Осознание времени. Прошлое и будущее Земли глазами геолога

При всем моем негодовании по отношению к младоземельцам, староземельцам и адептам апокалипсиса всех мастей следует отдать им должное хотя бы в том, что они, по крайней мере, открыто признают свою хронофобию. Куда более распространены и разрушительны скрытые формы отрицания времени, встроенные в саму инфраструктуру нашего общества. Наша экономическая система ориентирована на постоянное увеличение производительности труда, в результате чего те области, где профессиональная деятельность просто требует времени – образование, уход за больными, культура и искусство, представляют собой проблему, поскольку в них невозможно добиться значительного повышения эффективности. В XXI в. исполнение струнного квартета Гайдна занимает столько же времени, сколько и в XVIII в., – никакого прогресса! Иногда это называют «болезнью Баумоля» по имени одного из экономистов, впервые описавшего эту дилемму[5]. То, что это считается «патологией», многое говорит о нашем отношении ко времени и об удручающе малой ценности, которую мы на Западе придаем самому процессу, развитию и совершенствованию.

Финансовые годы и короткие сроки полномочий конгрессменов также навязывают недальновидное отношение к будущему. Те, кто ориентируется на краткосрочные результаты, вознаграждаются бонусами и переизбранием, тогда как те, кто стремится мыслить в долгосрочной перспективе и брать на себя ответственность перед будущими поколениями, обычно оказываются в меньшинстве и в проигрыше. Мало какие государственные структуры имеют возможность составлять планы, выходящие за рамки двухлетнего бюджетного цикла. И даже двухлетняя перспектива сегодня, кажется, становится непозволительным временны́м горизонтом для Конгресса и законодательных собраний штатов, где урезание расходов в последнюю минуту в попытке закрыть бюджетные дыры все больше становится нормой. Институты, которые по определению требуют долгосрочного подхода, – национальные парки, публичные библиотеки, университеты – все чаще рассматриваются как бремя для налогоплательщиков (и вынуждены как можно шире привлекать корпоративное спонсорство).

Когда-то сохранение природных ресурсов – почвы, лесов, воды – для будущих поколений считалось патриотическим делом, свидетельством любви к своей стране. В последние годы концепция социальной ответственности (которая теперь распространяется и на корпорации) странным образом переплелась с потреблением и монетизацией. Потребитель стал фактически синонимом гражданина, но это, похоже, никого не волнует. Понятие «гражданин» подразумевает ответственность, неравнодушие, стремление «отдавать», приносить пользу. «Потребитель» нацелен только на то, чтобы «брать» – потреблять все вокруг, что попадает в его поле зрения, подобно ненасытной саранче. Мы можем насмехаться над апокалиптическим мировоззрением, но куда более распространенная, общепризнанная на официальном уровне идея – по сути, экономическое кредо нашего общества, согласно которой уровень потребления может и должен постоянно расти, также нелепа и очень опасна. Более того, в то время как потребность в долгосрочном мышлении становится все острее, мы, наоборот, сокращаем наш объем внимания и тем самым сужаем горизонты мышления, все больше мысля в рамках коротких СМС-сообщений и твитов в изолированном от времени, нарциссическом «здесь и сейчас».

На академическом сообществе также лежит часть ответственности за пусть и ненамеренное, но продвижение неявной формы отрицания времени через наделение привилегированным статусом определенных видов научных дисциплин. Физика и химия традиционно занимают верхнюю ступень в иерархии наук в силу их количественной точности. Но такая точность в описании природных механизмов возможна только в строго контролируемых, абсолютно неестественных условиях, оторванных от конкретной, реально существующей среды или исторического момента. Их название «чистые науки», по сути, означает, что они не загрязнены фактором времени, описывая универсальные, вневременные истины и вечные законы[6]. Подобно «идеям» вещей у Платона, эти универсальные законы зачастую считаются более реальными, чем любое конкретное их проявление (например, планета Земля). В отличие от этого, биология и геология занимают нижние ступени научной иерархии, считаясь «нечистыми» науками, которые всецело погружены в конкретную, временну́ю реальность и потому не могут предложить столь привлекательной для человеческого разума точности и универсальности. Конечно, законы физики и химии применимы и к горным породам, и к формам жизни, и существуют некоторые общие принципы функционирования биологических и геологических систем, но суть этих научных дисциплин в изучении уникального разнообразия организмов, минералов и ландшафтов, возникших за долгую историю в этом конкретном уголке космического пространства.

Биология как дисциплина занимает более почетное место благодаря своему молекулярному направлению с его «чистыми» лабораторными исследованиями и значимым вкладом в медицину. Но смиренная геология никогда не могла претендовать на престиж и славу других наук. У нас нет ни нобелевских лауреатов, ни программ углубленного изучения в старших классах школы, ни раскрученных в СМИ публичных фигур. Конечно, такое положение дел огорчает геологов, но гораздо больше нас беспокоят последствия такого игнорирования нашей науки в то время, когда политики, руководители корпораций и рядовые граждане как никогда нуждаются в адекватном понимании истории, анатомии и физиологии нашей планеты.

Во-первых, то, как мы воспринимаем ценность науки, напрямую отражается на уровне ее финансирования. Из-за сокращающихся бюджетов на гранты, которые выделяются на фундаментальные геологические исследования, некоторые находчивые геохимики и палеонтологи, занимающиеся изучением ранних этапов развития Земли и древнейших следов жизни в горных породах, переквалифицировались в «астробиологов», чтобы получить доступ к программам NASA, в рамках которых финансируются исследования по поиску жизни в Солнечной системе и за ее пределами. Меня глубоко удручает то, что нам, геологам, приходится прибегать к подобным маневрам, потому что мы не можем заинтересовать законодателей и общественность нашей собственной планетой.

Во-вторых, незнание и игнорирование геологии учеными из других областей влечет за собой серьезные экологические последствия. Значительные успехи в физике, химии и технических науках, достигнутые в годы холодной войны, – развитие ядерной энергетики; разработка новых видов пластмасс, пестицидов, удобрений и хладагентов; механизация сельского хозяйства; распространение автомобильного транспорта – положили начало эпохе беспрецедентного процветания, однако их обратной стороной стало загрязнение подземных вод, разрушение озонового слоя, деградация почв, потеря биоразнообразия и изменение климата. За все это придется расплачиваться будущим поколениям. Конечно, нельзя полностью возлагать всю вину на ученых и инженеров, стоящих за таким научно-техническим прогрессом: их научили подходить к природным системам подобным упрощенческим образом, применять универсальные законы и игнорировать конкретные детали, не углубляясь в то, как предлагаемые ими вмешательства могут повлиять на эти системы в долгосрочной перспективе. Кроме того, справедливости ради надо сказать, что до 1970-х гг. у самой геологической науки не было необходимых аналитических инструментов, чтобы смоделировать поведение сложных природных систем на десятилетних и столетних интервалах.

Как бы то ни было, к сегодняшнему дню мы должны были понять, что обращаться с нашей планетой как с простым, предсказуемым, пассивным объектом в контролируемом лабораторном эксперименте абсолютно недопустимо. Тем не менее та же самая слепая научная гордыня стоит за идеей геоинженерии (или климатической инженерией), которая все больше набирает популярность в некоторых академических и политических кругах. Зачем трудиться в поте лица над сокращением выбросов парниковых газов, утверждают сторонники геоинженерии, если можно охладить планету искусственным путем? Самый популярный обсуждаемый способ – распылять в стратосфере (верхнем слое земной атмосферы) отражающий сульфатный аэрозоль, чтобы сымитировать эффект крупных извержений вулканов, которые в прошлом вызывали на Земле периоды похолодания. Они ссылаются на извержение вулкана Пинатубо на Филиппинах в 1991 г., которое на два года затормозило устойчивый рост глобальной температуры. Главными сторонниками подобных манипуляций с нашей планетой, что неудивительно, выступают физики и экономисты, которые утверждают, что подобные проекты – самые дешевые, эффективные и технологически осуществимые, и продвигают их под безобидным бюрократическим названием «управление солнечным излучением»[7].

Однако большинство представителей геологических наук с глубоким скептицизмом относятся к таким проектам, хорошо осознавая, что даже самые незначительные вмешательства в сложные природные системы могут привести к катастрофическим, порой абсолютно непредсказуемым последствиям. Чтобы затормозить глобальное потепление, потребуется распыление колоссальных объемов сульфатных аэрозолей, эквивалентных извержению Пинатубо, каждые несколько лет на протяжении не меньше чем целого столетия, причем прекращение таких инъекций без значительного снижения концентрации парниковых газов в атмосфере приведет к резкому скачку глобальной температуры, который может находиться за пределами адаптивной способности большей части биосферы. Кроме того, эффективность инъекций со временем будет снижаться, поскольку с увеличением концентрации сульфатов в стратосфере крошечные частицы будут слипаться в более крупные, с меньшей отражающей способностью и более коротким временем нахождения в атмосфере. Что еще важнее, даже если нам удастся таким образом добиться общего снижения глобальной температуры, невозможно предсказать, как это отразится на региональных и локальных погодных системах. (Не говоря уже о том, что на данный момент у нас нет никакого международного механизма, чтобы регулировать и контролировать подобные манипуляции с атмосферой, осуществляемые в планетарном масштабе.)

Не пришла ли пора представителям всех областей науки задуматься о том, чтобы перенять у геологии уважительное отношение ко времени и его уникальной способности трансформировать, разрушать, обновлять, усиливать, размывать, распространять, сплетать, созидать и уничтожать? Постижение глубокого времени может оказаться величайшим даром человечеству со стороны геологии. Подобно тому как микроскоп и телескоп открыли нашему взгляду недоступные для него ранее микроскопический и космический миры, геология предлагает нам линзу для восприятия времени, выходящего далеко за пределы нашего человеческого опыта.

Но, несмотря на все мои дифирамбы, на геологии тоже лежит доля вины за формирование у общества подобных заблуждений по поводу времени. С момента зарождения этой научной дисциплины в начале 1800-х гг. геологи – в том числе чтобы дистанцироваться от младоземельцев – занудно твердили о невероятно медленных темпах геологических процессов и о том, что геологические изменения происходят только на непостижимо огромных временны́х интервалах. С другой стороны, авторы учебников по геологии неизменно предлагают представить всю 4,5-миллиардную историю Земли как 24-часовой день, и тогда получается, что человечество появилось всего за секунду до полуночи. Однако эта метафора создает искаженное и даже безответственное представление о нашем месте во Времени. Во-первых, она отводит человечеству незначительную и пассивную роль, что не только вызывает неприятие с психологической точки зрения, но и позволяет нам игнорировать масштаб нашего воздействия на планету за эту «долю секунды». Во-вторых, она отрицает наши глубокие корни, тесно переплетенные с историей Земли: даже если наш конкретный вид появился за секунду до полуночи, первые представители нашей огромной семьи живых организмов появились на планете уже в 6 часов утра. В-третьих, эта метафора, как и апокалиптический сценарий, подразумевает отсутствие будущего – что происходит после полуночи?

Вопрос времени

Хотя мы, люди, возможно, никогда полностью не перестанем беспокоиться по поводу времени и не научимся его любить (если перефразировать название фильма о докторе Стрейнджлаве[8]), мы вполне можем найти некую золотую середину между хронофобией и хронофилией и выработать привычку осознания Времени – ясный взгляд на наше место во Времени, как в отношении прошлого, которое наступило задолго до нас, так и в отношении будущего, которое пролетит уже без нас.

Осознание Времени предполагает понимание удаленности и близости событий в «географии» глубокого времени. Фокусироваться только на возрасте Земли – все равно что описывать симфонию по общему количеству тактов. Без фактора времени симфония – просто нагромождение звуков; длительность нот и развертывание музыкальных тем во времени – вот что придает ей форму и содержание. Точно так же величие истории Земли заключается в постепенном развертывании, переплетении мелодий и ритмов многочисленных процессов, в которые порой вторгаются короткие стремительные мотивы, наслаивающиеся обертонами на сложную симфоническую композицию истории планеты. Сегодня мы знаем, что далеко не все геологические процессы протекают ларгиссимо (в самом медленном темпе), как считалось когда-то: горы растут со скоростью, которую теперь вполне можно измерить в режиме реального времени, а ускорение темпов изменения климатической системы удивляет даже тех, кто изучал ее всего лишь в течение нескольких десятилетий.

Тем не менее меня успокаивает мысль о том, что мы живем на очень старой, испытанной временем, стабильной планете, а не на молодом, незрелом и ненадежном астрономическом теле. Мое существование как землянина невероятно обогащается осознанием древней истории Земли со всем многообразием протекавших на ней процессов и населявших ее обитателей. Понимание причин морфологии того или иного ландшафта аналогично озарению, которое испытывает человек, узнавая этимологию привычного слова. Перед вами словно открывается окно, позволяющее заглянуть в далекое, но узнаваемое прошлое – будто вы вспоминаете что-то давно забытое. Это наделяет мир магической многослойностью и глубиной, фундаментально меняя то, как мы воспринимаем наше место в нем. И хотя присущее людям стремление отрицать время в силу человеческого тщеславия, экзистенциальной тревоги или интеллектуального снобизма в какой-то мере понятно и простительно, мы принижаем сами себя, отказываясь признавать нашу связь со Временем. Насколько бы притягательным ни было обманчивое очарование вневременности, в осознании временно́й сущности нашего бытия кроется куда более таинственная и глубокая красота.

Забежим немного вперед

Я написала эту книгу в убеждении, возможно наивном, что, если как можно больше людей поймут, что мы как земляне связаны общей историей и общей судьбой, они станут гораздо лучше относиться друг к другу и к нашей планете. Сегодня, когда мир как никогда прежде глубоко расколот религиозными и политическими распрями, кажется, остается все меньше надежды найти некое объединяющее начало, которое позволит собрать за одним столом представителей всех разрозненных групп и начать открытый конструктивный диалог по поиску путей разрешения серьезных экологических, социальных и экономических проблем современного мира, которые имеют тенденцию все более усложняться.

Итак, я написала эту книгу в надежде на то, что осознание общего геологического наследия может побудить нас переосмыслить наши подходы к этим проблемам и мировоззрение в целом. На самом деле ученые-естествоиспытатели уже выступают своего рода импровизированным международным дипломатическим корпусом, наглядно демонстрируя на своем примере, что представители самых разных сообществ – экономически развитых и развивающихся стран, социалистических и капиталистических систем, теократий и демократий – могут сотрудничать, спорить, урегулировать разногласия и достигать консенсуса, объединенные пониманием того, что все мы являемся гражданами одной планеты, чьи тектонические, гидрологические и атмосферные системы не имеют национальных границ. Возможно, именно Земля с ее немыслимо древней историей может обеспечить нам тот самый искомый политически нейтральный нарратив, к которому будут готовы прислушиваться все правительства и народы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Младоземельный креационизм (англ. Young Earth creationism) – вариант креационизма, настаивающий на малом возрасте Земли и Вселенной, соответствующем буквальному толкованию Ветхого Завета. Обычно младоземельные креационисты считают этот возраст равным приблизительно 6 или 7,5 тыс. лет, соответственно разным церковным традициям. В отличие от них, староземельные креационисты признают современные научные оценки возраста Земли. – Прим. ред.

2

Descartes, R., 1641, translated by Michael Moriarty, 2008. Meditations on First Philosophy, with Selections from the Objections and Replies. Oxford: Oxford World's Classics, p. 16 (Декарт Р. Размышления о первой философии. В кн.: Декарт Р. Разыскание истины. – СПб.: Азбука, 2000).

3

Точное происхождение этого часто цитируемого аргумента неизвестно. Предположительно, Холдейн привел его в одной из дискуссий в ответ на вопрос, какое доказательство могло бы поколебать его уверенность в теории эволюции.

4

Barker, D., and Bearce, D., 2012. End-times theology, the shadow of the future, and public resistance to addressing climate change. Political Research Quarterly, 66, 267–279. doi:0.1177/1065912912442243

5

Baumol, W., and Bowen, W., 1966. Performing Arts – The Economic Dilemma: A Study of Problems Common to Theater, Opera, Music, and Dance. New York: Twentieth Century Fund, 582 pp.

6

Физик-теоретик Ли Смолин – один из немногих, кто открыто поднимает проблему систематического «изгнания времени» из этой научной дисциплины. См.: Smolin, L., 2013. Time Reborn. Boston: Houghton Mifflin Harcourt, 352 pp. (Смолин Л. Возвращение времени. – М.: Corpus (АСТ), 2013).

7

Например, Стивен Левитт и Стивен Дабнер (Steven Levitt and Stephen Dubner) в 5-й главе своей книги Superfreakonomics: Global Cooling, Patriotic Prostitutes, and Why Suicide Bombers Should Buy Life Insurance. 2010. New York: William Morrow, 320 pp. (Левитт С. и Дабнер С. Суперфрикономика: глобальное похолодание, патриотические жрицы любви и почему террористам-смертникам стоит страховать свою жизнь. – М.: Манн, Иванов и Фербер, 2010).

8

«Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не беспокоиться и полюбил атомную бомбу» (Dr. Strangelove or: How I Learned to Stop Worrying and Love the Bomb) – кинофильм 1964 г. режиссера Стэнли Кубрика, вышедший в разгар холодной войны, немногим более чем через год после Карибского кризиса, как антимилитаристская сатира на военные программы правительства США того времени и гонку вооружений в целом. – Прим. ред.