А завтра – конец…

Но потом он представлял, что никогда бы не познакомился с Никой, не ехал бы с ней по ночным дорогам, слушая «В мире животных» и жуя гематоген, и чувствовал странно сожаление. Потому что тогда он не смог бы повзрослеть, потому что мать защищала бы его от всего мира со свойственной ей активностью.

Жизнь с матерью никогда не была похожа на сказку. Требовательная и порой агрессивная, она растила двух своих детей, лелея их, как единственное воспоминание о браке. И пусть сестра была подозрительно похожа на соседа и совершенно не похожа на отца, Бубна это никогда не волновало. Он доверял словам матери безоговорочно, и это ни один раз выручало его в самых опасных ситуациях.

Когда он родился, отец воевал на границе, поэтому на фотографии на фоне роддома с кульком в руках стояла только мать. Выданная ещё деду квартира рядом с автобусным депо, где тот и работал, регулярно бралась штурмом представителями многочисленных религиозных организаций, сект и благотворительных сообществ. Бубен много раз думал, что будь дома в такие моменты отец, на двух посмертно возведённых в ранг великомученика стало бы больше, потому что он не терпел любых общин, которые предусматривали денежный взнос. И самым первым воспоминанием мальчика стал тот момент, когда мама, плача, требовала от отца пойти с ней в церковь. Чем закончилась та ссора – он не понял, потому что отец в течении недели собрал вещи и снова отбыл в горячую точку.

А через пять лет появилась Света – мамина любимица, которая должна была оживить жизнь родителей, потому что «старший уже вырос, сам со всем разберётся». Однако рождение второго ребёнка не прошло для матери бесследно: от былой стройности не осталось и следа, а некогда изящные черты лица начали расплываться. Старый халат пришлось выбросить и купить новый: голубой в розовый цветочек, который после первой же стирки полинял и сел, отчего все последующие годы натягивался на животе женщины, устало склонившейся над бумагами. Его мать могла бы сидеть дома с зарплатой отца, но она всё равно регулярно отводила их с сестрой в садик, а сама бежала «по делам», откуда являлась всегда неизменно злая и резкая. Все получаемые деньги она спускала в модном салоне красоты, где мастер обещал «двадцатилетнюю юность». Получилось бы у него или нет – Бубен не знал, потому что однажды мать пришла домой взбудораженная, быстро собрала вещи и запихнула их с сестрой в такси. Пока они ехали, она прижимала Свету к себе и всё причитала, что «как же так, сразу», и молилась. А он смотрел в окно, где разворачивались первые моменты кровавой драмы, вынудившей его покинуть город.

На выезде из города таксист остановился и отказался везти их дальше. Мать, с трудом волоча на каблуках тяжеленную сумку, подгоняла их, слыша гул за спиной, и постоянно ускоряясь.

Они почти вырвались. На парковке, найдя пустую, пусть и окровавленную машину, мать заперла их изнутри и бросилась в ближайший магазин – за продуктами. И больше они её не видели, только слышали крик. Когда заражённые начали подбираться у их убежищу, мальчик открыл окно и попытался вытянуть сестру, но та неожиданно заупиралась и зарыдала. Заражённый бросился вперёд и пробил рукой стекло со стороны девочки…

Очнулся Бубен уже в машине, куда его затащила семейная пара, тоже едва вырвавшаяся из города…

Как всё началось – он не понял. Проснулся он явно слишком поздно и едва не опоздал. Одновременно начали кричать и метаться куры, заскрипели ворота, в которые кто-то упёр что-то тяжёлое и раздалась ругань. Ворота были обшиты специальными мешочками с гематитом, так что использоваться для тарана заражённых было невозможно. А забор он предварительно обшил колючей проволокой. Так что нападение было неразумным: он в крепости, у него есть оружие, а нападающие в случае отступления оказываются просто в чистом поле. Но раздалось несколько чётких команд, и сразу же удар. Судя по всему, заражёнными кто-то командует. Бубен сбежал вниз по ступенькам и вооружился. Возможно, если выбить главного, то заражённые просто разбегутся. И всё станет как было раньше…

Он промахнулся. Четыре раза. Нападающие – нет. Да и сложно было промахнуться в забор. Едва ворота открылись, внутрь двора хлынула волна из заражённых. Однако сам главным не появился. Он вообще после первого выстрела стало намного осторожнее: спрятался за забор, говорил тихо и старался не выделяться из толпы. Но несмотря на это Бубну удалось ещё три раза прицелиться и выстрелить. Потом стало не до этого: нужно было спасать хозяйство. Он схватил мешок, полный мелких камешков гематита и бросился вниз. Пока нападающие пытались сломать крепкую дверь в здание, насыпал круг из гематита вокруг клетки и закрыл дверь в подвал: незачем заражённым видеть своих мёртвых товарищей…

Он стояли вокруг и было видно, что от их привычной решимости ничего не осталось: камешки он взял из самого центра озера и они должны были служить последней линией обороны. И служили.

– Ну, кто тут у нас?

И Бубен пожалел, что оставил ружьё в комнате: сейчас оно очень пригодилось бы. На него из толпы смотрела стандартная бандитская рожа. Таких было много до эпидемии и, честно говоря, парень надеялся, что во время эпидемии они все умерли. Как оказалось – нет.

– Кто такой, я спрашиваю!

Парень упрямо сжал губы, и опять ничего не сказал. Он не станет говорить, даже если его станут резать на части. Тем более, что взять здесь кроме кур этому человеку всё равно нечего: лопасти генератора он вчера на ночь обмотал изолентой, а до машины в подземном гараже без электричества никак не добраться. Так что всё, что можно здесь найти – это три десятка кур и самодельный парник с овощами. Даже гематит был закреплён под металлические листы и его не было видно. Вместе с Никой они всё сделали так, чтобы в даже в случае захвата их убежища, противнику не досталось ничего из настоящего богатства.

– Говорить не будем, значит? А если я тебя по-плохому спрошу? Не хочешь? Эй, ребята, ну-ка дайте его сюда!

Но заражённые не шевелились: их сковал страх. «Паническая атака, – вспомнил Бубен, – Они не могут и шагу сделать, сколько вокруг гематита. Так что с курами разбираться бандиту придётся самому»

– Эй, а чего это никто ничего не делает? – только сейчас понял бандит, – Я кому сказал? Дайте мне его сюда поближе.

– Они не сдвинутся с места.

– Чего? Ты чего сказал? Сам-то хоть понимаешь, с кем разговариваешь? Да я тебя!

Бубен сделал один шаг назад и… с щелчком закрыл замок куриной клетки. И спокойно сел на пол. Теперь никто не сможет до него добраться. Даже бандит. Потому что замок открывается только внутри.

– Да я тебя сейчас… О, точно, застрелю!

И бандит направился к лестнице. А Бубен схватил двух кур и бросился наружу. Заражённые его не трогали: он всегда носил одежду с гематитовыми мешочками, пришитыми к телу. Так что он выскочил во двор и на рысях проскочил всё расстояние до забора. Раздался звук выстрела и земля рядом вспучилась: противник открыл огонь. Парень рванул вправо, пуля ушла слева, рванул влево, пуля ушла ещё левее. Противник был неглуп и стрелял на опережение. Но за Бубном со своим старым оружием, которое над перезаряжать вручную, он явно не успевал. Он скрылся в лесу раньше, чем пуля прошло ближе двух метров от него…

Было страшно. И холодно. Куры под курткой тоже мёрзли и поэтому перестали вырываться. Одна, кажется, даже заснула. От бывшего убежища раздавались крики: бандит нашёл настолько мало, что теперь разрушал всё, чтобы оно не досталось хозяину, когда тот вернётся. Но Бубен держался и даже не вздрогнул, когда раздался судорожный крик кур, которых начали есть заражённые. Всё, на что он потратил столько времени и труда. Что, как он считал, обеспечило ему спокойное будущее, было разбито, покорёжено, сметено, этим недочеловеком, который считал себя выше других только по праву сильного.

Вторая курица тихо завозилась, устраиваясь поудобнее. Мох, который он уложил в несколько слоёв, утраивая себе постель, оказался влажным, и сейчас ноги невыносимо мёрзли. Да и бокам было тепло только из-за кур. Ужинать пришлось сырым яйцом. Зажигалка была в кармане, но разжечь костёр он не решился: он ушёл не настолько далеко, чтобы это стало безопасно. Столб дыма в безветренную погоду поднялся бы над лесом, выдав его местоположение. А потом опустилась ночь и зажигать костёр стало нельзя из-за света. Так что он просто поужинал и устроился в своём импровизированном ложе…

Он проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо. И только потом понял, что кур под боком больше нет. И судорожно рванулся, открывая глаза. Над ним склонился мальчишка, что раньше всегда приходил звать на обед. Он выглядел почему-то очень радостным.

– Куры? – спросил Бубен, и не надеясь на ответ, – Где?

– Там, – ответил мальчик и показал рукой на кусты.

– Зачем?

– Гулять.

– Какой «гулять»?! Разбегутся же!

– Гулять, – упрямо добавил мальчишка и протянул руку с яйцом Бубну, – Вот. Награда.

– Ты хочешь это взять?

– Награда.

– Хорошо, забирай. Только кур верни.

Мальчишка направился в кусты и через минуту вернулся с курами. Что сказать – он был прав, куры гуляли и не могли убежать. Потому что были в самодельных клеток из веточек.

– Это ты сделал?

– Награда?

– Хорошо, будет тебе награда. Только ответь. Это ты сделал?

– Я.

– А почему ты это сделал?

– Ника.

– Ника тебе сказала это сделать?

– Ника.

– Когда? Она была здесь? Где она сейчас?

– Ника. Там.

– Ты отведёшь меня туда?

– Награда?

– Но у меня ничего нет…

– Награда!

– Хорошо-хорошо, я тебя награжу. Вот сейчас схожу к себе домой, выберу что-нибудь и принесу тебе в награду. Хорошо?

– Туда?

– Да, на поле.

– Нельзя! Нельзя туда! Ника!

– Ника тебе запретила?

– Ника.

– Ну, так мне она не запрещала. Подождёшь меня здесь?

– Награда?

– Награда…

Он вошёл в ворота, опасаясь, что нападавшие решили заночевать здесь, но всё обошлось. Двор был пуст, как и само здание. Отсюда вынесли всё, что смогли. Даже кровать. Видимо, это был стандартный налёт для обогащения. В любом случае, всё, что не смогли забрать налётчики испортили. Разбили шкафы, разорвали все бумаги, оставили на месте парника ошмётки плёнки и растоптанные овощи. Те, что не были растоптаны, были демонстративно надкушены. Даже сняли раковину и сбросили со второго этажа во двор. Так что жить теперь было невозможно. Всё, что он создавал таким трудом, в один миг превратилось в руины. Просто потому, что он оказался слаб…

Он бродил по заводу несколько часов. Собирал разбросанное и складывал к стене забора. Обошёл парник и оценил разрушения. Приподнял согнутую палку и повертел в руках.

«В принципе, ничего серьёзного, только плёнку подновить»

И сразу же оборвал себя: нельзя так думать, больше он сюда никогда не вернётся. Он должен помочь заражённым, он встретится с Никой и попросится к ней в помощники. Она не откажется, просто не сможет отказать. Они построят деревню, разведут курятник, разобьют огороды, будут обучать заражённых. Восстановят часть мира и дадут ему возможность развиваться. Потому что это – единственное, что они могут сделать.

Он зашёл в комнату, где раньше жил и задумчиво осмотрелся: ничего необычного. Побродил по ставшей пустой ванной, заглянул в кладовку: нападавшие вынесли всё подчистую. Наконец, спустился в цех и заставил себя посмотреть на то, что осталось от мечты о тихом выживании.

Пол был вымазан кровью. Именно вымазан: кто-то даже заботливо натёр стены и прилепил сверху перья. В углу лежали ошмётки кур, а сверху – как будто сидел петух, специально проткнутый палкой, чтобы не упал. В углу клетки валялась куча какого-то тряпья. Это явно сделали для него, потому что знали – он обязательно вернётся.

Он опустился на колени и завыл от тоски. Что-то внутри вибрировало от боли так сильно, будто весь мир снова рухнул. И, будто в ответ, кто-то тихо заскулил в куриной клетке…

Куча в холодном углу зашевелилась и сразу же «ожили» два самых агрессивных петуха, до этого претворявшиеся спящими. Они бодро подскочили и заставили сидящего там заражённого замолчать и испуганно застыть. Бубен сделал два шага и приник к клетке.

– Кто ты?

Заражённый вздрогнул, но не ответил.

– Кто посадил тебя сюда? Зачем?

Тишина.

– Ты хочешь выйти?

– Да, – неожиданно тихо прошептал заражённый, – Пожалуйста, выпусти меня отсюда. Мне страшно. Мне ещё никогда не было так страшно.

Бубен вздрогнул, когда заражённый поднял глаза: они были абсолютно осмысленными. Человеческими…

– Кто ты? – спросил мальчишку Бубен, уже когда смог запихнуть петухов в специальные клетки, и они шли по направлению к лесу, – И как тут оказался?

– Я вёл заражённых.

– Подожди-ка, но ведь их не ты вёл, я видел. Или вы вели их вместе?

– Нет, я вёл их, пока В… пока он их не накормил. Дальше они ушли без меня, потому что я стал уже не нужен: заражённые были настолько голодны, что подчинились тому, кто накормил. А я был против того, чтобы убивать кур. Я хотел остаться здесь и обустроить убежище. Отказался идти дальше грабить и убивать. И меня бросили.

– Ну, они бросили, я – подобрал. В конце концов, всё в этом мире взаимосвязано. Не брось они тебя, я бы не смог тебя подобрать.

– А зачем ты взял птиц?

– А у меня как раз две курицы есть. Кавалеров им несу.

– Куда ты меня ведёшь?

– Я иду к своей подруге, она тут недалеко обустраивается.

– Если она живёт недалеко, то они могли уже добраться и до неё.

– Вот это вряд ли. Не хочу тебя пугать, но – самая умная женщина, что я знаю.

– Она – твоя мать.

– Знаешь, если бы у меня была такая мать, я бы не сидел один на заводе без средств обороны полгода и не ждал бы непонятно чего.

– А что бы ты делал?

– А не знаю. Но на заводе бы точно не сидел. А твоя мама где?

– Она… ушла с ними.

– Заражённая?

– Да.

– Всё равно не понимаю, как она могла тебя бросить.

– Он ей приказал.

– Знаешь, тут совсем рядом есть источник. Предлагаю напиться и умыться. А то ты с петухами провёл целую ночь в клетке. Не по-человечески как-то.

– Да.

– Я готов взять тебя к себе. Но есть три условия.

– Условия?

– Да. Если ты их выполнишь, я буду защищать тебя до самого конца жизни.

– И что за условия?

– Во-первых, ты расскажешь мне всё о себе. Когда, где, кто, кого и зачем. Я хочу понять, что вообще происходит в округе. А то сидел один, забившись в свою норку, даже ни разу к людям не выходил.

– Так там и нет людей.

– Как это «нет»?

– Там только заражённые. Нормальных не осталось. Ты – первый человек, которого я увидел с самого начала эпидемии.

– Подожди, а тот, что группу увёл?

– А он тоже заражённый, только сильнее остальных. Вот они его и слушаются.

– Ладно, разберёмся. Во-вторых, я прошу тебя забыть всё, что случилось до этого. В дальнейшем будем жить так, словно и ты на меня не нападал, и я не пытался тебя пристрелить. Ладно?

– А что третье?

– Третье… Оно самое интересное. Понимаешь ли, я в последнее время столько нового узнал, что оно просто в голове не укладывается. А ты, как я понимаю, уже знаешь, как управлять заражёнными. Научи и меня.

– А ты потом меня не выкинешь?

– Нет, я хочу просто жить. Не воевать и не бродить. Найти тихое место и окопаться там настолько глубоко, чтобы никакие громилы со своими тупыми бандами не могли уже ничего изменить.

– Хорошо, я согласен. Как тебя называть?

– Меня?

– Ну не меня же.

– А мне тебя как,

– Зови меня «Бубен».

– А почему именно так. Это больше похоже на собачью кличку, чем на человеческое имя.

– Так звали одного знакомого моей знакомой.

– Он умер?

– Я не знаю. Но, согласись, мы сейчас живём в мире, в котором отсутствие новостей – уже хорошая новость.

– Согласен.

– Так как мне тебя называть?

– Я не знаю. Раньше меня звали Никитой. А потом только «мелкий» или «пацан».

– Я могу звать тебя «мелкий»?

– Если хочешь.

– Это ненадолго. В новом мире каждому из нас нужно новое имя. Потому что все мы изменились.

– Но потом я ведь смогу выбрать себе другое имя?

– Конечно. У тебя будет много времени, чтобы подумать…

– Значит, тебе всего тринадцать лет? Но ты даже на них не выглядишь.

– Я очень мало ел в последнее время.

– И этот… как его… А, не важно! В общем, этот бандит, он твой отчим?

– Да, мама вышла за него, когда мне было десять.

– И что она в нём нашла?

– Деньги?

– У вас были проблемы с деньгами?

– У меня оба родителя – учителя. Конечно у нас были проблемы с деньгами. Мама очень любила отца, но постоянные задержки зарплаты сгубили всю нежность. Она начала брать ребят на частные занятия, а отец считал, что знания нужно давать бесплатно. Они часто ссорились, но никогда не дрались. Они закрывали меня в комнате и долго кричали друг на друга, думая, что я сплю. А когда мне было восемь, они стало спать в разных комнатах. Точнее, отец поставил себе раскладушку на кухне и вообще не заходил в спальню к матери. Потом началась переаттестация педагогов и мама потеряла работу. Так что, когда этот подкатил, выбора особого уже не было. Я не знаю, что случилось, но однажды отец собрал вещи и ушёл пораньше на работу. Больше я его не видел. Но вечером явился этот и они с матерью всю ночь пили на кухне, а меня заперли в спальне. У них на столе было много еды, но мне даже утром не удалось поесть: мать выгнала быстро, потому что боялась его упустить.

– А как вы оказались в одном отряде?

– Когда всё только началось, мама не заразилась, только он. Мы заперлись в квартире и никого не пускали. Потом, когда еда кончилась, мама вышла на улицу и вернулись они уже вместе. Мне было страшно, я боялся, что он будет меня бить.

– Он тебя бил?

– Один раз. Спьяну. Зато потом подарил сахарного петушка.

– А что было дальше?

– Мы путешествовали по окрестностям, пока там было, что брать. Потом решили уйти подальше.

– И наткнулись на меня.

– Да.

– Почему тебя запихнули в клетку?

– Я повис у него на руке, когда он в тебя стрелял. Так что он схватил меня и запер в комнате. Он уже тогда решил меня оставить. Но не поглумиться на прощанье не мог. Они выбрали самых буйных петухов и запихнули меня к ним в клетку. Птицы меня клевали. Сейчас я понимаю, что они просто загоняли меня в угол, но тогда очень испугался. Я кричал и бился о прутья, а он стоял, смотрел и ржал. И эти глаза… Ненавижу их… Я вырву их и заставлю его искать себе пищу самому.

– Не будь так жесток. Люди становятся злыми не от хорошей жизни.

– Это – не человек. Заражённые – не люди.

– А вот это ты зря. Среди них попадаются очень умные ребята. Например, они умеют чувствовать изменение погоды. И могу предупредить о грозе. И ещё они очень быстро учатся и многие даже уже частично освоили человеческую речь. Хотя вот в изобретении практичных вещей им нет равных. Они – гениальны.

– Ты говоришь как старик.

– Будешь считать это комплиментом.

– Ты – глупый. И считаешь мёртвых людьми.

– Я прожил один больше тебя и пока что именно заражённые проявили ко мне больше радушия, нежели живые нормальные люди. Они не рвались убить меня, не совершали набегов, не убивали друг друга. Они просто живут.

– Но чем-то же они занимаются?

– Да. Один вон недавно стал на моих глазах человеком и строит из себя самого умного…

Когда они закончили говорить, лес вокруг уже начал погружаться во тьму. Но проводник, казалось, этого не замечал: он спокойно двигался в только ему одному знакомом направлении и задумчиво осматривал деревья.

– Как ты думаешь, долго нам ещё идти? – обратился мелкий к Бубну, который не обращал на попутчика никакого внимания с того момента, как узнал всё, что хотел, – Он ведь не может завести нас в ловушку?

– Нет, Ника не дала бы ему такой возможности.

– Ника? Кто это?

– Моя знакомая. Сейчас она занимается… даже не знаю, как сказать. В общем, вокруг неё много заражённых, которых она учит понимать человеческую речь. Хотя я в этом совсем не уверен, потому что не видел её с самого конца осени.

– Мы проходили здесь в конце осени и не нашли в лесу ничего интересного.

– Я бы удивился, если бы вы хоть что-то нашли. И тем более – интересное.

– Ты просто околдован ею.

– Знаешь, для тринадцатилетнего ребёнка ты говоришь слишком много умных слов. Тебе точно тринадцать?

– Да. Мне точно тринадцать.

– Значит, ты очень умный для своего возраста мальчик. СЛИШКОМ умный. Хотя мне, в принципе, всё равно. Разбираться с тобой будет Ника. Она лучше меня умеет разговаривать с людьми. Не исключено, что вы на неё наткнулись, но ничего не поняли и просто прошли мимо.

– Такого не может быть. Отчим бы точно не упустил такую возможность.

– О чём ты? Какая ещё возможность?

– Среди всех, с кем мы дрались, ни разу не было женщин. А заражённых он и пальцем не трогает – брезгует, видимо. Хотя они вроде вполне нормально выглядят.

– Не нам его судить, – демократично пожал плечами Бубен, – Мы ещё маленькие.

И они снова замолчали. Бубен покосился на Мелкого сквозь отросшую за зиму чёлку и в первый раз заметил, что давно пора стричься. И почему он раньше об этом не вспомнил, да хотя бы на заводе, где всегда под рукой были острые предметы? Он поднял руку и накрутил волосы на палец, про себя удивившись: вроде и не росли никогда такие густые, как у Ники. И тут же вспомнил, как Ника каждый вечер сосредоточенно расчёсывала волосы, распуская косу. Всего на десять минут блестящая золотистая волна накрывала её плечи, делая дьявольски красивой. И она каждый раз смеялась, когда ловила его взгляд, снова заплетая волосы в косу и пряча такую красоту. У неё была расчёска, которую она взяла ещё из дома. Белая, с розовым цветком на ручке… Интересно, чем она сейчас расчёсывает волосы? Расчёска ведь осталась у него, когда она ушла, и он часто крутил её в руках и думал о ней. А теперь её уже не найти: нападавшие переверну всё и вынесли что плохо лежит. Кто-то из заражённых мог и на расчёску позариться.

Неожиданно он чуть не сбил с ног проводника, который резко остановился.

– Туда, – сказал заражённый и ткнул пальцем в сторону кустов.

– А ты не пойдёшь?

– Нельзя.

– Ника?

– Ника.

– Мне кажется, он просто устал, – сказал Мелкий, едва проводник скрылся из виду, – Или всё, что говорит твоя знакомая, действует на них как заклинание.

– Я не знаю. Да и важно ли это?…

Ника встретила его на берегу речки. Точнее, она была там не одна, но Бубен заметил сначала только её. Она сидела на корточках на мокром песке и что-то держала в руках, демонстрируя это так же присевшим на корточки на другом берегу заражённым. На ней были старые джинсы и тёмно-синяя потёртая футболка. Мелкий замер, не зная, что сделать, а Бубен уже бежал вперёд.

Он успел схватить обернувшуюся Нику и прижать к себе до того, как она выронила то, что держала в руках. Это оказалась примитивная удочка.

– Ты ничего не поймаешь при таком сильном течении, – сказал он девушке прямо в ухо, немного приподнимая её в воздух, – Ты такая тяжёлая! – и опустил на землю, – Ты всегда была такой маленькой?

– Нет, это ты вырос, – и она улыбнулась, – А я совсем не тяжёлая, – она обернулась к заражённым, которые застыли на своём берегу, наблюдая невиданное раньше зрелище, – Нельзя так подкрадываться ко мне. Никогда. А теперь идите в деревню, я скоро тоже приду.

Они одновременно кивнули и скрылись в кустах. Тем временем Ника вопросительно посмотрела на Бубна и показала глазами на Мелкого.

– А… – ему пришлось раскрыть руки, чтобы обернуться, – Ника, это Никита, но я зову его «Мелкий».

– Очень приятно, – она кивнула и неожиданно радостно улыбнулась, – Я слышала, что ты раньше был в группе в местных бандитов. Это так?

– Ну…

– Не переживай, в этом нет ничего страшного. Очень скоро нам нужно будет менять место для деревни и твои знания нам понадобятся. Хочешь есть?…

Они расположились в единственной комнате деревянного дома за массивным столом. Перед каждым стояла миска с тушёным мясом, а в середине стола – блюда с варёными яйцами. Но украшал ужин настоящий по этим временам деликатес – шоколад. Он был мелко поломан и сложен в миску, и оттого казалось, что его мало. Однако, когда Мелкий, насытившись, решительно придвинул миску с шоколадом к себе, то заметил:

– Да тут шоколадки четыре, не меньше.

– Пять, если быть точными, – улыбнулась ему Ника и встала собирать тарелки.

– Сиди, – остановил её Бубен и встал сам, – Ну, как дела? Судя по всему, у тебя тут полный пансион.

– Ага. Они меня обожают. Носятся как с писаной торбой. Сначала вообще пытались кормить восемь раз в день. Ну, ты и сам видишь, – он развела руки, будто извиняясь, – Я теперь стала чуть больше. Зато мы окончательно подружились. А ты как?