Бегущий всегда одинок

В связи с чем, предваряя очередные Испытания, касты выходили на них уже объединенными. Составляя список государственных усовершенствований, они выбирали наиболее достойных кандидатов и выступали единым фронтом.

И эта тактика, надо отметить, возымела действие. На двух последних Испытаниях Трон окрашивался алым цветом, когда на нем оказывались делегаты колдунов и телепатов. Под Пантелеймоном, правда, Трон так и оставался пурпурным… Но дело, как хотелось бы надеяться претендентам, – сдвинулось. Превосходство Пантелеймона уже не выглядело столь безусловным и разгромным, и он старел, старел, старел…

Густав вспомнил о вспыхнувших после последнего Испытания восстаниях в северных провинциях: кто-то пустил слух, что Трон – подменен! Поскольку, правитель восьмидесяти пяти лет отроду никак не может соперничать с молодыми и амбициозными представителями лучших семейств. В подобное поверить невозможно, а значит: Трон подделан и Материком управляет уже самозванец!

Те беспорядки кроваво подавили. Что, естественно, вызвало недовольство вассальных принцев не только на севере. Слухи о подделке Трона продолжают муссироваться до сей поры и достаточно малейшей искры, чтоб снова вспыхнули бунты – не все наследники довольны согласием предков на объединение и уход под власть одной короны. Им только волю дай, опять все разбегутся… Расчленят государство на сопредельные графства и княжества… Пойдут (с войсками) делить каналы, пастбища и спорные рудники…

Подумав над этим, Шип решился.

– Хорошо, – сказал астрологу. – Если вы считаете, что с правителем произошло несчастье, то я сделаю все, что от меня потребуется.

В голосе полковника слышался вопрос и чувствовалось сомнение. Во-первых, Густав мог предположить, что Пантелеймон устроил ревизию благонадежности, а во-вторых звездочет таки не сумеет укротить запретительные знаки. И все пока – слова, слова…

Медиус же, напротив, ничуть не сомневался. Повелительно взмахнув рукой, астролог приказал полковнику встать и двигаться за собой.

Густав послушался, прошел за выгиб стены – все прочие остались у стола – Медиус приблизился к светящемуся знаку, Шип пригляделся…

И сердце его забилось в предчувствии беды. В густой вязи запретительных символов неярко мерцала – звезда. Ее лучи, похожие на острые льдистые шипы, слабо пульсировали. То есть, еще на зная, что полковник согласится, Медиус ее «разогревал». Готовился к запрещенной здесь магической работе, хотя уже одного факта наличия звезды хватало для обвинения в государственной измене.

Расписывавшие стену колдуны не могли оставить в густой вязи символов хоть что-то определенное! Нечто, способное позволить представителю какого-то магического братства разрушить их работу. В появлении на стене звезды усматривался вернейший признак давно тлеющего заговора. Медиус не успел бы начертать звезду сегодня – это сложная и поэтапная задача, и то есть… астролог загодя готовился к подобному повороту событий?!

Шип гневно поглядел на звездочета.

Медиус приподнял уголок губ. Выдержал взгляд и паузу. Проговорил:

– Вы думаете, что это моя работа, уважаемый полковник? Да? – Густав мотнул подбородком и звездочет предложил: – Но посмотрите, Шип, где расположена звезда. В самом углу, сокрытая от посторонних глаз и посетителей.

– И что?!

– А то, мой друг, что эту звездочку оставил – Дум. Каким бы приближенным мой коллега не был, он тоже не решался запросто входить к правителю. Прежде чем вскрывать запечатанную заклятием дверь Дум предпочитал убедиться – ждут ли его?

– Докажите, – выпятил нижнюю челюсть Шип.

– А как? – Медиус уныло улыбнулся. – Если бы Дум был рядом, тогда конечно… Тогда бы я вам доказал…

– Не юродствуйте!

– И в мыслях нет, – вздохнул астролог. – Ну что?.. Я приступаю или вы поджали хвост?

У Шипа появилось дикое желание звездануть звездочета по сопатке. Не хотелось думать, будто Медиус брал вояку на слабо – он все же умный человек, понять способен, что перед ним не задиристый недоросль, а человек умеющий собой владеть. Но все же… «поджатый хвост» кого угодно разозлить способен.

А Медиус продолжил действовать в выбранном ключе. Придав лицу выражение безмерной усталости от всеобщего тугодумия и трусости, астролог тихо выговорил:

– Я начинаю или вы продолжите девочку-белошвейку изображать? Полковник… черт возьми… я рискую больше вашего. Кровать правителя находится прямо под этим знаком, взгляните, убедитесь, что он здрав, и можете быть свободным!

– Приступайте, – стиснув зубы, прошипел Густав. – Но если что…

– Можете не продолжать, я знаю. Вы пришибете меня, одним шлепком. Так?

– Обязательно.

Медиус поморщился. Отвернулся от полковника и приложил ладонь к мерцающей звезде.

Звездочка, только что казавшаяся намертво впечатанной в кирпичную кладку, начала растворяться. Исчезать под ладонью мага. Стена как будто продавилась… В едином монолите возникло круглое оконце… Но его продолжала загораживать рука астролога…

И Густав понял, почему придворному потребовалась помощь видящего второй степени: плоть, непроницаемая для прочих видящих, закрывала обзор. А также стало ясно, что объявляя звезду собственностью Дума, астролог не соврал: несанкционированная звездочка не была подчинена Медиусу, он не мог убрать ладонь и продолжал прямой контакт с чужим творением.

Шип вздохнул и сосредоточился. «Размыл» обычное зрение – росписи на стенах, теряя фокус, стали перемешиваться, расплываться… рука астролога уподобилась ладони костлявой Смерти. Но тонкие белые косточки не загородили от видящего все «оконце»…

Густав смотрел на комнату. Формой она напоминала половинку арбузной дольки, из мебели в ней только самое необходимое для работы и отдыха правителя. Вплотную к изогнутой стене примыкало изголовье кровати под узорчатым балдахином.

На постели со сложенными на груди руками лежал человек. Безусловно это был Пантелеймон. Вне всякого сомнения Пантелеймон был – мертв. Его грудная клетка не вздымалась при дыхании.

Шип облизал пересохшие губы и хрипло выдавил:

– Все кончено. Правитель мертв.

Белые косточки, прикрывавшие «оконце» словно веер, задрожали. Медиус шепнул:

– Вы уверены?!

– Абсолютно. Пантелеймон скончался. – «Веер» начал уползать со звезды, но Шип остановил движение астролога: – Подождите, Медиус, в комнате еще есть люди.

– Что?!

– Там двое живых и еще один мертвец.

– Кто?!

Сиплый голос звездочета втыкался в ухо полковника, как горячее веретено, короткие вопросы долбили мозг и мешали сосредоточиться. Шип поморщился:

– Не мешайте мне. Второй мертвец – астролог Дум. Я его не раз встречал и хорошо помню. Кто у стола стоит… не разберу. Эти двое наклонились над бумагами, стоят спиной ко мне…

– Как они одеты?!

– На одном из них плащ с защитными рисунками, я вижу только его голову и шею. Второй… мужчина снял накидку… Но он тоже стоит спиной и я не вижу его знаков. Хотя головы их не обриты, то есть, они не слуги и не простолюдины…

Медиус стремительно убрал ладонь с «оконца» и задышал так тяжело и часто, как будто два часа без остановки бежал в гору.

Шип повернулся к царедворцу. На звездочете не было лица. Оно превратилось в посмертную маску, искореженную ужасом. Посеревшие губы астролога помертвели и не могли извергнуть звука, глаза остекленели и сосредоточились на одной точке…

Астролог пытался думать. Но шок от сообщения полковника лишил его не только дара речи, но и способности здраво рассуждать – глаза Медиуса выдавали, что он находится в совершеннейшем ступоре. Звездочет всего лишь хотел узнать жив ли их правитель, а случайно наткнулся на свидетельство антигосударственного заговора. На людей, что тайком проникли в покои правителя, роются в его бумагах и, может быть… убили Дума. А не исключено… убили и Пантелеймона.

Медиуса затрясло. Он был неглупым человеком и быстро понял, что столкнулся с неведомой и очень могущественной силой. Заговорщики, что тайком проникли в самую охраняемую комнату державы, не могли быть случайными одиночками, они наверняка принадлежат к серьезной тайной организации… Они величина, а не пылинки!

Медиуса обуяла паника. Дворцовый астролог слишком хорошо знал, как скоро расправляются с людьми, вмешавшимися в чьи-то планы. Тем более, что нынче речь идет, возможно… о захвате власти.

Звездочет громко сглотнул и беспомощно поглядел на полковника.

А Шип, чего уж тут скрывать, и сам стоял прилично обалдевший: он понимал, что стал свидетелем преступного заговора. Да что там «стал свидетелем», пораженный в правах полковник его – раскрыл!

– О том, что правитель умер, а в его комнате есть люди, надо немедленно сообщить, – решительно сказал гвардеец.

Шип резко развернулся, собираясь выйти к начальнику охраны Пантелеймона и его личному секретарю, но Медиус схватил полковника за руку и дернул на себя.

– Стойте! – зашипел. – Я сам скажу. Потом.

– Почему это – потом? Выловить тех, кто проник в кабинет правителя, задача Синьки. Действовать надо немедленно!

Продолжая держать полковника за руку Медиус забормотал:

– Подождите, подождите… дайте подумать… не будем пороть горячку, Густав…

– Да почему?! – искренне опешил вояка.

– Синька отвечает за охрану. Без его разрешения к кабинету близко никто не мог подойти… – Округлив глаза, астролог выпучился на полковника: – Что если Синька заговорщик… а за порогом приемной взвод охраны… из его людей…

– Не сходите с ума, Медиус! – шикнул Густав. – Майор с тавро-печатью не может стать предателем!

На секунду прикусив губу, астролог внес поправку:

– Майор или секретарь. Они оба имеют здесь влияние, могли кого-то пропустить… Если Синька знал, что правитель умер, то печать уже не имеет над ним власти… Так, – голос и взор придворного обрели решительность и твердость, – мы выходим к ним, говорим, что ничего не получилось. Вы, Густав, уезжаете.

– Зачем?! Во Дворце – заговор!

– Вы – уезжаете, – приказным тоном повторил представитель Верховных Магов. – Мне нужно время, чтобы разобраться и доложить о преступлении. Но для этого, полковник, нам обоим необходимо выйти из покоев государя. Живыми, как вы понимаете.

– Вы все-таки сошли с ума…

– Пускай. Пускай я говорю, как сумасшедший. Но лучше быть живым безумцем, чем мертвым умником. Вы понимаете меня, полковник? – Медиус испытывающе поглядел на Густава, но не дождался, чтобы тот хоть как-то выразил согласие. – Считайте это приказом, полковник.

Шип разозленно фыркнул:

– Вы не имеете права отдавать мне приказания.

– Как только я сообщу о преступлении, Дворец окажется на осадном положении, полковник. А вы здесь – приглашенный. Гость. Или мне напомнить о вашем поражении в правах?

Лицо астролога находилось вплотную к Шипу. Полковник с трудом подавил желание яростно зашипеть в раскрасневшуюся крючконосую рожу. Он понимал, что по большому счету звездочет совершенно прав. Как только астролог доложит о проникновение в покои государя, поднимется переполох, все выходы перекроют, начнется тотальная проверка всех, кто находился во Дворце на тот момент…

И есть еще один немаловажный факт: дворцовая субординация штука архисложная. Верховный астролог здесь – величина. Случись чего, всех собак повесят на временно отринутого орденом телохранителя.

«Выслужиться хочет, – разглядывая перекосившееся лицо Медиуса, предположил гвардеец. – Собрался первым доложить о раскрытии заговора, получить себе все лавры… А если что-то пойдет в разрез с его надеждами, меня всегда найдут и голову намылят. Или веревку для шеи».

А ну его, подумал Шип. Не позволил брезгливости выплеснуться на лицо и коротко кивнул:

– Хорошо. Разбирайтесь тут сами, я уезжаю.

Прежде чем развернуться полковник поглядел на стену, где только что сияли голубые личики, и увидел, что звезда – исчезла. Пропала в густой магической росписи, сравнялась красками с прочими завитушками. И если б Шип не знал в точности о существовании крамольного рисунка, то ни за что не нашел бы его в виньетках причудливого орнамента. Звезду упрятали чрезвычайно ловко.

…Из-за полукруглого поворота стены Медиус вышел первым. Раскидывая ногами полы балахона и притворяясь разраженным, астролог прошел до стола, где сидели Синька и Велух. Хмуро глянул на примостившегося поодаль Саула. Остановился на мгновение и разочарованно бросил:

– Ничего не получилось, звезда мне подчинилась. Увы. Велух, – астролог строго поглядел на секретаря, – выпишите полковнику пропуск, он больше здесь не нужен.

Не дожидаясь ответа канцеляриста Медиус стремительно пошагал к двери. Приложился к ней тыльной стороной запястья с печатным символом, позволявшим главному астрологу свободно ходить по резиденции, и скрылся за порогом.

Велух взял перо, обмакнул его в чернильницу, собираясь выписать Густаву бланк разового пропуска, но задержал руку навесу и внимательно поглядел на кислого полковника.

– У вас ничего не получилось? – в привычной вкрадчивой манере поинтересовался секретарь. – Чего же так?.. Вина ваша или… наш великий грамотей чего-то не сумел и обмишурился?

– Оба постарались, – уклончиво ответил Шип.

– Может быть, полковник, вы все же почитаете договор о найме в личную охрану правителя? Условия, я вас уверяю, превосходные. Через восемь дней у вас заканчивается срок поражения, и есть возможность вернуться во Дворец в прежнем звании, но уже в привилегированный полк…

«Похоже, они здесь все уверены, что служба во Дворце – венец мечтаний!» – чуть разозлился Густав, но вслух сказал:

– Спасибо, у меня уже есть планы, я откажусь.

Шип взглядом напомнил секретарю о мокнущем в чернильнице пере. Велух быстро заполнил бланк, помахал им, дабы просохли чернила, и протянул бумажку полковнику.

– Очень жаль, Густав. Подумаете. Как вы уже видели, у нас есть недостаток в людях вашей квалификации.

Канцелярист говорил так важно, словно это от него зависело – принять Густава Шипа на службу в личную гвардию правителя или пинком под зад за дверь отправить. Пантелеймон тут типа ничего и не решает.

«А ведь и не решает уже, – опечалился полковник. – Светлая память правителю Пантелеймону… Хороший был мужик. Справедливый, скромный, труженик».

Печаль на лице Густава секретарь адресовал досаде неудачи. И поддержал полковника словами:

– С каждым случается, господин Шип. Роспись на этих стенах недавно обновили… Работали лучшие маги… Всего хорошего, многоуважаемый Шип. Саул. Проводи полковника.

Слуга-канцелярист с готовностью подскочил и засеменил к двери. Вышел в коридор, но Густав задержался.

– А когда обновляли роспись стен, Велух?

– Чуть больше месяца назад.

Шип подумал и поинтересовался:

– А мастера, что здесь работали – прежние? Проверенные?

– Разумеется, – сухо кивнул секретарь.

– За ними кто-нибудь приглядывал?

– Да. Я и господин астролог Дум.

Секретарь наклонился над какой-то бумаженцией и дал посетителю понять, что визит окончен.

Густав попрощался с Синькой, вышел за дверь и, погруженный в тяжкие мысли, почти не ощутил былого недовольства, когда увидел в коридоре поджидавших его трансформеров – щуплого низкорослого и широкоплечего верзилу.

Трансы пристроились в спину бывшего начальника охраны, пропустили вперед и юркого обритого слугу. Все четверо пошагали к выходу из резиденции, где Саул простился с Шипом.

Все та же карета с фиолетовой отметиной на дверцах приняла полковника и трансов. Щуплый лис устроился на диванчике рядом с Густавом, амбал расположился напротив, и экипаж неторопливо поехал по широкой дороге к городу.

Шип невнимательно смотрел в окно. Пытался представить, что сейчас творится во Дворце, старался на вскидку прикинуть, куда помчался звездочет с докладом. «Скорее всего к верховному дворцовому магу, которому наушничают все колдуны. Интересно, они догадаются выставить оцепление за периметром резиденции?» – Глядя в «оконце» сквозь кости звездочета Шип пытался разглядеть в комнате не только людей. Полковник надеялся, что заговорщики оставили открытой секретную дверь, ведущую из покоев государя. Поверить, что майор Синька участвует в заговоре и пропустил кого-то в кабинет правителя, Шип не мог. То есть, преступники проникли в покои Пантелеймона как-то еще. Они смогли заставить Дума показать им проход через потайной коридор, могли чем-то его улестить… но это – вряд ли. Дум по-собачьи предан Пантелеймону. Был. И сейчас необходимо первым делом оцепить резиденцию вдоль внешнего периметра и ждать людей, что выберутся за оградой из подземного коридора.

Во всяком случае сам Шип поступил бы именно так.

Но знать бы, к какой клике принадлежат заговорщики?.. Кто они? Посланники одной из мятежных провинций или местные деятели?

«Если в заговоре участвуют колдуны, то звездочет, случайно наткнувшийся на его свидетельства… обречен». Медиус мог попасть в ситуацию, когда левая рука не знает, что делает правая…

Полковник полностью сосредоточился на размышлениях и не заметил, как карета свернула с дороги до столицы. Только почувствовав, что повозку начало потряхивать на ухабах, Густав машинально глянул в окно. И не увидел за ним привычного пейзажа городских окраин – карета повернула к Северным горам и ехала уже впритирку к скалам. А сидящий напротив трансформер как-то странно присобрался и напрягся. Изготовился.

Густава спасло лишь то, что он был не только солдатом, но и квалифицированным телохранителем. Обычный войсковик уделил бы основное внимание сидящему напротив амбалу. Тот был молод, крепок и выглядел наиболее опасным. Но Шип-телохранитель знал: из двух потенциальных нападающих опасен тот, кто ближе. Тем более если он находится вне зоны прямой видимости, сбоку.

А сидящий напротив амбал, скорее всего, будет отвлекать на себя внимание. Его активизация послужит сигналом начинающейся атаки.

Шип слегка опустил веки, из-под ресниц стрельнул газами на щуплого соседа справа…

Тот – трансформировался!

Будь Густав обычным видящим, он ни за что не разглядел бы, как вытягивается и заостряется крайняя фаланга среднего пальца на правой руке трансформера. Лис сидел справа и прятал изменявшуюся кисть за бедром.

Шип впервые наблюдал подобное явление. Слышал, что некоторые трансформеры умеют придавать фалангам пальцев лезвийную остроту, но встретился с таким феноменов впервые: средний палец лиса уже превратился в острую костяную иглу! Ноготь видоизменился и стал напоминать обоюдоострый наконечник. Пронзить таким живот – раз плюнуть.

Шип обратно сфокусировал зрение. И незаметно напряг мышцы.

Сидящий напротив верзила вытянул ноги через проход, «случайно» толкнул мыском ботинка сандалию Густава и, скрестив на груди руки, усмехнулся явно напрашиваясь на вспышку негодования полковника.

«Начинается!» – мгновенно догадался Шип.

Рука щуплого соседа выскочила из-за бедра, полковник понял, что «игла» нацелилась ему под ребра!.. А дальше пойдет вверх, разрезая внутренности до сердца!

Рубящим ударом правой ладони Густав отклонил удар, кулаком левой руки собрался треснуть транса в челюсть…

Но в тот момент повозка подпрыгнула на ухабе. Рука-копье, отброшенная Шипом, увлекла тощего лиса за собой. Транса перекинуло через проход… «игла» со всего размаха вонзилось в живот амбала!

Причем левый кулак Густава, надо заметить, тоже долетел до цели. Правда метился полковник в челюсть, а врезал костяшками по кадыку трансформера…

И это вышло крайне плохо.

Шип никогда не встречался на тренировочных боях с трансформерами. Но слышал, что у них чрезвычайно хрупки постоянно изменяющиеся кости, что, понятно, и позволяло им меняться. Причем считалось, чем выше талант меняющего форму, тем его кости более подвержены ломке.

Сегодня Густав убедился лично: отличный транс похож куклу из фарфора. А сидящий рядом лис был шикарным представителем породы – его рука стала острой, словно отточенная бритва! И бритве, пожалуй, особенная прочность ни к чему. У лезвия иная задача – вскрыть чье-то брюхо и перерезать вены и артерии.

…Оба транса умерли почти мгновенно. На лице амбала зафиксировалось выражение бесконечного изумления: в его живот почти по локоть ушла рука собрата, скончавшегося от удушья, когда кулак полковника раздробил ему кадык. Этот транс сипел чуть дольше своего приятеля.

Смерть расправила искаженные лицевые мышцы, и на щеках покойников четко выступили символы привелигированного, странноватого ордена Шпионов.

Шип сидел в карете в обществе двух мертвецов. На очередном ухабе повозка подскочила и покойники начали заваливаться в проход. Кровь из живота амбала выплеснулась на лодыжки полковника.

Шип автоматически подобрал ноги. Мертвых он повидал немало. И тех, что сам убил, и тех, что убивали его однополчане. Нередко хоронил своих.

Сейчас он оказался в ступоре. Мысль: я убил дворцовых служащих, давила на мозг и придавала ситуации полнейшую абсурдность – бывший начальник охраны правительственной резиденции, полковник, менее чем за час совершил два к ряду преступления. Вначале поддался на уговоры и «подглядел» в покои высшего государственного лица. Сейчас… и вовсе докатился до убийства.

И дела нет, что защищался! Факт остается фактом: лишенный прав вояка убил двух действующих представителей шпионского ордена!

«Нет, нет, – отодвигая от себя тела, подумал Густав. – Я защищался. Если подвергнуть меня ментальному допросу, то доказательства – будут. Телепаты выскребут из моей черепушки всю правду. Докажут, что трансы нападали первыми, я отбивался и не моя вина, что колымагу тряхануло… Все только случай, случай…»

День у полковника выдался, мягко выражаясь, сложным. Нервы перегрелись до окалины и, казалось, уже лопались со звоном.

Густав приказал вернуться хладнокровию. Остыть, опомниться. И снова стать тем, кем он всегда являлся: военачальником, уверенным в себе на сто процентов.

«Без нервов, Шип, все в порядке, – выравнивая дыхание, твердил себе полковник. – Положение шаткое, к заду припекает, но на войне выпутывались и из вовсе безнадежного дерьма».

На то, чтоб совладать с головокружительной проблемой Густаву хватило нескольких минут. Он глубоко вздохнул, тряхнул головой и понял, что вполне готов соображать и действовать в привычном ритме.

Шип не знал, куда кучер направляет карету. В скалах полно укромных расщелин, где можно спрятать тело, завалив его камнями. Вероятно, трасы так и поступили бы, а кучер сделал вид, что он сюда на безмятежную прогулку выехал.

Не медля больше ни секунды полковник распахнул, украшенную правительственной символикой дверцу, и выкатился в придорожный кювет.

Затаился в пыльном бурьяне. Потом осторожно приподнял голову… карета продолжала удалялась к морю. Возница не настегивал лошадок, а ждал, когда от трансформеров пройдет сигнал на остановку.

Порядок. Можно выйти на дорогу и скорым пешим маршем чесать до города. С северной стороны столицу прикрывали горы, надобности в укрепленных стенах не было, Шип хотел успеть проскочить через город до южных ворот и добраться до казарм родимого полка, расквартированного в пригороде.

Добраться до своих. Они не выдадут судейским и не позволят огульно записать однополчанина в преступники! А уже там решать, как поступить. Если повезет, если генерал окажется в полку, то лучшего советчика Густаву не надо.

Генерал, конечно, поворчит. Разумеется припомнит, как когда-то отговаривал подполковника переходить на службу в правительственный полк. Упрекнет, что Шип когда-то не совладал с амбициями и соблазнился внеочередным званием и громкой должностью…

«И поделом! – уминая сандалиями пыльный гравий, корил себя полковник. – Тоже мне… гвардеец выискался! Пышности тебе не хватало, да?.. Хлебнул ты этой «пышности» вначале у (скота)промышленника, затем у циркачей… на задворках…»

Шип представил как побитой собакой появляется перед генералом. И остановился. «Дьявол! Что-то я совсем раскис».

Н-да, три года в каморке за ареной не сказывались даром. Шип предполагал, что поражение в правах он сносит стойко. Тем более что это было не слишком сложно: практически каждый солдат при встрече продолжал отдавать ему честь – история спасения мальчишки-циркача надела много шума, и армейцы поддержали полковника. Почти никто из них не дал ему почувствовать себя униженным.

Но все же… где-то на подкорке все же затаилось ощущение пригнутого достоинства. Едва над Шипом вновь сгустились тучи, как он представил себя побитой псиной, приползающей на брюхе к генеральским сапогам.

Полковник поднял голову и поглядел на небо. Расправил плечи и полной грудью вздохнул прожаренный раскаленными скалами воздух.

Так не пойдет, подумал. К своим – на брюхе?..

Нет. Приду за помощью, но гордо. Просить защиты, умолять – не буду. Окажут – поблагодарю. Но если хоть одна насмешка, хоть один укол… От генерала вытерплю, так как влетит за дело, черт возьми! Но от остальных однополчан… нет, ни за что!