Шарлотта. Лоттхен. Александра

Лёля Сакевич

Шарлотта. Лоттхен. Александра

© Издательство «РуДа», 2020

© Л. Сакевич, 2020

© Н. В. Мельгунова, художественное оформление, 2020

* * *

И вот что, Ваше величество: королевам не пристало разлеживаться тут на траве! Ведите себя с достоинством!

Льюис Кэрролл, «Алиса в Зазеркалье»

Часть 1. Злобный карлик

Стекла двойных рам обожгли руки холодом – от дыханья морозные узоры расстаяли, стало видно громаду Адмиралтейства. Там, прямо за ней, мелькали огни костров, бурлила огромная толпа, и ее тревога постепенно переходила в истерию. Внезапно загрохотали пушки – одна, другая. С каждым залпом мелодично звенели люстры, ритмично бухало сердце. Где-то внутри засело навязчивое: «Первый день правления, первый день…». С последним залпом голова молодой женщины нервически дрогнула – эта болезнь останется с ней навсегда…

Декабрь 1806 г., Куршская коса.

Мерное покачивание кареты на полозьях усыпляло, но бьющие в обледеневшее окно порывы ветра мешали сну, наводя страх. Два длинных дня тяжелой дороги, борьба то со снежными, то с песчаными бурями окончательно вымотали беглецов. Коса, казалось, была столь же бесконечной, как вьюга, насквозь пронизывающая обоз из нескольких тяжело нагруженных повозок. Грея руки у дорожной печки, трое детей ладошками и дыханием растапливали дырочки на заледеневших стеклах, чтобы увидеть во тьме бури мелькавшие холмы дюн.

Вспомнив прекрасную куклу, оставленную в Кенигсберге, Лоттхен тяжело вздохнула. Собирались впопыхах, захватили с собой только самое необходимое, поэтому любимая фарфоровая красавица где-то затерялась. Сколько же было слез, когда обнаружилось, что среди вещей Шарлотты куклы не оказалось…

Почему постоянно нужно куда-то бежать? Бросив вещи и прислугу, нестись из Берлина в Кенигсберг, а теперь оттуда в Мемель… Девочка попыталась понять взрослых, ведь ей исполнилось уже восемь лет, не маленькая, но разгадать их странные решения было не под силу. У них, у взрослых, на все имелось единственное оправдание – война.

…Старшие братья глядели наружу сквозь темные пятнышки мокрого стекла и о чем-то перешептывались. Как обычно, Фридрих пугал Вильгельма страшными историями, а Вил, наивная душа, ему искренне верил.

– …А по ночам он выходит в дюны и сумрачным взором оглядывает свои владенья. Нет ли где заблудшего странника, потерявшегося меж морем и сушей, – страшным и заунывным голосом рассказывал Фрид, с трудом сдерживая улыбку.

Вил, уставившись в темные холмы, мелко за трясся:

– Вон он, там! Я вижу его рога! Это Король-Олень, он сейчас нас…

Громкий стук в дверь кареты заставил вздрогнуть не только испуганного Вила, но даже неустрашимую Шарлотту. Она звонко воскликнула:

– Прекрати стучать, Фридрих! То, что ты – будущий король Пруссии, не дает тебе право вести себя подобным образом! Бедняга Вильгельм так напугался, что ему придется звать нянюшку Вильдермет!

Фрид тоже засмеялся, Вильгельм насупился:

– Я ничего не боюсь. Даже… даже черта! – он поманил к себе сестру и достал из кармана небольшую вещицу. – Гляди, Лоттхен, это мне дал младший конюший на последней станции! Ты представляешь, чего мне стоило сбежать от постоянного надзора и встретиться с ним с глазу на глаз?! Я – настоящий герой.

Лоттхен с уважением посмотрела на оловянную курительную трубку – действительно, чтобы убежать от недремлющего ока нянюшек и служанок, нужно быть истиным героем. Или обладать таким даром убеждения, какой имелся лишь у Лотты.

– Ты менялся? – Фридрих с любопытством покрутил в руках трубку, важно засунул ее в рот, скривившись, сплюнул. – Мой бог, ну и гадость же этот табак! Никогда не буду курить.

Вильгельм снисходительно забрал у старшего брата трофей:

– Зато это очень мужественно! Я выменял ее на серебряную пряжку от парадной туфли, а фрау Вильдермет сказал, что потерял ее где-то. Ха, вот крику-то было!

Дети немного посмеялись, а потом опять загляделись в покрытое ледяными узорами окно – мрачные силуэты дюн нескончаемой чередой уныло проплывали мимо.

– Как же мне надоели эти дюны, – проворчал Фридрих. – Здесь, на Куршской косе, раньше было много сосновых лесов, а сейчас – песок и голые кусты. Тоска какая… Когда стану королем, война уже кончится. И вот тогда я прикажу засадить эти места деревьями, проложить прекрасную дорогу и построить путевые дворцы, чтобы дорога до Мемеля не была столь изматывающей и долгой.

– Ты говоришь так, будто мечтаешь стать королем. Для этого, братец, нужно, чтобы отец умер, а об этом мечтать грех, – наставительно заметила Шарлотта. – Но ты прав, тоска ужасная.

Вильгельм вытащил из кармана колоду карт и радостно предложил:

– Тогда давайте в карты поиграем, как взрослые. Эту колоду я выменял у старого Фрица. Хм, на очередную серебряную пуговицу. Только он не успел еще научить меня, но ты-то, Фрид, ты умеешь, я уверен! И Лоттхен нас поддержит, так ведь, сестрица?

Фридрих был уже почти взрослый – ему исполнилось одиннадцать, он был кронпринцем и пользовался заслуженным авторитетом среди детей короля Пруссии. Скептически бросив взгляд на колоду, он принялся зловеще вещать:

– Под древним холмом Пилберг, это здесь, совсем недалеко, прямо под темной елью, находится страшный каменный стол, за которым сидят каменные дети и играют в карты…

– Опять ты нас пугаешь, Фрид! – возмутилась Лотта, но на всякий случай прижалась поближе к Вильгельму (тот опять мелко затрясся). – Как могут статуи играть в карты? Они же каменные!

– В том-то и дело, что это не статуи, а настоящие дети, которых страшный карлик Тарампель учил играть в карты прямо во время церковной проповеди. Местный пастор проклял игроков, и они превратились в камень, а карлику удалось сбежать. Они, волшебные карлики, все такие – юркие и хитрые. Теперь он следит за детьми и наблюдает, вдруг кто захочет перекинуться в картишки?

Вил выронил колоду, карты веером рассыпались под ногами.

– Он наблюдает? А какой он? Если карлик, то значит, маленький и везде пролезет…

Фридрих с улыбкой кивнул в сторону Шарлотты:

– Да не больше ее куклы, из-за которой на прошлой станции был визг до небес. Ах, глядите! – он указал на замороженное окно, на котором неизвестно откуда появились четкие отпечатки маленьких босых ножек, дорожкой проследовавшие куда-то вверх.

Вил взвизгнул, пригнулся, а Лоттхен расхохоталась:

– Довольно пугать несчастного Вильгельма, Фрид! Эти следы сделал ты сам, вот так! – сжав кулачок, девочка прижала руку боком к стеклу – отпечаток оказался похож на ступню без пальцев. Несколько маленьких пятнышек – и кривой отпечаток маленькой босой ноги с шестью пальцами готов.

С хохотом дети украсили окно дюжиной отпечатков, согрели озябшие ладошки у печки и заговорщецки переглянулись. Лотта подняла брови:

– У меня предложение – кто хочет марципан и какао?

Мальчишки оживились:

– Я! Я!

– А я знаю, как достать! Учитесь, ваши высочества!

Девочка залезла с ногами на сиденье и постучала в маленькое окошко, в котором виднелась сутулая спина кучера.

– Я хочу видеть герра фон Рюхеля. Прямо сейчас, – она захлопнула стеклянную створку и улыбнулась братьям. – Все-таки, замечательно, что мы избавились от надоедливой фрау Вильдермет. Так приятно чувствовать себя самостоятельной!

Одна маленькая просьба – и все зашевелилось. На улице послышалось ржание лошадей и людские разговоры. По длинному поезду саней раздались перекрикивания кучеров. Повозка остановилась, снаружи вежливо постучали.

Приоткрыв дверь и впустив внутрь рой снежинок, Шарлотта ангельски улыбнулась огромному, усатому и пузатому фон Рюхелю:

– Любезный генерал, я очень беспокоюсь о здоровье нашей драгоценной матушки. Я прямо сейчас умру от беспокойства, если вы не проводите меня до кареты ее величества, – она поморгала пушистыми ресницами и жалостливо добавила: – Умоляю вас! Вы же не допустите, чтобы я сама шла через вьюгу и пронизывающий ветер?

Сзади сдавленно прыснул Вильгельм.

Генерал с улыбкой поклонился:

– Ваше высочество, конечно, я вас провожу, только запахнитесь в шубку поплотнее.

Он никогда не отказывал в подобных маленьких просьбах своей любимице. Лоттхен знала слабость бравого генерала и беспринципно ею пользовалась. Это так легко – показаться маленькой и беззащитной птичкой, которую все просто обязаны защищать.

Рюхель подсадил Шарлотту на свою огромную лошадь, ловко вспрыгнул в седло и направился в сторону первых повозок, уехавших уже достаточно далеко.

– Позвольте поинтересоваться, ваше высочество. Как случилось, что вы едете одни? Где ваша надзирательница… пардон, ваша воспитательница?

Девочка улыбнулась. Как метко подмечено – надзирательница!

– Мы с их высочествами отправили фрау Вильдермет в повозку к малышам. Принц Карл раскапризничался, его нянькам необходима помощь. А мы уже большие, нам надзиратели не нужны!

Дунувший в лицо ветер заставил поморщиться.

– Как ваши раны, мой милый герр Рюхель? Я надеюсь, вы чувствуете себя лучше теперь? – спросила Лотта. Генерал, чтобы защитить принцессу от пронизывающего ветра, накрыл ее с головой своим меховым плащом, теперь ей приходилось вдыхать запах крепкого табака и поневоле прижиматься к жестким аксельбантам на его груди.

– Вашими молитвами, милая принцесса, мое тело уже не так страдает, как раньше, – он вздохнул, – увы, этого нельзя сказать о моей душе… Это постыдное бегство…

Надо было срочно вернуть ему боевой дух, или хотя бы чуточку поднять настроение.

– А у вас есть марципан? – невинно поинтересовалась принцесса.

Толстый генерал затрясся от беззвучного смеха и полез в притороченный к седлу ранец.

– Нет, ваше высочество, марципана нет. Но я припас для вас леденец. Только не рассказывайте фрау Вильдермет.

Шарлотта ловко спрятала леденец и усмехнулась – такой бравый генерал, лучший военный всего королевства, а боится молоденькой рыженькой фрау! Не поймешь этих взрослых.

Длинный поезд из двенадцати повозок – самое необходимое для королевской Семьи, спасавшейся бегством от французов, – растянулся на добрые полмили. Отец, Фридрих Вильгельм Третий, отстал и добирался до самого северного города Пруссии, Мемеля, другой дорогой. Королеву Луизу с детьми, личным врачом и графиней фон Фос сопровождал генерал Рюхель, получивший тяжелое ранение в провальном сражении при Йене.

Высунувшись из-под его плаща, Шарлотта увидела, что они почти догнали длинную королевскую повозку. Генерал на скаку кинул пару фраз кучеру, и тот притормозил.

– Дитя мое Лоттхен, душа моя, отчего тебе не сиделось у себя? Ведь уже скоро приедем, совсем недолго осталось, – матушка встретила Лотту болезненным кашлем.

Королева Луиза болела уже довольно давно, еще со смерти малыша-Фердинанда. Тем не менее, она решилась на бегство из Кенгсберга в Мемель. «Лучше умереть, – говорила она, – чем попасться в лапы мерзкому французскому чудовищу».

Матушка говорила о французском императоре Наполеоне, который недавно поработил много стран и теперь добрался до несчастной Пруссии. Брат Фридрих объяснял Шарлотте, что Наполеон – это самое настоящее зло, воплощение Вельзевула на земле. И она понимала, что это не обычные страшилки, коими славится братец, а истина – недаром матушка так ненавидила этого «корсиканского выскочку».

Набив карманы вожделенными марципанами, Шарлотта прижалась к матери. Было заметно, что длинный путь измотал королеву, но она стоически «держала лицо» перед генералом, доктором и графиней фон Фос. Это истинно королевское умение – не показывать, что тебе плохо и больно, чтобы твои верные подданные, глядя на любимого владыку, не теряли надежды.

В королевской карете было намного теплее, клонило в сон. Шарлотта залезла к матери под шубу и, засыпая, прошептала:

– Матушка, а злобный карлик Тарампель существует?

– Нет, дитя мое, Тарампеля нет, – Луиза тяжело вздохнула и поежилась. – Но есть другой злобный карлик. И имя ему – Бонапарт.

Март 1807 г., Мемель.

