Известные горы и великие реки. Избранные произведения пейзажной прозы

Первый раз я приехал туда в сезон дождей. Перед отъездом меня предупреждали: «Это самое опасное время для таких поездок. Ни в коем случае не ходи на берег реки. Если вверху по течению пойдет дождь и хлынет паводок, то тебе не спастись». Действительно, уже на полпути к водопаду в карабкающейся по горному серпантину машине я услышал глухой рокот волн. В ущелье клубился густой туман. Я набрался смелости и спустился к берегу. Река походила на бурлящий котел. Водопад Хукоу не падает с высоты, заставляя людей задирать головы, чтобы посмотреть на него, – он скатывается с ровного плато в ущелье ниже. Сверху виден только быстро движущийся поток воды. В сезон дождей ущелье переполнилось пенящейся клокочущей водой. С неутомимой мощью в него вливались новые струи. В плотной пелене я пытался увидеть водопад таким, каким представлял его себе ранее. Там не было ничего, кроме залитого водой ущелья. Всюду из тумана выныривали беспорядочно разбросанные камни, в лицо ударял водяной дым. Я не слышал ничего, кроме оглушительного рева волн. В голове билась только одна мысль: вдруг сейчас спустится паводок и поглотит меня? Я окинул взглядом окрестности и поспешил оставить опасное место. Отойдя на приличное расстояние, я посмотрел на клубы белого дыма позади. Сердце бешено застучало в груди…

Водопад Хукоу

Во второй раз я выбрал для поездки самый сухой сезон. После весенних заморозков горы еще не обрели свой обычный цвет, а само ущелье казалось непривычно широким. Я с легкостью спустился вниз. В это время года берега Хуанхэ похожи на огромное каменное ложе. Слой мелкого песка укрывает его, словно мягкая простыня. Песок здесь плотный и одновременно рассыпчатый. Я шел, пока не достиг середины реки. Неожиданно обнаружилась еще одна река, которую образовал резко уходящий вниз овраг. Местные жители называют его Лунцао («Драконий ров»). В месте, где в него попадает вода, невозможно измерить глубину. Здесь поток направляется вниз и создает то самое «горлышко кувшина». Опершись спиной на большой камень, я посмотрел вверх. Края Т-образного Драконьего рва подпирают широкую реку. Мощные струи из русла шириной в полкилометра стекают рядами. Они толкаются, соударяются, поторапливают друг друга. Идущие впереди расчищают путь, следующие прикрывают тыл. Желтые волны бьются о камни и взрываются снопами белоснежной пены. Остывший пепел гор и молчаливая синь неба… Кажется, что во всей Вселенной нет ничего, кроме этой воды. Быстро бегущая река вдруг натыкается на глубокий обрыв шириной в сорок с лишним метров. Вода не успевает опомниться и на всем ходу падает с него. На дне ущелья крутятся воронки, и вода бурлит, будто в котле. Местные рассказывали, что однажды в водопад свалилась черная свинья. Когда ее туша всплыла, не ней не было ни единой щетинки. От такого рассказа у меня мороз пробежал по коже.

В этом месте Хуанхэ сужается и спускается вниз. Ровную, как циновка, поверхность воды вдруг затягивает обрыв, связывает тугими жгутами и обрушивает в Драконий ров. Там она сначала прыгает по камням, потом делает поворот и падает, падает, падает. В падении разбивается на капли, окутывается туманом. Со дна ущелья поднимается радуга, тянется от одного края Драконьего рва до другого, рассекает туман и тает на фоне далеких гор. Огромная водяная масса не может уместиться в «горлышке кувшина». Потоки подмывают берега, с грохотом катятся вдоль рва. Безудержный и огромный, величественный, как море, водопад простирается ковром. Кажется, что его непрерывно встряхивает невидимой рукой. Еще больше он похож на выходящую из прокатного стана сталь – такой же мощный и яростный. Хукоу – не просто поток желтых волн. Они наперебой несутся вперед, юркими источниками просачиваются везде, где только можно, откатываются назад и ищут обходные пути. Волны рассыпаются у берегов Драконьего рва. Они с рокотом исчезают в трещинах камней, или растекаются по каменным плитам быстрыми ручейками, или выписывают кульбиты, оказавшись зажатыми между валунами. Водные полотна свисают вдоль стен пропасти, глянцевито поблескивают их дорогие шелка… Все подернуто водяным туманом, радуга увенчивает пейзаж. Это неповторимый шедевр живописи. Его симфония ласкает слух. Подумать только, в таком маленьком «кувшине» соседствует столько ипостасей воды – море, река, водопад, источник, туман. Не меньше в нем и человеческих эмоций – радости, гнева, сожаления, злобы, печали. Неужто Создатель решил уместить целый мир в одном «кувшине»?

Налюбовавшись водой, я стал разглядывать камни. Вода проточила в них причудливые ходы, сложные переплетения которых напоминали слои осиного гнезда. Местами в камнях остались глубокие выемки. Весь Драконий ров создала вода. Люди часто приписывают ей такие свойства, как гибкость и податливость. Покорная с виду стихия в безвыходном положении становится безудержной и непримиримой. В ее послушании есть снисходительность, но нет и намека на слабость. Когда терпению придет конец, она даст отпор и померится с соперником силами. В «Записках о путешествиях» Сюй Сякэ[66] написано, что в первой половине XVII века водопад Хукоу находился на расстоянии полутора тысяч метров вниз по течению. Посмотрите теперь, как далеко потеснила твердые камни эта «податливая» вода, трудясь день и ночь.

Река Хуанхэ величественная, широкая. В ее кажущейся гибкости скрывается непоколебимая твердость. Она может быть плененной, но не покоренной, притесненной, но не смирившейся. Она громко заявляет о своем недовольстве. На давление она отвечает отпором, не сдается и уверенно движется вперед. Так же и человек во многих испытаниях обретает свой характер. Прибрежные скалы и рельеф дна заставляют Хуанхэ то подниматься, то опускаться, поворачивать то вправо, то влево. Так создаются ее нрав и величие. Они отчетливо проявляются там, где река переливается через «горлышко кувшина» – Хукоу.

«Жэньминь Жибао», 23 августа 1993 года

Послесловие: об эссе «Водопад Хукоу»

«Водопад Хукоу» – это последнее эссе, написанное мной в должности журналиста. В 1987 году в поездке на водопад Хукоу на реке Хуанхэ мне позвонили из Пекина. Оказалось, что на государственном уровне создано Управление информации и печати. Меня немедленно отзывали в Пекин на работу. На этом закончилась моя тринадцатилетняя карьера журналиста. В жизни каждого случаются такие переломные моменты. Они служат финалом для одного этапа и отправной точкой – для другого. Тогда в Хукоу для меня наступил именно такой момент.

Моя судьба связана с Хуанхэ. Я провел детство и отрочество на реке Фэньхэ – ее притоке. После университета меня распределили в уезд Линьхэ (буквально «Приречный») на берегу Хуанхэ во Внутренней Монголии. Само название уезда говорит о его близости к великой реке. В первый год я работал в селе. В числе прочего в мои задачи входило орошение полей водами Хуанхэ. Глубокой ночью в середине лета, когда смолкают все звуки, а лунный свет мягко струится на землю, можно присесть на краю поля и услышать легкое потрескивание – это кукурузные корни пьют воду Хуанхэ. На второй год я работал в уездном комитете. Моей первоочередной обязанностью было предотвращение весенних паводков. Крепко проспавшая всю зиму Хуанхэ пробуждается под лучами весеннего солнца и сбрасывает с себя ледяные оковы. Вниз по течению дрейфует целая флотилия гигантских обломков льда. Время от времени они образуют заторы, нагромождаются друг на друг и создают импровизированные плотины, у которых есть свойство рано или поздно прорываться. Став журналистом, я в рабочих поездках изъездил Хуанхэ вверх и вниз по течению. Люди и события в дельте реки, а также сезонные и географические изменения оставили в моей памяти глубокие впечатления. В эссе «Водопад Хукоу» сконцентрированы все мои чувства к Хуанхэ и мое понимание этой реки.

Я выбрал его в качестве учебного материала на тему описания воды и водоемов. Также можно обратиться к некоторым другим моим трудам, посвященным Хуанхэ («Заметки о водопаде Хукоу», «Воспоминания о Хэтао», «Три зеленых чуда северо-запада», «Если бы Мао Цзэдун отправился на конную прогулку»), водам и водоемам («Храм Цзиньцы», «Тяньсинцяо – прекрасное место по ту сторону моста», «Море в Чан-дао», «Мое эссе о горах Уишань»).

20 мая 2013 года

Заметки о водопаде Хукоу

Только вода способна скрывать и скрываться, менять свой вид. Она бывает жестокой и нежной, надменной и негодующей, может держать лодку, а может – перевернуть, может подарить жизнь или уничтожить ее. Для этого ей потребуется лишь мгновение. Она то ласковая и кроткая, то необузданно крушит берега и вздымается до небес. Все реки текут прямо или изгибами, но только Хуанхэ под силу принимать разные обличья. Она ложится зеркальной гладью среди глубоких ущелий и летящей лентой чертит свой путь посреди равнины. Вот мчится стремительным потоком, а вот затаивается в низинах. Стиснутая, она грохочет громом и прорывается сверкающими молниями. В зависимости от времени года она беснуется и ревет, взвиваясь ввысь или припадая к земле, или же гладит берега и раскрывает объятья ясному небу, что-то шепча.

Когда-то я был на водохранилище Люцзяся в верхнем течении Хуанхэ. Меня поразили здешние тишина и спокойствие: не река, а озеро. До этого я жил на равнине Хэтао в излучине Хуанхэ и любовался разноцветием и ленточными изгибами великой реки. Бывал я и в Лунмэни, где прочувствовал мощь и величие Хуанхэ. Изъездив реку вдоль и поперек, я наконец обнаружил Хукоу и не смог совладать с эмоциями. Хукоу – единственный водопад на Хуанхэ – находится на территории уезда Цзисянь в провинции Шаньси. Свое название он получил благодаря форме. Вода здесь резко стекает в овраг. Сверху вниз открывается вид на водопад, который весь затянут «водяным дымом». В древних летописях говорится: «В реке клубится дым, лодки идут по земле». Когда лодка доходила сюда, ее вытаскивали и обходили водопад по суше. В этом месте Хуанхэ резко меняет положение из-за гор вокруг, а затем на отмели превращается в бурный поток. Сокрушительный и безудержный, он стремителен, как десять тысяч скакунов, и наполняет шумом всю округу. Река самодовольно катит свои волны и вдруг проваливается в широкий и глубокий овраг, будто наполняет кувшин, переливаясь через края горлышка. Вода бешено бурлит и кружится, от пенящейся массы поднимается радуга, брызги рассыпаются жемчужинами. Внизу образуется водоем; спускающиеся в него струи трепещут, словно занавеси. Ударяясь о потрескавшиеся камни, вода издает громовые раскаты. Она поднимает клубы тумана, похожего на дым, ревет и сотрясается. Грохот разносится на тысячу ли вокруг. Кажется, что взлетающий дракон тревожит долину. От мощи водопада дрожит земля, волны взмывают вверх и опадают. Слоистая порода по виду напоминает тофу. Как писал Сюй Сякэ, за триста лет вода проторила в камнях путь протяженностью в триста метров. Стремительные потоки обтачивают твердые валуны. В народе поговаривают, что однажды в водопад свалилась черная свинья, и в мгновенье ока вода смыла с нее всю щетину, оставив только голую белую кожу. Хуанхэ вобрала в себя самые оглушительные раскаты грома и мощь водной стихии. Ее сила заставляет трескаться камни, и она сама расчищает себе путь. Песок, несомый круговертью волн, вытачивает в валунах глубокие каналы и мелкие впадинки. Окидывая взглядом берега, видишь результат филигранной работы. Под ногами на многие ли простираются каменные пласты. Волны с легкостью кружатся, вертятся, выходят из-под земли, падают с небес. Река использует все возможности, чтобы сдвигать горы. С чувством собственного достоинства она обдает берега свежим ветром и непринужденно исчезает вдали, снова являя нам свое спокойствие, мягкость, стойкость и величие. Преодолев тысячи ли, великая Хуанхэ неспешно впадает в море. Увы! Ей придется сдержать все накопленные силы. Непреодолимое препятствие ожидает великую реку – она должна будет обогнуть горы на своем пути и покориться, всю свою ширь оставить небу и земле. Прекрасная, великая, моя Хуанхэ!

«Жэньминь Жибао», 23 августа 1993 года

Автор на фоне изображения водопада Хукоу на реке Хуанхэ

Улянсухай – израненная красота

Представьте себе неприятное чувство, когда вы увидели в больнице человека, некогда очень красивого, а теперь покрытого кровоточащими ранами. Вот и я, вернувшись на озеро Улянсухай во Внутренней Монголии спустя сорок лет, испытал то же самое.

