Запах жизни

– «Боинг семьсот сорок семь» идет на посадку! – он издал звук, который должен был означать гудение моторов вышеупомянутого «Боинга».

– Второй пилот запрашивает диспетчера. Разрешите посадку! – и он снова загудел.

Это действительно было смешно. То есть, это конечно было глупо, но то, как все это выглядело, было очень смешно. Ребята не выдержали и покатились со смеху.

В это время Олег, оправившийся от испуга, вызванного воплем Игоря, встал и, заикаясь, сказал:

– Чего орешь, придурок? Ты мне всех зеленых распугаешь!

Игорь тут же сложил крылья и направился прямиком к приятелю.

– А где они у тебя? Покажи.

Олег тут же спрятал за спиной несуществующий пакет.

– Не покажу. Ты их отпустишь, – жалобно, почти плаксиво, пробормотал Олег.

– Да не бойся, не отпущу, – успокоил его Игорь и снова голосом, не терпящим возражений, сказал:

– Дай!

Олег поколебался немного и протянул мнимый пакет Игорю. Тот «взял» его, «раскрыл», потом засмеялся и «вытряхнул» «пакет».

– Дурак, – заявил он и тут же потерял всякий интерес к приятелю. Раскинув руки, он снова принялся изображать самолет. Только теперь он стал бегать по чердаку, завывая и топая так, словно изо6ражал не парящую в воздухе машину, а вз6есившегося от прокисшего кокосового молока слона.

Олег же ползал на коленях по полу, пытаясь собрать разбегающихся во все стороны чертиков. Юрка и Стас смеялись, словно припадочные. Димка тоже хохотал, но в глубине души ему отчего-то было не по себе. «Неправильно как-то все это», – думал он, но глядя на дуркующих Олега и Игоря, не мог удержаться от смеха.

Совершенно неожиданно для всех эту клоунаду прервал грохот резко откинутого в сторону люка.

Смех оборвался, как по команде, а Игорь с Олегом моментально замерли, словно играли в детскую игру «Море волнуется раз», более, в общем-то, подходящую для их возраста. Когда в проеме люка показалась голова, все, в том числе и находящиеся в параллельном измерении Олег с Игорем, поняли, что нужно делать ноги.

– Прячемся! – громко прошептал Юрка, и ребята резво разбежались в разные стороны, стараясь как можно быстрее оказаться в самых темных углах чердака.

Олег и Игорь действовали не так быстро, поэтому залезший на чердак мужчина лет сорока успел их заметить и тут же разразился бурным потоком ругани, общий смысл которой сводился к тому, что сейчас он поймает и открутит головы паршивцам, которые топают над его головой так, что сыплется штукатурка. Конечно, в прямом изложении угрозы были ярче и круче.

Веселье закончилось, становилось не до смеха. Продолжая ругаться всякими нехорошими словами, мужчина бросился вслед за Олегом и Игорем. В этом заключалась его главная тактическая ошибка.

Воспользовавшись тем, что тот достаточно далеко отошел от открытого люка, Юрка, Димка и Стас, каждый из своего угла кинулись к спасительному выходу. Держащий за шиворот отчаянно брыкающегося Игоря мужчина слишком поздно понял свой промах – троица уже активно преодолевала ведущие вниз ступеньки чердачной лестницы.

Димка лез последним.

– Закрой люк! – крикнул ему Юрка, находящийся уже на площадке между четвертым и пятым этажами.

Димка добросовестно попытался это сделать, в результате чего тяжелая дверца, которую он не смог удержать одной рукой, захлопнулась сама, при этом довольно ощутимо долбанув Димку по макушке. Не ожидавший такого подвоха, Димка отпустил руку, которой держался за лестницу, и закончил свой спуск в состоянии свободного полета. Приземлившись мягким местом на пол, он подскочил и, схватившись левой рукой за макушку, побежал вниз догонять своих товарищей. Перепрыгивая через две ступеньки, Димка невольно морщился от боли в голове и копчике. Но самое неприятное в этой ситуации заключалось а том, что этот жуткий конфуз умудрился увидеть Стас, и теперь он наверняка расскажет о нем Юрке. Вот они тогда над ним посмеются! Небось похлеще чем над этими токсиками.

Выбежав из подъезда, Димка увидел улепетывающих со всех ног Юрку и Стаса. Сначала он хотел побежать вслед за ними, но потом передумал.

Почесав начавшую выступать на темечке шишку, Димка тихо выругался и пробормотал:

– Трусы несчастные.

Потом немного подумал и добавил:

– А еще друзья, называется.

После чего поправил на плече сумку и не спеша пошел домой.

Глава 5

Во дворе было довольно тихо. В таких старых глухих двориках всегда бывает почти тихо, в любое время суток. Шум с улицы сюда приходит приглушенным и каким-то сглаженным. Он не раздражает, а скорее наоборот умиротворяет и даже успокаивает, убаюкивая, словно колыбельная песня. Особенно вечером. И легкую дремоту двора не нарушают – ни беготня малышни, ни постукивание о старый деревянный стол костяшек домино, которым балуются местные старички, ни шелест листвы больших деревьев, укрывающих двор тенью и делающих его таким родным и уютным…

Ни о чем таком Вадим и не думал. Впрочем, двое его приятелей от подобных мыслей находились еще дальше. Все трое просто сидели на скамейке возле одного из подъездов и откровенно скучали. В шестнадцатилетнем возрасте душе не нужно умиротворение, ей нужно совсем, другое. Почувствовав, что от получасового сидения на жесткой скамейке начинают затекать все мышцы. Вадим потянулся, после чего посмотрел на часы: 18.30. Паленый заметил это движение и, лениво тряхнув своими белесыми патлами, от которых, собственно говоря, и пошло его прозвище, пробурчал:

– А не пора бы нам пора?

– Чего-чего? – недоуменно вопросил Бул, следуя примеру Вадима, потянувшись так, что захрустели суставы. Паленый искоса посмотрел на него и пояснил:

– Не пора ли нам чем-нибудь заняться, говорю.

– А-а-а, – протянул Бул и закинул за голову обе руки. – А чем ты займешься, если бабок ни фига нету?

Вернув руки в исходное положение, он показушно вывернул наизнанку карманы своей безрукавной клепанной кожанки.

– Это все и без тебя знают, что нету, мог бы и не уточнять, – лениво пробурчал Паленый. Вадим молчал, до поры до времени, слушал этот невинный разговор. Ему даже было немножко интересно – до чего же они в конце концов договорятся. Хотя, в принципе, он хорошо знал ответ на этот вопрос.

– Сам козел, – непонятно отчего огрызнулся на Паленого Бул и почти мечтательно, совсем без перехода, добавил:

– Хоть бы на один пузырь наскрести…

В отличие от Вадима, Паленый пропустил это добавление мимо ушей. Наверное, его задела первая половина фразы.

– Ты кого козлом обозвал, ты? – не то, чтобы очень ерепенисто, но выражая всем своим видом оскорбленную добродетель, вопросил он у Була.

– Не нравится, могу по репе съездить, – хихикнул Бул, демонстрируя Паленому свой немалых размеров кулак.

– Сейчас сам по репе получишь, – хмуро и без особой уверенности в своих словах, скорее для порядку, заметил Паленый. Була это заявление не на шутку рассердило. Он попытался приподняться со скамейки, чтобы показать приятелю где раки зимуют.

– Да я тебе щас…

– Да заткнитесь вы оба! – не очень громко, но весьма внушительно скомандовал Вадим.

Бул недовольно опустил свое мягкое место обратно на скамейку, а Паленый презрительно хмыкнул. Вадим мрачно посмотрел на обоих, после чего повернулся к Паленому и обронил:

– Ты бы много не выпендривался.

Сказано это было без каких-либо особых интонаций, но весьма доходчиво для Паленого. Он снова надулся и что-то пробурчал себе под нос. Вадим сделал вид, что ничего не услышал и обратился к Булу:

– Слушай, ты хоть знаешь, откуда у тебя такое погоняло?

В ответ Бул непонимающе уставился на него и протянул:

– Чего-о-о?

– Бул – от слова булыжник, – невыразительно обронил Вадим.

– Чего-о? – снова протянул Бул, но теперь в его голосе вместе с недопониманием слышалась явная угроза.

– Так, ничего, – снова с безразличием сказал Вадим. – Здоров ты больно.

Бул не нашелся, что на это ответить и промолчал.

Вадим тихонько усмехнулся. Була можно было подкалывать практически безнаказанно, если, конечно, с умом. Здоровенный, как бык, он был, наверное даже тупее того булыжника, от которого пошло его прозвище. Впрочем, несмотря на свою редкую ограниченность, Бул иногда выдвигал очень дельные предложение. Как, например, сейчас. Выпить и вправду хотелось здорово. Сама обстановка прямо-таки шептала об этом.

Тишина, жара, безделье и даже это дурацкое фиолетовое небо над башкой. Все это недвусмысленно говорило о том, что нужно хорошо оттянуться. Но бабок действительно не было после того, как вчера они нехило погудели. Вадим вспомнил вчерашнюю ночь, которую не смогли испортить даже истошные вопли дворняг, и непроизвольно усмехнулся: Надька, дура, до того обкурилась, что решила показать стриптиз. Конечно, так ей и дали самой до конца раздеться. Что-то сегодня ее вообще не видно, наверное здорово ее натерли, теперь отходит. От этого воспоминания в паху у Вадима заломило, а выпить захотелось еще сильнее. Он скосил глаза в сторону дружков. Паленый что-то бубнил про себя с надутой рожей, а Бул сосредоточенно изучал поверхность носка своего правого ботинка. «Птичка ему туда нагадила, что ли? – подумал Вадим. – Как вообще можно иметь какие-нибудь дела с такими идиотами? Всегда все приходится решать за них». Решив, что если не предпринять что-нибудь немедленно, они так и просидят тут до самой темноты, а потом, как бараны, мирно разойдутся по домам, Вадим встал со скамейки и сказал:

– Ну че расселись?! Пошли прошвырнемся.

Бул подорвался так, словно давно только и ждал этих слов. Впрочем, именно так оно и было. Он и сам был готов предложить это, да только не решался. Не имея достаточного количества мозгов, невозможно быть лидером. Зато для любого заводилы он был просто незаменим в качестве правой мускулистой руки. Паленый же поднялся медленно, словно нехотя, продолжая бормотать что-то себе под нос.

– Захлопни пасть, – бросил ему Вадим, и Паленый послушно заткнулся.

– Куда пойдем? – поинтересовался Бул.

Вадим ответил не сразу, так как еще и сам толком себе этого не представлял. Но то, что идти нужно обязательно, он знал точно.

– Куда надо, туда и пойдем, – буркнул он наконец и, засунув руки в карманы своих расклешенных джинсов, направился к выходу из двора. Они прошли в соседний двор, где к Вадиму и пришла в голову вполне конкретная идея. Обогнув нагромождение мусорных баков, и войдя в темноту арки, соединяющей два дома, он жестом остановил компашку.

– Стойте и не вякайте, – мрачно сказал оп парням, нащупывая в кармане текстолитовую рукоятку зоновской выкидухи – подарок одного старого кореша. То, что он собирался сейчас сделать, он делал уже не один раз, хотя вполне разумно не злоупотреблял таким способом добывания денег, но все равно в животе возникло чувство, будто кишки закручиваются в один тугой узел. Чувство – неприятное и возбуждающее одновременно.

Они простояли уже минут десять, прежде чем в дальнем конце арки, со стороны улицы, послышались чьи-то шаги.

Вадим весь напрягся, приготовившись.

Шаги приближались. В полумраке Вадим разглядел лицо и от досады выматерился про себя. Потом нарисовал на собственной физиономии широченную улыбку и гаркнул:

– Здрасьте, тетя Соня!

Пожилая полная женщина аж подпрыгнула на месте, чуть не выронив из руки сумку…

– Ах ты паразит! Ну напугали! – испуганно-возмущенно пролепетала она, круглыми глазами пытаясь разглядеть что-нибудь в полумраке арки. Впрочем, в этом не было особой необходимости, потому что уже по голосу она определила, кто перед ней стоит.

– Я вот вашим родителям пожалуюсь, – не особо уверенно пригрозила она, справившись с испугом, но не останавливаясь, так как знала – этой шпане никакие угрозы не указ.

Вслед ее быстро удаляющимся шагам раздался приглушенный смех, а затем опять наступила тишина. Время тянулось словно резиновое. Прошло еще минут десять, и Вадим начал нервничать по настоящему. Так было всегда, он прекрасно понимал это, но тем не менее ему хотелось, чтобы все это побыстрее закончилось. Ожидание, тем более такое ожидание – это очень большая трата нервов даже для закоренелого бандита. Вадим же подобной закоренелостью даже при всем желании похвастаться не мог. Он был только начинающим, если так можно сказать, любителем.

Но вот снова со стороны улицы раз дались шаги. Размеренные и уверенные. Вадим внутренне подобрался – возможно, это именно то, чего они ждали. Шаги принадлежали мужчине средних лет в сером плаще. Вадим его явно не знал, поэтому, отойдя от стены арки, он остановился перед ним, преграждая путь, и сказал:

– Мужик, закурить не будет?

Мужчина остановился, посмотрел на стоящего перед ним парня и… ничего не ответил. Обычные, вполне нормальные люди так не поступают. Они отвечают либо испуганно, либо грубо. Этот же просто промолчал. Совершенно не ожидавший такой реакции на свои слова Вадим немного, совсем чуть-чуть, но все же растерялся.

– Ты что, мужик, глухой, что ли? – пытаясь придать голосу как можно больше грозности, поинтересовался Вадим.

Мужчина снова не ответил.

«В натуре он глухонемой, что ли»? – подумал Вадим, стараясь поймать его взгляд. Когда же ему это удалось, несмотря на сумрак, то он сразу же почувствовал пустоту в желудке. Тип, стоящий перед ним, явно не принадлежал к числу нормальных людей. Он преспокойно разглядывал Вадима, словно перед ним стояло какое-то жалкое насекомое – неторопливо и равнодушно. Буквально на секунду Вадима охватило чувство гнева. Но уже в следующую секунду оно бесследно исчезло, и он непроизвольно поежился, покрепче сжав в кармане рукоять выкидухи. Он как-то сразу понял, что на самом деле почему-то боится этого ненормального мужика. Но отступать было не в его правилах, особенно в таких случаях, как сейчас, когда на тебя смотрят твои же дружки, ведь это полный крах авторитета. Поборов в себе дурацкий страх, он решил не тянуть резину и перейти к главному вопросу.

– Слушай, мужик, хорош выпендриваться, мать твою. Гони бабки и шлепай дальше. Вадим выплюнул эти слова в лицо мужчине, совершенно не представляя, что же ему делать дальше, если тот снова промолчит. Мужчина действительно не проронил ни звука. Он только как-то странно склонил голову на бок, как это обычно делают маленькие дети, столкнувшись с чем-то не совсем для них понятным, при этом безразличное выражение, написанное в его холодном взгляде, нисколько не изменилось. Вадима это доконало.

– Гони бабки, падла, иначе порежу! – заорал он с истеричными нотками в голосе, выхватывая из кармана нож. Нажав на кнопку и увидев тусклый блеск выскочившего лезвия, Вадим почувствовал себя увереннее. Рукой с ножом он сделал запугивающий выпад в сторону мужика. Тот быстро отступил на один шаг, однако голова его так и не изменила своего положения, а губы так и не раскрылись для того, чтобы что-нибудь произнести.

«Точно – чокнутый», – подумал Вадим и обматерил про себя все, что только можно за то, что им попался именно этот придурок.

– Да оставь ты его, пусть себе валит дальше, – подал голос Бул, которому, похоже, надоело наблюдать эту комедию. Немного подумав, он добавил:

– Или дай, я с ним разберусь. – Это предложение подействовало на Вадима как иголка, загнанная под ноготь.

– 3аткнисъ! – огрызнулся он, сделав шаг навстречу мужику и продолжая сжимать в вытянутой руке нож.

– Мужик, гони бабки и разойдемся по хорошему, – сказал он и вдруг почему-то, совершенно неожиданно для себя, добавил:

– Нам много не надо.

Сказал, и тут же понял, что ляпнул лишнее. В сложившейся ситуации подобные слова не могут принадлежать настоящему заводиле. Вот если бы их произнес Паленый, то это было бы не страшно, а так… Нужно было срочно исправлять положение, и Вадим сделал то, на что в любой другой ситуации никогда бы не решился.

– Получи, козел! – рявкнул он и, размахнувшись, косо полоснул ножом по плечу незнакомца. Тот отшатнулся и посмотрел на порезанный рукав плаща, который стал медленно окрашиваться в красный цвет по краям разреза. Самое дикое заключалось в том, что даже сейчас мужчина молчал, словно рыба. Так – просто не бывает! Несколько секунд стояла напряженная тишина, хотя Вадиму казалось, что его сердце бухает на все пространство арки. Все еще вытянутая вперед рука с ножом дрожала так, будто он только что проснулся с великого перепою. В его голове билась только одна мысль: «Я сделал это, я это сделал…» Вот только было совершенно непонятно, что же делать дальше?

Внезапно затянувшуюся уже тишину разорвал дикий визг. Вадим обернулся так резко, словно его хорошо тряхнуло током. Визжал Паленый. Сначала Вадим подумал, что у того ни с того ни с сего поехала крыша, но когда он увидел, что тот от чего-то отпихивается, и когда разглядел, от кого тот отпихивается, по его спине потекли липкие струйки холодного пота.

Паленый продолжал брыкаться, но визг его оборвался – видно в легких закончился воздух.

Во вновь наступившей тишине Вадим услышал шорох от сотен бегущих по асфальту лапок. «Бачки… Мусорные бачки..», – подумал он. Ужас пригвоздил его к месту.

Бул повел себя совершенно иначе. Глухо вскрикнув, он бросился бежать в сторону улицы. Пробегая мимо Вадима, он задел его плечом. Это помогло Вадиму очнуться. Он тоже хотел побежать, но было уже поздно.

Три здоровенные твари прыгнули на него одновременно. Тройной толчок в грудь сбил Вадима с ног. Падая на спину, он попытался закрыть руками лицо. Он начал кричать, но удар об асфальт выбил весь воздух из его легких. Вадим почувствовал, как вцепились в его грудь острые коготки, а затем три хищно распахнутые крысиные челюсти с лязгом сомкнулись на его горле. Словно со стороны услышал Вадим хруст разрываемых на куски мышц и хрящей. Это был последний звук, услышанный им в этом мире.

Бул так и не добежал до улицы. Не меньше двух десятков крыс кинулись на него со всех сторон. Острые зубы впились в его ноги, руки, живот. От пронзившей все тело боли он завертелся волчком и упал на асфальт. Тут же несколько крыс бросились к его голове. Почувствовав их возле своего лица, Бул хотел истошно завопить, но его крик умер еще в глотке, так и не успев родиться.

Под аркой снова наступила тишина. С того момента, как Вадим ударил ножом странного мужчину, прошло не больше трех минут.

Мужчина в сером плаще постоял еще немного совершенно неподвижно, словно прислушиваясь, а затем склонился над телом Вадима, распластанном на грязном асфальте. Раскинутые в стороны руки еще конвульсивно дергались, но глаза его уже закатились. Из разодранного в клочья горла фонтаном била темная кровь, Она собиралась лужицей вокруг запрокинутой головы, густея и сворачиваясь в комочки прямо на глазах.

Мужчина медленно провел пальцами по порезу на собственном плече. Там тоже была кровь, и она тоже была настоящей.

Он выпрямился и уже собирался уйти, но тут его внимание привлек валяющийся на земле нож. Он поднял его, повертел в руках, разглядывая так же равнодушно, как до этого тело, лежащее у его ног, и потом бросил на асфальт рядом с мертвым Вадимом.

Больше ничего интересного здесь не было.

Развернувшись, мужчина решительными шагами вышел из арки и смешался с толпой прохожих, заполнившей вечерний город.

Часть 2

Глава 1

Сытин вышел из домика диспетчера и, остановившись на деревянном крыльце под небольшим козырьком, не спеша закурил сигарету. Облокотившись на перила, он стоял и курил, легкими движениями указательного пальца сбрасывая пепел с кончика сигареты вниз на молоденькую, еще не успевшую разрастись буйным цветом, траву.

«Май – это хорошо, – думал Сытин. – А то, что он в этом году такой теплый – вдвойне хорошо. Хотя, вообще-то, жарковато для мая. Если погода не подкачает и в июле будет такая же жарища – то это просто здорово».

По графику у Сытина в начале июля намечался отпуск, и он хотел провести его с женой и дочкой как следует. А любому лесному ежу понятно, что для простого российского работяги лучший отдых во время летнего отпуска – это безмятежное загорание на пляже. Пока не надоест. А надоесть может не скоро.

Конечно, все это весьма примитивно, и Сытин, например, был бы очень даже не против насыщенной культурной программы во время отпуска. «Да вот только с нашими ли деньгами и возможностями вся эта культура?» – в который уже раз за последние лет пять подумал Сытин и вздохнул. Спору нет, хотелось бы в этой жизни еще что-нибудь кроме работы и отдыха на пляже раз в год. Да и то не каждый год. Очень хотелось бы. Да вот только почему-то не получается нарушить сложившийся ритм жизни. Самое смешное, что кто-то другой – хоть правительство, хоть начальство, хоть самый распоследний мент, если ты ему чем-то не понравился, могут это сделать за тебя. А вот сам – никак.

Сытин щелчком выкинул окурок и еще раз вздохнул. Чем ближе отпуск, тем меньше хочется работать. В душе такое ощущение, что тебя самым наглым образом кто-то обманывает, и на самом деле тебе уже давно пора отдыхать. Для рабочего настроения хуже нет этого времени – месяц до и месяц после отпуска. Знаешь – что работать надо, а не хочется. Хоть убей – не хочется.

Подумав немного, Сытин достал из кармана пачку и закурил еще одну сигарету. Ничего, работа не волк, в лес не убежит. Его напарник Витя Тетерин – очень любит говорить по этому поводу так: «Если хочешь поработать – ляг, поспи, и все пройдет». И ведь железно следует этому правилу, гад. Вот и сейчас – дрыхнет себе в тишине и прохладе, и ни о чем у него голова не болит. Да и с чего бы ей болеть? Парень молодой, не женатый. Если только с похмелья.

Сытин усмехнулся этой мысли и посмотрел на часы. Да, как бы ни было тошно, а идти придется. За задержку начальство по головке не погладит.

Спустившись с крыльца, Сытин тут же лишился тени от козырька и подумал: «Нет – все-таки это слишком жарко. Просто ненормально жарко. Так же ненормально, как фиолетовое небо».

Сощурившись так, что ресницы соединились в тонкую сетку, он посмотрел на солнце. Лицо обдало волной жара, будто он сунул голову в мартеновскую печь. Пекло немилосердно. Яркое палящее солнце и фиолетовое, чистое-чистое небо – вот и все, что было над головой. «Хоть бы какое облачко пробежало, так нет же – чисто, – подумал Сытин. – И цвет этот дурацкий. Неужели он на все лето таким останется?»

Еще раз взглянув на часы, Сытин снова вздохнул. Все, дальше тянуть резину уже не рекомендуется. Думы – думами, а работа есть работа. Пора уже идти снимать показания с приборов. До самой газораспределительной станции от домика диспетчера было метров двести. Всего, вроде бы, ничего. Но сегодня они казались Сытину невообразимо длинными.

Во многом в этом была виновата, конечно, жара. Все-таки ходьба под палящим солнцем на открытой местности – занятие малоприятное. Но кроме этого было еще что-то, а что именно, Сытин никак не мог понять. Нет не просто так он тянул время. Что-то, какая-то сила задерживала его здесь, возле крыльца домика диспетчера. Она словно говорила ему: подожди немного. Но больше ждать он уже не мог – график.

Надвинув козырек кепки пониже на глаза, чтобы солнце не так слепило, Сытин зашагал к станции, чувствуя, как проминается под ногами плавящийся от жары асфальт дороги. «Что же сейчас в городе творится, ё-моё», – подумал Сытин.

Сначала он шел медленно, совершенно не торопясь, но где-то на полпути солнце победило дурные предчувствия, и ему захотелось дойти до станции быстрее. Он прибавил было шагу, но буквально через несколько метров снова притормозил. От жуткого пекла ноги были словно ватные и на то, чтобы передвигать ими требовалось прилагать огромные усилия.

Дойдя до калитки ограды, Сытин ненадолго остановился и огляделся. Ничего подозрительного он не заметил. Да и что такого необычного он мог увидеть? «Все. И в правду заработался, – думал он, закрывая за собой калитку. – Действительно уже пора в отпуск. Недельку поваляться на пляже, и нервы будут как новенькие».

Сытин, как и положено, обошел станцию по периметру, производя визуальный осмотр труб всевозможных размеров, стелящихся по земле и изогнутых арками и сепараторами. Только после этого, с некоторой долей зависти подумав о напарнике, который остался валяться на диване в домике диспетчера, Сытин открыл дверь приборной. Она, как и всегда, подалась с трудом, при этом заскрипев так, что противно заныли зубы. «В который раз масло забываю принести», – подумал Сытин и вошел внутрь.

Здесь было прохладно. Здесь вообще всегда держалась одинаковая температура – что зимой, что летом – семнадцать – восемнадцать градусов. В этом заключалось самое главное и, пожалуй, единственное достоинство приборной для операторов.

Сытин вытер со лба пот, немного отдышался, после чего подошел к столу, стоящему в правом углу, и открыл журнал. Найдя нужную страницу и записав число и время, он стал снимать показания с термометров и датчиков давления, которые торчали из множества труб. Те, в свою очередь, вырастали из бетонного пола, выгибались, а затем снова уходили в пол. Эта большая хитросплетенная и слегка гудящая от идущего внутри них газа масса «железных червей», как называл про себя трубы Сытин, занимала всю центральную часть зала приборной.