ДОНОРЫ. Фантастика и приключения

– Я хотел бы знать суть того, что вы делаете. Разумеется, в вашей технике я не пойму ни бельмеса, но Рупперт рассказал мне о факторе риска, и я бы хотел понять… Ну, то есть, хотя бы общих чертах представить себе…

– Я вас услышал, – Борхес величаво кивнул. Похоже, невнятное признание гостя его вполне удовлетворило.

– Рупперт говорил что-то о линзе, аккумулирующей отрицательную событийность. Но каким образом этого можно достичь? Насколько я понял из его слов… – Виктор замолк, остановленный движением руки доктора.

– Уверен, это была аллегория и не более того. Суть явления неизмеримо сложнее. Здесь нужно базисное знание природы кварков и глюонов, квантовой теории поля, глубинной хромодинамики и многого другого. Кроме того, неплохо бы кое-что понимать в теории вероятности, в нейронной биофизике, да и в иных сферах, не всегда поддерживаемых научными кругами. Я имею в виду труды Сатпрема, Керши, Ауробиндо и так далее. Только в таком случае я мог бы еще как-то беседовать с вами. Но вы ведь даже не сумеете ответить мне, есть ли какое-то различие между квантом действия и постоянной Планка.

Виктор покраснел.

– У себя на родине я получил кое-какое образование и азы высшей математики помню!

– Да что вы такое говорите! – Борхес язвительно улыбнулся, отчего Виктор испытал судорожное желание ударить его по физиономии.

– Во всяком случае, что такое фактор риска, представить себя могу, – угрюмо выдавил он из себя. – К тому же, если верить Рупперту, общий принцип как раз прост, сложна технология.

– Дело Рупперта – вербовка доноров и организация охраны, – Борхес пренебрежительно поморщился. – Свой исключительный нос ему следует совать куда угодно, но только не в науку. Дело в том, что, не представляя себе, что такое мю-мезоны и дельта-кванты, вы вряд ли осмыслите результат того разрушения, которое причиняют вашим акспесным оболочкам данные частицы.

Заметив недоумение на лице Виктора, ученый со вздохом принялся объяснять:

– Акспесные оболочки, если трактовать упрощенно, представляют собой биологический экран человека. Такова, во всяком случае, их основная функция. Это довольно тонко структурированная и одновременно мощная система защиты, тесно увязанная с неокортексом головного мозга и прежде всего – с нашими ноонейронами. Каким образом осуществляется эта связь, мы до сих пор имеем лишь самое смутное представление, но дело даже не в этом. Так или иначе, внутри нас и вне нас этот экран существует. В некотором смысле он подобен кожному покрову, предохраняющему человеческую плоть от воздействия ультрафиолета, механических повреждений и вирусного десанта. Увы, защитные свойства кожи существенно ограничены, это не кевлар и не броня. Примерно то же самое наблюдается и с нашим биологическим экраном. Океан событийности овевает нас со всех сторон. Иногда в нем разыгрываются настоящие шторма и бури, случается и своего рода штиль. Но только благодаря прочности наших природных экранов мы ощущаем мощь внешних волн лишь время от времени. Кстати, здесь тоже наблюдается своего рода дарвиновский отбор. Припомните, за некоторыми из нас упорно держится слава везунчиков, так называемых любимцев Фортуны. Других, напротив, постоянно преследуют неудачи.

– Да уж, – хмыкнул Виктор. – Прямо про меня!

– Об этом и речь! Все дело в нашей защитной оболочке, которая в свою очередь влияет на наш конкретный фактор риска.

Виктор покачал головой.

– Слушаю вас и не верю. Не понимаю, как такое вообще возможно – изменение фактора риска и всей судьбы конкретного человека!

– На самом деле, ничего принципиально нового здесь нет. Задумайтесь, разве не тем же самым занималось все цивилизованное человечество на протяжении последних столетий?

– Что вы имеете в виду?

– Да взять хотя бы те же вещи; в сущности, занимаясь их изготовлением, мы всегда наделяли продукты своего труда искомыми факторами риска. Ни бронза, ни железо не казались нам долговечными – поэтому появилась сталь, а за ней – булат с дамаском. Сегодня металлы сплошь и рядом заменяются сверхпрочной керамикой, углепластиком и иными композитами. Но это в военной технике, где без прочности просто не выжить, а в мирной промышленности наука пошла ровно обратной дорогой.

– Не понял?

– Да, да! – помните, какие гарантии на технику давали населению еще полсотни лет назад? Семь лет, девять, четырнадцать! А что произошло потом? Все тот же картельный сговор на самом высшем уровне постановил, что слишком долговечная одежда и чересчур надежные машины, холодильники, телевизоры, вычислительная техника превращаются в угрозу для экономики. Производители поняли, что, быстрый износ товаров для них экономически выгоднее. Лучше и проще – не чинить, не реанимировать, а восполнять сломанное новорожденным товаром. И разом изменились все правила игры. В электронику стали вшивать чипы самоуничтожения, металл, пластик и прочие материалы – все стало более тонким и хрупким. Сроки гарантий сократились до скромных двух-трех лет. Более того, нечто подобное стали делать с продуктами, стремительно развивая индустрию ГМО, задействуя различные программы вроде «Терминатора», «Самоликвида». «Торреро» и т. д. Основная цель всех означенных манипуляций заключалась как раз в том, чтобы искусственно наращивать факторы риска. Деталь, в прежние времена способная проработать полсотни лет, сегодня выйдет из строя вдесятеро быстрее. Курочки-несушки дают яйца, но не приносят цыплят, зерновые не способны воспроизводить себя сызнова – это все та же политика. Но… – Борхес царственным жестом обвел помещение. – До сих пор мы говорили в основном о мире неодушевленном – о предметах труда и обихода, о пище, но только в наши дни наука, наконец-то, дотянулась до людей.

– Нас стало слишком много, верно? – Виктор хмыкнул. – Да и живем мы слишком долго.

– Вы недалеки от истины, сегодняшние правители вынуждены учитывать и этот фактор. Эпидемии и войны, как вы понимаете, не лучший выход, а химические изменения пищи с хитрыми лекарствами и вакцинами дают слишком медленный и не всегда прогнозируемый результат. Поэтому поиск продолжается, и, открыв суть акспесных оболочек, мы соприкоснулись с более тонким и могущественным миром. – Борхес самодовольно откинулся на спинку кресла. – Мы стали работать с событийным потоком! Иначе говоря, нам удалось пустить судьбу по трубам, словно обычную воду. При этом все небесные рычаги в наших руках, понимаете? Только регулировать нам приходится не интенсивность холодной и горячей воды, а наши ежедневные сюрпризы. Людям стало подвластно управление температурой судьбы!

– Температурой судьбы?

– Да, термин, кстати, предложен моим покойным братом, Джозефом, – температура судьбы. Счастья и несчастья, беды и радости – все зависит от силовых свойств наших природных экранов. Там, где одним сходит с рук самое невероятное, другим не удаются даже элементарные пустяки, и мы недоумеваем, почему одним без конца везет, а другие напротив – не вылезают из своих затянувшихся черных полос.

– Значит… – Виктор нахмурился. – Вокруг каждого из нас есть своеобразный защитный панцирь?

– Панцирь, кокон, аура, тонкое тело – называйте как угодно, но эта субстанция, действительно, имеет место быть, и главное, что она работает! Ну, а статистическая событийность подобна вездесущим вирусам. Она равнодушна и беспощадна – и без промедления разит ударами в малейшие трещинки на наших экранах, распознавая уязвимые места, выявляя лакуны. Чем больше мы пасуем, куксимся и теряемся, тем хрупче становится защитная оболочка, тем безжалостнее хлещут по ней океанические волны. Иначе говоря, это часть нашего природного иммунитета. Мы сопротивляемся не только вирусам и бактериям, но и ежедневно воюем с мировой событийностью.

Подушечки пальцев Борхеса мягко сомкнулись друг с другом. Чуть позже сошлись и ладони. Доктор напоминал изготовившегося к молитве монаха.

– Бывало у вас так, что вы вставали не с той ноги? Наверняка, бывало. И день не задавался с самого утра: дурное настроение, предчувствие неудачи… На перекрестках при вашем приближении вместо зеленого включался красный, встречные девушки кривили рты, со стола падали вилки-ложки, а ваш локоть то и дело попадал в тарелку с салатом…

Виктор криво улыбнулся.

– Знаю, что такое случается периодически у всех. День невезения, который также связан с нашим физическим недомоганием. А точнее – с ухудшением свойств акспесной оболочки. Даже если вы купите в такой день беспроигрышный лотерейный билет, вы стопроцентно проиграете. А не проиграете, так потеряете искомый билет или у вас его украдут. Попробуете в такой день разложить карты или выкинуть кости, и у вас также получится худший из возможных раскладов. И во всем будут виноваты они – ваши защитные экраны.

– Но почему их свойства могут ухудшаться?

– Господи, какая разница? Можно назвать сотни причин: скажем, не получилось как следует выспаться, накануне выпили лишку или ночью вас укусил инфицированный клоп – мало ли что! Значительно важнее для вас понимать: в этот день, за какое бы дело вы ни взялись, скорее всего, ничего путного не получится, и вы сядете в лужу. Захотите сыграть в азартную игру, непременно проиграете, попытаетесь доказать что-либо начальству, оно пошлет вас подальше, возьметесь за новый проект, и он у вас сорвется. Казалось бы, все безнадежно и мы целиком подчинены судьбе, но это не совсем так. Как выяснилось, событийные флуктуации можно взнуздать, и именно это мы сейчас делаем.

– Звучит фантастично.

– Звучало! – Борхес с важностью поднял палец. – Но сегодня это уже не фантастика, поскольку наша аппаратура реальна – и она работает, а эксперимент с донорами проводится уже на протяжении нескольких лет! Массированным облучением мы, Вилли, разрушаем экраны наших волонтеров. Да, да! Дробим его в куски и заставляем рассеиваться. Если можно так выразиться, человек выходит отсюда абсолютно обнаженным перед житейскими бурями. А далее действует та самая статистика, о которой говорил вам Рупперт. Среди тысяч невидимых кандидатов вы становитесь жертвой номер один, поскольку светитесь самой яркой и вызывающей расцветкой. Мы отпускаем вас в ночь, предварительно окатив люминесцентной жидкостью, и событийность обрушивается на вас, временно оставив город в покое.

– Рупперт толковал о недельном сроке!

– Правильно, это оговаривается специальной строкой в контракте. Но уточню: это не мы так хотим, это – природа. Именно такой срок необходим для восстановления вашего естественного защитного покрова.

– Значит, экран действительно способен восстанавливаться?

– Разумеется! Не думаете же вы, что мы выпускаем отсюда калек, обреченных на бедствия в течение всей жизни? По счастью, природа и здесь работает нашим адвокатом и лекарем. Порежьте себе палец, и через тройку дней рана затянется, нечто подобное мы наблюдаем и тут. В среднем через шесть-восемь дней – человеческий экран в общем и целом восстанавливает свои защитные свойства. Таким образом, фактор риска нормализуется, вероятностные составляющие возвращаются в привычные рамки, а стало быть, и вы вновь обретаете возможность вернуться к нормальной жизни.

– Кажется, понимаю… Я выбываю из игры, а меня подменяет следующий донор?

– Совершенно верно. Сменяя друг друга, вереницы спасателей подставляют себя под событийный водопад. Тем самым мы даем возможность мирным гражданам жить более спокойной и размеренной жизнью.

На какое-то время они замолчали.

– Вы хотите знать что-то еще? – поинтересовался Борхес.

– Да! То есть… – Виктор сглотнул образовавшийся в горле ком. – Если правда все то, о чем вы тут рассказали…

– О! Это абсолютная правда, и в этом вам придется убедиться очень скоро, – Борхес пожевал губами. – Обманывать вас не входит в мои намерения.

– Да, не спорю. Но у меня остался еще один вопрос, – Виктор озабоченно потер лоб. – Если существует некий событийный океан, хотя я с трудом представляю себе, что он собой представляет, то это ведь страшно. Получается, что на рубеже двадцать первого века человек, в самом деле, обретает возможность управлять потоком событийности, а значит, овладевает совершенно новым оружием. Непредсказуемым и способным наносить урон огромному количеству людей…

Борхес вновь его перебил:

– Вы не правы. Речь идет как раз не об оружии, а о чем-то совершенно противоположном. Мы рассматриваем наше уникальное открытие исключительно как средство повышения общественной безопасности. Предельно демократичное – безо всякого социального расслоения, без деления на бедных и богатых, на черных и белых. И замечу, если это и можно именовать управлением, то довольно пассивным. Мы не отменяем судьбу, мы лишь ограничиваем отдельные ее проявления.

– И тем не менее! Вы уже переступили черту, за которой происходит круговорот судеб. То, что казалось неразрешимой загадкой, внезапно приоткрылось… – Виктор никак не мог сформулировать напугавшую его мысль. – Я хотел спросить: неужели вы верите, что подобным образом можно действительно излечить планету от зла?

Мэрвил Борхес путанным мальчишечьим движением снял очки, принялся протирать их платком.

– Это не вопрос веры, дорогой мой. Я ученый. А ученые – это слепцы, семенящие по дорожкам, указываемым жизнью. Кроме того, лечение нередко начинают не будучи уверенными в том, что используемые методики и лекарства окажутся эффективными. Однако лечение необходимо, поскольку проблемы налицо. Что-то надо делать – и мы делаем. Ну, а со временем все устаканится и займет свои законные места. Появится должная статистика, да и наука сумеет одолеть очередные несколько ступенек. Ну, а пока мы работаем, и смею вас заверить, что результаты нашей работы несомненны. Об этом говорят многочисленные сводки, поступающие из полицейских участков. Кражи, ограбления, просто несчастные случаи – все летит вниз, едва мы выпускаем на улицы очередного донора. Это факт, с которым уже не поспоришь.

– Значит, я у вас буду в роли живца, – Виктор невесело усмехнулся.

– Мне не хотелось бы употреблять подобный термин. Донор – существо, сознательно идущее на риск во благо окружающих. И кстати, вы можете еще отказаться, – последнюю фразу Борхес произнес с медлительной осторожностью. – В конце концов, мы придерживаемся принципа добровольности, и если вы передумали, еще не поздно переменить решение.

– Поздно, мистер Борхес. Уже поздно… – Виктор задумчиво посмотрел на правый мизинец, отягощенный массивным кольцом. – Как видите, меня успели оснастить всеми необходимыми аксессуарами – даже капли для глаз выдали, очки с обыкновенными стеклами: объяснили, что будет обязательное воспаление конъюнктивы. Спасибо, конечно, но причем тут мои глаза?

– Дело не в глазах, а в пыли и мошкаре, Вилли. Пора бы уже привыкнуть к мысли, что все это скоро станет вашей исключительной прерогативой. Как и случайный мусор с небес, задиристые пьянчужки, некачественные хот-доги.

– Вот как?.. Значит, я вооружен на все случаи жизни? Индивидуальный датчик, ботинки скалолаза, рация и прочая чепуха…

– Эта так называемая «чепуха» в самом скором времени может оказаться для вас крайне полезной! – вновь водрузив очки на нос, доктор закинул ногу на ногу, руками обхватил колено. – Вам, Вилли, следует уяснить одно: вы участвуете не в каком-нибудь театрализованном шоу, здесь все всерьез. И дело, к которому вы подключаетесь, безусловно привлечет к себе в ближайшие годы внимание десятков и сотен политических деятелей. Я говорю о крупнейших фигурах – о президентах и действующих монархах. Вполне возможно, уже в этом десятилетии наша программа станет проектом номер один для всего мира. Мы расширим деятельность организации, наводнив донорами все города и все страны. Появятся школы доноров и профсоюзы доноров, мы создадим донорские движения и донорские банки. Специальные институты станут разрабатывать волонтерский реквизит – повышенной прочности амуницию и экзоскелеты, энергетические тоники и средства защиты всех степеней. Мы наконец-то сдвинем с мертвой точки все то, что сегодня именует борьбой с преступностью. Мы не будем с ней бороться, мы попросту объявим ей шах и мат. Да, да! Именно так все и будет. Работа полиции сведется к простейшему администрированию и абсолютному минимуму!

Говоря все это, Мэрвил Борхес не сдержал довольной улыбки. Хмурая физиономия Виктора нимало его не смущала. Судя по всему, ученый действительно верил в то, что говорил.

– Что ж… – Виктор оперся о рукояти кресла, медленно поднялся. – Звучит ошеломляюще, хотя… Очень уж все просто.

– Это вам только кажется! – Борхес по-детски покачал ногой. – Вы послушали двух человек, и только-то, но за нашими словами стоят годы напряженного труда. Так что ничего простого здесь нет, да и вам в скором времени придется тоже непросто.

– Спасибо, что предупредили.

– Всегда пожалуйста! Кстати, вы напрасно встали. Дельта-квантование проходит именно здесь. Окружающий нас стеклопластик – не что иное, как защита обслуживающего персонала от дельта излучения.

– Вот как? – Виктор вновь опустился в кресло. Борхес же напротив, поднялся.

– Минуточку терпения. Следует обговорить кое-какие детали с Руппертом. И если нет никаких возражений, то, полагаю, можно приступать к финальной фазе.

Некоторое время Виктор молчал, осмысливая услышанное.

– Или вы еще не готовы?

Виктор неопределенно качнул плечом.

– Как долго это все происходит? Я про облучение…

– Совсем быстро. Секунд тридцать-сорок, не больше. Процедура совершенно безболезненная, так что беспокоиться нет оснований.

– Я понимаю, – Виктор с иронией кивнул. – Процедура безболезненная на первых порах, а на вторых – как уж получится…

– Ну, это уже во многом будет зависеть от вас.

– Буду на это надеяться, док…

Но доктор его уже не слушал. Прозрачный колпак поднялся и плавно опустился. Мэрвил Борхес оказался снаружи, Виктор же остался на жертвенном пятачке один. Ловушка, таким образом, захлопнулась.

***

Коренастый инструктор с дубинкой в полусогнутой руке шел чуть впереди. Следом за Виктором шагал Таппи – один из тех ребят, что брал его пару дней назад в гостинице. Надо признать, они не слишком его здесь задерживали. Отчасти Виктор был даже разочарован. Он ждал инструкций, может быть, даже какого-то курса специальных тренировок, но ничего подобного не случилось. Доноров выпроваживали на улицу, едва умыв-накормив, в двух словах разъяснив им суть дела. В этом плане ему даже повезло: тот же Таппи поведал Виктору, что с обычными волонтерами ни Борхес, ни тем более – Дик Рупперт как правило не общаются. Исключение сделали только для него – видимо, как для первого донора из России. Вот так, не больше и не меньше! И вроде бы не на что было обижаться, но все равно – некий осадочек у Виктора остался. Никто не носился с ним, как с писаной торбой, не вешал на грудь прощальных иконок, оберегов и амулетов, не хлопал трепетно по плечу, не жал руку. Все было вежливо, сухо и делово. Очень походило на то, что донорская служба у них поставлена на конвейер, и тот же инструктор монотонным голосом напутствовал шагающего рядом донора последними наставлениями:

– Одежду и ботинки рекомендуем не снимать. Куртка и брюки из особого кевларового волокна. На груди и животе – несколько керамических пластин, но очень-то не обольщайся. От ножа спасут, от пуль – вряд ли. То же самое со шляпой. Под внешним фетром – та же керамика. Практически – каска…

– То-то она такая тяжеленная!

– Лучше будет потерпеть эту тяжесть. Может выручить от множества мелких и больших неприятностей.

– Ага, вроде того кирпича, что падает на голову.

– В том числе и от него.

– А от чего не выручит? – Виктор нервничал, и оттого чувствовал, что становится болтливым. Язык работал сам по себе, не спрашивая разрешения. В эту минуту он просто не способен был сдерживаться.

Инструктор скосил на него равнодушный взгляд и, игнорируя вопрос, тем же монотонным голосом продолжил:

– Датчик с мизинца снимать тоже не рекомендуется. Без него мы не сможем следить за твоим передвижением. Рацией пользуйся лишь в крайнем случае. Частоты могут прослушиваться случайными радиолюбителями. Таких в последнее время развелось сверх головы. По той же причине запрещаются переговоры в эфире открытым текстом. С основными кодовыми словами тебя ознакомили?

– Вроде да. Хотя не очень понимаю, зачем все эти шифры.

Пробормотав невнятное, инструктор зло взмахнул дубинкой, задев стену. Крупная голубая искра звонко треснула на металлических рожках резинового оружия.

– Славная вещица! – оценил Виктор. – А мне почему такую не выдали?

Сопровождающий вновь пропустил его слова мимо ушей. Судя по всему, игра в вежливость закончилась, и Виктор начинал понемногу закипать.

– Я, кажется, задал вопрос! Не слышал, сержант? Почему мне не выдали никакого оружия? Рупперт мне много чего обещал.

– Вооружение доноров запрещено инструкцией. Мы руководствуемся статьями закона и не намерены разжигать стрельбу на городских улицах.

– А если будут стрелять в меня?

