный. Ой, на скамейку прыгнула кошка и стала мыться. Так здорово! Моется, а сама поглядывает на ветку, где поет маленькая синичка… Эй-эй! Синичка, берегись кошки! – Мальчик радостно засмеялся. – Нет, не бойся, она до нее не достанет…

Девочке захотелось, чтобы невидимая кошка подпрыгнула, схватила эту дурацкую синичку и разорвала на глазах у мальчика. Может, тогда он перестанет так радоваться и смеяться. Девочке хотелось крикнуть на пацана, чтобы он заткнулся, но она не могла. Она сама никогда не видела такой красоты, о которой рассказывал счастливый сосед. Ей было ужасно завидно, что она не может посмотреть в окно и увидеть это прекрасное утреннее солнце, клумбы с цветами, шмелей и кошку на скамейке…

– Ой, к скамейке подходят дети! – продолжал говорить маленький мальчик. – Трое. Кошка перестала вылизываться и посмотрела на них. А лапа так и осталась вытянута… Так прикольно!

«Ничего, сейчас эти дети поймают твою мерзкую кошку за хвост и…» – подумала девочка.

– Смотри-ка не убегает! – удивился мальчик. – Дети сели вокруг нее и гладят, а она мурлычет и ласкается… Я, конечно, не слышу, как она мурлычет, но кошки всегда мурлычут, когда их гладят… Она, наверное, бездомная, и ей не хватает пищи и ласки…

Мальчик замолчал.

– Ну, чего там? – не выдержала девочка. – Что происходит?

Она надеялась, что ребята все-таки возьмутся за ум и хотя бы привяжут к кошке консервные банки. Она сама когда-то так же гладила бездомную кошку, чтобы та успокоилась и позволила надеть ошейник…

– Дети чего-то обсуждают, – ответил мальчик. – Разговаривают друг с другом. Пока не могу понять о чем. А! Понял! – Вдруг просиял он. – Они решают, кто возьмет кошку к себе домой! Она больше не будет бездомной! Ура! Ага, точно! Вон та девочка в светлом платье… Она взяла кошку на руки, и дети пошли дальше по дорожке…

– Заткнись, а? – прошептала девочка. Ей хотелось плакать от обиды. Почему, если уж ее положили в эту уродскую палату, то не могли положить там, у окна? Она бы смотрела на прекрасный мир, а не на серый потолок и бетонные стены…

Мальчик замолчал.

Девочка закрыла глаза и попыталась заснуть. Она ненавидела эту палату, она ненавидела мир, который поместил ее сюда, и она ненавидела мальчика-соседа, который занял место у окна и дразнил ее, рассказывая, как там, за окном, хорошо и как много интересного…

«А я должна буду целый месяц пялиться в потолок, – зло сказала девочка себе. – А чего ты хотела?..» Она еще какое-то время с ненавистью думала обо всем, что с ней случилось. Но мысли упрямо возвращались к словам мальчика, к тому, о чем он рассказывал. Солнце, цветы, птицы и добрые дети, подобравшие бездомную кошку… Девочка незаметно забылась и вскоре уснула.

Она проснулась от голода. Ей приснилось, что пришла нянечка Ульяна Матвеевна и принесла еду. Вкусную, совсем не больничную. Мальчик на соседней койке закричал: «Ура! Кушать принесли!», и девочка села в кровати, чтобы как следует наесться. «Нет, – сказала Ульяна Матвеевна во сне. – Тебе есть не положено. У больницы нет средств кормить сразу двоих, поэтому весь месяц ты будешь только лежать и смотреть, как кушает твой сосед…»

В этом месте девочка проснулась и увидела, что рядом с ее кроватью появилась тумбочка, на которой стоял поднос с супом, кусочками хлеба и кашей.

– Ульяна Матвеевна приходила в обед, но ты очень крепко спала, и она не стала тебя будить, – сказал мальчик, заметив, что девочка завозилась. – Сказала, как проснешься, ее позвать, и она тебя покормит…

– Ну так зови, – буркнула девочка.

– Я не могу, у меня звонок сломан. Завтра обещали починить. Ты сама позови. Звонок внизу, к краю кровати прилеплен. Ты руку опусти… Ага, вот так, чуть правее… Чувствуешь такую пипочку пластмассовую? Вот ее и дави…

Девочка нажала «пипочку». Но ничего не произошло.