В очередной раз Шарлотте удалось договориться с фрау Вильдермет. Это шустрый Вильгельм просто убегал от своих воспитателей, а Лотта всегда могла подобрать ключик к сердцу строгой фрау. Невероятно, но девочку отпустили туда, где воспитанной принцессе появляться строго не рекомендуется – на кухню.

Сумрачный чад от множества раскаленных печей, летающие в воздухе перья общипанных куропаток, шум и перекрикивания кухарок – здесь было так интересно! Но самое чудесное – это шесть крошечных цыплят, которые только вчера вылупились из яиц.

Лотта выловила неуклюжее создание из огромной корзины – нежный маленький комочек ярко-желтого цвета. Зажав в кулаке, погладила по головке. Птенец бессмысленно моргал и пищал, не понимая, чего от него хотят.

– Глу-упенький, – протянула девочка, поглаживая пушистые перышки, – отчего же ты боишься? Никто тебя не съест, я не позволю… Интересно, ты петушок или курочка?

Цыпленок не ответил на этот, безусловно, очень важный вопрос. Пытаясь вырваться на свободу, он щекотно царапал ладошки и надрывно пищал.

Сзади на Шарлотту налетел вихрь, подтолкнул ее под локоть. Девочка вздрогнула и выронила птичку в корзину.

– Вильгельм, ты напугал меня, моя курочка чуть не ушиблась!

Подбежавший сзади брат ловко схватил цыпленка, покрутил его, рассматривая, и без интереса сунул обратно. А после авторитетно заявил:

– Это не курица, а петух, разве не понятно? Видишь, на голове у него гребешок. У куриц такого не бывает, – Вил наклонился к уху девочки и с жаром зашептал: – Ты не поверишь, Лоттхен! У меня есть… – он сделал многозначительную паузу, – ключ от Малого кабинета!

От удивления Шарлотта открыла рот. Попасть в Малый кабинет было ее мечтой уже целых два месяца.

– Да не может такого быть!

– Точно! Я его выменял на запонку! Побежали скорей!

Дети поспешили из кухни, перешептываясь на ходу:

– А как же Фридрих? Он ведь тоже хотел туда попасть?

Вильгельм гордо выпятил грудь и с презрением фыркнул:

– Их высочество кронпринц изволили провалить экзамен по арифметике. Пересдают. А я все правильно написал. Ну, или не совсем все, но переписывать работу мне не пришлось. Бежим скорее, а то лакеи догадаются.

Официальной королевской резиденции в Мемеле не было. Поэтому венценосной Семье приходилось ютиться в скромном трехэтажном особняке, ничего особенного из себя не представлявшем. Маман со вздохом вспоминала свой любимый дворец в Потсдаме, но в нынешней ситуации приходилось довольствоваться малым.

Да, дом был холодным, маленьким и неуютным. Но у него имелись два несомненных достоинства, которые взрослые, по своим глупым убеждениям, отчего-то не ценили.

Первой достопримечательностью дома было то, что, кроме большой конюшни, рядом с усадьбой располагался скотный двор. Невероятно, но Шарлотте удалось увидеть настоящую козу, а к лету, как обещали слуги, у белой овечки родятся маленькие ягнята! Что может быть лучше? Ведь в Берлине такого отродясь не случалось и случиться не могло.

Вторым достоинством, даже в некотором смысле, сокровищем дома, был Малый кабинет. В нем детям прусского короля удалось побывать только однажды, почти сразу после приезда в Мемель. На длинном скучнейшем официальном приеме, строжайший этикет которого не позволял даже глаз лишний раз поднять, не то, чтобы подробно рассмотреть все сокровища, которыми кабинет оказался буквально набит. И вот теперь появилась возможность обстоятельно рассмотреть, даже дотронуться до всего без навязчивого контроля роты нянюшек и надзирательниц.

Штат прислуги в доме был небольшим, поэтому ливрейные стояли не у каждой двери, как полагалось в Берлине, а только у постоянно используемых помещений. У Малого кабинета соляного столба в пудреном парике не обнаружилось.

Озираясь с таинственным видом, Вильгельм открыл высокую дубовую дверь. Дети быстро прошмыгнули внутрь, закрыли замок на ключ.

Комната была небольшой – всего три окна, завешенные темными бархатными портьерами, с потолка свешивалась старинная бронзовая люстра устрашающих размеров. Повсюду была расставлена громоздкая мебель из мореного дуба с золочеными вставками, шкафы, заполненные скучными фолиантами, старинный клавесин. К потушенному мраморному камину с решеткой в виде грифонов были приставлены два огромных кресла. За большим рабочим столом возвышался глобус на подставке. Размером он был раза в полтора повыше Шарлотты.

– Вот это да! Вот это… да! – Вильгельм с горящими глазами потирал руки, не зная, к чему ему в первую очередь кинуться.

На камине, вместо заурядных подсвечников и бюстов, красовались странные устройства непонятного назначения – нечто механическое, похожее на старинные головоломки из серебра и бронзы. Какие-то маятники, оснащенные рычажками и колесиками, или что-то подобное. Чтобы они начали двигаться, наверное, требовалось надавить на какой-нибудь элемент из украшающих их бронзовых решеток.

На специальной подставке, довольно высокой – не допрыгнешь, как ни старайся, – стояла красивая ажурная клетка, по виду пустая. Хотя, нет, на жердочке внутри сидела крошечная птичка с изумрудными крылышками. Какое чудо, эта механическая птица просто обязана петь изумительным голосом! Но, чтобы услышать волшебный голосок, нужно нажать на один из ажурных лепестков, гроздьями украшающих донышко клетки. А дотянуться до них без кресла никак невозможно.

Пока Лотта, стоя на цыпочках, разглядывала клетку с птицей, Вильгельм волоком подтащил кресло к глобусу и принялся отчаянно чем-то ковырять в деревянном ободе, не позволяющем этому исполину сорваться с подставки и с грохотом покатиться по навощенному паркету.

– Я видел у отца в Потсдаме похожий глобус, только тот был пониже. Он должен как-то открываться, а внутри обязательно спрятано что-то интересное, – пыхтел Вил, старательно надавливая на все завитки деревянной резьбы, украшающие обод глобуса.

В конечном счете, упорство вознаграждается – внутри шара что-то щелкнуло, раздалась короткая мелодия из пяти нот, и Голиаф открыл свою зловещую пасть.

– Тьфу ты, черт, – вырвалось у Вильгельма далеко не королевское выражение, а Шарлотта рассмеялась. Внутри глобуса несколькими рядами стояли дорогие вина со всего континента. Дети рассчитывали явно не на такую находку.

Моментально потеряв интерес к глобусу, Вильгельм бросился к столу. Рядом с золотым чернильным набором на нем красовалась прекрасная модель корабля с раздутыми парусами. Кораблик был небольшой, не длиннее локтя, но все детали отделаны с ювелирной точностью. Мальчик схватил модель с подставки и, восторженно подпрыгивая, принялся крутить его в руках.

– О, это же новинка в кораблестроении! Линейный корабль со ста десятью орудиями, если судить по флагу, английский… Вот, смотри, видишь, в чем разница, чем этот красавец отличается от всякого старья?

Шарлотта пожала плечами – корабль как корабль, ничего особенного. Разве только выполнен очень красиво. Девочка дотронулась пальцем до крошечного штурвала – он крутился, заставляя двигаться рули внизу игрушки. Хм, занятно. Но не так интересно, как заветная клетка с птицей.

Брат снисходительно фыркнул:

– Ох уж эти женщины, ничего в серьезных вещах не смыслят! Здесь же корма круглая, не видишь, что ли?! Это чтобы увеличить обзор для пушек. Вместо канатов цепи использованы, для прочности. А корронады спрятаны за специальными открывающимися люками. И у самих пушек, гляди, какое крепление… Потрясающе… – Вильгельм сел прямо на пол, разглядывая крошечные детали, что-то крутя и передвигая. Кораблик подозрительно затрещал. Не сломал бы, инженер недоученный.

В этот момент дверной замок щелкнул. Дети испуганно переглянулись и, не сговариваясь, резво забились под стол. Там было довольно пыльно. Чтобы не расчихаться, Лотта зажала себе нос. Не хотелось попадаться под монарший гнев из-за нерадивости слуг, оставивших пыль толщиной в палец.

Сквозь деревянную резьбу было отлично видно, что в комнату, посмеиваясь и переговариваясь, вошли два лакея. Один принялся деловито растапливать камин, другой поправил портьеры, зажег свечи в канделябрах, придвинул к креслам столик с коробкой сигар и любимым коньяком отца.

Вил, прижимая к груди корабль, зашептал сестре на ухо:

– Коли коньяк и сигары, то ожидается важный, но неофициальный разговор. К отцу утром какие-то серьезные гости приехали, я не успел узнать, кто. Кстати, ты заметила, как этот пудренный одну сигару за пазуху положил? Вот жук, я на него нажалуюсь, и его будут палками бить!

Все так же зажимая нос, Лотта прошептала (получилось гнусаво и очень забавно):

– Как бы од да тебя де дажалывадся. За то, что ты задес в кабидет без раздешедия. Так и тебе падок перепадед.

Брат фыркнул и тихо засмеялся:

– Не смеши, а то обоим несдобровать!

Лакеи ушли, но выбраться из кабинета не получилось – было слышно, как один из них встал у двери, цепным псом охраняя вход.

Через пару минут в кабинет вошли отец и высокий светловолосый человек, державшийся со спокойной величавостью. Такого природного аристократизма у отца никогда не было, как бы ни билась с ним графиня Фос, ответственная за соблюдение этикета при дворе.

Вильгельм взволнованно зашелестел в ухо:

– Александр! Это русский император, точно он!

Император сел в кресло к камину, а Фридрих принялся нервно прохаживаться по комнате, размахивая руками и восклицая по-французски, временами сбиваясь на немецкий:

– …Мое сомнение было вполне естественным, но оно оказалось абсолютно неоправданным. Несчастная Пруссия слишком дорого заплатила за то, что встала под знамена позже вас, ваше императорское величество. Мы решились на борьбу только к четвертой антинаполеоновской коалиции. Увы, нам была дана надежда на занятие Ганновера, но теперь мы подло обмануты… Ах, Александр Павлович, даже ваша помощь не остановила французов под Вислой! Дева Мария, что нас ждет, подумать страшно… – он устало сел, совсем по-стариковски обхватил голову и пробормотал: – Я, только я один виноват в том, что Пруссию разрывают кровожадные французские псы…

– Яростное самобичевание не спасет подданных вашего величества, – тихим голосом ответил Александр. – Старой Европы уже не будет, и с этим, Фридрих, надо смириться. Два года назад я тоже брал на себя вину за поражение под Аустерлицем, но сейчас понял, что Бонапарт в первую очередь полководец, а уже во вторую – император. Величайший полководец, ровня Македонскому. Оттого и бороться с ним настолько тяжело. Но в данный момент, увы, я должен пойти с ним на перемирие – нам надобно выиграть время для восстановления сил. Вынужденное перемирие, Фридрих. В котором, боюсь, Пруссии будет отведена незавидная роль.

Отец душераздирающе вздохнул и отпил из бокала. Шарлотта знала – брат Фрид говорил ей, что Фридрих Вильгельм Третий очень слабый король. Ей было стыдно за отца перед русским императором, настолько стыдно, что она тоже душераздирающе вздохнула. Раз, потом еще. А потом… чихнула. Звонко, на всю комнату.

– Все, нам коне-ец… – печально протянул Вильгельм и тоже вздохнул.

Император и король резко обернулись.

Пришлось вылезать из-под стола и сдаваться. Вернее, это Вил собрался сдаваться. Он вытянулся перед отцом, задрав подбородок и плотно сжав губы, обреченно предвидя, что его ожидает. Действительно, за подобное нарушение дисциплины при прусском дворе принцам зачастую определяли с десяток палок. Разумеется, не в полную силу, но тоже ощутимо, до ссадин. Но сегодня приехал дорогой для отца гость, поэтому можно было попытаться исправить положение.

Шарлотта сделала глубокий реверанс и широко улыбнулась императору. Графиня фон Фос постоянно ругала ее за эту улыбку – воспитанная принцесса никому не должна показывать зубы, она же не кухарка, чтобы скалиться. Кстати, ни у одной кухарки Лотта не видела таких ровных и белоснежных зубок, какие были у нее.

– Прошу прощения, ваше величество, – пропела она первой, нарушая все мыслимые и немыслимые правила этикета.

Отец был в настолько расстроенных чувствах, что только махнул рукой на своих детей, отпил из бокала и пробормотал:

– Будьте здоровы, Лоттхен.

– Благодарю, отец.

Король, похоже, был только рад, что печальный разговор с Александром оказался так бесцеремонно прерван.

– Ваше императорское величество, – сказал он, – позвольте представить вам принца Вильгельма, моего второго сына (Вил прищелкнул каблуками и по-военному поклонился), и принцессу Фридерику Луизу Шарлотту Вильгельмину, мою дочь.

Александр кивнул и улыбнулся. Странно, его тонкие губы улыбались, но голубые глаза оставались холодными.

– Очень приятно познакомиться, ваши высочества.

Лотта подскочила поближе и пропела: