– Иногда, – ответил парень. Я взглянула на его телефон, выглядывавший из кармана. Прежде чем он успел сделать шаг назад или отказать мне, я вытащила его и вызвала 911.

Затем я отдала подростку его телефон и вернулась в лодку, чтобы в последний раз оглядеться, будто остановка могла пролить свет на что-то, чего я раньше не заметила. Звук быстрых шагов мальчика эхом отзывался от сухого причала. Я открыла шкафчик, где Паоло хранил футляр с камерой. Стук моего сердца отдавался в ушах, и я сунула футляр в сумку, замотав ее в свою до сих пор сложенную одежду, и поставила сумку на причал, снова выбираясь из лодки. Я знала, Паоло любит эту камеру, и я хотела, чтобы хоть эта его часть была со мной. Кроме того, я знала, что не вынесу, если с ней будут неаккуратно обращаться или если камера случайно упадет в воду.

Десять минут спустя шины полицейской машины с хрустом заехали на известняковый гравий. Офицер был огромным мужчиной с бледным, округлым лицом, по которому невозможно было определить его возраст. У него была короткая стрижка, а рубашка поло придавала ему весьма странный неформальный вид. Полицейский напоминал актера, которого наняли в последнюю минуту, в то время как настоящая полиция занималась более насущными проблемами. Я ожидала, что мужчина откроет блокнот, как это делают полицейские в старых фильмах, но его пальцы застыли над крошечным ноутбуком.

Чем сильнее человек торопится, тем медлительнее ему кажутся движения всех остальных. Этот полицейский не был исключением. Он представился, но я не запомнила его имени. Я уже была на сто шагов впереди. Я попыталась объяснить, что к чему, но не смогла. Высокий коп печатал очень медленно. Он смотрел на меня как на сумасшедшую.

Я поискала глазами подростка, привязавшего лодку. Мне нужна была поддержка – как будто для подтверждения правдивости моей истории, мне нужен был свидетель моей неподдельной паники. Но мальчик отступил за стойку и ссутулился – он явно не хотел впутываться.

Я дала описание внешности Паоло, вплоть до деталей его одежды: футболка среднего размера, серые туфли.

– Итак, расскажите мне с самого начала, что случилось вчера.

Его тень на выбеленных солнцем досках была такой же длины, как моя.

Я старалась говорить спокойно. Я рассказала ему, как мы приехали, сели в лодку.

– А вы не ругались? – спросил мужчина. – Были ли у вас вчера какие-либо споры?

– Нет.

– Обычное начало отпуска, – добавил коп.

Я кивнула.

Мне ужасно хотелось подсмотреть, что такое он там печатает.

– Потом мы взяли лодку. После полудня. Паоло знает воду и разбирается в лодках. Он все делал сам, а я не обращала внимания. Он хотел провести на ней ночь.

– Она была арендована на этой пристани? – показал пальцем полицейский.

– Да, все правильно, – подтвердила я и рассказала ему о рыбалке, о семье, которую мы встретили. Коп встрепенулся, как ретривер.

– А вы запомнили их имена?

– Нет.

Я сосредоточилась, пытаясь воскресить в памяти их образы.

– Может, эти люди остановились где-то поблизости? Вдруг он вернулся с ними?

– Нет, мы их не знаем. – Я лишь покачала головой. – Они ушли еще до заката.

– Что ж. – Полицейский захлопнул ноутбук и направился в офис на пристани.

Я посмотрела на воду и уже перестала верить в реальность происходящего. Все выглядело как какая-то постановка – специально срежиссированная, чтобы вселить в меня ужас.

Я еще раз проверила телефон. Мне нужен был знакомый голос: мамы или Марти – моего первого начальника, который был мне как отец. Только вот что я могла им сказать? Я не имела представления.

Вскоре появились люди. Начались рукопожатия, зазвучали тихие голоса.

Благодаря исследованиям, которые я проводила во время написания своей квалификационной работы, я кое-что знала о работе полиции и приблизительно могла понять, что происходит. Но не до конца. Я поняла, кто есть кто, какие могут возникнуть вопросы. Что они искали. Не то чтобы я считала себя умнее их. Просто я хотела помочь, хотя мне сложно было даже просто успокоиться.

Через минуту появились еще два офицера полиции – один в форме, другой – нет. Они хотели осмотреть лодку. Я кивнула и посмотрела на то, как она раскачивалась, когда один, а потом и другой ступили на борт. Через минуту они уже держали одежду Паоло деревянным штырем.

Потом вернулся и высокий коп.

– Мы попытаемся отыскать семью, о которой вы упомянули. Может, они что-то видели.

Затем мое ухо уловило слово «утонул».

– Он не мог утонуть, – настаивала я.

Полицейские подняли глаза вверх, а один отвел взгляд.

– Ладно, – сказал коп.

– Я серьезно. Он с детства рыбачил. Он умеет плавать. Я наблюдала, когда он нырял за связкой ключей.

Я бредила. Мне было уже все равно.

Рябь воды отражалась от солнечных очков полицейского, который не мог смотреть на меня. Его шея медленно, механически поворачивалась, словно в кукольном мультике.

Я достигла предела, когда уже не могла отвечать на их вопросы. Их было слишком много, я бы просто сломалась. Высокий коп, казалось, почувствовал, что приближается моя точка кипения. Он поджал губы и прищурился, как будто разгадывал загадку. Мужчина покрутил красную палочку в пластиковом стаканчике, нахмурился. Остальные стояли у перил и тихо разговаривали. Один из них поднял к глазам бинокль, в котором отражались отблески восхода. Потом он уронил бинокль, и тот закачался взад-вперед на его круглом животе. Я тоже взглянула туда, но на горизонте был лишь туман. Видимость нулевая.

На лодке кто-то поднял мой рецептурный пузырек.

– Мистер Феррера принимает какие-нибудь лекарства?

– Нет, это мой пузырек.

– Лекарство от…

– Панических атак. Я не умею плавать.

Это признание застряло у меня в горле. Я сделала уверенное лицо, но в голосе явно звучали пораженческие нотки. Он кивнул, как будто я произнесла волшебные слова.

– Он мог принять эти таблетки?

– Ни при каких обстоятельствах.

Едва сделав паузу, полицейский повторил тот же вопрос, но уже с несколько иной формулировкой:

– Мистер Феррера принимает жизненно важные лекарства?

Конечно, он должен был произнести нечто в этом роде.

– Я хочу, чтобы вы перестали называть его мистером Феррерой. Я приняла одну штуку, когда мы отчаливали. Мой молодой человек выпил несколько бокалов вина, вот и все. Все не так, как вы думаете.

– Вы помните, сколько конкретно таблеток оставалось в пузырьке вчера вечером?

– Десять-пятнадцать? Я не так часто их принимаю.

– Однако мне этот пузырек кажется пустым.

Я знала, он не хотел грубить, но мне показалось, что этот коп дал мне пощечину.

Мы оба увидели, как полицейский на лодке качает головой.

– Вы вообще ссорились?

– Нет! – закричала я. Этот крик вылетел из моих легких, как маленькая птичка. Я взяла себя в руки, потерла ладони о плечи, словно пытаясь согреться. – Послушайте, я знаю, вы просто делаете свою работу, но нет, мы отлично провели вечер. Мы поужинали, а потом легли спать.

Если в глазах офицера и было сочувствие, то его скрывали темные очки.

– Ваш молодой человек когда-нибудь делал что-то подобное раньше?

– Нет, – решительно ответила я.

– Не возражаете, если мы осмотрим транспортное средство? – спросил полицейский.

Эта просьба привела меня в ярость, но мне ничего не оставалось, как согласиться. Я смотрела, как уходят другие лодки. Люди занимались своими обычными делами. Кто-то расстилал одеяла, готовясь насладиться озером. Я наблюдала за ними. Краем глаза они тоже следили за мной.

Я хотела получить объяснение того, что произошло.

Потом появилась женщина-коп с налаченной челкой. На шее у нее было ожерелье с дельфином, которое она засунула за воротник рубашки поло, когда поймала мой взгляд. Казалось, она считала, что я должна плакать. Но должна ли? Помогло бы это? Будут ли они работать быстрее, если я зареву?

Ее присутствие вызвало у меня желание позвонить Элли. Моя давняя подруга работала специалистом по связям с общественностью в Нэшвилльской полиции. В моей университетской футбольной команде Элли была стипендиатом, хотя в стипендии она не нуждалась. Это могло бы вызвать зависть у других игроков, но Элли была настолько неизменно любезна, так всех поддерживала, что на нее невозможно было злиться. Имя Элли для меня было синонимом слова «помощь». Обычно я звонила ей, когда имела дело с полицией.

Женщина-полицейский хотела знать, были ли между мной и Паоло какие-то неподобающие контакты прошлой ночью.

Я даже не знала, что на это ответить.

Я снова описала Паоло. Подробно рассказала детали поездки: когда мы приехали, что мы планировали. Та манера, в которой копы говорили о моем молодом человеке, делала его менее реальным. Кем-то, кого я словно бы выдумала, моим воображаемым парнем. Когда женщина перечитала мое описание, оно показалось мне искаженным. Она меня страшно бесила, но я сама не знала почему.

Начал гудеть кондиционер. Я поискала его глазами, чувствуя, как мне хочется вернуться домой, оказаться в чистоте и безопасности. Казалось, прошло не меньше недели с тех пор, как мы с Паоло покинули мою квартиру – наш личный, скрытый ото всех мир. Всего этого не должно было произойти, сказала я себе. Мы не должны были покидать это защищенное, теплое место.

В конце концов женщина-коп села рядом со мной на скамейку у входа в офис. Пахло кокосовым маслом. Утренняя дымка рассеялась, и сосновые ветви лениво, картинно шевелились на ветру. Я была благодарна хотя бы за то, что наконец-то оказалась подальше от воды. Ожерелье из дельфинов появилось снова, и она заправила свои светлые волосы за уши.

– И что теперь? – спросила я.

– Мы сформировали команду по этому делу, – сказала женщина-полицейский. Эта ее фраза прозвучала как реплика из фильма, и это показалось мне хорошим знаком, которого я так ждала. – Вызвано подразделение морской пехоты, которое проведет поиски вдоль береговой линии. У нас есть авиационная поддержка, которая скоро прибудет. Капитан начнет поиски с помощью К-9 уже после полудня.

– Хорошо, – сказала я. Я еще раз попробовала отпить кофе из своей чашки, но оказалось, что он все равно еще слишком горячий.

– Сейчас вам лучше всего пойти домой и немного отдохнуть.

– Уйти? – спросила я обескураженно. Я ни на секунду не хотела уходить. – Я хотела бы остаться здесь, – сказала я.

Женщина-коп снова заговорила с терпеливостью завуча начальной школы. Это одновременно и успокаивало меня, и приводило в бешенство:

– Лучше пусть поисковая команда спокойно поработает.

Она заверила меня, что в случае чего они немедленно свяжутся со мной и что у нее всегда с собой телефон.

– Я поеду домой на его джипе? – удивленно спросила я сама себя, хлопнув руками по бедрам. Я как будто бы и злилась, но уже с равнодушием человека, впавшего в транс. Я представила себя за рулем. Это казалось совершенно немыслимым, но что еще оставалось делать?

Она покачала головой:

– Они захотят поговорить с вами снова.

Когда я начала протестовать, обладательница ожерелья с дельфинами впервые посмотрела на меня строго, как будто давая мне понять, что для нее очевидно, как плохо я сейчас соображаю.

Может, так и было.

Да и как я могла хорошо соображать?

– Люди приходят и уходят из нашей жизни, – сказала женщина, – и этому нет объяснения. Сложно, я знаю.

Я понимала, что она считает, что Паоло бросил меня, что я просто пока не понимаю, что она старается проявить доброту. Я попыталась глубоко вдохнуть, но кислород застрял на полпути. Она собиралась лишить меня надежды нежно.

– Смотрите-ка… – Она взглянула вверх и в сторону, считая облака, как будто они были фактами ее жизни. – Пять лет назад? Да. Пять. Во Флориде. Там дом. Семья, двое детей. – Женщина понизила голос, чтобы подчеркнуть, что в таких обстоятельствах ставки выше. Серьезнее, чем в моем случае. И вдруг она щелкнула пальцами. – Отец исчез. Вот так. Мы осмотрели все вокруг, предположили, что он утонул, предположили, что его убили. Или похитили, хотя такого больше не случается. Кто знает? У него была травка, и что-то могло пойти не так. Никто ничего не знал. Прошло два года, и он объявился. Его просто остановили на дороге, вот так. Живет в пятидесяти милях отсюда, временно лишен водительских прав за вождение в нетрезвом виде. Он снова женился, начал все сначала. Называет себя другим именем. Никаких травм, вообще ничего. Я была рядом, когда жена пришла увидеться с ним. Он не мог объяснить, почему сделал это. Он просто должен был жить совсем по-другому, вот что он сказал.

Она на мгновение накрыла мою руку своей, потом отняла ее. Я кивнула, изображая понимание.

– Он не просто бросил меня, – сказала я. – Я уверена в этом.

Казалось, она изо всех сил пыталась не вздохнуть, но все-таки вздохнула.

Глава 4

Моя мама приехала, чтобы отвезти меня домой. Она была немного меньше меня ростом и более практично одета, а в остальном очень похожа на меня. Я не уверена, что когда-либо в жизни была так счастлива кого-то видеть. Когда я услышала ее голос, увидела, как мама бежит ко мне через парковку, я разрыдалась. Под очками библиотекаря, за которые я ее дразнила, так же стояли слезы. Я крепко обняла маму, и она обняла меня в ответ.

На пристани женщина с дельфиньим ожерельем объяснила, что я уже могу уезжать, что они свяжутся со мной и, скорее всего, снова переговорят, уже в Нэшвилле.

– Мы будем держать вас в курсе, – сказала она, взглянув на маму, которая в ответ сжала губы.

В тот момент мне показалось, что я должна спросить, что именно женщина-полицейский имеет в виду, но усталость победила, и я просто спросила:

– Что я могу сделать? – Хотя знала ответ.

Ответ был – ждать.

Ничего не делать.

Страдать от бессилия.

Коп взяла обе мои ладони в свои и дала мне карточку со своим именем и контактной информацией.

Мама проводила меня до машины. Мы тронулись.

Когда она появилась на пристани, было похоже, что она все понимает. Ее доброта скрывала за собой понимание, что я слишком устала и подавлена, чтобы со мной разговаривать. Что я не в силах убедить ее сейчас в том, что на мне не лежит проклятье.

Когда мне было чуть за двадцать, мама спасла меня от самой себя. Футбол, мои товарищи по команде и мама.

С ее зарплатой в средней школе и при отсутствии отца, с которым мы никогда не общались, мы не смогли бы позволить себе обучение в Вандербильте, если бы не футбол. Обучение по стипендии в престижной школе обернулось для меня каждодневной пыткой: мои опасения, что я чужая в этой среде, подтверждались. Мысль о том, что я когда-нибудь куда-нибудь впишусь, казалась обычной фантазией. Часть меня просто знала, что я, по сути, белая шваль, самозванка в рядах привилегированного класса.

Не то чтобы со мной плохо обращались. Вовсе нет. То, с чем я столкнулась, находилось внутри меня. Мне сто раз говорили, что колледж будет лучшим временем в моей жизни. Это удручало.

Затем началась мания.

Я сразу это поняла.

Я представляла себе бабушку, которая входит в рябь воды.

То, что было в ней, было и во мне.

Я сошла с ума? Возможно.

Мама сидела рядом со мной в машине и смотрела вперед. Я скрестила руки на груди. От кондиционера по коже пробежал холодок.

Я была совершенно опустошена.

– Ты ела? – спросила мама через некоторое время. По телефону полиция сказала ей достаточно, чтобы мама не засыпала меня вопросами, и я была ей благодарна. Я все равно не была уверена, что смогу говорить.

– Не думаю, что это возможно, – промямлила я.

Мама довезла меня до дома, подождала, пока я приму душ. Я приняла еще две таблетки ативана и забралась в постель. Мне было все равно, как это выглядело со стороны. Человек иногда не может принять реальность во всей полноте, и мне нужно было на некоторое время спрятаться от всего мира. Не самый здоровый способ справляться со стрессом, понимаю, но так это работало.

Я старалась поддерживать свою самооценку на должном уровне, чтобы чувствовать почву под ногами, чувствовать стабильность. Меня зовут Эмили Файерстоун. Я детский психолог. У меня есть друзья, коллеги. Мое биполярное расстройство контролируется мной годами. Меня зовут Эмили Файерстоун. Я не сойду с ума.

На следующий день было воскресенье. Я позвонила на работу и сказала, что не смогу прийти. Я помолчала, прежде чем оставить сообщение. Сказать, что я заболела? Это было не совсем так. Я точно не была в отпуске. Было ли исчезновение молодого человека уважительной причиной?

Мне было невыносимо даже про себя произносить слово «мертв», но ничего, кроме этого слова, у меня в голове не было. Паоло был предан своей лаборатории, было почти невозможно представить его вне этого заведения, где он перерабатывал данные в бесконечном стремлении разработать вакцину H1-N24. Но невозможность представить, что его нет рядом, было следствием нежелания в это верить. Отрицание в чистом виде.

Я позвонила Элли. Я не могла поверить, что она ответила. Сейчас люди обычно не поднимают трубку. Звонок – это попытка навязать себя другому человеку. Теперь все просто набирают текст. Кроме того, она недавно вышла замуж. Я была уверена, на уме у Элли совсем другое. Когда она сняла трубку, я сразу представила ее густые темные волосы, обрамляющие зеленые глаза. Элли была одновременно и лучшей, и худшей подругой по одной и той же причине: она всегда была собранна. В колледже она помнила обо всем, что может понадобиться команде в поездке, и можно было не сомневаться, что Элли захватит с собой дополнительный солнцезащитный крем или ленту, которые забыли даже тренеры. Как товарищ по команде, она всегда приходила вовремя или даже раньше.

Слова вылетали из ее рта быстро, как колибри, но ее голос был сладким, как нектар, и эта манера почему-то ассоциировалась у меня с богатством.

Позже я пожалела об этом, но тогда я рассказала ей все. Она, как всегда, внимательно выслушала.

– Ну, я, конечно, не полицейский, но работаю в участке, так что буду держать ухо востро, хорошо?

Через час после нашего разговора Элли перезвонила.

Она проговорила извиняющимся голосом:

– Ты сказала, они могут задать несколько вопросов? Так и будет. Тебе позвонит детектив по имени Андре Мейсон. Эмили, мне так жаль. Это будет быстро, я уверена. Они могут прийти к тебе, если ты хочешь…

– Нет, нет, – настаивала я. Я ни о чем не думала. Я была не в своем уме и неистово мерила кухню шагами с бесцельным упорством. – Я давно не была у тебя в офисе.

Насколько давно? Я вспомнила, что Элли была со мной в ту ночь, когда я встретила Паоло, а потом мы расстались в баре.

– Напиши мне, когда будешь на парковке, – попросила девушка. Она была полна ускоренного сочувствия. – Я выйду и войду с тобой.

Ее предложение меня удивило, но я согласилась. Думаю, Элли поняла, какой дискомфорт вызывает поход в полицейский участок практически у каждого человека. Интересно, подумала ли она о том, что произошло на крыше здания парковки тринадцать лет назад? Меня отвезли в больницу на заднем сиденье полицейской машины. Я на секунду ощутила холод наручников на горячей коже, но потом выбросила это воспоминание из головы.

– Отлично, – поспешно приняла я предложение подруги. – Спасибо, Элли.

– Отлично, – повторила она за мной с явным облегчением.

Детектив Мейсон позвонил почти сразу после того, как я повесила трубку. Его голос звучал как бас-гитара. Мы решили, что я приеду на следующее утро.

Все внутри меня хотело, чтобы это поскорее закончилось. На озере полиция предупредила меня, что такое может произойти, но я не представляла, как буду чувствовать себя в этот момент. Казалось, это было что-то среднее между «ничто не имеет значения» и «отвалите от меня». Люди обычно не ходят в полицию, потому что им нравится жизнь, напомнила я себе. Инстинктивно я взглянула на крошечный шрам на запястье, которое крепко сковали наручники той ночью, на стоянке. Затем я взмахнула рукой так, что часы закрыли этот шрам.

Поскольку я всегда хотела иметь красный кабриолет, то купила тот, который не могла позволить себе год назад. Я медленно, совершенно для себя не характерно, ехала в полицейский участок и время от времени поглядывала на часы на приборной доске. Носок моего ботинка слегка надавил на газ, и двигатель загудел, когда я проскользнула мимо фургона, идущего на предельной скорости. Только за этот год меня трижды останавливали – достаточно, чтобы я задумалась о том, насколько разумным было мое приобретение.

Оно таковым не было, но я ненавидела признаваться себе в этом. Я все еще была несколько импульсивной.

Я отыскала место для парковки, написала Элли и направилась к входной двери. Я была в участке только один раз, но сейчас он выглядел точно так же. Те же вымытые бетонные ступени, пахнущие отбеливателем и сигаретами, та же надпись «Полиция» шрифтом «гельветика» на двери, как будто чтобы для всех стало окончательно понятно назначение этого места. Та же странная энергетика вокруг здания. Я представила себе темное облако, нависшее над домом семейки Адамс. Атмосфера была именно такой. Коридор был словно исцарапан с обеих сторон гигантскими ногтями. «Какое-то гигантское чудовище вроде Халка сотворило это», – подумала я. Флуоресцентный свет из вестибюля лился через двойные стеклянные двери. Мои ноги налились свинцом, голова все еще кружилась. Они позвонят насчет Паоло? Нашли ли они его? Его тело? Боже.

Нет, я не могла думать. Это была часть проблемы.

Прошел почти год с тех пор, как я последний раз видела Элли. Сейчас она стояла у входа в свободном желтом свитере, сложив руки на талии, и была похожа на цветок, растущий между трещинами разбитого тротуара. Ее глаза за очками в тонкой проволочной оправе были полны сочувствия, которое могло бы ранить меня, если бы я полностью не потеряла чувствительность от перевозбуждения и неврологического «одеяла» снотворного. После всего, что случилось, немного жалости мне не повредит.

Элли быстро обняла меня и повела к дверям, положив руку мне на спину. Я догадывалась, что выгляжу изможденной, но когда поймала свое отражение в стекле двери, то поразилась – я больше всего напоминала зомби. Немытые волосы зачесаны назад, глаза ввалились. Мое лицо сохраняло летний загар, но в то же время выглядело очень бледным, как будто выцвело. Я подумала, не начать ли мне краситься. Может быть, я начну это делать, когда соберусь с мыслями.

– С тобой никого нет? – спросила она.

– Нет.

Я заволновалась, непонятно почему.

Должно быть, я выглядела озадаченной, потому что моя подруга быстро добавила:

– Беспокоиться не о чем. Он не задержит тебя надолго.

На английском языке эта фраза – «беспокоиться не о чем» – звучала сколь неопределенно, столь и пугающе.

Стулья в кабинете Элли были завалены стопками бумаг. Сесть было некуда. Подруга взглянула на часы, стоявшие в переполненном книжном шкафу. Зазвенел телефон, но Элли проигнорировала звонок.

– Мне неприятно думать, что тебе приходится терпеть это после всего произошедшего.

Темные брови Элли нахмурились. Я знала это выражение ее лица. Оно возникало, когда мы безнадежно отставали в игре и возможности победить не оставалось. Она еще всегда упирала руки в бока, но теперь, в своем кабинете, встала у стола и раскрыла объятия. Чтобы не упасть, я прислонилась к стене.

За дверью кабинета Элли какой-то мужчина в запачканной футболке, смятой на его огромной мускулистой спине, сопротивлялся тому, что его уводили. Руки мужчины уперлись в дверной косяк двери Элли, а потом начали цепляться за гипсокартон.

Я подумала, что сотрудник Министерства внутренней безопасности был слишком груб. Мы обе были так далеко от зеленого, ухоженного, похожего на непроницаемый пузырь студенческого городка Вандербильта.

– Обычное утро в офисе?

– Извиняюсь. Давай я принесу тебе кофе, – предложила Элли.

Я не возражала, и, прежде чем успела что-то сказать, в моих руках оказалась маленькая чашка.

– Осторожно, очень горячий.

Я старалась не поморщиться, когда напиток обжег мои губы.

– Все это не займет много времени, – заверила Элли, глядя через мое плечо в коридор.

Мне нужно было все для себя прояснить.

– Я что-то упускаю? Почему это может занять много времени?

<1 2 3 4 5 6 >

На страницу:

Перейти

3 из 6