– Ты много раз не дави, – сказал мальчик. – А то Разик Умович забеспокоится…

– Так ведь не срабатывает…

– Просто здесь не слышно. Подожди…

Девочка убрала руку со звонка и стала ждать. Вскоре и правда открылась дверь и появилась Ульяна Матвеевна.

– Проснулась наконец-то? – спросила она и бойко подсела к кровати девочки. – Ну, давай, чуть-чуть тебя подниму… Вот так, хорошо… Сейчас будем кушать…

– Я не соплячка какая-то, сама могу! – заупрямилась девочка. – Одной рукой справлюсь!

– Ну, давай, давай, – согласилась нянечка. – Я просто тарелки подержу…

Девочка ела, неловко орудуя левой рукой и слушая успокаивающий голос Ульяны Матвеевны:

– Ты, если что, звони. Сегодня моя смена. Дежурить буду. А кости у тебя молодые, срастутся скоро. Недельку только в гипсе-то будешь, а потом снимать его потихоньку начнем. Так доктор сказал…

Девочка молчала, сосредоточенно жуя и думая о том, почему все вокруг только и делают, что врут.

Ульяна Матвеевна вскоре ушла, а девочка заметно повеселела после сна и еды. Она посмотрела на мальчика, удивленная, что он молчит и не пытается, как раньше, завести с ней разговор. Девочке хотелось поговорить, но начинать беседу первой считала ниже своего достоинства.

Мальчик лежал неподвижно. Он был бледен и как будто даже уменьшился в размерах.

«Не одной мне бывает плохо», – подумала девочка и с облегчением вздохнула.

Мальчик заметил внимание соседки и потянулся к тумбочке. Он взял что-то из коробки и проглотил.

– Сейчас, – сказал он девочке. – Я сейчас…

– Что там у тебя? – спросила она. – Конфеты?

– Таблетки. Я без них не могу. Я должен регулярно принимать их, чтобы оставаться в больнице…

– А ты хочешь здесь оставаться? – удивилась девочка.

– Нет, но пока я не могу покинуть больницу, потому что еще не научился видеть прекрасного мира, который там, за стенами… Если я перестану принимать таблетки и книги прямо сейчас, то меня просто переведут из одного корпуса больницы в другой, как было уже много-много раз…

– Но ты же можешь смотреть в окно! – сказала девочка, и зависть с новой силой сжала ее. – И ты там все можешь как следует рассмотреть…

Девочка замолчала, а потом тихо попросила:

– Как там? Расскажи…

Ей было противно, что приходится просить этого пацана рассказать о том, что происходит в прекрасном мире за окном, но другого выхода не было. Она не могла увидеть его сама.

Маленький мальчик посмотрел в окно.

– Там вечер, – сказал он. – На небе появились звезды, и мир стал глубоким-глубоким… Ой! Один за другим зажигаются фонари, словно вслед за звездочками! Это так красиво. Теперь можно смотреть не только в глубину неба, но и на мотыльков, танцующих вокруг фонарей… Какой причудливый танец…

Мальчик замолчал, наблюдая за насекомыми. Он снова оживал. То ли от проглоченной таблетки, то ли от созерцания мира за окном.

– Ну, что там еще? – не выдержала девочка, глядя, как на щеках соседа вновь появляется румянец.

– Ой! – улыбнулся мальчик. – Оказывается, даже вечером по садику ходят люди. Парами. Они очень счастливые, потому что вместе, и они никогда не расстанутся. Помнишь скамейку, где утром сидела кошка?.. На ней сейчас два очень красивых человека. Они смеются и говорят о чем-то… Я пока не могу понять о чем. А! Понял. Он говорит ей: «Я тебя люблю…", и она отвечает…

– Любовь – это вранье! – не выдержала девочка и вдруг расплакалась. – Это еще одно вранье взрослых!

– Ну почему же? – сказал мальчик. – Разве родители тебя не любят?

– Нет! Они такие же уроды, как и все вокруг! Я для них никто!

– Не говори так, – мальчик повернулся от окна к девочке. – Иногда кажется, что мама и папа забывают о нас, и тогда мы попадаем в больницу. Но они нас очень любят. И они очень ждут, что мы вернемся и больше никогда не будем убегать из дома.

– Ты просто еще сопляк и ничего не понимаешь! – сказала девочка, быстро успокоившись. Еще не хватало плакать перед этим малявкой! – И говоришь ты какую-то ерунду. Лучше заткнись и рассказывай, что там, за окном…

– Хорошо, – мальчик снова повернулся к окну и стал говорить.

Девочка смотрела на серый потолок и слушала о прекрасном мире, который не могла увидеть. Ее душила зависть. Вскоре она начала ненавидеть этого мальчишку, которому так повезло. Ей много раз хотелось прервать его рассказ, но она не могла…

Вдруг лампы на потолке погасли, в палате стало темно, и только слабый свет пробивался под дверью.

– Все, пора спать, – сказал мальчик. – Видишь, свет выключили? Я тебе завтра еще расскажу. Можно проснуться пораньше и увидеть восход солнца… Хочешь?

Девочка не ответила. Она лежала и думала о прекрасном мире с глубоким небом, звездами и любящими друг друга людьми, которые никогда не расстаются. И о том, что из-за этого мерзкого пацана она сама никогда этот мир не увидит, не сможет насладиться восходом, о котором мальчишка будет с упоением рассказывать завтра. А она опять не сможет его остановить, беспомощно завидуя.

Мальчик, не дождавшись ответа, подумал, что соседка спит, и тоже завозился, устраиваясь поудобнее. Вскоре он спокойно сопел под одеялом, и в наступившей тишине девочка опять услышала гулкое «бум».

«Неужели и ночью долбят?» – вяло удивилась она и закрыла глаза, надеясь заснуть.

Но сон не шел. Девочка выспалась днем, и сейчас ей хотелось только одного – посмотреть в окно.

– Ненавижу, ненавижу! – шептала девочка. – Ненавижу этот мир, эту больницу, родителей и всех людей! А больше всего ненавижу этого пацана, который может свободно смотреть в окно и видеть прекрасный мир, которого я никогда не видела и который из-за него никогда не увижу!

Девочка открыла глаза и стала неподвижно смотреть в потолок. Потом повернула голову и с ненавистью взглянула на спящего мальчика. Пробивающегося из освещенного коридора света было достаточно, – девочка отлично видела и кровать соседа, и его спокойное счастливое лицо, белевшее, словно луна на небе, о которой еще недавно он сам рассказывал.

Вдруг мальчик застонал. Он заметался по кровати, а потом проснулся.

Девочка видела, как мальчик сморщился от боли, приподнялся и потянулся к коробке с таблетками. Но в этот момент его передернуло, рука невольно толкнула коробку, и она упала на пол…

– Ой! – сказал мальчик и растеряно огляделся. – Что же теперь будет?

Он потянулся к звонку, но, видимо, вспомнив, что тот не работает, опустил руку.

– Девочка! – негромко сказал он. – Девочка, позови, пожалуйста, Ульяну Матвеевну. У меня таблетки упали. Мне без них плохо, я умереть могу…

У девочки перехватило дыхание. Она замерла, делая вид, что крепко спит.

– А-а-а! – вдруг закричал мальчик и заметался по кровати, колотя по звонку. – Девочка! Девочка! Проснись!

Теперь он кричал громко, не зная, что разбудить можно только спящего…

Девочка едва дышала. Ей хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать криков, но она боялась пошевелиться и выдать себя.

«Как было бы здорово, чтобы ты умер! – думала она и дрожала от возбуждения. – Тогда бы тебя увезли, а мою кровать поставили у окна! И я бы уже прямо завтра смогла сама глядеть на прекрасный мир, а не на этот серый потолок!»

Мальчик кричал и корчился на кровати, а потом затих. Девочка прислушалась. Вроде не дышит…

«Есть! – подумала она и улыбнулась. – Завтра я займу его место!»

* * *

Утром Ульяна Матвеевна зашла в палату и застыла в дверях.

– Что же это?.. – прошептала она и подбежала к кровати мальчика. – Беда-то какая!

Девочка проснулась. Она успела заметить, как нянечка выскочила из палаты. Вскоре вернулась с доктором.

– Тихо! – прикрикнул Разик Умович, останавливая поток причитаний. – В реанимацию срочно! Может, еще не все потеряно. Хотя… Оставайтесь здесь, посмотрите, убедитесь, что с его соседкой все в порядке, и быстро ко мне!