Отжимания и подтягивания второй рукой потентата. Реинкарнация Победы – 3

Не припомню, чтобы в эталонной истории что-то подобное было в Ленинграде в таких масштабах. Насколько мне известно, под карельскую руду был выстроен Череповецкий комбинат много позже войны. Впрочем, не зря на последнем съезде каждый, кто касался вопросов чёрной металлургии, говорил о её отставании от машиностроения. Видимо, ленинградцы решили приложить все усилия и использовать неожиданные резервы для ликвидации перекоса, что, несомненно было хорошей новостью.

А вот ориентирование местных автопредприятий, по возможности, на машины Горьковского завода, не обрадовало. Причины этого казуса лежали на поверхности. Дизтопливо было нужно критически важным тракторам и карьерным самосвалам, а своей нефти не было. Выход видели всё в том же торфе и, отчасти, дровах, под которые можно было переделать бензиновые двигатели «полуторок», сделав их газогенераторными. Об этом я и решил поговорить с секретарём обкома по пути на квартиру Кирова на Каменноостровском проспекте, когда собрание закончилось.

– Сергей Миронович, я, конечно, человек посторонний, московский, но в автотранспорте кое-чего понимаю. Если перевести полуторки на газогенераторное топливо, то мощность их двигателя неминуемо упадёт. И намного. Сам газогенератор надо где-то размещать, поэтому объём кузова уменьшится. Всё это приведёт к снижению реальной грузоподъёмности машин, которая и без того мизерная. Применительно к автохозяйству в целом, это будет означать крайне низкую эффективность работы по сравнению с машинами ЗИЛ. Много маленьких грузовичков, много водителей, увеличение времени погрузки-рагрузки в пересчёте на тонну перемещаемого груза, которое потребует дополнительного увеличения количества машин и грузчиков. Не очень-то хорошо получается.

– Ай, да всё мы понимаем, не дети малые, – сказал Киров с досадой. – Но вы же свои московские дизельные грузовики на синтез-газ перевести не можете? А помнишь, о чём на съезде говорили? Зачем хотели всемерно добычу торфа на Северо-Западе увеличить? Транспорт у нас хромает, а мы донецкий уголёк и бакинскую нефть через всю страну возим. А перейдём на торф, сразу нагрузка на железные дороги упадёт. Руда тоже будет полностью своя, три месторождения в Карелии открыты. Близко к границе, правда. Но не беда. Мы ещё и на торфяной кокс перейдём. В Гражданскую в центральном районе только так сталь и варили, Донбасс-то под белыми был. Про электростанции и электропечи я уж и не говорю. Честно признаться, не ожидал, что столько местного топлива заготовим. А хранить его долго хлопотно, надо использовать. А на будущий год торфа ещё больше заготовим, раза в два, наверное. Вот под это и строим электростанции в соответствии с курсом партии на опережающее развитие энергетики. Лишь бы «Электросила» справилась с объёмами.

– Хорошо, что напомнили, – когда речь зашла о делах, без преувеличения, государственных, я невольно перешёл на «вы», – мне как раз ещё ленинградских электротехников проведать надо. Посмотреть, как у них дела с генераторами и гребными электродвигателями для «Фрунзе». Мы им наши предварительные расчёты послали, а в ответ ни слуху, ни духу. А с торфом, кажется мне, вы увлеклись. Не вышло бы, как с кукурузой.

– Какими генераторами для «Фрунзе»? – забеспокоился Киров, пропустив мои последние слова мимо ушей. – Почему ленинградцы? Я об этом в первый раз слышу!

– Ну как же. Московский завод «Динамо» взял на себя всю электротехническую часть для подводных лодок и тепловозов. А «Фрунзе» поручили «Электросиле», коль скоро он у вас модернизироваться будет. По крайней мере, я информирован именно так.

– Серго мне ничего не говорил, – озадаченно сказал Сергей Миронович. – И из наркомата ВМФ вестей не было. Генераторы для «Фрунзе»! Да у «Электросилы» план такой, что туда лишнего рубильника не впихнуть! Буду разбираться. Срыва строительства электростанций на Северо-Западе не потерплю! У нас же на них всё завязано! Нам что, из-за этого старого корыта всю пятилетку псу под хвост!? Насколько я помню, на политбюро речь шла об установке дизелей, а про электричество речи не было. Дизеля – пожалуйста! Ставьте на здоровье! Корпусные работы и прочее – тоже! Но «Электросилу» не трожь! Завтра же с товарищем Сталиным говорить буду!

