bannerbanner
Рассказы и сказки о странном и страшном – 2
Рассказы и сказки о странном и страшном – 2

Полная версия

Рассказы и сказки о странном и страшном – 2

Язык: Русский
Год издания: 2020
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Арина потом выведала у кого-то подробности, сказала, что автокатастрофа была жуткая, он остался жив чудом и полгода провалялся в больнице. Говорили, что он не встанет вовсе. Вика, естественно, быстро нашла ему достойную замену, она не собиралась ухаживать за инвалидом. Но он все-таки выкарабкался, хотя с ногой остались какие-то проблемы.

Кира жадно слушала все эти новости и к собственному ужасу чувствовала нечто похожее на злорадство. «Это не я. Я не могу так думать!» – в панике одергивала себя она, но ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось знать, что у него все плохо. Что он страдает. Пусть, пусть!

И вот теперь они – друзья. Вроде как. Хотя, конечно же, она решила, что он добавил ее в число своих виртуальных товарищей исключительно «для галочки»: почти весь класс был у него в списке, для полноты не хватало лишь Киры да еще парочки ничем не примечательных личностей.

Но на этом история не закончилась. Егор сразу написал ей что-то вроде «Как дела? Давно не виделись!» – как будто специально караулил у компьютера, когда же она появится на сайте. Кира удивилась еще раз. С чего такое внимание? Что ему нужно?

Она удивилась бы еще больше, если бы в тот момент увидела себя месяц спустя – немного смущенную и растерянную, в интерьере собственной квартиры: свет приглушен, что-то бормочет радио, в руке у нее бокал с темным и терпким вином, и все это как-то подозрительно похоже на романтическое свидание, а совсем рядом – серьезное лицо Егора…

За четыре недели много чего может произойти. И неожиданная, бестолковая встреча нескольких одноклассников, наспех организованная Егором. И «давай я подвезу тебя до дома, ты ведь без машины?» Егор мог быть очень обаятельным, только до сих пор на Киру он своего очарования не тратил, а сейчас вдруг… Потом они вместе ходили на книжную ярмарку. Кира просто обмолвилась, что собирается туда, и Егор сказал, что тоже там будет. Естественно, она набрала два тяжеленных пакета книг, и кто помог их тащить до самого дома? Пришлось пригласить его к себе, странно было бы не пригласить.

Несколько раз Кира ловила себя на мысли: «Что если бы вы познакомились не в школе, а теперь? Как бы ты к нему отнеслась, не зная, что он – Злыдень, что однажды на дискотеке он обозвал кикиморой одну некрасивую девчонку – не тебя, а кого-то еще?» Не исключено, что она влюбилась бы, причем совершенно по-девчоночьи, краснея от каждого взгляда и прикосновения, расслабленно тая от одного только звука негромкого голоса.

Это были, разумеется, всего лишь теоретические рассуждения. То есть она не думала, что это произойдет на самом деле. Снова. Во второй раз. Ведь все давно забыто! Она благополучно переболела безответной любовью к Егору, и теперь у нее иммунитет.

Кира была твердо уверена в этом до того мгновения, когда он взял ее за руку и стал легонько поглаживать тонкие пальцы, а в другой руке у нее дрогнул бокал с вином. Совсем скоро бокал пришлось и вовсе поставить на журнальный столик. Одновременно с этим в голове у Киры короткой телеграммой пронесся вопрос: что происходит? Зачем она позвала его – она, Кикимора?! Но у Егора были крепкие губы и коротко стриженые волосы на затылке, такие восхитительно нежные на ощупь, и все разумные мысли утратили значение.

Если бы это был другой человек, какой-нибудь симпатичный мальчик-однокурсник, возможно, она не потеряла бы голову, и дальше поцелуев дело бы не зашло, несмотря на отсутствие в квартире родителей и романтическую обстановку. Кира непременно начала бы комплексовать, лихорадочно соображая, как смотрится сейчас со стороны, и, конечно же, от страха и неуверенности в себе быстро прервала бы любовную сцену. Ей сложно было бы привыкнуть к мысли, что она может действительно кому-то нравиться и что этот кто-то не разочаруется однажды, увидев в ее внешности какой-то изъян – острые локти, плоскую грудь, да мало ли что еще.

Но Злыдень за много лет давно успел разглядеть все Кирины недостатки, и если уж он – он! – считал ее привлекательной, значит, она и правда была умопомрачительной и желанной, пусть и не идеальной.

