Если подняться на нее, то оттуда видна равнина, такая же волнующая и безграничная, как небо, посматриваются далекие города, поселки и хутора, а за ними, синеющее у кромки горизонта море.

Только здесь понятно, как много видела и знала древняя Могила на своем веку, осязая собою время и пространство.

Она зрила племена скифов и сармат, сходившихся в ковыльных степях в жарких, братоубийственных сечах, греческие когорты и железные римские легионы, пытавшиеся объять необъятное, тьмы и тумены так и не дошедших до «последнего моря» грозных монголов.

Слышала она пальбу запорожских мушкетов и вой ядер турецких пушек, звон шашек красной и белой конницы, рев танковых моторов группы армий «Центр» и праздничный салют Великой Победы, а потом все надолго стихло.

Каждую весну зеленый простор у подножия Могилы алел россыпями полевых маков, летом по нему гуляли серебряные волны ковыля, а осенью и зимой пел песни летящий вдаль ветер.

И над всем этим, в мирном небе, величаво парил беркут.

Сильная и гордая степная птица. Превыше всего ценящая свободу.

Часть 1. На рубеже веков

Глава 1. Дорога к дому

«Прощай, не горюй,

Напрасно слез не лей,

Лишь крепче поцелуй!

Когда сойдем мы с кораблей!..»

бодро орали магнитофоны в разных местах перрона, где шла посадка на скорый Мурманск – Москва, в омытые майским дождем, блестящие вагоны.

На Кольском шла демобилизация военных, отслуживших свой срок, и в их числе моряков Северного флота.

Их черные группы в бескозырках с муаровыми лентами, щегольских бушлатах и широченных клешах виднелись тут и там, солидно ступая на подножки тамбуров.

В одной из таких, с золотистыми якорьками «штатов»* на рукавах, радостно скалил белые зубы и юморил с проверявшей билеты молодой проводницей, смуглый сержант, с гитарой на плече и небольшим чемоданом.

– Приходи к нам в гости, – подмигивал карим глазом. – Спою тебе песню про любовь.

– Да поднимайся уже, черт! – шутливо огрызалась та. – Обязательно приду, с веником, если начнете куролесить.

– Все будет тип-топ! – рассмеялся кто-то из моряков, и вся компания, исчезнув в проеме двери, бодро зацокала подковками по крашеному металлу пола.

Сержанта звали Сашка Шубин, родом он был из Донбасса и имел сербские корни.

Остальные пять сослуживцев были кто – откуда, необъятных просторов Советского Союза.

Все отлично владели стрелковым и прочими видами оружия, знали вождение, топографию и рукопашный бой, могли десантироваться с воздуха и воды в любую точку мира.

В прохладных, пахнущих дальней дорогой купе плацкартного вагона, уже шумно располагались другие группы демобилизованных.

Каких тут родов войск, кроме моряков не было!

Ракетчики с аксельбантами на груди, пограничники в зеленых фуражках (один с собакой), танкисты, авиаторы, мотопехотинцы и стройбатовцы.

Морпехи расположились в своем купе, сняв бушлаты, поместили всю хурду* на багажные полки и огляделись.

– М-да, – сказал рыжий старший матрос с жетоном «За дальний поход» на форменке. – Не вагон, а Ноев ковчег. На что многие рассмеялись.

Соседями впереди была десантура, а сзади пограничники со своим «мухтаром», у которого на шее висела медаль, не иначе за службу.

Перед самим отправлением по вагону прошел патруль, старший которого – майор, громко объявил, в Петрозаводске будет второй, для профилактики пьянства и мордобоя

– Кто подорвет престиж Вооруженных Сил, – сказал он, обозрев «дембельский» вагон, – тот будет снят с поезда и помещен на гарнизонную гауптвахту!

– Гафф! – басовито поддержал его, завиляв хвостом, серый друг пограничников.

Ну, тогда счастливого вам пути, – качнул фуражкой начальник патруля, и он последовал дальше.

Спустя короткое время, от головы состава донесся протяжный гудок, по нему пронесся лязг сцепок, и перрон плавно покатил назад.

– Наконец-то, – оживились дембеля.– Давай, машинист, наяривай!

Потом за окнами поплыли окраины столицы Заполярья, поезд сделал объемную дугу, открылась ширь Кольского залива.

