Восточная быль Шахерезады

Но погодите, погодите! Это еще не всё! Не такой он был простак, чтобы рассчитывать на одну только благодарность сильных мира сего.

В тех самых коврах, что увешивали стены комнаты свиданий, в самих стенах были просверлены аккуратные маленькие дырочки, через которые из смежных помещений можно было не только наблюдать за происходящим внутри, но и делать интересные фотографии. И будто бы безграмотные с виду тетушки, как бы не разбирающиеся в бытовой технике, на самом деле были искусными фотографами и очень профессионально снимали все эти беспутсва. Со своей стороны, и Мухаббат старалась подставить гостя в кадр так ловко, чтобы были отчетливо видны и лицо, и всё остальное. (Особенно остальное – но непременно вместе с лицом!) Этим снимкам Черный Хасан и отводил роль козырей.

Главную свою надежду Черный Хасан возлагал на Сановника. Больно уж удачно всё складывалось. С одной стороны, имелись четкие фотографии, где этот московский бай был запечатлен в интересных позах. Вы понимаете, да? И лицо, и всё остальное. В непотребном, так сказать, состоянии. С другой стороны, Черный Хасан сумел выяснить, что его вельможный гость весьма привязан к своей семье и неустанно печется о собственной репутации правоверного коммуниста.

Удача сама плыла в руки. Но иной раз, когда удача дразнит слишком уж откровенно, человек должен быть вдвойне осторожным. Конечно, Черному Хасану осторожности было не занимать, как и звериного нюха, но обстоятельства сложились так, что он вынужден был спешить.

Дело в том, что накануне отправили в отставку министра торговли республики. Казалось, крепко сидел человек, корнями врос в высокое кресло! Но нет, дали и ему по шапке. За один день выпроводили на пенсию (хорошо еще, что не на скамью подсудимых!).

Как бы там ни было, а сытное место освободилось. Одновременно прошел слух, что Москва желает видеть на этом месте свежего человека из глубинки, не связанного родственными узами с правящим кланом.

Вот тут-то Черный Хасан и решил рискнуть. Вместо того, чтобы продолжать опутывать Сановника невидимым арканом и постепенно привязать его к себе крепко-накрепко, Черный Хасан выложил на стол свои козыри. Затем предложил взаимовыгодную сделку. Вам, мол, глубокоуважаемый товарищ, – эти интересные снимочки и их негативы, мне – кресло министра и ваше высокое покровительство. Вы также можете быть уверены, что в наших краях вас всегда встретят как султана, что в любой момент вас будут ждать волшебный бульон Улугбека, «имам баилдий» и проказница Мухаббат.

Разговор этот состоялся, как нас уверяют, во время предыдущего приезда Сановника. Беседовали, разумеется, с глазу на глаз, без свидетелей. Откуда в таком случае известны подробности? Да ведь и у стен имеются уши! Не сомневайтесь! Лучше слушайте дальше.

Поволновавшись немного, Сановник успокоился и, в конце концов, принял все условия Черного Хасана, заверив того, что вопрос решится в течение месяца, как только вернется из отпуска главный кремлевский человек по кадрам. Без него, мол, никак нельзя.

Черный Хасан смиренно согласился подождать. Но снимки снова спрятал.

Нет, не в добрый час затеял Черный Хасан это деликатное дело. Переоценил он свои возможности. Точнее, недооценил изворотливости москвича. Тот ведь только прикидывался овечкой. А клыки-то имел волчьи!

Усыпив мнимым согласием бдительность Черного Хасана, Сановник вернулся в белокаменную столицу и тут же послал в Т. ловкого доверенного человека, дав тому подробный тайный наказ.

Осмотревшись на месте, гонец сановника сумел прельстить щедрыми посулами начальника контейнерной площадки – дальнего родственника черного Хасана. Этот молодой мужчина часто бывал в доме под Большими Чинарами, пользуясь полным доверием хозяина. Он-то и выкрал фотографии и негативы, передав их московскому гонцу. Причем, выкрал так ловко, что Черный Хасан ничего не заметил, по-прежнему считая, что его «козыри» лежат себе спокойно в тайнике.

И вот спустя месяц с небольшим Сановник вновь пожаловал в Т. Черный Хасан был совершенно уверен, что вельможа привез с собой долгожданный указ. Привез лично, чтобы продемонстрировать всем степень своего покровительства новому министру. Они ведь так, собственно, и договаривались. В радостном предвкушении больших перемен Черный Хасан распорядился готовить праздничный той, лично выбрал барашка для того самого «имам баилдий».

Тем страшнее был удар, который нанес Сановник в точно рассчитанный момент, когда расслабившийся Черный Хасан меньше всего ожидал беды. Недаром ведь говорят, что Москва слезам не верит, а еще, что Москва бьет с носка. Под дых, без всякой пощады! Черный Хасан в полной мере ощутил это на себе.

Теперь вы поняли? Итальянский мрамор – просто повод. Необходимый повод для служебного разбирательства. Разве станут большие люди собачиться из-за подобных мелочей?

Жаждущий истины всегда ищет подоплеку событий. Особенно, если эти события носят странный характер.

Едва Сановник и сопровождающие его лица покинули пиршество, как Черный Хасан осознал, что его предали. Бросился к тайнику – там пусто!

Предателя он вычислил быстро.

Вскоре дрожащий от страха начальник контейнерной площадки стоял перед ним на коленях.

Черный Хасан сначала выяснил все необходимые для себя подробности, затем сказал так: «Не будь ты моим родственником, висел бы уже сейчас на собственных кишках. Ты сильно огорчил меня. И всё же я дам тебе возможность умереть легкой смертью. Иди домой, напиши записку, что вынужден свести счеты с жизнью, поскольку запутался в долгах, затем ступай к Затону и там утопись. Времени на всё даю тебе один час. А теперь убирайся с моих глаз!»

Вот как всё было на самом деле!

Но постойте, еще один вопрос: а почему Сановник согласился со столь мягким приговором Черному Хасану? Ведь мог бы прислать московскую комиссию, которая легко бы накопала фактов для расстрельной статьи. В те времена к стенке ставили и более уважаемых людей из торговой сферы. Не забыли еще про директора Елисеевского гастронома? А ведь могущественный был человек! С чего это вдруг Сановник пощадил какого-то азиата, посмевшего ставить ему условия?

Э-э, слушай, при чем тут мягкость? Просто если бы следствием занялись серьезные органы, они установили бы, что и у сановника губы в чужом мёде. Коснись дело истинной подоплеки, уж Черный Хасан не стал бы молчать, рассказал бы обо всех, кто пировал в его доме. Но судили его только за мраморные плиты и еще кое-какую мелочь. Поэтому про Сановника он и словом не обмолвился.

Поговаривали, однако, что Сановник не забыл и не простил обиды. Он будто бы только выжидает, когда шумиха вокруг этого дела уляжется окончательно. А затем он хочет добиться перевода Черного Хасана на Колыму. Там вроде бы у Сановника имеются надежные, проверенные люди, которые позаботятся о том, чтобы Черный Хасан погиб в результате несчастного случая или был застрелен при попытке к бегству. Очень уж задели за живое его, правоверного коммуниста и примерного семьянина, эти неприличные, пакостные фотографии!

Вот что еще утверждала стоустая молва.

Будто бы, сидя в зиндане, Черный Хасан ни на ноготь не потерял своей природной уверенности. Он даже делает там гимнастику, проводит в спортивном зале по два часа в день! Он всерьез рассчитывает не только выйти из темницы по амнистии уже следующей весной, но и добиться пересмотра своего дела, полного оправдания, восстановления в партии и даже (слушайте, слушайте и не говорите, что не слышали!) назначения на всё еще вакантный министерский пост! Как вы думаете, что придает ему такую уверенность?

А вот что: несмотря на предательство родственника, у Черного Хасана в другом тайничке сохранились еще кое-какие вещи, крайне неприятные для Сановника. Почему же Черный Хасан не предъявил их следствию? А зачем? Будучи предъявленными, они теряют свою чудодейственную силу. О них должны знать только Черный Хасан и Сановник – вот тогда из них, этих неизвестных нам вещей, эти двое могут извлечь пользу для себя.

Будто бы Черный Хасан, наученный горьким опытом, сейчас тоже выжидает время. А в нужный момент, через своего доверенного человека, он предъявит эти вещи (в точности не известно, что это такое) Сановнику и потребует от него полной реабилитации и вожделенного кресла. В противном случае пригрозит сдать Сановника в КГБ (всё же известно, что эти таинственные вещи имеют очень большую силу!)

Потерпите немного, совсем скоро мы станем свидетелями воистину смертельной схватки между Черным Хасаном и Сановником.

Но сейчас к этой интриге добавилась еще и любовная. Слыхали последние новости из дома под Большими Чинарами?

Сонливые тетушки уразумели наконец то, о чем толкует уже весь город, и в доме разразился страшный скандал. Одна из тетушек будто бы попыталась запереть Мухаббат в комнате, но обуреваемая похотью красотка схватила со стола нож и весьма глубоко поранила свою надсмотрщицу в руку. Тетушки поневоле отступились от бунтарки, но тут же связались по телефону с Черным Хасаном и поставили его в известность о происходящем. И будто бы тот потребовал, чтобы Мухаббат немедленно предстала перед ним. Должно быть, вот в эту самую минуту она находится на пути к зиндану.

И уж тут все сходились во мнении, что ловкая Мухаббат как-нибудь сумеет обелить себя в глазах хозяина, а вот положение Джанджигита совсем скверное. Черный Хасан не простит его ни за что и ни при каких обстоятельствах.

Мы не станем утверждать, что весь базар только тем и занимался, что обсуждал свежие новости, касающиеся Черного Хасана, Сановника, Мухаббат и Джанджигита. Люди, как обычно, делали покупки, отчаянно торговались, ибо только очень скучный человек будет покупать на базаре, не торгуясь до самозабвения. И всё же, приметив поблизости доброго знакомого, каждый непременно спрашивал: «А вы слыхали?» И в ответ звучало: «Ох-хо-хо! Что-то будет! Добром это не кончится…» А другие говорили как бы даже с гордостью? «Вот какие дела творятся в нашем тихом городке! Некоторые столичные птицы, наверное, раньше и названия такого не знали, а теперь им икается, когда они вспоминают дом под Большими Чинарами!»

Глава 11

Как раз напротив базарных ворот, прямо через дорогу, высился куб нового, трехэтажного, универмага, обязанного своим рождением исключительно заботам и энергии Черного Хасана. Это современное здание из стекла и бетона, которое могло бы украсить любой областной центр, было выстроено на невысоком холме, притом так, что ко входу с вращающимися прозрачными дверьми вела широченная, в основании шире даже фасада здания, лестница в три десятка ступеней. Поэтому вход в универмаг был виден практически со всех торговых рядов. Как всегда в базарный день, вся прилегающая к универмагу территория напоминала огромный людской муравейник.

И вот, как вспоминали позже, получилось так, что десятки глаз одновременно заметили белую «Волгу», подъехавшую к основанию этой лестницы. Пока машина тормозила, пока открывались ее дверцы, всё новые и новые взоры устремлялись в ту сторону, причем внимательные зрители дергали за рукав своих смене внимательных соседей, энергично шепча: «Смотрите же, и не говорите, что не видели!»

Из «Волги» вышли… Мухаббат и Джанджигит. Да-да, та самая Мухаббат, которая, по общему мнению, должна была находиться сейчас на пути к тюрьме, и тот самый Джанджигит, который, как утверждали некоторые, уже успел одуматься и драпануть за тысячу километров от Т.

Но они были здесь, вдвоем, без какого-либо сопровождения. В текучих потоках, двигающихся вверх-вниз по ступенькам, эту пару приметили лишь те, кто находился рядом, но зато от торговых рядов туда смотрел весь базар.

Неслыханно! Вместо того, чтобы на коленях молить Черного Хасана о пощаде или бежать из города без оглядки, или, по крайней мере, затаиться, выдать слухи за нелепую ошибку, за оговор, за сплетню, за происки завистников, они прибыли в людное место, да еще в полдень, да еще в базарный день – вдвоем, рука к руке!

О, тут был вызов! Тут была какая-то необъяснимая, безрассудная отвага! И многие из тех, кто осуждал эту парочку и, в особенности, называл по-разному Мухаббат – распутницей, бесстыдницей, джаляб, – прониклись сейчас каким-то смутным уважением к ним, хотя и не желали признаваться в том себе. По крайней мере, многие в этот момент проглотили собственные языки.

Если бы влюбленные продолжали скрывать свою связь, молва осудила бы их, хотя и по разным причинам; если бы они оборвали отношения, устрашившись мести Черного Хасана, это сочли бы благоразумным шагом, но тогда не стоило и затевать, ведь изначально было ясно, каким окажется финал. Но то, что они появились вот так, в открытую, с высоко поднятыми головами, – о, это произвело впечатление даже на самых ярых их хулителей.