Уже потом, на смятых простынях в спальне, после всплеска эмоций, она пережила миг неловкости и ужаса, когда подумала вдруг, что вот сейчас Егор просто уйдет. Или, того хуже, скажет что-то оскорбительное, издевательское напоследок, оставит ее униженной и недоумевающей, как она вообще могла совершить такую невероятную глупость.

Но ничего подобного не произошло. И это было так странно и в то же время так естественно – молча лежать у него в объятиях, чувствовать, как щекочет шею его дыхание. Ни о чем не беспокоиться.

Это быстрое сближение – словно на шахматной доске кто-то стремительно придвинул одну пешку к другой, да так и оставил рядом – оказалось для Киры столь неожиданным и ошеломительным, что она предпочла даже не думать о том, правильно ли поступила. И уж тем более не строить никаких планов. Она просто жила от одной встречи до другой, хватала телефонную трубку, едва заслышав звонок.

«Егор!» – голос хрипнет и пропадает совсем некстати. Не Злыдень, а Егор. Ее первая любовь и по совместительству первый мужчина.

Она как будто нырнула обратно в колодец, из которого долго и отчаянно пыталась выкарабкаться.

Ни родители, ни друзья не знали о том, что у нее появился, скажем так, бойфренд, пока она не сообщила им чуточку смущенно, что Егор сделал ей предложение. Да, ее бывший одноклассник. Да, она согласилось. Мысль о том, что отныне они будут жить долго и счастливо – вместе! – до сих пор не укладывалась в голове, но все шло именно к этому.

Кира не могла понять и передать, как теперь относится к Егору. Слова ускользали, когда она тайком смотрела на него, как сейчас. В его присутствии она чувствовала себя непривычно беспомощной, уязвимой, зависимой. Вроде бы не очень приятные ощущения, но Кире хотелось удержать их, продлить до бесконечности. И ей было страшно оттого, что они могут однажды исчезнуть.

Она лежала и думала: «Неужели мы когда-нибудь расстанемся? Неужели я всегда буду бояться этого?»

А Егор спал…


***


Возможно, все сложилось бы несколько иначе, если бы Кира промолчала, и это был бы мирный, ничем не примечательный день. Они сидели на кухне, Егор сосредоточенно подчищал с тарелки все, что осталось от солидной порции сдобренных соусом макарон, Кира задумчиво полоскала чайный пакетик в чашке с кипятком.

– А знаешь… – неожиданно для себя начала она. – Мне тут такая ерунда приснилась…

Почему она решила поведать Егору свой сон? Наверное, все дело в том, что ей было неуютно и боязно оставаться наедине с чувством необъяснимой тревоги, навеянной ночным кошмаром. Она думала – стоит сформулировать, что именно ее беспокоит, облечь странное видение в слова, и тогда оно потеряет силу, останется в прошлом.

Но, похоже, она была не права.

Кира ждала, что Егор посмеется, выслушав сумбурный рассказ, и начнет ее поддразнивать, но он только нахмурился и сказал, что она просто устала вчера. Кира сразу пожалела, что не сдержалась и выплеснула на него свои темные мысли. Наверное, не следовало портить ему настроение глупыми фантазиями. Но это ведь действительно всего лишь сон, ничего страшного?

После завтрака Егор повел ее осматривать окрестности, так что все вроде бы шло как надо – никаких сбоев в намеченной программе. И все же что-то неуловимо изменилось, Кира чувствовала. Не то чтобы Егор сделался угрюмым и раздраженным, не то чтобы обмолвился еще хоть раз о злополучном сновидении, но… У него был такой же немного отрешенный вид, как перед самой свадьбой, словно он думал, думал о чем-то и не мог успокоиться, расслабиться.

А вокруг открывались взору картины необычайной, сумрачной и торжественной красоты, как Егор и обещал. В темных лесных зарослях, среди бесчисленных оттенков зелени Кира с наивной восторженностью городской девочки подмечала то бархатистую мантию мха на вывороченном пне, то янтарные потеки смолы на коре сосны, спохватывалась, что забыла в доме фотоаппарат… а потом смотрела на Егора и понимала, что между ними по-прежнему какая-то призрачная стена.

Надо же было вот так все испортить, отравить отдых и себе, и ему!

Возможно, рассказав о кошмаре, она просто-напросто вызвала у Егора какие-то неприятные ассоциации, и теперь он весь день станет размышлять о проблемах, которые, в сущности, не имеют отношения к дурацкому сну. Проблемы у него определенно были. Ариша добросовестно просветила Киру на этот счет примерно за месяц до свадьбы.

Собственно, еще до разговора с ней Кира начала догадываться: в жизни Егора что-то не так. Какая-то тень лежала на его сердце. Бывало, что он неожиданно мрачнел ни с того ни сего. Обнимал по привычке, когда она ластилась к нему, не понимая, в чем дело, и рассеянно целовал в макушку, и гладил ее волосы, но сам явно пребывал где-то далеко-далеко. В такие минуты она гадала: не сожалеет ли он о том, что предложил пожениться?

В те вечера, когда его не было рядом, она частенько стояла у зеркала и придирчиво рассматривала себя. Раньше Егор терпеть не мог ее внешность, называл кикиморой… Но что изменилось теперь?! Кира тщетно пыталась понять, насколько преобразилась со школьных времен. Может быть, она просто не замечает этих перемен?

«Ну, в любом случае нельзя сказать, что ты резко похорошела, правда?» – честно говорила она своему отражению.

Опасно подолгу смотреться в зеркало, когда в комнате уже сгустились сумерки. Можно увидеть совсем не то, что хочешь. Однажды она стояла близко-близко и глядела как будто сквозь собственное лицо, завороженная, не в силах оторваться, и вдруг ей показалось, что глаза напротив… чужие. Темные, бездонные, без зрачков. Из зеркала смотрела не она – кто-то другой. Недобрый.

Кикимора.

Кира тогда бросилась включать свет. У нее дрожали руки, она долго не могла успокоиться. Конечно, это было всего лишь наваждение, но с тех пор в душе окончательно поселилась тревога.

Егор не мог полюбить ее. Почему же он тогда с ней? После Вики разочаровался в девушках-Барби? Боится, что красивая барышня запросто бросит его, если вдруг с ним что-то снова случится? А влюбленная дурнушка, конечно же, останется рядом в горе и в радости – куда она денется!

Вполне логичное, приемлемое объяснение. Не очень приятное, но с ним можно было бы как-то существовать дальше. Если хочешь жить вместе с Егором – придется примириться с тем, что он выбрал тебя из соображений удобства и надежности. Прими это как данность и успокойся… Так говорила себе Кира, а потом начинала заново прокручивать в голове цепочку рассуждений, потому что в них зияла брешь – очевидный и существенный изъян. Получается, Егор не сомневался в ее влюбленности, когда неожиданно начал за ней ухаживать? А с чего вдруг? После всего, что было в школе, как он мог быть уверен в том, что она испытывает к нему хоть какие-то чувства, кроме скрытой злобы? Если не считать того случая с приглашением на танец, она никогда не давала повода заподозрить, что неравнодушна к Егору. Более того, до недавних пор сама опрометчиво считала, что, слава богу, уже равнодушна!

Иногда Кире было интересно: что же Егор все-таки думает о том, как он раньше вел себя по отношению к ней? Сожалеет о своих издевках, стыдится? Или считает, что детские дразнилки – обычное дело, то есть ничего страшного с Кирой не произошло? Она никогда не ворошила прежние обиды – слишком неловкая тема. Наверное, это и правильно. Что они с Егором могли друг другу сказать?

Они в принципе мало разговаривали, оба не отличались болтливостью. Никогда не обсуждали ни прошлое, ни будущее. Не делились секретами, не выпытывали друг у друга: о чем ты думаешь сейчас? Возможно, поэтому – из-за отсутствия привычки к взаимным откровениям – она и не решалась спросить Егора напрямую, этаким непринужденным тоном: «Тебя что-то беспокоит? Скажи мне».

Она опасалась, что Егор не ответит, и одновременно – что ответит.

Кира изнывала от дурных предчувствий и в то же время старалась убедить себя, что все в порядке, что ничего плохого не происходит. Так бы она и мучилась… если бы не Арина. Когда до свадьбы оставалось двадцать девять дней (Кира считала), подруга попыталась отговорить ее от замужества, пока не поздно. Разговор был долгий и не очень приятный.

– Ты о нем ничего не знаешь, – мрачно бубнила Арина. – Даже я, кажется, знаю больше, чем ты. Не хочу тебя пугать, но ты в курсе, что он увяз в кредитах? Что у него напряженные отношения с семьей? А сейчас с этой вашей свадьбой он запутается с финансами еще больше.

Кира в очередной раз не ответила, и Арина вдруг с силой схватила ее за плечи и чуть ли не встряхнула, разворачивая к себе, заставляя смотреть в лицо.

– Послушай меня! – с нажимом сказала она. – Я не сомневаюсь, что с твоей стороны все серьезно и ты готова жить с ним долго и счастливо. А он? У него-то что на уме? Только не вздумай продавать свою часть квартиры ради него или делать еще какие-нибудь глупости. Кредит брать на свое имя, например.

Арина очень удивилась бы, если бы Кира объяснила, что чувствует в этот момент. Узнав наконец, отчего Егор может вести себя несколько странно, она испытала такое несказанное облегчение, что даже не стала спорить. Пусть Арина думает про Егора, что хочет. Для Киры важнее всего было то, что причина его уныния и подавленности никак не связана с ней самой. Да, чуточку эгоистично радоваться из-за этого, но ведь все материальные проблемы можно как-нибудь решить? В конце концов, Егор – взрослый человек, и зря Арина думает, что он сам не справится со своими трудностями, какими бы они ни были.

Нет, конечно, она не собиралась делать никаких глупостей, хотя Ариша почему-то была убеждена в обратном. Но Егор никогда и не просил ее ни о чем. Он даже не посвящал ее в свои дела.

До самой свадьбы она ни разу не обмолвилась, что все знает, а сейчас, наверное, и вовсе не время заводить непростые разговоры – очевидно, что он хотел оставить позади все заботы хотя бы на несколько дней. Так что Кира решила впредь помалкивать и не выяснять, какие именно темные мысли она всколыхнула своими неосторожными словами о кошмарном сне. Пусть Егор успокоится, развеется, забудет о серьезных делах. Надо просто немного подождать.

В Москве было нежарко, а здесь и вовсе прохладно. Им обоим пришлось накинуть куртки, прежде чем иди гулять, и Кира, зябко прижимаясь к Егору, запустила руки ему под ветровку – погреться – и счастливо вздохнула. Муж. Он теперь ее муж. В горе и в радости.

А в доме остался не только фотоаппарат, но и мобильный телефон. На экранчике с самого утра высветился не принятый звонок – от Арины. Но Кира решала не перезванивать. Она была не готова общаться с подругой и жизнерадостно уверять ее, что все замечательно. Кроме того, она не могла отделаться от глупого страха, что Арина возьмет трубку – да вдруг скажет: «Знаешь, я напечатала фотографии, а там…»

И еще она отчаянно боялась, что следующей ночью ей снова приснится что-то нехорошее про Егора.


***


Ближе к концу дня в телефоне поселились уже пять пропущенных звонков, а еще эсэмэска: «Позвони мне!!!» Три восклицательных знака – для спокойной Арины это что-то выдающееся. Но что могло произойти?

Неужели она просто переживает? Все еще? Ей нелегко было смириться с тем, что Злыдень теперь – часть Кириной жизни, сколько бы она ни предрекала, что их отношения ничем хорошим не обернутся. Но в конце концов она согласилась, хоть и в крайне своеобразной форме, что Кире лучше знать, с кем стоит связывать свою судьбу. Почти накануне свадьбы они сидели в кафе, Арина маялась, явно собираясь что-то сказать, грела руки о кружку с чаем. Подозревая, что речь пойдет о Егоре, Кира хотела уже вздохнуть обреченно: «Ну же, давай, выкладывай, что еще у тебя на уме! Ну, объясни мне снова, как мы не подходим друг другу!» – но Арина заговорила первой:

– Слушай… Наверное, я была не права. Я видела, как он на тебя смотрит. Как ты на него смотришь. Между вами определенно что-то есть такое… не прагматичное. Искра. Секс. Знаешь, я не думала, что все настолько серьезно.

Кира нервно ковыряла ложечкой остатки песочного пирожного. Они, как и мысли, безнадежно рассыпались на мелкие крошки. Что ответить? «Я рада, что ты наконец-то заметила»? Впрочем, Арина не была бы Ариной, если бы не добавила:

– Будь у меня склонность все драматизировать, я сказала бы, что у вас не любовь, а роковая страсть. Уж не знаю, насколько это хорошо…

Кира невольно хихикнула тогда – и заулыбалась сейчас. Ох, Арина, Арина… Стремления к драматическим и патетическим речам тебе точно всегда хватало!

Надо все-таки позвонить ей, а то неудобно как-то.

Как назло, телефон именно после этого решения ехидно выдал надпись: «Нет сети». Сколько Кира ни блуждала по дому, сигнал не появлялся, хотя был еще утром. Плохонький, слабенький, но был.

– На обрыве мобильный обычно хорошо принимает, сходи туда, – посоветовал Егор.

Еще не стемнело, только-только начали сплетаться в воздухе прозрачные июньские сумерки, и Кира пошла. Там, где холмистая коса, на которой стоял их дом, врезалась в озеро, она сначала взлетала вверх песчаной дюной, а потом обрывалась вниз почти отвесно. На самом краю неожиданно налетел ветер, подхватил полы Кириной ветровки, захлопал ими, точно крыльями. Внизу зеленели темные заводи, окаймленные порослями камыша. На берегах – то крутых, то пологих – не сидели через каждые пять метров сонные рыбаки, как возле мутных подмосковных прудов и речек. Тишина и безлюдье. Никого вокруг. Так странно, так непривычно…

После нескольких гудков – обрадованный и одновременно встревоженный голос Арины:

– Кира, Кира, как хорошо, что ты позвонила! Я тут… узнала кое-что. Может быть, это ерунда, – она запнулась на секунду. – В общем, я вчера встречалась с другом Егора. Ну, ты помнишь. Антон. Он был на свадьбе. Стриженый такой.

Кира улыбнулась. Да, она помнила. Тот самый парень. Значит, у них с Ариной все-таки намечается «продолжение».

– Так вот. Он мне между прочим рассказал, что полгода назад Егор ходил к гадалке. У него была полоса неудач, он тогда отчаялся совершенно, не знал, что делать. И пошел к какой-то бабке. Знаешь, что она ему сказала?

Кира не знала, но интонации у Арины были нехорошие, и за одну секунду перед нею промелькнули картины одна страшнее другой. Что именно Егору нагадали? Он умрет, заболеет? Когда?!

– Кира, она ему сказала: «Тебе кикимора вредит». Слышишь? Так и сказала: «Тебе кикимора вредит. Ты сам ее вызвал, сам приманил, сам должен от нее отделаться». Антон – он про твое прозвище ничего не знал. Точно не знал. Поэтому рассказывал все это как смешную историю. Типа как бабуся задурила Егору голову и заявила, что ему надо избавиться от кикиморы, чтобы сбросить с себя порчу, а Егор все это как-то очень серьезно воспринял и заявил, что знает, мол, как ему поступить. Кира, тебе все это не кажется… странным? Что Егор в твоей жизни снова появился как раз полгода назад?

В ее голосе слышалось: «А я тебе говорила! Говорила! Предупреждала ведь! А ты не слушала!» Кира и сейчас хотела бы не слышать.

– И что это, по-твоему, значит? – спросила она после долгой паузы.

Арина вздохнула в трубке.

– Ты меня спрашиваешь? Ты Егора лучше спроси! Хотя… нет, лучше не надо. Если он что-то действительно задумал… – она сделала трагическую паузу, потом предложила, почти с просительной интонацией: – Может, тебе лучше уехать оттуда? А, Кир? Скажи ему, что тебе надо срочно в Москву. Можно ведь что-нибудь соврать.

Кира молчала, и Арина жалобно добавила:

– Я же беспокоюсь. Ты пойми, не исключено, что все это ерунда и я зря панику навожу, но вдруг…

Кира не могла заставить себя спросить: что – вдруг? Арина не сомневалась, что Злыдень способен на какую-нибудь гадость, это понятно.

Но он ведь ничего плохого не сделал.

Пока.

В солнечном сплетении закручивается тугой проволочный жгут. Руки становятся липкими и влажными. Трудно дышать.

Что он мог «задумать», что?!

– Арина, – Кира услышала свой голос, спокойный и рассудительный, – ну ты же здравомыслящий человек. Это ведь какой-то бред – то, что ты сейчас говоришь. Не обижайся, но похоже на паранойю. Может быть, он захотел со мной встретиться из-за этого гадания, я не спорю. Но потом… Ты сама сказала, между нами что-то есть – искра, страсть, и что бы это ни было, гадалка тут ни при чем. Так что не беспокойся о нас, ладно?

Арина отчетливо вздохнула в трубке – там, далеко-далеко, в Москве. Она все равно ничего не могла сделать.

– Ну, как знаешь. Но если что-то случится… или даже нет – не случится, а если ты просто почувствуешь что-то подозрительное, обещай мне, что уедешь оттуда, немедленно.

Кира пообещала.

Спрятав телефон в карман ветровки, она еще некоторое время стояла недвижно, глядела на темную воду внизу. Гадалка, значит… Это в какой-то степени объясняло, почему Егор вдруг решил найти ее на сайте среди прочих одноклассников, а потом и вовсе стал искать встречи с нею. Хотел убедиться, что на самом деле она не держит на него зла? Да, очень может быть…

Ей вдруг послышался какой-то шорох, она обернулась, все еще погруженная в раздумья, – и чуть не вскрикнула от неожиданности. Егор стоял прямо у нее за спиной. Кира едва не спросила с нервным смешком, что это за развлечение такое – подкрадываться незамеченным, но он смотрел как-то… как-то… странно. Она даже не смогла бы сказать точно – как именно.

И в один миг все прочие мысли вытеснила из головы одна-единственная: надо отступить подальше от края. Прямо сейчас. Шаг. Еще шаг.

Егор как будто очнулся, засмеялся принужденно, сглаживая внезапную неловкость:

– Боишься, что тебя ветром унесет?

С этого момента все окончательно пошло наперекосяк.


***


Ближе к ночи дом, окруженный соснами, начал казаться Кире сумрачной громадой осажденной крепости. Кругом – тьма и промозглый холод. Тени выползают из оврагов и болот, прячутся за деревьями. Что-то трещит в кустах, какая-то ветка надрывно стонет в порывах ветра, точно бесценная скрипка в руках второгодника из музыкальной школы.

Легко сказать – хорошо, я уеду немедленно.

А как уедешь?

Здесь нет автобусов, и непонятно даже, как добраться до шоссе. Родители давно уговаривали ее пойти на водительские курсы, но она только отмахивалась: с моей-то внимательностью выезжать на дорогу – да вы что? Теперь Кира сильно сожалела о своей неуступчивости. Можно было бы в любое время укатить на машине Егора, бросив его здесь…

Кира мыла посуду и буквально спиной чувствовала, что Егор наблюдает за нею. Хотелось спросить: «О чем ты думаешь, когда смотришь на меня?» – но она не отваживалась. Сейчас ей было сложно даже встретиться с ним взглядом. Проще сосредоточиться на автоматических движениях: провести губкой по гладкой керамической поверхности, ополоснуть тарелку прохладной водой.

Как долго он стоял рядом с ней на обрыве, пока она его не заметила? Что он слышал?

Сложно собраться с мыслями. Его взгляд – как прикосновение. Вторжение в личное пространство. Не обязательно оглядываться – она всегда безошибочно угадывает, смотрит ли Егор на нее в данный момент. Сейчас он смотрит. Пристально. Сконцентрировав все внимание на ней одной.

Может, поговорить с ним – откровенно, не скрывая некоторой растерянности? Но что сказать? «Знаешь, мне тут доложили, что ты ходил к гадалке…»

…Из-за спины протянулись руки, обхватили за талию, в плечо уткнулся подбородок. Кира поставила идеально вымытую тарелку на столешницу и медленно развернулась в кольце объятий: Егор так и не разжал рук. Она чувствовала его чуть щекотное дыхание на шее, у самой ключицы.

– Не скучно тебе здесь? – шепнул он, поцеловал в мочку уха. – Еще не пожалела, что вышла за меня замуж?

Что она должна была ответить? Конечно, она промолчала, только вздохнула резко, судорожно, когда Егор заскользил подушечками пальцев вдоль ее позвоночника – вверх и вниз, и в следующий миг она уже вытягивала, выдергивала все еще мокрыми руками края его заправленной в джинсы майки, чтобы добраться до поджарого живота, дорожки курчавых волос, неровного шрама на левом боку – после аварии.

Она может думать о чем угодно, подспудно бояться Егора, приписывать ему какие-то тайные нехорошие намерения – телу все равно. Оно лучше знает, как реагировать. Дыхание учащается, сердце гулко пульсирует, и даже самое легкое касание, поглаживание, сплетение пальцев, да что там, просто теплый выдох из губ в губы вызывает трепет, совершенно неконтролируемый. И дальше – только череда движений, нервный ритм, воздух – рывками в легкие, пока не остается никаких мыслей, никаких тревог. Это полное растворение. Самозабвение. Слияние.

Все, что Егор может дать ей.

Он никогда не говорил ей, что думает, что чувствует. Не считал нужным. Если уж на то пошло, он не произносил даже: «Я люблю тебя». Но когда они замирали друг у друга в объятиях, ей казалось, что это неважно.

На страницу:
2 из 4