Во многих купе моряки с солдатами опустили окна и, высунувшись наружу, замахали бескозырками, беретами и фуражками.

– Прощай Флот! Прощай Армия!

В лица бил ветер. Соленый, морской. И почему-то влажный.

– Ну что, братишки? – вернул окно в исходное коренастый морпех. – Надо отметить такое дело!

– А то! – ответили сразу несколько голосов, и стал накрываться «военно-морской стол». В других купе происходило то же самое.

Многие ребята прибыли на вокзал из дальних гарнизонов полуострова и, как говорят, были с утра « не жрамши».

Вскоре в вагоне запахло армейской тушенкой, копченой рыбой и колбасой, выданными на дорогу.

Имелось в каждом группе и горячительное. Прихваченный с собой в плоских фляжках спирт – ректификат, а еще купленная во время ожидания в городе, продукция ликеро – водочных заводов.

Спустя час, под веселый стук колес, настроение поднялось еще выше, в разных концах вагона грохал веселый смех – началось единение родов войск и многие группы перемешались.

Двое морпехов оказались у соседей – десантников, с теми их единило небо, а два пограничника с братом меньшим (того звали Джек и был он с теленка), прихватив с собой бутылку «Агдама», переместились на их место.

– Тебя че, наградили им? – угостив овчарку бутербродом с паштетом, спросил Сашка у рябого ефрейтора.

– Не, – принял тот наполненный стакан. – Мы вместе призывались. Это мой напарник.

– Значит он, как и мы «дембель»?! – восхитились моряки.

– Р-р-р, – наморщил нос Джек, а ефрейтор рявкнул «за боевое содружество!», после чего все сдвинули стаканы.

К этому времени Марина – так звали проводницу, шустро разносила чай. Ей помогали два военных доброхота – авиатор с танкистом.

Девушку наперебой просили «на минутку присесть» во всех без исключения купе, подводники угощали шоколадом, но та отказывалась, говоря «потом-потом, мальчики».

Получили от ворот поворот и морпехи.

Когда Марина и один из ее подсобных брякнули на их столик шесть подстаканников с горячим чаем, Сашка, как и обещал, пригласил девушку на песню.

– Соглашайся, сестренка! – поддержали его друзья. – Он, черт, хорошо поет, даже африканкам нравилось!

– Приходи вечером в служебное купе,– улыбнулась девушка. – Споешь, а заодно расскажешь про африканок.

– Да, повезло тебе брат, – пялясь вместе с другими на удаляющиеся стройные ножки, шмыгнул носом старший брат Джека.

– Ну, дак! – тряхнул вороным чубом Сашка, потянув сверху гитару

«Кольский полуостров, торчит из-под воды,

Корявые березки цепляются за сопки!

Гитара надрывается, звеня на все лады,

Что Кольский полуостров не для робких..!*

полетела по вагону лихая песня.

Она будоражила, брала за душу и выжимала слезы гордости.

Домой, на родину, возвращались не вчерашние пацаны, а отслужившие по два три года, крепкие и уверенные в себя мужчины.

Во втором часу ночи, когда сморенные первыми впечатлениями от «гражданки», уснули самые стойкие, Сашка прихватил гитару, сунул в рукав форменки бутылку портвейну и тенью заскользил к служебному купе.

– Тук-тук-тук – постучал костяшками пальцев в наглухо задвинутую дверь с табличкой. – Мариша?

– Открыто, – глухо ответили изнутри, – после чего он откатил ее в сторону.

В приглушенном свете, на диване сидела бабуля типа «божий одуванчик» и чего-то вязала, приспустив на нос очки.

– А где Маринка? – выпучил глаза Сашка.

– Я за нее. Чего, сынок, надо?

– Да так, ничего, – вздохнул гость, накатил дверь обратно и почапал назад не солоно хлебавши.

На вторые сутки вагоны с военными стали редеть, а на их места садились гражданские.

В Москве, на Ленинградском вокзале, Сашка распрощался с последними из своей «шестерки», после чего направился к метро, рядом с которым прохаживался наряд милиции

У старшего поинтересовался, как добраться до аэровокзала, вслед за чем спустился эскалатором под землю.

Метро впечатляло красотой, массами народа и небывалым ритмом жизни.

Стиснутый со всех сторон, чуть обалдевший Сашка, вышел на станции «Аэропорт», откуда троллейбусом добрался до аэровокзала.

Там взял билет на ближайший рейс Москва – Луганск и перекусил в кафе бутербродом с колбасой, запивая кофе.

А поскольку времени до отлета у него было «воз и маленькая тележка», решил прошвырнуться по столице.

В ней он никогда не был, хотелось взглянуть на Кремль с Красной площадью, а если повезет, то и побывать в мавзолее.

Сдав чемодан с гитарой и бушлат в камеру хранения, морпех вскоре покинул аэровокзал и снова воспользовался услугами метро, домчавшего его до станции «Площадь революции».

Там, восхищенно обозрев шедевр инженерии и искусства, Сашка обнаружил у одного из пилонов, увековеченного в бронзе матроса, чему весьма обрадовался.

– Здорово, браток! – остановился рядом. А затем пощупал отполированный многими руками ствол его нагана.

Далее, определившись с выходом, гость столицы вознесся наверх и через десять минут, с трепетным чувством (сказались политзанятия), ступил на гранит брусчатки Главной площади Страны Советов.

Она оказалась меньше чем в документальных лентах, которые видел, но все остальное впечатляло.

Зубчатые стены древнего Кремля, мавзолей с застывшими у входа часовыми и уходящие в небо, увенчанные рубиновыми звездами, Спасская и Никольская башни.

Народу на площади было немного – школьники да несколько групп туристов, а вот к мавзолею тянулась очередь.

– М-да, – подойдя ближе, – нахмурился Сашка. – Хрен попадешь к «дедушке». Тут рыл двести будет.

В это время его кто-то тронул сзади за локоть.

Обернувшись, увидел стоящего рядом мужчину средних лет, в сером костюме с галстуком, который с интересом его оглядел и довольно хмыкнул.

– Понравился? – спросил Сашка с иронией.

– Еще бы. Я когда-то служил в ВДВ, богато у тебя прыжков сержант, – кивнул тот на форменку где в числе других, красовался жетон «Парашютист» с цифрой «15» на подвеске.

– Ясно, – понял его интерес морпех – У нас в десантно-штурмовом, у ребят было и побольше.

– В отпуск или запас?

– На дембель. Еду через Москву, хотел посетить мавзолей, да видно не судьба. Народу много.

– Это не беда, – чуть улыбнулся незнакомец. – Щас решим. И сделал знак прохаживающемуся вдоль очереди милицейскому капитану.

– Слушаю, товарищ майор, – подойдя, тихо сказал тот. И покосился на Шубина, – нарушает?

– Наоборот, отдав стране воинский долг, возвращается домой и желает видеть Ильича. Проводи в начало очереди.

– Есть, – ответил капитан. И Сашке – «пройдемте».

– Спасибо, товарищ майор, – поблагодарил тот незнакомца, после чего оба пошагали вперед. К революционной святыне.

«Интересный дядька» – промелькнуло в голове Шубина.

Между тем они подошли к началу очереди.

Прошу задержаться, – протянул руку капитан перед третьей от входа тройкой. А потом Шубину, «пожалуйста».

Сашка монолитно стал впереди, – подумав про себя «вот это тпруха»* и сделал приличествующее месту лицо, выражающее скорбь и отрешенность.

Через несколько минут, в числе других, он ступил под гранитный свод, где в небольшом фойе стояли еще два милицейских стража и один гражданский, шарящие по процессии глазами.

Лежащий в стеклянном, освещенном приглушенном светом гробу, вождь мирового пролетариата был похож на восковую куклу.

– В кино он совсем не такой, – мелькнула в голове мысль. Но Сашка ее тут же отогнал. Впечатляясь.

Миновав постамент с выставленным на обозрение телом, он вышел вслед за хлюпающей носом теткой на свежий воздух и проследовал вдоль кремлевской стены, с многочисленными на ней табличками.

Затем Сашка выяснил, где находится Старый Арбат, доехал туда и послушал песни бардов.

Когда же на столицу опустился вечер, автобус-экспресс помчал его по проспектам и площадям в аэропорт «Внуково».

Там, морпех прогулялся по громадным залам, в бодром шуме прибывающих и улетавших граждан, полюбовался электронной россыпью многочисленных рейсов на громадном табло, а также многочисленными красивыми девицами.

