Полная версия
Первый человек
– На сегодня хватит! Обратно пойдем пешком!
Дважды просить не пришлось. Она со вздохом облегчения скатилась со спины Ветра и, согнувшись, принялась массировать себе задеревеневшие мышцы в бедрах.
Разогнувшись, она сначала погладила Ветра по гриве. Этот конь сегодня тоже хорошо потрудился. Она, сама пока еще этого не осознавая, уже прониклась к нему крепкой привязанностью, ибо он всегда останавливался, когда она падала, и смотрел на нее намного сочувственнее, чем ее человеческий друг. И только сейчас, когда она любовалась его великолепной черной шерстью, она поняла, что все ее страхи прошли: она не думала о том, что они с Кристо не поладят, не ощущала трепета от того, что завтра уроки продолжатся и будут намного труднее из-за синяков. От этой внутренней свободы ей стало так хорошо.
Ностальгия съедала ее. Она падала в Кейп-Тир, бродила по его улицам, прыгала в его океан. Там она была полна надежд и воли, здесь она полна разочарований и чужими приказами. В ее сознании отражались лица любимых и это лицо в голубых глазах. Рядом с ним появлялось еще одно, без формы и цвета…
– Все, хватит, – твердо сказала она себе.
Она резко поднялась с кровати, оделась, пересекла пещеру и вышла наружу. Вместо бледного солнца на голубом небе сидели неподвижно старые кучевые тучи.
Она плотнее закуталась в одежду и попыталась размять мышцы, хотя это было больно – полтела у нее опухло от тренировок. На одной из стен что-то ярко блеснуло. Она приблизилась и ахнула: это было зеркало.
Она исхудала. Кисти рук костяшками торчали из рукавов куртки, а штаны свисали на выступающих бедрах. Лицо ее вытянулось и заострилось, а глаза сверкали как-то беспокойно и лихорадочно. Они словно постоянно двигались, покрывались рябью. Она все вглядывалась и вглядывалась и вдруг отшатнулась: это было не ее отражение. Она не хотела больше на него смотреть – кто-то другой смотрел на нее оттуда.
Она отвернулась и увидела стол с какими-то дощечками с неизвестными письменами. Она взяла одну в руки, повертела, но безучастно положила на место. Ее влекло в другое место, в кладовую, где она могла раздобыть что-нибудь поесть. Она даже могла сделать себе завтрак, пока Падиф не видит.
Она заглянула в каждый мешок, просто чтобы знать, что Падиф от нее прячет. Там были запасы овощей и фруктов хлеб, приправы и специи, мед, варенье, даже сыр, вяленое мясо и, в самом темном и холодном закутке, куриные яйца.
Она взяла еду, раздула угли и быстро поджарила яйца. Не успела она проглотить первый кусок, как пещера наполнилась холодным воздухом, снег всколыхнулся на пороге и внутрь зашел Падиф. На поясе у него блестел ятаган. Он посмотрел на нее приветливо.
– Я вот тут решила приготовить завтрак… – промямлила она.
Он повесил оружие на стену и присел к ней.
– Угостишь меня?
– Конечно! Что за вопрос? – воскликнула она.
Они ели молча. Когда Падиф отложил свою тарелку, она убрала посуду, а он сел за стол.
– Подойди-ка сюда, квален, у меня есть для тебя хорошее занятие, – сказал он.
Она присела рядом с ним.
– Я приготовил записи по истории и географии. Начнем, пожалуй, с географии, потом история, потом язык… Хм… С языком будет сложно, но это будет и нескоро…
– О, мы начинаем уроки? – с воодушевлением спросила она.
– Уроки чего? Знаний? Да. Но их недостаточно, чтобы знать Искримен. Тебе нужно не просто выучить его, а захотеть понять, уметь предсказывать, слышать, что он тебе говорит.
– Такое ощущение, что только и делаю, что слушаю его…
– Что ты имеешь в виду?
– Сегодня снова этот голос мучал меня во сне.
– Мучал, потому что ты слышишь, но не понимаешь.
– А ты научишь меня?
– Я не могу научить. Могу направить.
– Ой, да это все равно…
Последнее она сказала уже про себя, отмахиваясь от туманных изречений.
***
– Нет, квален, все было не сразу. Жизнь, какой ты ее знаешь сейчас, зародилась постепенно, благодаря трудам первого человека, кто смог преодолеть пустоту и мрак зимы. Просто взять и появиться естественным путем, как ты говоришь, ничего не могло, ибо вокруг царила одна лишь гиблая пустыня. Первопроходец сумел создать жизнь из смерти… Я уже говорил тебе об этом… – Падиф свел брови на переносице и напряженным взглядом уперся в стол.
– Да, я помню. Но как первопроходец смог взаимодействовать с основаниями, и откуда он оказался среди той гиблой пустыни, если там ничего не было? – не унималась Энди.
– Этот вопрос волнует не только тебя, но и всех нас, таленов. Не существует разгадки этой тайны, и когда-то именно этот пробел в истории послужил дополнительным поводом для сомнений таленов прошлого, которые и привели к разобщению людей… Пожалуй, лучше будет, если ты сама прочтешь вот это, чтобы понять, какие сведения мы имеем по этому вопросу, – и он потянулся к краю стола, где лежала увесистая стопка деревянных дощечек.
– О, нет, нет, ведь я не пойму ничего на вашем шепелявом языке! – тут же попыталась отмахнуться Энди, с некоторым отчаянием смотря на колоду пластинок.
– Не тревожься, – тихо сказал Падиф и снял со стопки несколько дощечек, – Записи сделаны на твоем языке.
– Что? Но… Как это возможно?
– Это возможно, потому что твой язык использовался на самой заре мира, когда по земле еще ходил Первопроходец, – и юноша, загадочно улыбнувшись, протянул ей деревянную повесть лет.
– Тебе не кажется это странным? Я попала в этот мир сама не знаю как, и оказывается, что первый человек в этом месте говорил на моем наречии? Или это просто совпадение? – нервно усмехнулась она.
– Я говорил тебе, что все взаимосвязано. И совпадения… Это оправдание слабых духом и разумом. Такого явления просто не существует.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты знаешь, – довольно резко ответил Падиф.
Энди облизнула губы и, опустив веки, приняла из рук юноши деревянные листки.
«Ужас, беспроглядный мрак и опустошение – это окружало меня, и не было вокруг ничего, кроме смерти. Воздух, плотный, безвкусный, такой же пустой, как и все вокруг, просто не мог уместиться в груди, разрывая ее… И не одного звука вокруг. И единственное, что оставалось, это слушать голос внутри себя, следовать его зову, высасывая у смерти ее убийственную энергию, чтобы жить самому, чтобы таяли снега для новой жизни… Но пустота не могла покинуть мир, она не могла просто так уйти, если единственная мысль в мире была в одном лишь человеке, возрождающем жизнь из праха. И тогда мне стало ясно, что делать, и моею просьбою было создать для меня подругу, и я попросил основания, попросил мир об этом. И я отдал свою мысль всему, что жило, впустил в себя тот разум, что был вокруг. И так появился род ваш, разумный, живой, свободный и смертный, ибо смерть нельзя искоренить навечно.»
– Он что, писал его сам? – она недоуменно посмотрела на Падифа.
– Да, – улыбаясь, закивал головой наставник, – А еще у него были помощники – летописцы, некоторые из которых писали с его слов.
– Помощники – ученики?
– У него не было учеников, хотя многие хотели бы, – скривил губы мужчина.
– Многие? – переспросила она, но Падиф укоризненно и строго взглянул на нее и она тут же поправилась, – Я имею в виду, кто хотел и почему он не взял их?
– Хотели те, кто был наиболее приближен к нему, если кто-то вообще мог быть ему близок. Ведь вся его семья умерла, тогда как он был обречен жить долгое, долгое время среди чужих людей, не ведающих о том, что было в самом начале. Хм… Считается, что он не брал учеников, потому что руководствовался тем правилом, которое используется и поныне – к познанию приходят самостоятельно.
– Но как тогда передались все эти знания об основаниях и прочее?
– Он дал лишь ключи. Тем более, его мысль была повсюду.
– Падиф, а когда он создал людей, он стал их вождем? Или просто очень почитаемым человеком?
– А почему ты так уверенна, что людьми тогда кто-то вообще руководил? – Падиф наклонил голову, словно бы пытаясь рассмотреть ее лицо с другого ракурса.
– Ну, так устроен человек. Без власти будет хаос. Иначе откуда будешь знать, как поступать? Нужен какой-то образец, какой-то стандарт, в соответствии с которым следует жить…
– А ты не думаешь, что если человечество будет жить в гармонии друг с другом, то никому не нужно будет руководить им?
– Только если это будет. Но этого не будет – люди не смогут согласовать все свои действия и желания.
– Суть существования без руководства заключается не во всеобщем равенстве, а всего лишь в понимании каждого своей истинной цели, талантов, требований.
– Знаешь, Падиф, все это звучит довольно неопределенно.
– Не более неопределенно, чем твои рассуждения, – сказал он, – Ну а теперь скажи мне, что ты думаешь о происхождении оснований и о тексте, который прочла.
– Да, точно, – спохватилась она и сосредоточилась, – Первопроходец говорит, что слышал голос внутри себя – что это за голос?
– Я думаю, это голос оснований. Возможно, но мы не знаем точного ответа.
– Нет, тогда бы он написал, что слышит голоса, ведь оснований – четыре?!
– Возможно, – только и сказал Падиф.
– А что если это… Тот же голос, который и в моей голове? – предположила она, – Ты можешь его чувствовать, но не слышишь, а я – слышу, но не различаю. Может, только Первопроходец мог понимать, что этот голос говорит ему?
– Я и не предполагал, что это может быть тот же голос, что и у Первопроходца!
– Ты сомневаешься в моих силах? – она пошутила, но Падиф, очевидно, воспринял эти слова серьезно.
– Наоборот – это воодушевляет меня еще больше! – и он вскинул руки, улыбаясь.
– Ладно-ладно, – заворчала она, пытаясь унять неприятную тему в зародыше, – Я еще кое-что хотела спросить по поводу этого текста. Он пишет, что отдал свою мысль миру. В чем смысл?
– В этом наша гармония. Все мы – плод одного сознания, именно поэтому мы можем общаться с основаниями и друг с другом мысленно. В каждом из нас – части его, Первопроходца. Хотя и с каждым новым рождением сознания людей все больше отличались друг от друга.
После они покатались на лошадях. Когда они возвращались обратно, она обратила внимание на тонкую белую полоску на горизонте.
– Что это там? – выпалила она, – Там, на горизонте?
В ответ Падиф нахмурился и напряженно вгляделся в белеющую вдалеке полоску.
– Это Смерть, – коротко сказал он ей.
– Смерть? Что ты имеешь в виду?
Но Падиф не отвечал. Его молчание становилось каким-то зловещим.
– Это Зима? – спросила она, а юноша только едва заметно кивнул ей, – Но… Но ведь ее уже нет… Ты ведь говорил, что она была уничтожена…
– Я не говорил тебе этого! Я говорил тебе, что жизнь постепенно приходила в этот мир, но это не значит, что она уже заполонила его весь!
Энди судорожно вздохнула, переводя дух. История о Вечной зиме казалось ей мифом, исковерканной столетиями историей. Теперь круг неизведанных и потенциальных опасностей в ее сознании расширился. Она поежилась.
– И как вы живете здесь с таким спокойствием, когда рядом это? – не сдерживая своего испуга, взвизгнула она.
– А кто тебе сказал, что мы спокойны? – проникновенно поинтересовался Падиф, – Как ты думаешь, почему Первопроходец выжил? Наше сознание сдерживает ее, – ответил он.
Инскримен оказался действительно не таким великим и большим, каким она его себе представляла. К югу и западу от горы Ревен были сплошь холмы. Севернее скалы лежал тот самый лес, в котором она спасалась когда-то, кажется, уже очень давно, от желтоглазого сообщника Падифа, а сквозь лес, огибая Ревен и теряясь в холмах, протекала река, что и вынесла девушку к каменному гиганту. С северо-западной стороны лес теснили Бринчатые скалы, что когда-то стали приютом для изгнанных таленов, а на восточной стороне леса, рядом с краем карты, были поля. Далеко на западе воздвиглись горы с широким ущельем в самом их центре, которое перерастало в туннель к северу.
– А что здесь? – ткнула Энди пальцем в пустое место южнее гор, – Там Зима?
– Нет. На самом деле, эта территория уже очищена, но мы не можем знать, что там теперь.
– Что вам мешает?
– Не что, а кто, – поправил ее юноша, – Это ярики. Вот это Цараненные горы, а внутри них ущелье Щарегал Элена. Ярики заняли это место еще на заре войны, а ведь оттуда еще не была изгнана Зима… Не знаю, как они смогли выжить, но сейчас они заслоняют от нас юго-западные земли, и мы давно не знаем, что там творится. Мы не можем заглянуть туда даже с помощью силы оснований…
– Что же они там прячут? – прошептала Энди, – А что это за пятно с рожками?