– За это тебе и платят, приятель. Кроме того, есть рация. Приспичит, выходи в эфир. Глядишь, кто-нибудь да откликнется.

Инструктор задержался перед массивной, выходящей на улицу дверью. Лязгая тяжелыми замками, вновь покосился на Виктора. Губы его искривились в усмешке.

– Ну, что? Удачи тебе, донор! – крепкая рука хлопнула Виктора по спине – практически выталкивала наружу. Готовый увидеть ту же ехидную улыбочку, Виктор обернулся к Таппи. Но нет, этот парень глядел на него иначе – даже вроде как сочувствовал. Прежде чем шагнуть за порог, Виктор благодарно ему кивнул.

Глава 4

Теплый ветер овевал лицо новоиспеченного донора. Окрашиваясь в малиновые тона, солнце неторопливо уползало за крыши. Виктор взглянул на часы. Десятый… – и всего ничего до полуночи. Инструктор говорил, что утро и день проходят относительно терпимо. Главные донорские злоключения начинаются с приближением ночного времени. Что ж, великолепно! Его выпустили под самый занавес! Даже не дали времени освоиться…

Озираясь по сторонам, Виктор двинулся по улице. Пока ничего не происходило. Или ЭТО происходит не сразу?..

Ветер с шорохом подволок к его ногам мятую газету. Осторожно переступив через нее, он приблизился к витрине. На кого он похож в этом кевларовом балахоне? Виктор повернулся чуть боком. Да нет, вроде нестрашно. Четверо из пяти прохожих с уверенностью отнесут его к категории не самых запущенных бродяжек. Впрочем, если этот кевлар, в самом деле, чего-то стоит, можно и потерпеть. Он пристукнул по асфальту каблуком. Вот ботинки ему определенно нравились! Мягкая и вместе с тем прочная кожа, высокие, как у сапог, голенища, ребристая подошва, позволяющая ступать пружинисто и без опаски, надежно ощущая под собой землю. И при всем при том – совсем даже не тяжелые!

Глубоко вздохнув, Виктор подмигнул отражению в витрине. Что-то не слишком спешит океан событийности. Может, излишне его напугали? Зарядили, чтобы не расслаблялся и не терял бдительности, а в реалиях этот самый событийный поток – не такой уж и грозный?

Виктор ощутил, как губы его сами собой вытягиваются в кривоватую насмешливую дугу. Занятно! Получается, он взялся за работу, в эффект которой до сих пор не верит. Ни Борхес, ни Рупперт так и не сумели полностью его убедить. Шапок-невидимок не бывает. Как и ковров-самолетов со скатертями-самобранками. Тем не менее, эти деятели из ОПП утверждали совершенно обратное. Неудивительно, что мозг Виктора продолжал вновь и вновь прокручивать ситуацию, рассматривая ее и так, и этак, пытаясь отыскать скрытый подвох, обнаружить зловещий умысел, ускользнувший от внимания хозяина. Собственно, объяснений – и объяснений вполне реальных могло быть сколько угодно. Он выслушал всего лишь одно из многих – версию, на которую мог легко купиться средний обыватель. Как известно, на доверии простачков процветает добрая треть человечества. Ну, а две трети пускают нюни, суют головы в петли или травят себя транквилизаторами…

Что-то капнуло ему на плечо. И еще раз – уже на носок ботинка. Дождь? Виктор задрал голову. Стая проплывающих птиц и ни одной тучки.

Понятно… Он брезгливо стряхнул с куртки зеленоватый комочек. Сорвав с дерева листок, отер ботинок и пальцы. Может, так они и начинаются – донорские злоключения?

Позади заурчал мотор, по дороге скользнул свет фар. Виктор поднял руку. В отделе профилактики его снабдили небольшой суммой денег. Он мог бы добраться до нужного ему района на машине. Правда, среди множественных запретов, внушенных инструктором, был и тот, что воспрещал использование какого бы то ни было транспорта. Риск угодить в аварию возрастал до верных девяноста девяти процентов, убеждал инструктор. Лобовое столкновение, отказ тормозов, лопнувшее на скорости колесо – случиться может все, что угодно, и никакая ловкость тут не спасет…

Машина, в самом деле, двигалась чрезвычайно странно. Она то и дело петляла, въезжая колесами на бордюр, соскакивала обратно, да и перемещалась какими-то дурными рывками.