В связи с задержкой рейса, посадку объявили в три ночи, сонные пассажиры погрузились в «Лиаз» и стоя доехали до трапа самолета.

Спустя минут пятнадцать, вырулив на бетонку, «Ту -154» взлетел, размеренно загудели турбины.

– Так – то лучше, – бормотнул сержант, посасывая взлетную карамельку.

Проснулся он от похлопывания по плечу и нежного девичьего, «морячек, просыпайся».

Салон был пуст, в него вливалась утренняя прохлада, рядом стояла бортпроводница.

– Подъем! – открыл глаза Сашка, после чего вскочил, чмокнул девушку в щечку (та рассмеялась) и, шмякнув на голову бескозырку, направился по ковру в сторону открытого люка.

Спустившись вниз по трапу, моряк ступил на землю и, разведя руки в стороны заорал, «Здравствуй Донбасс! Я вернулся!».

Глава 2. Это было под Ровно

– Вставай хлопче, – послышалось сквозь сон, и Васыль перевернулся набок.

Рядом стоял дед Андрий, и, поглаживая вислые усы, смотрел на внука выцветшими глазами.

– Сниданок на столи. Одягайся.

Васыль Деркач – студент исторического факультета Львовского университета, приехал к деду в Ровно на каникулы, и они собирались съездить в лес за грибами.

Чуть позже со двора крытой железом добротной хаты с яблоневым садом вокруг и обширным, в пятнадцать соток огородом, тихо поуркивая мотором выкатился «Днепр» и порулил вдоль улицы.

За рулем, в брезентовом плаще сидел дед, а в люльке Васыль в свитере, сонно зевая.

Старшему Деркачу было за шестьдесят, но он был еще крепок и ворочал за двоих, внуку в три раза меньше.

Родители Васыля давно жили в старом добром Львове, относя себя к местной интеллигенции (отец имел зубоврачебную практику, а мать работала в торговле). Дед же, схоронив бабку, к ним переезжать отказывался и жил сам, там, где родился.

Через год после присоединения Западной Украины к СССР, тогда еще молодой парубок, он был призван в армию, однако с началом войны дезертировал, вернулся в родные края и, вступив в УПА*, предложил немцам свои услуги.

До 44-го, в ее составе грабил и угонял в Германию местное население, принимал участие в карательных операциях.

Когда же его хозяев погнали до Берлина, ушел с недобитыми бандеровцами в лес, откуда делал налеты на «комуняк», и при одном таком попал в засаду НКВД.

Почти всю банду чекисты пошинковали на капусту, а оставшиеся в живых Андрий и еще несколько, получили по двадцать лет колымских лагерей, откуда вышли в 1953-м по амнистии.

Устроившись грузчиком на мукомольный завод, Деркач впрягся в хозяйство.

Для начала чуть подправил старую батькову (та почти завалилась), а потом стал выращивать на продажу кабанов, откармливая их высевками*, которые по ночам таскал с работы.

Вскоре Андрий женился на разбитной вдове с села Грушки, и та стала «курить» самогон, обзаведясь многочисленной клиентурой.

Через два года на месте убогой мазанки супруги возвели каменный дом с мурованным подвалом, заложили сад и расширили огород, дающий для базара всяческий овощ.

Когда же в колыске* запищал наследник, Андрий окрестил его в костеле и дал там слово вывести в люди, что с успехом и проделал.

Вслед за получением хлопцем аттестата, за «хабаря»* пристроил его в медицинский институт, окончив который, молодой Деркач стал врачом – стоматологом. Гроши получал не абы какие, но имел солидный приработок, ставя нужным людям коронки и мосты из драгметалла. Два золотых дуката* для почину, подарил ему батько. Он же помог с деньгами на кооперативную квартиру в областном центре, где наследник нашел достойную подругу жизни.

Теперь вот вырос внук, который трепетно любил дедуся.

После его рождения, устраивая свою городскую жизнь, сын с невесткой часто определяли Васылька до батькив у Ровно, где бабка Мирослава рассказывала хлопчику сказки про ведьм и вурдалаков, а дед о героях Украины – Мазепе, Кармелюке и Олексе Довбуше*.

От него маленький Васылько впервые услышал, слово «москали» с которыми и бились эти самые герои.

Затем внук подрос, стал ходить в школу и приезжать к старикам на каникулы где дед Андрий продолжил свое воспитание.

Как следствие, ко времени поступления в университет, Васыль люто ненавидел «москалей», знал, что они упекли деда в Сибирь как когда-то Кармелюка и считал его для себя примером.

В стенах же родной «альма – матер»*, посеянное в душе внука старым бандеровцем, получило благодатную почву.

Носящий имя Ивана Франко, старейший университет Украины, к тому времени имел ряд достойных выпускников.

В их числе были Андрей Бандера – ярый националист и отец идеолога украинского фашизма, Евген Коновалец – создатель ОУН-УПА* 1и много других, не столь известных, ставших впоследствии антисоветчиками, диссидентами или сбежавших на Запад.

Так что дедовские «лекции» подкрепились у Васыля научными, а еще участием в националистической организации «Рух», официально созданной к тому времени в республике.

Когда внук рассказал деду о своем членстве в организации и этой самой цели, Деркач перекрестился на икону и, сказав «прыйшов наш час!», пожелал научить его практике.

А для того поведал свое героическое прошлое, от которого у будущего журналиста захватило дух. Так было интересно.

Васыль узнал о боевых группах УПА, формах и методах их деятельности, способах тайной связи и работы с населением, а также ряде операций.

И вот теперь, на очередных каникулах, внук вместе с дедом ехал учиться владеть оружием, которое у «Сыча» было припрятано в старом схроне.

Оставив позади Ровно, мотоцикл выехал на дорогу к Дубровице и прибавил скорость.

На полпути он свернул в обширный, теряющийся за горизонтом лесной массив, на отдельных холмах которого виднелись руины старых, времен княжества Литовского* замков, съехал в долину, по дну которой прыгала по камням неширокая речка, и покатил вдоль берега.

– Ось тут и станэмо, – подрулили старый Деркач к группе раскидистых берез у глинистой осыпи, после чего заглушил двигатель.

В ушах возник шум воды и стук дятла в глубине леса.

– Красивые тут места! – сойдя на траву, оглядел ландшафт внук. – Былинные.

– Эгэ ж, – ответил дед, извлекая из багажника вещмешок. – Колысь усэ цэ (обвел вокруг рукою) налэжало пану Потоцькому.

– Великий был князь, – с чувством изрек Васыль. – Не раз дрался с московитами.

– А тэпэр наш черед, – передал внуку рюкзак дед. – Ходимо зи мною.

Спустя час, идя по известным лишь старшему Деркачу приметам, оба оказались на поросшей соснами возвышенности, с остатками крепостной стены и полуразрушенной башней.

Чуть пригнувшись, старик вошел в затянутый диким хмелем пролом, где включил фонарик.

Луч света выхватил из мрака груду битых камней, а за ней мрачный ход каземата.

Осторожно ступая, оба спустились по остаткам ступеней вниз, и Андрий ткнул пальцем в один из его углов, – копай Васылку.

– Понял, – извлек внук из рюкзака складную лопатку, прошел туда, присел и отгреб из-под ног слой песка, под которым оказалась потемневшая от времени дубовая ляда.

Схватившись за ржавое кольцо, он потянул вверх – открылся темный зев, откуда потянуло затхлостью. Оба поочередно исчезли в нем, а потом дед, пошарив у лестницы, зажег спичкой стоящую рядом плошку.

Тусклый огонек выхватил из тьмы подобие склада.

У одной из боковых стен зеленели несколько плоских ящиков, у другой стояли две железных бочки проштампованных имперскими орлами, рядом – почти сгнившие мешки с россыпью толовых шашек.

В торце высился деревянный стеллаж, с многочисленными жестяными коробками.

– Цэ у нас був пунк боепитания, – глухо сказал дед, распахивая крышку одного из ящиков.

Там, в ячейках, матово отсвечивали винтовки.

– Останний раз я тут був у прошлому годи, – взял одну в руки дед, ловко передернув затвор. – Уси готови до бою.

– И сколько тут? – опасливо приняв от него оружие внук.

– Сорок. – На стэлажи цинки з патронами.

– А в мешках что? Мыло? – положил Васыль на место винтовку.

– Кхе-кхе-кхе, – хрипло рассмеялся ветеран подполья. – То выбухивка*, хлопчэ. А у бочках, газолин, то-есть горючее.

Затем старый Деркач прошел к неприметной нише, достав оттуда промасленный сверток. Развернул – в нем лежал пистолет с двумя запасными обоймами.

Парабел,– продемонстрировал Васылю. – Гэрманськый. Спочатку навчу тэбэ стрилять з нього, а потим з гвынтивкы.

– А тут есть где?

– Нэ тут,– запихав в карман пистолет с обоймами дед. – Для цього у мэнэ е мисцэ.

После этого, закрыв ящик и погасив плошку, они поднялись наверх, опустив, замаскировали люк и вышли на дневной свет.

– А зараз пидэмо он туды, – указал дед рукою в сторону едва доносившегося шума.

Пройдя меж красноватых стволов сосен, пара направилась через кусты шиповника в сторону реки.

Там, за ближайшим поворотом, с высокого отрога, в нее скакал бурный поток, нарушая тишину и искрясь радугой.

– Ось тут! – прокричал на ухо внуку дед. – Давай отойдэмо у сторону!

Стороной оказался заросший ельником буерак, упирающийся в рыжую стену из глея*.

Деркач снял плащ, вынул из кармана пистолет и попросил Васыля установить под стеной куски раскрошившегося пласта, вместо целей.

– Готово! – рысцой вернулся через несколько минут студент. – До них метров двадцать.

– А тэпэр дывысь, – подобрался Андрий и вскинул руку.

Один за одним грохнули три выстрела, все куски разлетелись в пыль. Словно и не было.

– Вот это да! – восхитился Васыль. – Метко стреляешь!

– Практика була богата, – разгладил усы старик. – А зараз ты (передал внуку оружие).

Тот, дрожа стволом, выпалил по оставшимся целям пять раз – в результате промазал.

– Ну а тэпэр будэмо вчиться,– поморщился старик и, кряхтя, уселся на сложенный плащ. – Дай сюды зброю.

Для начала он поведал ученику боевые характеристики пистолета, показал, как его заряжать и целиться.

После снова перешли к практике и, расстреляв вторую обойму, молодой Деркач наконец-то попал в мишень, что вызвало его бурную радость.

Затем Андрий подошел к старой груше-дичке, росшей неподалеку и спрятал пистолет в дупло.

– Ну а зараз собэрэмо грыбив на юшку, а то сусиды спытають дэ булы (хитро прищурился дед), поснидаемо шо Исус послав, то поидымо до дому – до хаты.

По дороге обратно дед с внуком набрали рюкзак во множестве росших в этих местах пэчэрыць, масленков и опят, а когда солнце повисло в зените, вышли к мотоциклу.

На извлеченный из багажника брезент поместилась корзинка с провизией, где были паляница, брус копченного сала, молодые огирки с пучком цыбули и фляжка сливянки.

– Ну, будьмо! – подождав пока Васыль нарежет паляныцю с салом, поднял фляжку дед Андрий и забулькал горлом.

Прикончив все, они подремали на зеленой травке, а ближе к вечеру, «Урал» тронулся в обратный путь, до хаты.

Вопрос о вступлении дида Андрия в «ряды» был решен с выездом во Львов в течение недели, и в Ровно появилась очередная боевая ячейка бандеровцев, которую он возглавил.

Теперь в лес «за грибами» по субботам, прихватывая воскресенье, наведывалась целая группа.

Учеба велась в режиме строгой секретности. В укромном месте, на подходе к «тиру», выставлялась бдительная охрана с биноклем, которая постоянно менялась.

Кроме стрельбы провиднык* учил молодят изготавливать из подручных средств «коктейль Молотова», а также основам взрывного дела, а еще способам конспирации и тайной связи.

По вечерам же, когда на леса опускался вечер, компания «грибников» разжигала костер у машины, варила в казане галушки с салом и слушала рассказы Деркача про славные бандеровские походы.

Юные глаза светились отвагой, в них отражались будущие, которые были не за горами.

Глава 3. Солдаты удачи

– Хайя‘аля-ссалят! – пропел заоблачный голос муэдзина в старой части Кабула, после чего Джек Блад разлепил глаза и хрипло выругался.

После вчерашней попойки с приятелями ужасно болела голова, и хотелось пристрелить служителя культа.

Сглотнув клейкую слюну, Джек нашарил рукой стоящую на полу бутылку джина, сделал из нее пару глотков, поморщился и прислушался к организму.

1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

1 из 4