ПО мере того, как молодые поднимались по ступенькам, рука к руке, что-то менялось в настроении бескрайней толпы. Вот двое влюбленных зашли внутрь универмага, и базар снова загудел. Многие из тех, кто уже сделал покупки и собирался домой, нарочно медлили, вновь двинувшись вдоль рядов и поглядывая в сторону универмага. Всем хотелось посмотреть, как поведут себя Джанджигит и Мухаббат после посещения магазина, в котором служило немало людей, верных Черному Хасану. Хватит ли у дерзких выдержки и самообладания или же они отступятся, осознав, что перед ними стена? Самые же любопытные, даже из числа тех, кто еще не успел совершить всех покупок, поспешили наверх, к стеклянным дверям, чтобы находиться поближе к центру событий.

Ждать пришлось довольно долго.

Но, наконец, терпение интересующихся было вознаграждено.

Надо заметить, что ведь и внутри универмага находился народ. И он тоже смотрел на молодых со всех стеклянных этажей.

О нет, визит в универмаг, в эту вотчину Черного Хасана не нагнал на влюбленных страху.

Но вот вопрос: зачем они сюда приезжали? А зачем другие люди посещают магазины? Вот и они приехали за покупками. Вернее, за покупками для Джанджигита. Еще точнее – за обновами для него. Причем все эти обновы он уже надел на себя.

Парня не сразу и узнали, когда он вновь оказался на солнце. На нем был светлый костюм цвета сероватой местной соли, модная рубашка, ослепительно белая, будто только что раскрывшийся хлопок, плетеный кожаный ремень с медной пряжкой, лакированные светло-коричневые туфли, а еще он водрузил на свой точеный нос – с дерзкой горбинкой – темные очки в золотой оправе, похожие на крылья какой-то нездешней бабочки. И вот тут-то все увидели, что Джанджигит не просто симпатичный парень, а действительно писаный красавец, прямо-таки принц, раджа из недавнего индийского фильма!

И она была ему под стать, и всем своим обликом напоминала сейчас гордую пери, а не презренную наложницу.

Они спускались по ступенькам вниз, и толпа невольно расступалась перед ними, образовывая широкий клинообразный проход. И казалось, само солнце услужливо освещает им путь, а легкий ветерок уносит с него вместе с пылью всё недоброе и злое.

И вот тут-то даже те, кто взирал на них исподлобья, кто втайне желал им несчастий, завидуя их молодости, красоте и отваге, даже они в глубине сердца признались себе, что эти двое созданы друг для друга и, может быть, поступили правильно, что соединились вопреки всем традициям и обстоятельствам. Не о подобных ли парах сложены древние поэмы и сказания?

Они сели в машину и уехали.

Но еще целую минуту очевидцы пребывали в каком-то оцепенении, как если бы на их глазах случилось чудо.

Вскоре стали известны некоторые подробности пребывания пары в универмаге.

Рассказывали, что Мухаббат привела своего спутника прямо на склад второго этажа и, словно полноправная хозяйка, потребовала от заведующего отделом одеть и обуть Джанджигита с головы до ног во всё самое лучшее. От кого-то из подсобных рабочих стало известно, что заведующий вознамерился было поднять заносчивую красотку на смех, но внезапно на него нашел какой-то столбняк, и он, торопясь как при пожаре, выложил на прилавок весь дефицит, припрятанный для уважаемых людей. Кроме того, Мухаббат выбрала для Джанджигита дорогие часы, нож-пичок в богато украшенных ножнах и кошелек из крокодиловой кожи. Особенно долго она выбирала ему очки – перебрала целую гору образцов, пока не остановилась на тех самых, в которых он вышел на улицу. По старой привычке ни у кого из продавцов не повернулся язык потребовать с нее плату. Но вот что случилось дальше: Джанджигит, этот бедолага, на шоферскую зарплату которого жила вся большая семья, достал из кармана тугую пачку десяток и расплатился со щедростью бека, не дожидаясь сдачи!

Вот так-так…

Что же это получается? Джанджигит за последнюю неделю не мог разбогатеть, это ясно. Значит, деньги ему вручила Мухаббат, у которой, понятно, могли быть солидные сбережения. То есть, она, очевидно, предоставила Джанджишиту некоторую сумму, чтобы он, как независимый мужчина, мог лично расплатиться за сделанные покупки. Ну-у, раз уж и денежные дела теперь у них общие, значит, воистину их связало серьезное чувство.

Но это лишь усугубляет их вину в глазах Черного Хасана. Его месть неизбежна. Если уж начальник контейнерной площадки был наказан смертью за тайную провинность, то какое же наказание будет уготовано тем, кто нанес Черному Хасану публичное оскорбление?!

Неужели влюбленные этого не понимают?! Зачем же они бросают открытый вызов столь страшному человеку?!

А может, это своеобразный способ самозащиты, умничали некоторые. Может, они берут в свидетели весь город, надеясь таким образом обуздать ярость Черного Хасана?

Ох-хо, как бы им не просчитаться…

Во второй половине дня домой вернулась одна из тетушек, ездившая на такси (ведь белую «Волгу» забрала Мухаббат!) на свидание с Черным Хасаном.

А к вечеру ответ бывшего директора промторга знал последний мальчишка из Старого города.

Черный Хасан велел передать Джанджигиту, чтобы тот присмотрел себе место на кладбище, расходы же по похоронам он, Черный Хасан, берет на себя. Далее заключенный заявлял, что в его власти раздавить Джанджигита, как ползущего по стене скорпиона, в любую минуту, хотя бы и нынешней ночью. Но он, Черный Хасан, – человек прямой, настоящий мужчина, и потому поступит так, как велит ему оскорбленная честь. Он не станет поручать возмездие надежным людям, которые только и ждут сигнала, чтобы заживо содрать кожу с нечестивца. Нет, он сам, своею собственной рукой покарает наглеца и сделает это с такой твердостью, что весь город содрогнется от ужаса! Такое оскорбление смывается только кровью! Той кровью, которая будет вытекать капля за каплей! И пусть дерзкий мальчишка не надеется, что ему отпущен еще немалый срок. Всё свершится в течение ближайшей недели. У него, Черного Хасана, есть необыкновенно хитроумный план, позволяющий вдобавок избежать ответственности за бесславную смерть этого никчемного выскочки.

Что же касается Мухаббат, то жизнь ей будет сохранена, однако на ее лицо впредь не захочет взглянуть даже прокаженный…

Город замер в тревожном ожидании. Мало кто сомневался, что всё будет так, как предрек Черный Хасан.

Глава 12

Друзья Джанджигита не присутствовали в полдень на базаре, но стоустая молва донесла и до них известие о триумфальном проходе влюбленных, равно как и о страшной клятве Черного Хасана.

Да, отцы были правы! Надо спешить!

Но лишь под вечер понедельника им удалось перехватить Джанджигита, когда тот подъехал к своей калитке на самосвале и вылез из кабины с двумя тяжелыми сетками, в одной из которых была отборная баранина – редкий продукт в этом доме. Впрочем, соседи якобы уже приметили, что в последние дни Джанджигит приезжает домой не с пустыми руками.

Несмотря на то, что он находился днем за рулем, на нем и сейчас был тот самый светлый костюм, купленный в универмаге и уже тронутый кое-где пятнышками масла. На носу сидели те самые темные очки в золотой оправе, делавшие его взрослее и мужественнее.

– Эй, Джанджигит! – вышли они ему навстречу из тени. – Остановись на минуту! Надо поговорить!

Он глянул на них с новой своей высокомерной усмешкой:

– Зачем?

– Не отталкивай нас, мы твои друзья и хотим тебе добра!

Он кивнул:

– Ладно, поговорим! Подождите немного здесь.

Он вошел в свой дом, неся сетки, и даже не пригласил друзей войти следом, так что они остались терпеливо ждать его на улице. Эх, совсем другим человеком стал в считанные дни их тихий приятель!

Ждать пришлось довольно долго. Еще недавно они, не задумываясь, вошли бы во двор и расположились бы на айване, поджидая, пока он освободится. Но сейчас какая-то странная сила удерживала их перед калиткой.

Наконец, появился Джанджигит. Он прошел мимо них к самосвалу, открыл дверцу, поставил ногу на подножку и только тогда снисходительно кивнул:

– Говорите!

Друзья без утайки поведали ему о том, о чем в эти дни толковал весь город. Может, ослепленный любовью, сам он ничего не слышал? О тайной комнате с дырочками для фотографирования, а также о влиятельных московских гостях они, конечно, говорить не стали, но то, что Мухаббат – не племянница Черному Хасану, это подчеркнули особо, рассчитывая на его сообразительность. Стержнем же их разговора стала страшная клятва Черного Хасана, успевшая уже обрасти жуткими подробностями.

– Ох-хо! – усмехнулся Джанджигит, не дослушав до конца. – А может, не такой он и страшный, этот ваш Черный Хасан? Может, просто пугает? А вот посмотрим, твердо ли держит он свое слово!

У друзей мурашки пробежали по спине.

– Опомнись! Тебе ли тягаться с Черным Хасаном?! Спасайся, пока не поздно! – наперебой заговорили они. – Вот, возьми на дорогу! – и они протянули ему деньги, которые передали им отцы и к которым они добавили от себя, сколько смогли. – На первое время тебе хватит. И еще: не волнуйся насчет семейных долгов.

– Теперь я понимаю! – недобро рассмеялся Джанджигит, поглядывая на радужные бумажки с величайшим презрением. – Вас послали ваши отцы, так? Переживают, что Черный Хасан зарежет меня, и тогда долг останется невыплаченным? – Тут его брови изогнулись, придав лицу злое и одновременно по-детски обидчивое выражение: – Передайте же им, чтобы не волновались! Я сполна рассчитаюсь с ними и, быть может, скорее, чем они того ожидают!

Наступил весьма щекотливый момент в разговоре.

Дело в том, что покойный отец Джанджигита брал в долг у многих людей, в том числе у отцов его друзей. Теперь за все долги отвечал Джанджигит, как старший в семье. Надо еще сказать и о том, что кредиторы ему достались весьма покладистые, они особенно не торопили с уплатой, понимая, что парень сначала должен встать на ноги.

Что же касается друзей Джанджигита, то никто из них и в мыслях не держал, что между ними могут стоять эти старые долги. Долги были сами по себе, а приятельские отношения – сами по себе.

Поэтому обидные слова Джанджигита, да еще пропитанные ядом и желчью, были просто несправедливыми, притом, что его добродетельные кредиторы вовсе не относились к числу богатеев или ростовщиков и, давая некогда взаймы, отрывали от своей семьи, делились последним, не рассчитывая в будущем ни на какую выгоду.

Неосторожные слова, вроде тех, что позволил себе сейчас Джанджигит, нередко ведут к тяжелым ссорам, даже вражде.

К чести друзей Джанджигита, они проявили выдержку, ибо осознали вдруг с глубокой печалью, что их товарищ обезумел, как Меджнун, и видит события в искаженном свете.

– Вернись на землю, Джанджигит! – взмолились они. – Мы ведь желаем тебе только добра! Как и наши отцы… Эти деньги от чистого сердца. Беги, Джанджигит! Спасайся один или вместе с Мухаббат, раз уж не можешь без нее! Мы же клянемся тебе позаботиться о твоих домашних.

– Ах, какое благородство! – еще язвительнее скривился он. – У меня прямо слезы потекли из глаз! А если я скажу что Черный Хасан у меня вот где?! – и он решительно сжал свой худенький кулачок.

Такого ответа друзья не ожидали. Тут уж впору постучать пальцем по лбу.

– Джанджигит, ты безумец, маймун…

– Скоро вы все узнаете! Скоро узнают все! – с этими словами он заскочил в кабину и сорвался с места, газанув так, что друзья долго еще смахивали пыль со своих шевелюр, жестких, как стальная проволока.

Глава 13

Между прочим, все эти события протекали на фоне самой золотой поры в здешних местах. Стоял конец октября. Солнце еще пригревало щедро, но зной уже не досаждал. Улеглись и пыльные бури. Небо сделалось прозрачным и глубоким.

Прилавки на базаре ломились от изобилия фруктов и овощей, выпестованных даже на этой чахлой, просоленной земле, каждый клочок которой был полит в большей степени потом, чем водой. Корейцам снова удалось собрать богатый урожай сочного синего лука. На оживленных перекрестках возвышались внушительные пирамиды необхватных арбузов и дынь, и те из русских, кто приехал сюда недавно, просто шалели и от этого сказочного изобилия, и от цен, которые казались им дармовыми, хотя старожилы вздыхали, что именно с началом стройки цены на базаре взлетели на немыслимую высоту.