– Это озеро Салиест Темпела, служит своеобразной границей, разделяющей сферы влияния леканов и яриков. Эти две черточки – это две сторожевые башни, которых иногда называют Глазами Равностояния, так одна из них стоит ближе к северу, другая – к югу. Эти башни были воздвигнуты как охранные сооружения после некоторого события, случившегося относительно недавно. С тех пор ярикам трудно пройти незамеченными.
– А что это было за событие?
– Хм… Один очень молодой и неопытный тален попал в окружение врагов, ибо нес при себе ценную информацию, и вынужден был бежать другим путем. Когда силы почти оставили его, он случайно вышел к этому озеру, которое спасло его своими целительными свойствами, силой своей воды. Но ярики преследовали его и только благодаря Селемеру юный воин смог остановить их, ибо воды этого озера почему-то не потребовали для выполнения его просьб многого взамен, и так юноша благополучно вернулся на Ревен, доставив важные новости. После он вернулся к этому озеру и исследовал его. Он соединяет в себе силы Селемера и Ламара и находится посреди пустоши.
– А кто был этот юноша?
– Это был родственник правителя ревенов.
– А какая география Зимы? Или этого никто не знает?
– Может быть, кто-нибудь и знает, может, ярики побывали там, раз они смогли выжить в Цараненных горах… – ответил Падиф.
– Расскажи мне про эти поля… Что они делают на самом краю мира, рядом с Зимой?
– Это посевные поля, зовутся Окраинными. Там леканы сеют зерновые, овощи, пасут свой скот. Может показаться странным, что эта земля обладает таким плодородием, находясь рядом с Зимой, но в близости смерти и кроется суть жизни.
– Значит, все, что мы ели – с тех полей?
– Да. Мы обмениваемся с леканами, жителями леса Хафис, едой и металлами, обучаемся друг у друга, – Падиф замолчал, ибо заметил, что Энди слушает его вполуха. Девушка погрузилась в раздумья: долгие воспоминания, неполные образы вспылили в ее сознании.
– Падиф, расскажи мне об этом лесе, Хафис.
– Это место было одним из первых, очищенных от смерти, поэтому Хафис считается самой древней частью Искримен, и именно там, по преданию, жил Первопроходец и первые люди, – далеко не сразу начал Падиф, сначала придирчивым взором поглядев на нее, – В этом лесу живет что-то большое, сильное и одновременно истощенное. Это странное ощущение, я не могу объяснить тебе это, это чувствуешь только там. Еще кажется, что там кто-то смотрит на тебя. Причем не так, как здесь на Ревен, там другое. Что-то прокрадывается в самое сознание и наблюдает оттуда… – Энди почудилось, что плечи Падифа дернулись, – Не самое приятное ощущение. Ты, кстати, не чувствовала ничего такого?
– Нет, вроде нет… – неуверенно сказала она, – А вы не спрашивали об этом у самих леканов? Почему так происходит?
– Они не открывают секрета такого влияния леса на таленов. Может быть, они и сами не знают… – Падиф покачал головой.
Энди выдержала паузу.
– Там, в лесу, деревья вдруг омертвели… И они говорили со мной. Или что-то вокруг говорило со мной, – тихо и медленно проговорила она.
– Да, я слышал, как Ламар ликовал.
– Ламар – это основание? Но почему? И зачем нужно было убивать те деревья?
– Да, основание. Он не убивал деревья. Он взял их силы, чтобы исполнить твою просьбу.
– Нет. Нет, какую просьбу? Что за чепуха, я не хотела убивать лес!
– Конечно, не хотела. И Ламар этого не хотел. Но ему была нужна энергия, чтобы исполнить твою просьбу, но не печалься! – он повысил голос, опережая ее возражения, – Эта энергия была отдана с радостью, потому что это было сделано для валена.
– Что же это за вален такой, который заставляет мир умирать? Это не я! – она вскочила.
– Тихо, тихо! Пойми, для Ламара имело значение заставить тебя верить. А когда ты научишься контролировать свои желания, ему это не потребуется!
– Ничего не понимаю! – она схватилась руками за голову.
Падиф ничего не сказал.
– Ладно. А расскажи мне про Бринчатые скалы! Я хочу знать, как они велики, какова высота их пиков, как глубоки их ущелья и для чего они используются сейчас!
– Хм… Когда верных основаниям таленов начали ссылать туда, Зима еще жила в скалах, и люди там страдали. Порою тем, кто остался в лесу, казалось, что со стороны скал они слышат стоны о помощи, обращенные к основаниям… Именно потому эти скалы получили такое название. Однако, сами жители скал в начале войны называли это место по-другому: Приют спасения. Сейчас их потомки объясняют столь необычное имя тем, что Бринчатые скалы стали новым домом для таленов, которые хотели спасти основания, – сказал Падиф и остановился на несколько секунд, глубоко вдохнув и прикрыв глаза, словно бы вспоминая что-то, – Бринчатые скалы на первый взгляд кажутся жутко неудобными, но на самом деле там все не так плохо. Там много пещер, ущелий, пологих склонов и острых пиков, тропы ведут в овраги и ямы, а каждый камень похож на другой – чужаку там не пройти. Сейчас Бринчатые скалы защищают леканов от неожиданного вторжения с севера. Там еще сохранилась старая каменная крепость…
– А ярики знают об этой заставе?
– Мы подозреваем, им известно что-то.
– А у них ведь тоже есть территории, скрытые от вас… В этом ваши тактики похожи, – сказала она.
– Разница в том, что их шпионы проникают на наши земли, а мы не можем и близко подойти к Цараненным горам.
– Почему? Ведь вы можете скрыться с помощью оснований…
– Мы посылали туда таленов. Но они не возвращались. Однажды мы даже пытались штурмовать горы, зашли в ущелье Щерегал Элена, но проиграли…
– Ого, давно это было?
– Да, достаточно давно. Тогда вален был с нами. Но и с ним мы не смогли одолеть войско яриков, – задумчиво сказал Падиф.
– Значит, не такой уж и всемогущий этот вален! – буркнула зло Энди.
– И Первопроходец не был всемогущ, раз допустил падение таленов.
– Это странно, да?
Падиф не сразу ответил ей. Он посмотрел на нее долго, взвесил свои мысли и ее реакцию. Ему не хотелось говорить об этом, она чувствовала. Ведь так он признавал бы слабость в человеке, который по его мифологии создал этот мир.
– Это непонятно, по крайне мере, – наконец выдавил он, – И это главная загадка. Мы не знаем, что произошло тогда.
Они повисли в молчании.
– Отлично! Давай-ка выйдем! – вдруг скомандовал он и резво поднялся со своего места, снял со стены над своей кроватью две палки, на которых они сражались.
– Э-э-э, Падиф, а зачем тебе эти палки? – нервно поинтересовалась Энди, а кровь в ее жилах неприятно похолодела.
– Затем же, зачем и вчера, – не увиливая, сказал он, а сапог, что она натягивала на ногу, чуть не выпал из ее задрожавших рук.
Он ожидал ее у входа. Она чувствовала на себе его взгляд, но упорно делала вид, что любуется закатом, хотя в глазах у нее была пустота. Падиф тыкнул ее концом палки прямо в печенку, без смущений глядя ей в самые глаза.
– Нанеси мне удар!
Грудь Энди тяжело поднималась, когда она, словно в замедленной съемке, наблюдала, как полная сильных мышц фигура Падифа надвигается на нее – тонкую, хрупкую, почти что ни разу не дравшуюся девушку, и страх мешал ее мысли, путал ее сознание, которое отчаянно пыталось найти оптимальное решение. В глазах Падифа она не видела гнева или жестокости, наоборот, его глаза смотрели спокойно.
Она всегда думала, что та невероятная стойкость, с которой герои криминальных фильмов противостоят своим врагам, есть не что иное, как режиссерское преувеличение. Но сегодня она поняла, что ошибалась. Схватка придала ей сил. Падиф, словно издеваясь над ее неповоротливостью, прыгал и вертелся совсем рядом с ней, колол ее палкой, а она не могла дотянуться хотя бы до шлейфа его куртки. Сначала он бил не сильно, но чем более солнце клонилось к земле, тем сильнее и настойчивее были его удары.
Наконец, она упала и поняла, что, несмотря на кипящие внутри эмоции, не может больше встать. Она отчетливо услышала топот пары ног, приближающийся к ней. Мозг ее сразу же начал рисовать жестокие фантазии, в которых Падиф с торжествующим видом добивает ее лежащей. Она увидела, что его сапоги встали совсем рядом с ней, но вместо ударов ощутила на своих плечах широкие ладони мужчины, и уже через секунду она стояла, пошатываясь и поскуливая от пульсирующей по всему ее телу боли. Лицо наставника смотрело прямо на нее, но для Энди все предметы вокруг превратились в размытые пятна.
Он завел ее в пещеру, посадил на кровать и дал ей баночку с какой-то мазью. Она помазала все синяки, закуталась плотнее в одеяло, но долго не могла уснуть: ее тело дергалось, а мысли резвились в голове, словно дети.
Глава 7
Впервые за долгое время она проснулась не от грома неизвестного голоса в голове, а от обычного кошмара, хотя, конечно, второй вариант не многим предпочтительнее первого.
Шорох раздался у входа, и на пороге возник Падиф – в волосах его и на плечах блестели снежинки, а сапоги покрыл иней. Он отряхнулся от снега, прошел к кострищу, свалил там какую-то тушку и начал разжигать костер.
Несколько минут она беззвучно следила за его действиями, не желая проявлять признаков бодрствования. Даже не двигаясь, она ощущала, как горячая кровь пульсирует в ранах – чувство такое же, словно она слушает вибрацию страйлковой платформы в ожидании поезда.
Но притворяться спящей было бессмысленно. Он знал, что она не спит. Энди медленно поднялась и села напротив Падифа.
– Ну что там у тебя? – спросил он, разрезая мясо и бросая его в котел с водой.
– Да все так же, – перевела дыхание она, – Много ли изменится за два дня?
– Сегодня отличный день! – воскликнул он и, подняв голову, окинул Энди придирчивым взором, – Снег припорошил землю, а воздух свеж и чист, причем солнце сокрыто за тучами.
– К чему это ты говоришь? – насторожилась девушка.
– Неужели нельзя просто поговорить о погоде? – фальшиво возмутился Падиф и улыбнулся.
– Неа, – только покачала головой она.
Мужчина рассмеялся и объявил ей, что они снова будут упражняться с лошадьми. Она застонала, но не смогла переубедить его.
– Квален, – с чувством обратился он к ней, – Многие травмы остаются на всю жизнь, и не только физические. Люди страдают от ущерба, нанесенного их разуму, гораздо сильнее, чем от телесного, ибо боль тела – проходящее явление, и последствия подобных травм всегда можно исправить…
– Ага, я думаю, новую руку или ногу мне никто не пришьет, – грубо прервала она, но Падиф повелительно вскинул вверх палец.
– Ты думаешь, на моем теле нет отметин, что были оставлены мне временем и пережитыми событиями? Ты ошибаешься. Травмы, некогда полученные мною, до сих пор напоминают о себе, но я не вижу смысла напоминать себе и другим о них, ибо тален сильнее физического чувства. Ты не должна жалеть свое тело. Так что сегодня мы возобновим занятия верховой ездой. Тебе нужно регулярное общение с Ветром.
Она ничего не могла сказать в ответ. Если бы она сделала это, то Падиф просто предложил бы ей покинуть Предзакатную ступень. Было ли лучше сидеть здесь, выполняя его приказы, или в какой-нибудь тюрьме, но ничего не делая? Она не понимала, почему просто не попробует пойти прочь отсюда, прямо и прямо? Одновременно ярость клокотала в ней без удержу. Даже сейчас она чувствовала, как дрожат ее руки, удерживающие посуду. Это ощущение становилось все сильнее, и вконец она с подавленным криком бросила тарелку на пол и схватилась за голову.
– Не бойся, квален. Твое сознание путается и тревожится, потому что оно меняется. Ты не можешь справиться с этим – пока не можешь. Но суть не в том, что ты должна справиться с этим или искоренить это из себя. Ты должна научиться ладить с этим и принимать это в себе.
– Что?
– Со временем ты поймешь эти эмоции, их значение и то, во что можно их преобразовать. И тогда они уже не будут для тебя неприятны. Ты научишься использовать их, и, пожалуй, в этом заключается смысл твоего обучения у меня. Когда ты научишься делать это, тогда мои советы и приказы больше не будут иметь значения.
Энди напряженно обдумывала сказанное и вдруг осознала: когда-нибудь Падиф оставит ее. И хотя это было очень далеко во времени, а могло вообще не случиться, а может, это вообще не было реальностью, но ей вдруг стало тоскливо.