Улянсухай находится у подножия гор Улашань на востоке района Хэтао. Сразу после окончания университета я работал здесь журналистом. Местные жители называют Улянсухай морем. На самом деле это озеро, но его название означает «Тамариксовое море». Тамарикс – местный дикий кустарник, который произрастает в песчаной и щелочной почве. В названии озера есть что-то первозданное. Улянсухай действительно большое, как море. За всю историю его максимальная площадь достигала более тысячи двухсот квадратных километров. На этой широте Улянсухай – самое крупное пресноводное озеро. В те времена я еще не видал настоящего моря. Каждый раз, проезжая по его берегу на велосипеде, я любовался туманом над водой или игрой красок на ее поверхности. Изумрудный камыш аккуратной полосой очерчивал край озера. От легкого ветра эта зеленая полоса пускалась в пляс, словно в такт райской музыке. Вслед за камышом оживлялись чайки, цапли, утки, гуси. Пытаясь превзойти друг друга, они то проносились низко над волнами, то врезались в озерную гладь, взрывая ее вихрем легких брызг. Казалось, будто кто-то невидимый прикасался быстрыми пальцами к струнам воды. Рыба, устав ждать, когда птица прилетит за ней, вдруг сама выпрыгивала и сверкала точками нот на чешуйчатых боках. В такие моменты в памяти всплывали давно забытые слова. Как же там? «Вечерняя заря летит бок о бок с одинокой птицей, / Воды осенней цвет, что с небом лишь сравнится». И дальше: «То чайка вдруг крылом взмахнет, / То рыбка чешуей блеснет, / То зелень трав прибрежных вслед ветру поклонится»[67]. Внезапно я понял, что на самом деле не слова описывают красоту, – сама красота заставляет их складываться в строки и предложения. Именно так я написал на севере Китая свой очерк об Улянсухае. Каждый раз, плывя по озеру, я всматривался в бесконечную глубину лазурной водной глади. За катером бежали белоснежные завитки волн и игривые карпы, подплывающие вплотную к борту. В сумерках черный контур Улашани вырисовывался вдали и становился похожим на когда-то виденный мной на картине морской берег. В этот момент мне казалось, что Улянсухай и есть самое настоящее море.

В то время «культурная революция» еще не завершилась. Рынок снабжали плохо, городские жители за целый год ели мясо считанные разы. Возле озера жилось по-другому. Здесь рыба была столь же обычным блюдом, что и рис. Зимой во льду делали лунки. Рыба приплывала на звук, собиралась и теснилась внизу очень плотной стаей – в нее можно было воткнуть палку, и та бы не упала. Тогда стали популярными «Лекции по изучению и применению трудов председателя Мао». Как-то раз мы занимались подготовкой материала и ездили с опросами по всем уездам района Хэтао с запада на восток. Провизия была скудной, приходилось очень нелегко. Последним пунктом нашего маршрута оказался Улянсухай. До него оставалось еще несколько дней, мы мечтали поскорей попасть туда и отведать вкусного. Действительно, уже вечером в день приезда мы лакомились рыбой. Ее подали таким способом, какого я в своей жизни еще не встречал: нам принесли пиалы, доверху заполненные огромными кусками рыбы. Обычно так едят деревенские жители, сидя на корточках у порогов своих домов. Ужин запал мне в память. Полкилограмма рыбы здесь стоили всего пять фэней[68]. Впоследствии я объездил весь мир и многое повидал. Ни на изобилующем рыбой юге Китая, ни в зарубежных странах, где основной промысел состоит из рыбной ловли, – нигде мне больше не встречалось такого блюда и нигде я не получал большего удовольствия от еды. В те времена всем приезжим местные с блеском в глазах и нескрываемой гордостью неизменно советовали: «Обязательно посмотрите наш Улянсухай!»

Вот я снова приехал сюда. В этот раз – по особому приглашению управления водного хозяйства. Теперь моя цель состояла не в том, чтобы полюбоваться красотами озера. Я должен был поучаствовать в консилиуме и своими глазами увидеть нанесенные озеру раны.

Озеро Улянсухай

Июльский день был залит ослепительным солнечным светом. Мы сели в катер и отправились в путь. Чтобы вместе вспомнить прошлое и ничего не упустить, хозяин предложил нескольким старым рыбакам составить нам компанию. На столик на палубе выложили хэтаоский арбуз, семечки и мелкую жареную рыбу. Хозяин катера, извиняясь, сказал, что теперь это самая крупная рыба, какую можно выловить в «море». На душе стало тяжело. Сидевший напротив Ван Цзясян, бывший председатель профсоюза улянсухайского рыбного хозяйства, заговорил:

– Раньше рыбу ловили сетями из пеньковых веревок с крупными ячейками. Рыбу весом меньше полутора килограммов не брали. На ловлю ходили на семидесятитонных трехмачтовых парусниках. Одной сетью вытягивали по пятьдесят тонн. В хороший год добывали до пяти миллионов тонн. Выловленную рыбу варили в озерной воде, вкус был – свежее не бывает. А теперь попробуй только глотни эту воду, сразу живот скрутит.

К вечеру того же дня у двоих человек из нашей группы случилась диарея, недуг, помешавший им нормально работать.

Юй Бинъи, когда-то представитель образованной молодежи в местной бригаде, а теперь пенсионер, рассказал, что в семидесятых годах здесь в любом месте можно было выкопать колодец. На глубине всего семи метров начинала фонтаном бить вода. Стоявший рядом с ним председатель правления водного хозяйства, человек по фамилии Цинь, добавил:

– В девяностые до воды можно было добраться уже только на глубине тридцати метров. В 2007 году – на глубине ста двадцати метров. За пятнадцать лет вода опустилась на девяносто метров, то есть в среднем на шесть метров в год.

Катер плыл по озеру. Ничего особенного, просто увеселительная прогулка. Вот только нам было совсем не весело. В точности как писала в своих стихах Ли Цинчжао: «Но лодке утлой не под силу груз / Меня не покидающей тоски»[69]. Некогда здесь ходили семидесятитонные трехмачтовые парусники; теперь, как жучок-водомерка, скользит лишь наша «утлая лодка». Хэтао – это один из трех крупных ирригационных районов Китая. Хуанхэ протекает через район Нинся и попадает на территорию Внутренней Монголии. Здесь она орошает своими водами восемьсот ли местных земель. По семи уровням ирригационных каналов – главный магистральный канал, магистральный канал, распределительный канал, ответвление, подводящий канал, полевой канал и канавки – вода течет в поля. Затем по семи уровням отводящих каналов она возвращается в Улянсухай. Из него отстоявшаяся вода снова уходит в Хуанхэ. Озеро служит «почками» для Хэтаоской равнины, помогая накапливать и отводить воду. Это и ее «легкие», так как испарения озера определяют местный климат. Благодаря озеру равнина площадью всего в восемьсот ли дает высокий урожай независимо от погоды. Благодаря озеру к северу от гор Улашань существует лесной заповедник государственного значения, знаменитый своими красотами. За последние несколько десятилетий в этих местах выросла численность населения, появились новые фабрики и заводы, при возделывании полей стали применять химические препараты. Количество воды, которая поступает в озеро, резко сократилось, а ее качество заметно ухудшилось. Какая вода попадает теперь в озеро? Загрязненная от полива полей площадью восемьсот ли. На сельскохозяйственных угодьях в Хэтао ежегодно используется полторы тысячи тонн пестицидов и пятьсот тысяч тонн удобрений. Кроме того, в Улянсухай попадает тридцать пять миллионов тонн отработанной промышленной и бытовой воды. Все это достается озеру. Местные говорят, что теперь Улянсухай из «почек» и «легких» превратился в «ночной горшок». Эти слова режут слух, вполне отражают реальность и вызывают тревогу.

В каюте катера я слушал рассказы о прошлом. Их непринужденность не помогала избавиться от гнетущего чувства. Я вышел прогуляться на заднюю палубу. На поверхности огромного озера бамбуковые шесты обозначили фарватер шириной двадцать-тридцать метров. Наша «утлая лодка» осторожно пробиралась между ними. Раньше глубина озера в среднем составляла порядка сорока метров. Теперь же она не достигает и одного метра. Чтобы суда могли плыть, в дне специально выкопали траншею. Я посмотрел на оставляемый катером след из волн. Сейчас их завитки были не белоснежными, а желтыми с примесью черного, и напоминали свежевспаханную борозду в поле. Наполовину сгнившие водоросли комком спутанных лент качались на воде. От прежней лазурной глубины не осталось и следа. Ни прозрачности, ни игривых карпов… Теперь озеро оправдывает свое название – оно почернело от грязи[70]. Только камыши растут как обезумевшие, стоят плотной стеной и поедают озеро. Мэр города господин Ли, ответственный за гидромелиорацию, говорил, что это плохой знак. Классический пример зарастания водоема: растений становится больше, а рыба исчезает – замкнутый круг.

Если не знать, как обстоят дела, и вглядеться в уходящую даль водной глади, то покажется, что камыш все такой же зеленый, небо – синее, птицы – парят и порхают. Вроде бы ничего особо не изменилось. Кто же поймет всю внутреннюю боль озера Улянсухай? Оно – как Линь Дайюй[71]: на ее щеках играет легкий румянец, но на самом деле она так обессилела, что может упасть от слабого дуновения ветра. Красавица, сраженная недугом, с улыбкой встречает гостей и превозмогает боль. Я поднял глаза. На берегу стояли красные и зеленые домики, у причала были пришвартованы прогулочные катера, ожидавшие туристов. Лоточники продавали жареную рыбу. Над всем этим разносились громкие звуки популярной песни. Отчего-то на память пришли строки из древнего стихотворения: «В мученьях родная страна погибает. Но многим неведом стыд – / В “веселых домах” за рекой распевают: “На заднем дворе цветы…”»[72].

Мы отобедали в ресторане при гостинице. Поговорка гласит: «Без рюмки нет застолья». Во Внутренней Монголии добавляют: «Без песни нет веселья». Зазвучала музыка, певица, красивая монголка, исполнила песню «Прекрасный Улянсухай». Мелодия была мягкой и чарующей, но я не мог разобрать слов. Когда песня закончилась, я попросил певицу пересказать мне ее текст. Моя просьба смутила ее. Мэр Ли поспешил ей на выручку:

– Вы простите, это старая песня. Того, о чем в ней поется, уже давно нет.

Я продолжал настаивать. Певица заговорила:

– Прекрасный Улянсухай, красота в его водах. Густой камыш у берегов, рыб стаи в глубине, от белых точек парусов несется песнь ко мне. На небе птицы, под небом лодки, лазурь воды покрова, она с Лицзян[73] своей красой помериться готова. Паромщик старый на своем судне просторы бороздит, но вот прощаться с такой красой он вовсе не спешит.

Мгновение назад мы были под впечатлением от дивной мелодии. Теперь очарование рассеялось, словно под сорванной красочной упаковкой обнажилась неприглядная реальность. Где теперь лазурная вода? Где стаи рыб? Где паруса? Как сейчас можно сравнить Улянсухай с Лицзян? На какое-то мгновение воцарилось неловкое молчание. Гости отложили палочки и отставили бокалы. Никто не произносил ни слова. Из всех присутствующих только я сорок лет назад покинул это место, а теперь вернулся. Я был и гостем и в то же время как бы своим. Я поспешил нарушить всеобщее молчание:

– Да, многое изменилось. Я отсутствовал сорок лет и кое-чего теперь тут не нахожу. Ли, Цинь, помните белые арбузы? Белые косточки, белая шкурка и белая мякоть. Откусишь – и от сладости губы становятся липкими. А еще восковые тыквы размером с подушку. Их специально берегли, чтобы поесть на Новый год. Хлопнешь по ней рукой – и видно, как внутри сок перекатывается. Или просо. Тогда на равнине Хэтао его ели на гарнир. Сваришь просо, сверху масляная пленочка, а аромат такой, что слюнки текут. Сейчас ничего уже не вернуть. Даже горных песен – и тех теперь не слыхать.

Мои слова разрядили обстановку. Местные посетовали, что во всем виноваты удобрения, пестициды и большая численность населения.

Озеро Улянсухай… Пышущее в прошлом красотой и здоровьем, каким же дряхлым и израненным ты теперь стало. Даже в таком состоянии ты продолжаешь выполнять свою невероятно важную работу. Каждый год ты снабжаешь нижнее течение Хуанхэ ста тридцатью миллионами кубометров воды. Ты выделяешь в атмосферу триста шестьдесят миллионов кубометров влаги, которая регулирует местный климат. Шестьюдесятью миллионами кубометров ты питаешь подземные воды.

Само озеро при этом получает всего лишь четыреста миллионов кубометров сточных вод, начиненных удобрениями, пестицидами, солями и щелочами. Беда в том, что озеро получает меньше, чем отдает! Оно поражено синдромом хронической усталости и держится на грани иссякающих сил, испуская ради людей последнее дыхание. По словам мэра города господина Ли, если не принять срочных мер, то за следующие несколько десятков лет озеро окончательно высохнет, как Лобнор в Синьцзяне. Сейчас думают протянуть канал от Хуанхэ, чтобы паводковые воды весной наполняли озеро. Слушая господина Ли, все одобрительно кивали и даже забыли про еду. Мэр Ли оборвал себя на полуслове, почувствовав неловкость, и сказал: