Одинокий мужчина с кошкой

Анна Яковлева

Одинокий мужчина с кошкой

Все события, происходящие в романе, вымышлены, любое сходство с реально существующими людьми – случайно.

…Волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком…

Из пророчества Исайи

Глава 1

В «Глобал-индастри» четверг был подобен взрыву на солнце.

Зашивались сметчики, закрывая подряды, в кабинете главного инженера стоял ор, сопровождающийся выбросами протуберанцев, а под дверью, вжавшись в кресла, ждали очереди зашуганные подрядчики.

Сама не своя, Ксения пронеслась под камерой наружного наблюдения, когда минутная стрелка, вздрогнув, прыгнула на девятку и проглотила ее.

Менеджеры были в сборе, каждый уже деловито отстукивал что-то на клавиатуре, только лупоглазенькая, прозрачная, как папирус, Танечка встретила начальницу испуганным взглядом:

– Ксения Глебовна, вас спрашивал Мишустин, – громким шепотом сообщила она. Перед главным Танечка по неведомой причине цепенела.

Ксения кивнула и шмыгнула в «аквариум», как называли свои просвечивающиеся кабинеты «глобальщики», – она числилась вторым замом в частной строительной фирме. Приткнув сумку на подоконник, на ходу схватила трубку от внутреннего телефона и набрала приемную:

– Зинаида Алексеевна, здравствуйте, это Баркова. Не знаете, зачем меня искал Александр Иванович?

– Здравствуйте, Ксения Глебовна. Здесь Явкин, у него какая-то неразбериха с комплектацией. Или с оборудованием.

С губ Ксении сорвалось проклятие. Снова этот навязший в зубах отдел снабжения.

– Понятно, – процедила она, – а Ерохин там?

– Уже ушел.

– Хорошо, сейчас буду.

Ксения прикрыла веки. Глаза резало, но не от слез (слезы тугим комком стояли в горле) – давление, наверное, подскочило. Пока ехала на работу, старательно рыла в памяти яму и заталкивала в нее утреннее происшествие. Происшествие сопротивлялось, в яме не помещалось, торчало всеми подробностями.

…Утром Ксения Баркова возвращалась с пробежки по парку, пребывая в приятных размышлениях о скором отпуске и о своем близком друге Никеше Рассветове – инструкторе по фитнесу. Из-за горизонта выползало нестерпимо яркое солнце, к заборам жались густые насыщенные тени, о чем-то шушукалась молодая листва, ссорились воробьи – начинался обычный июньский день. Завершив моцион в начале родной улицы Горной, Ксения перешла на расслабленный шаг. Выравнивая дыхание, перебирала в голове вялые мысли – с Никиты они сами собой переползли на мелкие бытовые заботы. Ключ в гаражном замке поворачивался туго, и Ксения уже несколько дней стояла перед дилеммой: менять замок или достаточно смазать? От замка мысли плавно перетекли к работе, и настроение моментально омрачилось. В досаде на себя Ксения даже остановилась. Последние несколько недель она испытала, как герой Джерома К. Джерома, «отвращение ко всякого рода труду» и желание уволиться. Хотя уволиться – это она погорячилась. Работа пусть остается, а вот одного типа уволить не мешало бы.

Ксения расправила плечи. Неужели она позволит какому-то идиоту испортить себе карьеру?

Здесь она дала себе слово не думать о плохом, наслаждаться последними спокойными минутами раннего утра и копить энергию перед началом рабочего дня. Слово это Ксении сдержать было не дано.

В тени ограды у дома что-то происходило. Из кустов, высаженных вдоль кирпичного забора, летели комья земли, поднимался чудовищный предсмертный вой и писк, в воздухе плыли клочья шерсти, мелко дрожали головки гортензий.

Заражаясь необъяснимым страхом, Ксения побежала сначала трусцой, потом во все лопатки.

Еще не добежав до места, Ксения увидела высокий черный круп с купированным хвостом и перешла на шаг. Ротвейлер, вильнула беспомощная мысль. И вот тогда она увидела Левку: у него еще были силы выдираться из пасти огромного черного бойцовского пса. Ротвейлер тряс кота, как игрушку, ударяя о кирпичный забор.

Ксения что-то выкрикнула, какую-то команду, на которую ротвейлер не отреагировал, и заметалась в поисках палки или камня – чего-нибудь!

Кот уже не сопротивлялся, лапы повисли…

Ксения перестала метаться.

Забор, молодая яблоня на углу соседнего дома, цветник – окружающее отступило куда-то и размылось. В фокусе зрачка осталась только высокая черная холка чужой собаки и короткий обрубок хвоста. Преодолев внутреннюю дрожь, Ксения шагнула, наклонилась к ротвейлеру, просунула ладонь между задними лапами и с отчаянной решимостью сжала в кулаке яички.

Что было дальше, Ксения помнила смутно.

Кажется, ротвейлер осел и разжал челюсти. Левка повалился в траву и не шевелился.

Собака с удивлением повернула к Ксении лобастую голову на мощной шее с цепью. Сытый, лоснящийся, будто появившийся из преисподней зверь.

– Место! – срывающимся голосом выкрикнула Ксения, с ненавистью глядя в желтые немигающие глаза, и в ту же секунду услышала ленивый окрик:

– Крон! Ко мне!

Вальяжной походкой к месту схватки двигался хозяин ротвейлера. Слегка сутулый, худой и невысокий, в черных очках, он, как опричник, был одет во все черное и казался продолжением преисподней. С ними по соседству – Ксения знала это доподлинно – таких уродов не водилось.

– Ваша собака? – Ксению трясло. Тем же ненавидящим взглядом она пыталась проникнуть под очки и разглядеть в опричнике хоть какие-нибудь признаки – нет, не беспокойства по поводу случившегося – ума!

– И что? – Ни один мускул не дрогнул на непроницаемой гадкой роже.

– Почему без намордника? – Вопрос был послан уже вдогонку: поражая сходством, хозяин с собакой тем же неспешным шагом удалялись прочь. – Сволочь, – прохрипела Ксения, – я тебя засужу.

Не оборачиваясь, «опричник» в знак полного одобрения поднял руку и потряс кулаком: дескать, вперед и с песней.

…Несколько мгновений Ксения сидела, ничего не соображая, потом сделала над собой усилие.

Отдел снабжения был одновременно неудачным ребенком, бедным родственником и позорным пятном преуспевающей «Глобал-индастри». Баркова не выносила злого гения, крестного отца хаоса в отделе. Им был племянник Мишустина тридцатилетний Гена Явкин – по глубокому и искреннему убеждению Ксении, отъявленный жулик. Ксения подозревала, что Явкин давно подвизался дилером у поставщиков и делает свой гешефт на процентах с закупок.

Одно имя чего стоило. Ге-на… Тьфу. Явкин был на два года моложе Ксении Барковой (она специально наводила справки в отделе кадров), но, очевидно, считал второго зама молоденькой дурочкой и в ее присутствии пускал в ход свое обаяние – он так думал. На самом деле это были тупые комплименты, нахальные улыбки и скабрезные намеки. Весь букет производил на Ксению удручающее впечатление, и все, о чем она мечтала, – поймать с поличным и отправить Явкина пылесосить бескрайние снежные ковры под Воркутой. Ксения диву давалась близорукости главного. Вранье, которое Гена скармливал дядюшке, было топорным и совсем не изобретательным.

Перед тем как отправиться на ристалище, Ксения зашла в дамскую комнату сделать пару затяжек и приготовиться к неожиданностям: каким-нибудь актам о списании, состряпанным задним числом. И припасть к телефонной трубке, как к источнику благодати. Благодатью являлся голос Никеши. Зажав сигарету губами, достала из кармана пиджака мобильную трубку, но в последний момент подсознание вильнуло, и вместо того, чтобы позвонить Никите, Ксения набрала подругу Варвару.

Варвара Ива находилась в отпуске по уходу за двухлетним Яшей, и даже короткие разговоры с подругой приводили Ксению в самое благотворное расположение духа. Кроме ребенка и мужа, Варя воспитывала таксу с оскорбительной для таксы кличкой Мышь. Ксения вполне справедливо полагала, что Варька проникнется ее горем.

– Привет. – Ксения ощутила упадок сил, прислонилась плечом к стене и через пиджак ощутила бодрящий холод кафельной стены.

– Привет, – весело отозвалась подруга, – ты чего такая кислая? Случилось что?

На другом конце провода слышались мирные домашние звуки: Варя с трубкой возле уха суетилась по хозяйству. Горло у Ксении стало саднить.

– День тяжелый.

– Он же только начался, – удивилась Варвара.

– А уже заявил о себе. – Ксения жадно затянулась дымом.

– Что случилось?

Ксения Баркова не была истеричкой, она была скорее сдержанным человеком, но Левка, его истерзанное горло, замятая шерсть, предсмертный оскал… Они стояли перед глазами, и все тут… Внезапно Ксению замутило, она задышала открытым ртом, но справиться с подступающей тошнотой не сумела. Еле успела распахнуть дверку кабинки, свеситься над унитазом, швырнув сигарету в фаянсовое нутро.

Измученная сухими спазмами (так и не смогла заставить себя позавтракать), подошла к умывальнику с большим зеркалом – зеркало отразило чужое лицо с меловыми щеками и опрокинутым взглядом. Во рту было кисло, глаза щипало – тушь дала течь.

Ксения долго полоскала рот, потом дернула за хвост разовое полотенце, свисающее из держателя, стерла помаду и снова закурила. Пальцы противно дрожали.

– Ксюша, – все это время взывала трубка в кармане, – ты где, Ксюша?

Вспомнив о Варваре, Ксения слабой рукой поднесла телефон к уху:

– У нас Левка погиб.

– Как?! – ахнула подруга. – Когда?

– Сегодня утром. – Изображение в зеркальной рамке подернулось рябью и поплыло. Ксения наконец заплакала.

– Бедная ты моя. – Варвара уже готова была присоединиться.

– Я не успела его отбить у какого-то ротвейлера, – слизывая с губ слезы, выговорила Ксения. – Не знаю, как сказать об этом маме. Понимаешь, с Левкой она о внуках забыла. – Память снова подсунула картинку: остывающий Левкин взгляд и темное пятно крови под ним.

– Слушай, а как это случилось?

Услышав подробности, Варя высказала предположение:

– Я вот думаю: если он гулял по вашей улице с собакой, значит, живет где-то рядом. Так ведь?

– Да, наверняка. Вечером пойду на разведку. Ротвейлер по кличке Крон – это все-таки не какой-то там сумчатый хомяк. Где-нибудь да вылезет.

Сочувствие в голосе подруги сменилось настороженностью.

– Зачем тебе это? Что ты собираешься делать?

– Я его засужу в память о Левке. – Это было похоже на клятву, данную над могилой друга.

– Может, этот урод того… больной?

– Здоровее нас с тобой, во всяком случае, собака у него не поводырь, а бойцовская.

– Нет, не в этом смысле. Может, он псих какой-нибудь контуженый. Или олигарх.

– Сволочь он, и не важно, чем он занимается и какое у него здоровье.

– Н-да. Может, твой Левка забрал с собой какие-то неприятности. – Варька была повернута на эзотерике.

– Даже наверняка. По крайней мере, при жизни он был настоящим антидепрессантом.

Подруги помолчали, Ксения снова затянулась.

– Кошмар, – с чувством выговорила Варя. – Ты с работы звонишь?

– Да.

– Может, тебе лучше отгул взять?

– Шутишь? Меня уже ждут, я тебе звоню по пути на совещание. Буду совещаться с вором, как создать ему условия для воровства.

Было слышно, как Варя вздохнула в трубку:

– А я вот изнываю от скуки. Мы тут поели, покакали и складываем кубики пирамидкой.

– Махнемся не глядя?

– Приезжай в воскресенье. Посидишь пару часов с моими, и тебе на пару лет хватит впечатлений.

Тут послышался требовательный Яшин вопль, и подруги простились.

Затушив сигарету под краном, Ксения сунула телефон в карман и подставила узкую ладонь под дозатор с жидким мылом.

Смыв тушь, выдернула еще одно полотенце, промокнула лицо и посмотрела на себя красными глазами. Зареванная бизнесвумен – это сильно, как сказал бы Никита. Самый подходящий вид для совещаний. Выйдя из дамской комнаты, Ксения взбежала по лестнице на восьмой этаж – в двенадцатиэтажном здании «Глобал-индастри» занимала два этажа.

…В кабинет к главному вошла полная мрачных предчувствий. Внутренний голос громким шепотом подсказывал, что Гена живым не дастся.

– Здравствуйте, – бросила, входя, Ксения. Получилось несколько воинственно.

На появление второго зама Гена ответил ленивым полуоборотом крупной головы – Явкин вообще был крупным мужчиной.

– Привет.

В атмосфере кабинета разливалась нездоровая таинственность, а в том, как сидели Гена и Александр Иванович, было что-то из старых фильмов о революционном подполье.

Уверенным легким шагом Ксения обошла стол и села по одну сторону с Явкиным – тот выбрал позицию, как снайпер: спиной к окну, чтобы солнечный свет не мешал вести огонь по противнику.

– Что, снова жалоба на снабженцев? – без труда определила Ксения.

Явкин напустил на себя оскорбленный вид:

– Не жалуются на тех, кто ни черта не делает.

Ксения смотрела мимо Явкина.

Александр Иванович не спешил с ответом, рассматривал с интересом своего зама, от которой можно было прикуривать.

– Водички налить? – с участием спросил Явкин. Видимо, внутренним слухом различил треск электрических разрядов вокруг Ксении Глебовны Барковой.

Ксения быстро посмотрела на Явкина и отвела взгляд. Чтобы не подвергать риску окружающих, принялась с умным видом разглядывать набор на мельхиоровом подносе: шесть сверкающих чистотой хрустальных стаканов и графин с водой. Мишустин был консерватором. Предпочитал старое доброе ретро и блондинок.

– Ксения Глебовна, – прочистив горло, заговорил Мишустин, – Ерохин написал докладную на снабженцев.

Ксения неохотно оторвала взгляд от графина, буркнула:

– Седьмую по счету.

– Что вы сказали?

– По поводу чего на этот раз? – Она проследила за движением исписанного листа от Мишустина к Явкину, от Явкина – к себе.

– По поводу идеалов, – голосом усталого борца за правду сообщил Явкин. – Ерохин же у нас рыцарь без страха и упрека, наверное, умирать будет стоя. – Иногда Гена поражал окружающих знанием литературных и исторических фактов.

В кабинете повисла хрупкая тишина, за которой ощущалось присутствие большого города.

Ксения хотела быстро пробежать глазами записку, но застряла в корявом изложении. Почерк тоже был корявым. С главным инженером Валентином Ерохиным у Ксении только и было общего, что глухая ненависть к царственному племяннику.

– Разберитесь и доложите. – Взгляд Мишустина бродил по бумагам на столе.

– Я свободна? – Рука Ксении скользнула в карман пиджака и ухватилась за телефон, как за наперсный крест.

– Да, конечно. – Александр Иванович посмотрел на своего зама с симпатией. – Что-то вы выглядите сегодня усталой, Ксения Глебовна.

– Голова немного болит.

– Это весна, – заверил шеф.

– Наверное.

Ксения ждала, что Явкин отпустит какую-нибудь колкость, но Гена смолчал, и Ксения не без удивления обнаружила, что тот погрузился в себя.

Это было непривычное состояние для Явкина, и Ксению это позабавило.

Сжимая трубку в одной руке и записку в другой, она спустилась на свой этаж и еще какое-то время не знала, куда деваться от мыслей о Левке, но постепенно сумела-таки отрешиться от утренней драмы и окунуться с головой в работу.

Вечером, по пути домой, Ксения наспех состряпала план под общим тезисом: «ложь во спасение». Пункт первый: миски. Ожидающие Левкины миски следовало незаметно прибрать с глаз подальше. Пункт второй: тиражировать истории о кастрированных котах, отсутствующих дома по нескольку месяцев – такое, Ксения слышала, случается. Пункт третий: никаких трагических выводов, только оптимистичные прогнозы. План казался безупречным, пока Ксения не приступила к его осуществлению.

Едва она сложила миски одна в одну, как мама неслышно материализовалась на кухне и поймала дочь за руку:

– Зачем? Куда ты их? Где Левка? Что с ним? Ты что-то знаешь?

Ксения посмотрела прямо в выцветшие мамины глаза, еще недавно бывшие такого же болотного, как у нее самой, цвета:

– Мам, с Левкой что-то случилось. Он слишком привязан к нам, чтобы уйти…

Ксения умолкла, не досказав фразу: надежду в выцветших маминых глазах медленно уносил прилив…

Глава 2

К концу обеденного перерыва желудок подвело, и Ксения решилась. На кухне к этому времени осталась только курица под соусом сациви. Кухарка Дуся, взглянув на второго зама, определила:

– Ксения Глебовна, что-то случилось? На вас лица нет.

Ксения поведала ей свою беду. Тема четвероногих друзей Дусе оказалась не чужда.

– А у меня кошки не приживаются. У меня их было три, и все куда-то девались. Думаю собаку завести. С ней проще. Ее сводил на прогулку на поводке, привел – и дома. Да и потом – муж не любит котов. Мужчины редко к кошкам слабость питают.

«Это точно», – ядовито хмыкнула про себя Ксения. Никеша тоже не питал слабости к котам. Развивать тему она не стала.

– А женщинам, значит, подходят кошки?

– Особенно одиноким, – намекнула Дуся. Она была в курсе семейного положения второго зама и вообще в курсе личной жизни всех членов коллектива.

Взяв порцию, Ксения устроилась за столиком, накрытым клетчатой – синей с белым – скатертью и принюхалась к пряному аромату. Перед глазами Ксении снова всплыл окровавленный Левка. Нет, так не пойдет. Ксения достала мобильный и поискала спасительный номер. Никита – вот кто ей сейчас нужен. Инструктор по фитнесу с такими бицепсами «одним махом семерых убивахом».

– О! – откликнулась трубка приятным тенором. – Привет! Только собирался тебя набрать. Телепатия.

– Действительно. Привет, – скрипучим голосом проговорила Ксения.

– Ты не забыла, что мы вечером с Грэгом и его девушкой идем на открытие клуба?

Какой-то Грэг с каким-то клубом представлялись сейчас Ксении чем-то вроде звезды пятнадцатой величины. Например, Плутоном. Никакого отношения к ней, Ксении Барковой, далекий Плутон не имел и иметь не мог, и их орбиты даже теоретически, даже в далекой перспективе не могли соприкоснуться.

– Никеша, ты прости, но я не могу сегодня. Никак.

– Как? Мы же договаривались.

– Нет, извини. На моих глазах сегодня ротвейлер растерзал Левку.

Горло у Ксении перехватило, и только присутствие кухарки Дуси помешало ей расплакаться. Никита молчал. По большому счету, он был свободен от привязанностей к братьям нашим меньшим, а к котам в особенности, и просто не знал, что говорят в подобных случаях.

– Паршиво, – спохватился он.

– Я даже еще маме не сказала. Боюсь говорить. Она его обожала.

– Да? – совсем затосковал Никита.

Тоска Никиты Рассветова не ускользнула от уха Ксении, но она была одержима желанием отыскать ротвейлера по кличке Крон и его хозяина.

– Может, заедешь вечером? – попросила она. – Походишь со мной по парку? Хочу найти этого урода.

С нарастающим сомнением Ксения слушала сосредоточенное сопение Никиты. Кажется, она поставила своего друга в неловкое положение. Или в непривычную ситуацию.

– Солнышко, может, это потерпит? – с надеждой спросил Рассветов.

В душу Ксении закралось гаденькое подозрение, что ее друг оказался не тем, за кого она его принимала, – как в песне: «И не друг, и не враг, а так…»

Гордость заставила Ксению изобразить великодушие, которого она не испытывала.

– Конечно, дорогой. Я сама сегодня его поищу.

– Солнышко, зачем это тебе? – в точности как Варвара, насторожился Никита.

Ксения задушила в себе недостойное сомнение.

– Заявление напишу на хозяина за жестокое обращение с животными. Буду судиться.

В ответ в трубке раздался тихий свист, затем наступила насыщенная эмоциями пауза, и Ксения заподозрила неладное.

– Или ты думаешь, я должна простить ему Левку?

Имя, выбранное в приступе благодарности за любовь, которую Левка дарил, причинило боль.

– Алло, Никита? Ты здесь?

– Да здесь я, здесь, просто задумался. Хорошо, я приеду, – согласился Никита, когда Ксения уже смирилась с отказом.

– Значит, я тебя жду?

– Только не жди от меня чудес, хорошо?

– Ну… то, что ты приедешь, – уже чудо, – пробормотала Ксения. – Могу ужином тебя накормить.

Приглашение само сорвалось с языка, и Ксения от досады закусила губу.

Совместный ужин у нее дома не вписывался в концепцию необременительных отношений. Ужин дома – это переход на следующий уровень игры. На авансцену выводится новое действующее лицо. Называется «те же и мама».

– Да нет, спасибо, я перехвачу где-нибудь по дороге.

В душе у Ксении забил фонтанчик благодарности к Никите.

Они встречались больше трех лет, но Никита у нее дома не бывал. Бывала она у него. На первом этаже хрущевки, в запущенной двушке, доставшейся Никите от тетки. Ухоженный и авантажный, Никита к ремонту относился с отвращением. Из окна пыльной комнатенки открывался вид на глухой кирпичный забор какого-то особняка с камерами по периметру. То ли в шутку, то ли всерьез Никита называл особняк «конспиративной штаб-квартирой экстремистов». Встречи проходили на потертом диване, на глазах у всевозможных плакатных культуристов.

– До вечера тогда.

– До вечера, – повторила Ксения.

Разговор с Никитой будто сдвинул с души надгробную плиту. Это было совсем не то облегчение, которое она испытала, излив горе на Варвару. Своим насмешливым тенором Никита будто вдохнул в Ксению уверенность, что зло будет наказано. А как иначе?

Пропихнув в себя курицу, Ксения поблагодарила Дусю за обед и вернулась в кабинет.

Глава 3

На глазах у окружающих Никита Рассветов просто погибал от жалости к себе. После развода жалость к себе стала его философией, его жизненным кредо и излюбленным занятием. После развода Никита Рассветов дал себе клятву не заводить собак, морских свинок и детей, не влюбляться и не жениться. Даже по приговору суда. Три года он держал клятву, и, как ни парадоксально, это делало его чертовски привлекательным в глазах женщин всех возрастов, национальностей и вероисповедования. Еще бы: красавчик без вредных привычек, готовый составить компанию в воскресные и праздничные дни, а также по вторникам и четвергам. Понедельники, среды и пятницы у Рассветова Никиты были подобны намазу: он посвящал их «моделированию фигуры».

Никита уже давно переплюнул кумира одноклассницы Люси (ударение на последнем слоге) Семипаловой – Стива Ривза, легендарного культуриста пятидесятых, с которым, по утверждению Люси, Никитос был просто одно лицо. В подтверждение своих слов Люси притащила в школу один из номеров «Медведя» в пору его расцвета и предъявила фото Ривза. Легенда бодибилдинга, несмотря на мышечную массу, самому Никите показался слащавым амурчиком со всеми вытекающими. Никита сделал все, чтобы избавиться от подобного сходства – из соображений безопасности. Усилия не пропали даром: слащавость быстро облезла с Никиты Рассветова, как и невинность, которую он потерял на пару с Люси.

Женитьба и развод оставили на смазливой физиономии Никиты легкую печать разочарования, и количество жриц, желающих служить новоявленному лорду Байрону, умножилось.

Выбор Никиты пал на преуспевающую Ксению Баркову.

Даже старушка-мать, с которой она жила, из отягчающего обстоятельства превратилось в достоинство. Всем известно: мамы девушек бывают опасны тем, что незаметно оборачиваются тещами. Никите и здесь повезло – любящая дочурка почти никогда не оставалась с ночевкой, спешила домой. И к себе не звала.

Звонок Ксении и просьба выловить в парке какого-то хмыря с собакой раздосадовали Никиту (он очень не любил менять планы), а последовавшее за этим приглашение на ужин вызвало панику. От ужина он отказался сразу, а от патрулирования парка отвертеться не удалось. Неожиданно уже в баре клуба, куда он заскочил предупредить Грэга, что подъедет позже, идея показалась Никите забавной. На память даже пришла фильмография короля бодибилдинга Ривза: «Легенда об Энее», «Троянская война», «Сын Спартака», «Последние дни Помпеи»… В роль героя Никита вошел там же, в баре. Это получилось само – под взглядом синеокого ангелочка.

Глава 4

Ксения несколько минут барражировала перед центральными воротами парка и не сводила глаз с дороги, откуда должен был появиться «форд» Никиты. По земле стелился плотный, чуть горьковатый аромат увядающей сирени, сгущались сумерки. «Форд» все не появлялся, и Ксения нетерпеливо набрала номер. Не дав ей открыть рот, Никита прокричал: «Подъезжаю!», и связь оборвалась. Ксения огляделась в раздумье. Старушки с мелкотравчатыми мопсами, той-терьерами и «чихами» уже случались в парке все реже. Самое время появиться серьезным породам.

Первой опрошенной была хозяйка мраморного бульдога, дама бальзаковского возраста. Она не встречала ротвейлера по кличке Крон. За дамой потянулись: немецкая овчарка с субтильным молодым человеком на поводке, синеглазая хаски с потным, одышливым дядькой. Никто не слышал ни о злобном ротвейлере по кличке Крон, ни о его злобном хозяине.

Никита подъехал, когда в отдельных закутках парка уже было совсем темно. И выглядел, как на вручении ордена за заслуги перед Отечеством: лакированные туфли, костюм, белая рубашка, в сумерках казавшаяся ослепительной.