Чёрный «Тур» летел по набережной Невы, каждый из нас был занят своими мыслями. Не знаю, что сейчас происходит в голове у Кирова, насупившегося рядом на переднем сидении, наверное обижается, что в его хозяйстве кто-то решает вопросы в обход секретаря обкома. А мне, пожалуй, пора начинать паниковать. Очевидно, что «Фрунзе» как дизель-электроход не состоится. На повестке дня электрификация всей страны и индустриализация. Строится множество новых электростанций и заводов, которым нужны станки. Это всё – генераторы и электродвигатели, арматура. Заводов, выпускающих всё это, три. В Москве, Ленинграде и в Харькове. Мощностей не хватает, чтобы удовлетворить все потребности. Про дефицит электротехнической меди и алюминия и говорить не приходится.

Об этом мне явно следовало подумать раньше и не питать напрасных иллюзий. Ведь перед глазами был живой пример с тепловозами, генераторы для которых так и «подвисли» где-то на заводе «Динамо». И это при том, что для подводных лодок генераторы и электродвигатели прислали, лодкам без них никуда. СССР мог позволить себе только то, что абсолютно необходимо.

В складывающейся ситуации у меня было всего три варианта действий. Первый – сыграть под дурачка. Построить 16—16, который нужен в любом случае, и сделать круглые глаза, когда окажется, что электрической части под них нет. Вины моей в том не будет, но колоссальные средства, затраченные на перестройку «Фрунзе» пропадут зря. Безопасно, но не совсем честно. Второй вариант – настаивать на чистом теплоходе. Велик риск и в любом случае, нужно дополнительное время, так как работы по «бочонку» у меня на стадии экспериментов. И последний, третий вариант – попытаться вообще купировать эту затратную и бестолковую затею с линкором. Этот трюк, думаю, вообще смертельный. Товарищ Сталин любит большие корабли.

Так мы и ехали молча до самого дома Кирова, когда я, заметив необычное скопление людей и машин, выругался и, прибавив газу, пролетел мимо по Каменноостровскому. Бережёного Бог бережёт.

– Не дури, товарищ Любимов, возвращайся, – поморщился Сергей Миронович. – «Туров» в Ленинграде всего два. Один у меня, второй у товарища Медведя. Если и его подозревать, то не знаю, кому вообще-то верить можно…

Когда мы подъехали, между начальником местных чекистов и секретарём обкома произошёл короткий разговор, в ходе которого Медведь поделился последними новостями насчёт Николаева. Несостоявшегося убийцу пытались допросить, но с ним случился нервный припадок и им сейчас занимались медики, получить сколько-нибудь связную информацию не удалось. В связи с неясностью ситуации Медведь убедительно просил не только вернуть на место личную охрану Кирова, но и усилить её.

– Могли бы в таком случае ещё у дворца Урицкого встретить, – недовольно буркнул Киров, которого явно стесняла такая суета вокруг его персоны. – Из Москвы вам подмога едет, а пока у меня товарищ Любимов погостит. Завтра же с утра жду машину и охрану в обычном порядке. Всё, что могло случиться, уже случилось, нечего после драки кулаками махать. Мы с Любимовым первые что ли? Вон, даже в товарища Сталина стрелять пытались, да не вышло.

– Как хотите, товарищ Киров, но наружную охрану вашего дома я всё-таки приказал выставить, – Медведю как-то надо было реагировать на ситуацию и такой ход, которому Киров не мог противиться, был, пожалуй, единственным.

– Как знаете, это ваше дело, – подвёл итог Киров и распрощался.

Эпизод 10.

Ночевать пришлось на раскладушке в кабинете. Киров отрекомендовал мне это ложе, сказав, что все его друзья, в том числе и Серго Орджоникидзе, оставаясь у него на ночь, не жаловались. Но мне на новом месте после бурного дня не спалось, не давал покоя треклятый линкор, ситуацию с которым я обдумывал с разных сторон, решая, к кому следует обращаться с этой проблемой в первую очередь. Налицо были ведомственные неувязки, а наркома ВМФ Кожанова, который был мне искренне симпатичен, подставлять не хотелось. С другой стороны, действовать в обход своего начальства, обостряя с ним и без того непростые отношения, не хотелось. В общем, уснул я только к утру.

– Всё равно проспал, товарищ Любимов! – издевательски сказал Берия, нюхая кончик клинка, когда я, почувствовав во сне прямой взгляд, сорвался с кровати и, ещё не проснувшись, но уже стоя на ногах, готов был драться. – И чего это вы постоянно за меч хватаетесь? Пистолет же есть! Ладно, так как вчера молодцом себя показал, сегодня ругать не будем. Просыпайтесь, приводите себя в порядок и срочно выезжайте в Москву. У вас ЧП. Вчера вечером, перед самым моим отъездом сюда, Меркулов доложил, что в вашем лагере случился пожар, сгорела опытная силовая установка для подводных лодок, погиб человек. Разберитесь в кратчайшие сроки! Думаю, вам не надо напоминать, что закладка лодок запланирована на март месяц следующего года?

– И вам, товарищи, доброе утро, – хмуро брякнул я, глядя на Берию и стоящего за ним, улыбающегося Кирова, после чего убрал оружие. – Как вы так быстро здесь оказались-то? Шесть часов утра!

– На поезде, товарищ Любимов, на поезде! А вам надо на самолёт! И как можно скорее! Рапорт по вчерашнему случаю напишете и немедленно отправляйтесь! – продолжал наседать на меня Лаврентий Павлович.

– А здесь всё бросить!? Ну, уж нет! Я что, зря приезжал? В Москве всё равно уже ничего не поправить, а здесь серия под угрозой! Я, кстати, к вам, товарищ Киров, с этим вопросом и шёл вчера!

– А в чём дело то? Завод вам выделили. Какие могут быть проблемы? – нахмурился Киров.

Я коротко изложил суть моих затруднений и был неприятно удивлён той легкомысленностью, с которой к ним отнёсся секретарь обкома.

– Всего то? – усмехнулся он. – Собирайтесь, заедем с вами на «Русский Дизель», на 174-й завод, а потом вас отвезут сразу на аэродром.

К моему удивлению, всё произошло именно так, как говорил Сергей Миронович. Ему стоило только дважды произнести зажигательные речи о том, как космические корабли бороздят просторы вселенной, в смысле, пролетариат всего мира с надеждой смотрит на СССР, которому срочно необходимы новые мощные моторы, как трудовые коллективы обоих заводов добровольно взяли на себя обязательства освоить в серии моторы 13—16 досрочно. Рабочие Кирова любили. Мне даже стало как-то неудобно и я спросил секретаря обкома.

– А деньги как же?

– А что деньги? Их при коммунизме вообще не будет! – подмигнул мне Сергей Миронович. – Поговорю с Серго, передадим задел на Коломзавод и всё. Никого не обидим. А ты думал, только крикни «даёшь», так сразу все и побежали? Нет, чтобы иметь авторитет в пролетарской среде, необходимо о простом рабочем человеке заботиться. Тогда и люди горы свернут, если потребуется.

Кстати, я зря подозревал руководство и коллектив «Русского Дизеля» в обычном нежелании что-то менять в налаженном серийном производстве. В ходе экстренного совещания, собранного тут же, главный инженер доложил, что по его предварительным расчётам завод способен выпускать порядка девятисот новых моторов ежегодно, независимо от конкретной модели. 13—16, 13—8 или 16-я серия с обычным топливным насосом – без разницы, ибо технология производства практически одна и та же. Кроме того, возможен выпуск вдвое большего количества комплектов деталей, таких как поршневые кольца и внешние шатуны, подлежащих замене при капремонте. Узкими же местами, лимитирующими выпуск дизелей, являлись коленчатые валы и топливная аппаратура, что было заранее ожидаемо.

Прикинув в уме цифры, я с удивлением пришёл к выводу, что либо в штабе ВМФ сидят провидцы, либо я чего-то не знаю. Во всяком случае, программа строительства ста больших четырёхмоторных торпедных катеров, двухсот малых и пятидесяти подводных лодок типа «М», оказывается, имела реальную основу и могла быть выполнена по моторам за два года с учётом необходимости второго комплекта двигателей для поддержания полной боеготовности. Хотя, в случае с Балтфлотом этим можно было пренебречь, всё равно Финский залив замерзает и времени на ремонт более чем достаточно.

Эпизод 11.

Завершив в форсированном режиме все свои ленинградские дела и удовлетворившись обещанием секретаря обкома проследить за организацией на «Русском Дизеле» полноценного серийно-конструкторского бюро, которое возьмёт на себя всю нагрузку по серии, я едва успел на Комендантский аэродром. Кирову даже пришлось специально звонить туда и просить задержать рейс Ленинград-Москва-Харьков, который обслуживался АНТ-14. Этот самолёт, построенный, как писали газеты, всего в трёх экземплярах, первый из которых получил собственное имя «Правда» в честь центральной газеты и был зачислен в агитэскадрилью, побывавшую, наверное уже во всех уголках Союза ССР, был, по сути, пассажирским вариантом ТБ-3. Такая «родословная» определила и силовую установку аэроплана, в которой, вместо изначально предполагавшихся пяти 480-сильных М-22, применили четыре 700-сильных дизеля АЧ-130-8, как и на бомбардировщиках.

Это обстоятельство стоило мне полкило нервов, так как на подлёте к Москве характерный гул двухтактников был разорван натуральным выстрелом. Лайнер вздрогнул и его затрясло, но спустя секунд десять тряска прекратилась, а самолёт слегка качнуло влево. Как раз в ту сторону, где и находилось моё место. Не удержавшись от тревожного любопытства я выглянул в окно и увидел, что капот крайнего левого мотора буквально разворочен и дюралевые ошмётки полоскаются по ветру, а деревянный винт этого двигателя лениво вращается только под напором встречного потока воздуха.

– Не беспокойтесь, – вышел в салон бортпроводник, – ничего страшного не произошло. Сломался один мотор, но у нас есть запас мощности и беспокоиться не стоит. Прошу занять всех свои места и не скапливаться на левом борту.

Свежо предание, да верится с трудом. Бледноватый вид стюарда только подтверждал опасения, что не всё то так радужно. Однако, пассажиры, которых, к счастью, было не слишком много, бурча, расселись по креслам. После этого проводник попросил занять свободные места правого борта, чтобы разгрузить аварийную левую часть самолёта. Прилегающие к крылу кресла он попросил освободить особо.

Как только с перемещением «грузов» было покончено, в салоне нарисовался бортмеханик, который сняв деревянные панели внутренней отделки у самого пола, принялся что-то откручивать ключом «на девятнадцать». Заинтересовавшись его действиями, я выглянул наружу ещё раз, чтобы понять, какие детали в конструкции самолёта экипаж посчитал на данный момент лишними.

Увиденное, надо сказать, меня не вдохновило. АНТ-14, по случаю зимнего времени, был переставлен на лыжи. И вот теперь, левая, обрубленная спереди, без носка, к которому крепилась расчалка, под действием встречного потока наклонилась вниз и повисла почти вертикально, став воздушным тормозом. Лететь в таком положении явно не просто, а сесть так и вовсе невозможно. Решение экипажа, вовсе избавиться от одной ноги шасси, начав с фюзеляжного подкоса, я внутренне полностью одобрил и попытался расслабиться, положившись на их профессионализм.

Глядя на себя со стороны, я удивился собственному отношению к складывающейся ситуации. Намечается натуральная авиакатастрофа, а мне всё равно! А что делать? Паниковать? Или предложить механику помочь? Да и остальные пассажиры, хоть и обсуждают между собой приключение, но ведут себя более-менее спокойно. Вот что значит отсутствие телевидения и вбитых в голову стереотипов. Вернее, стереотипы присутствуют, но совсем не те. Авиации всего-то двадцать-тридцать лет и аварии, скорее, считаются нормой. А раз самолёт летит, а не падает, то и вовсе всё хорошо.

А может, оно и к лучшему? Вот гробанусь сейчас, некому будет ставить на ход «Фрунзе». СССР сэкономит драгоценные ресурсы вместо того, чтобы вбухивать их в безнадёжное и бесполезное дело. Сказано же, если хочешь разорить развивающуюся страну – подари ей крейсер. Надо бы этот афоризм запомнить, чтобы сказать в нужный момент кому надо «наверху».

Пока я был занят своими мыслями, механик, закончив свои дела в салоне, отчего самолёт стало потряхивать, видимо освобождённая нога шасси стала болтаться под действием потока, слазил в крыло и, повозившись там минут десять с гайками, ножовкой и зубилом, избавил АНТ-14 от одной «лапы». Лайнер вильнул в сторону, приподняв левое крыло, но выправился и встал в вираж в сторону аварийного двигателя. Время шло, а мы продолжали кружить, вырабатывая топливо.

– Долго нам ещё так вертеться? – тихо спросил я проходящего мимо проводника.

– Ещё часа четыре. Мы в Харьков без дозаправки в Москве летаем. А может и больше, моторов-то меньше на один стало.

– Тогда я посплю, – ответил я, опять удивившись своей беспечности.

– Одеяло принести?

В ответ я утвердительно кивнул и стал устраиваться поудобнее.

Эпизод 12.

Садились мы уже в сумерках. Когда самолёт стал снижаться, я замандражировал, как и перед любым опасным предприятием, на исход которого я никак повлиять не мог. Но мои опасения оказались напрасными, пробежав большую часть лётного поля на одной лыже, в конце АНТ-14 мягко лёг на крыло, чуть развернулся и встал. Пассажиров пригласили на выход. Всё бы хорошо, но уже первые вышедшие на лёгкий мороз, стали возмущаться, почему их не посадили на Центральный аэродром. Наверное, москвичи, или уже летали этим маршрутом.

– А где это мы? – задал я волнующий всех вопрос, глядя на собравшихся вокруг самолёта людей, машины, в том числе «скорые» и «пожарную».

– Аэродром Раменское. Товарищи, не переживайте, тут недалеко железнодорожная платформа, откуда поездом можно добраться до города.

– Тьфу, блин, завезли! – плюнул я в сердцах себе под ноги.

– Как всегда шумишь, Семён Петрович? – похлопала сади по плечу чья-то рука, а смутно знакомый голос заявил. – Радоваться должен, что всё обошлось!

– Андрей Николаевич! Какими судьбами? – обернувшись я увидел прямо перед собой Туполева.

– О, узнал! А я думал, в этой шубе меня от медведя не отличить! А я, брат, тебя сразу заметил! Смотрю – меч, значит, товарищ Любимов! Больше таких оригиналов в СССР не водится! – балагурил Туполев, видимо маскируя истинные чувства, глаза его были грустными. – А мы тут с Александром Александровичем за пробежками СБ приехали понаблюдать. Знакомьтесь товарищи! Товарищ Архангельский, товарищ Любимов. А тут радио! Авария АНТ-14! Вот мы и остались посмотреть, в чём дело. А то что вас на Центральном не посадили… Сам посуди, что бы было если вы у всех на глазах гробанулись? Пойдём, глянем, ты же по моторам дока, а до Чаромского теперь далеко.

Смотреть было, в общем-то, не на что. Суть происшествия была ясна с первого взгляда. Нижний правый поршень АЧ-130-4, оборвав внешние шатуны, вылетел из цилиндра как из пушки и, пробив лёгкий дюралевый капот, повредил лыжу, которая теперь валялась где-то на маршруте.

– Опять двигателисты виноваты! Все беды от вас! Такой самолёт чуть не угробили! – разошёлся Туполев не на шутку, выдав свои переживания. «Правда» была, что ни говори, его любимым детищем, а «Максим Горький» Туполева в этом мире не состоялся, это имя было уже присвоено пассажирскому варианту малосерийного бомбардировщика Калинина К-7.

– Товарищ Туполев, ты не прав. Нет, конечно, авария произошла из-за мотора, но вот в причинах надо разбираться. К тому же это АЧ-130-4, боевой двигатель с небольшим ресурсом, а вы его на пассажирский самолёт, – не дал я тружеников своего «цеха» в обиду. – Где бортмеханик? Сколько моточасов отработал этот мотор?

Летун, задвинутый в задние ряды высоким начальством, вышел вперёд и, помявшись, выдал такое, что у меня чуть ноги не подкосились от осознания риска, которому я подвергся во время перелёта.

– Перед вылетом было четыреста тридцать два, да три часа до аварии летели. А что? Вон, соседний мотор четыреста пятьдесят часов, а не ломается!

– Вы с ума сошли!? – я аж чуть не подпрыгнул от злости. – У этих движков ресурс сто пятьдесят! Вы его втрое уже превысили! Тут удивляться надо, что раньше аварий не было! Вы ж людей возите!

– Так это на полной мощности сто пятьдесят, а здесь она только на взлёте используется, – вступился Туполев за аэрофлотовцев.

– А за моторами мы следим, после каждого рейса полный осмотр и обслуживание. Что износилось – сразу меняем, – насупился бортмеханик. – Перед вылетом никаких замечаний по мотору не было!

– Короче, понятно. Буду ездить поездом или летать «девятками», на них гражданские моторы хоть стоят. Неужели не понятно, что раз указан гарантированный ресурс, то после его выработки мотор надо менять, а не гонять до тех пор пока не сломается! Есть же предел прочности, микротрещины образуются, которые простым глазом не углядишь, а потом шатуны обрывает. И вы ещё говорите, что двигателисты во всём виноваты! А сами военные моторы на пассажирские самолёты ставите и гоняете их пока не посыпятся! – возмущению моему не было предела.

– Ну да, ну да, – ввязался в спор Туполев, – а где они, гражданские моторы нужной мощности? Нет их! Вы даже то, что обещаете, выполнить не можете! Одно и то же по десять раз из-за вас переделывать приходится! Алксниса сняли, слыхал? А знаешь за что? А за то, что три четверти всех ТБ-3 выше трёх с половиной километров летать не могут! Обещали движки с двухскоростным нагнетателем, а валом гнали с односкоростным! Две скорости, видите ли, сложно и брака много! А с СБ история? Мы на самолёт уже четыре разных мотора ставили! «Райт» отняли для истребителей. Ладно, всё равно «Испано» лучше. АЧ-100-8 был хорош, но тоже отняли. Теперь вся надежда вот, на АМД-37.

– Не знаю, о чём говоришь, товарищ Туполев, – холодно отмёл я обвинения, по крайней мере, в свой адрес.

– А… – Андрей Николаевич махнул рукой, – не о тебе речь. Саша Микулин перемудрил. Хотел Чаромского обставить, да не рассчитал. Вознамерился свой АМД-35 и легче и дешевле и мощнее, чем АЧ сделать, а в итоге вышла хлипкая конструкция. Про 36-й и говорить нечего. А у Чаромского харьковские моторы вышли более-менее надёжными. Пришлось выкручиваться, пытаться гонку заново начать, на трёхходовой насос кивая. С Алексея Дмитриевича всё как с гуся вода. Что ему стоит 12-цилиндровый мотор изваять, 8-ми и 16-ти цилиндровые имея? А Микулин ошибки учёл, конструкцию усилил и 6-цилиндровый рядный чемодан АМД-37 выдал. В итоге имеем два авиадизеля с практически одинаковым «лбом», у АЧ гондола диаметром около метра с небольшими уплощениями по бокам, а у АМД шириной шестьдесят и высотой метр сорок. У АЧ мощность 960, у АМД 980. Высотность тоже одинаковая, до пяти на первой передаче нагнетателя и до девяти на второй, но ещё на полкилометра можно за счёт динамического наддува поднять, испытания СБ покажут. Мы самолёт под АЧ делали, но этот мотор приспособлен для установки вооружения в развале верхних блоков, а микулинский чемодан – нет. Вот и забрали АЧ на истребители, а нам всё переделывать, включая шасси.

– Это что, наша тактическая авиация на дизеля пересаживается? – ухватил я главное, пропустив мимо ушей мышиную возню за первенство.

– А ты бы хотел? – усмехнулся Туполев. – Хотеть не вредно. Дизеля получат только истребители сопровождения дальних бомбардировщиков и морская авиация. Сухопутчики на карбюраторных М-25 и М-100 летать будут, им большая дальность не нужна, а топливные насосы – дефицит.

– Ну, хоть так.

– На новый морской бомбардировщик взглянуть не хочешь? Здесь недалеко, вон ангар стоит, – пригласил меня Андрей Николаевич. – Сегодня пробежки нормально прошли, думаем завтра, если погода будет, в воздух поднять.

От таких предложений я не отказываюсь. Пока мы шли до ангара, я обратил внимание на стоящий под брезентом, несуразный из-за короткого носа, самолёт, размахом крыльев не уступавший «Правде».

– Это что ещё такое?

– Это? Это РД, просто с него двигатель демонтировали. Будем на АМД-37 с ВИШ менять, а с ним, чем чёрт не шутит, может, в Америку без посадки махнём. С 35-м опасливо было на такое предприятие идти, а теперь будем пробовать.

Осмотрев новенький СБ, я засыпал Туполева вопросами.

– Пикирующий? А дальность? А бомбовая нагрузка? Торпеду поднимет? А шасси не коротковато, хвост торпеды землю не заденет при взлёте?

– Вот пристал! – осерчал Туполев, уже жалея, что решил похвалиться. – Александр Александрович, ты ведущий конструктор, вот и будь добр, отвечай.

Архангельский, был доброжелателен, но очень краток. Самолёт новый и пока главное – достичь на нём максимально возможной скорости, остальное потом. Прочность конструкции допускает бомбометание с пикирования. Нагрузка – тонна. Торпеду пока не планируют подвешивать, ввиду отсутствия этих самых боеприпасов. Когда моряки соизволят дать изделие или хотя-бы массогабариты, тогда и примеривать будут.