Теоретическая и практическая конфликтология. Книга 3

Различие между устойчивым и неустойчивым равновесием можно проиллюстрировать на примере еще одного оружия нападения, против которого так и не было разработано никакой эффективной защиты[12].

Таким образом, особое значение неожиданного нападения заключается в том, что оружие, предназначенное для ответного удара, может быть уничтожено. Если бы это оружие было неуязвимым, то есть, если бы обе стороны были уверены в том, что никогда не существовало оружия, против которого человек не смог бы придумать защиту, напоминает нам, что «на протяжении пяти столетий использования ручного огнестрельного оружия… никакого адекватного ответа для пули не было найдено»[13].

Таким образом, особое значение неожиданного нападения заключается в том, что оружие, предназначенное для ответного удара, может быть уничтожено. Если бы это оружие было неуязвимым, не было бы такого сильного соблазна нанести удар первым. И не было бы необходимости принимать срочные ответные меры даже в случае, когда угроза может оказаться мнимой.

Следовательно, первоочередной задачей любой схемы предотвращения неожиданного нападения является обеспечение сохранности оружия, а не безопасности людей. Схемы неожиданного нападения, в отличие от других предлагаемых схем разоружения, основаны на сдерживании как на главном факторе защиты от нападения. Усилить и стабилизировать взаимное сдерживание означает обеспечить более надежную сохранность определенных систем оружия. Речь идет об оружии наиболее опасном для людей – оружии возмездия, назначение которого наказывать, а не атаковать, поражать противника, а не обезоруживать. Оружие, которое поражает только людей и не может подавить ударную силу противника, имеет исключительно оборонительное значение: оно не провоцирует своего обладателя нанести первый удар. Именно оружие, разработанное и используемое для уничтожения «военных» объектов – ракет и бомбардировщиков, является оружием, которое может дать преимущество при нанесении первого удара и, таким образом, вводит в соблазн сделать это.

Рассматривая вопрос о неожиданном нападении как вопрос о возможной уязвимости оружия ответного удара при неожиданной атаке, мы приходим к следующему: меры по предотвращению неожиданного нападения кардинально отличаются от более распространенных представлений о разоружении. На этом этапе мы сталкиваемся с рядом аномалий и парадоксов, которые необходимо учитывать, рассматривая достоинства и недостатки конкретных схем, и понять мотивы, которые стоят за этими схемами. И именно на этом этапе возникает вопрос: можно ли считать схемы предотвращения неожиданной атаки «первым шагом» к более масштабному разоружению в традиционном смысле или эти схемы не совместимы с другими видами разоружения? Можно ли рассматривать меры по защите стратегической авиации как первый шаг к демонтажу вооружения? Могут ли совместные меры, предпринятые обеими сторонами по усовершенствованию и защите своего оружия, предназначенного для нанесения массированного ответного удара, способствовать обоюдному сдерживанию? И могут ли эти меры стать началом уничтожения угрозы полного разрушения, которая нависла над напряженной и беспокойной планетой?

Или мы должны считать, что меры по предотвращению неожиданного нападения – это компромисс, безусловное признание того факта, что «обоюдное сдерживание» является наилучшим условием стабильности, которое мы, по-видимому, способны создать? И хотя, вероятно, мы не можем предложить ничего лучше, чем равновесие, основанное на страхе, мы можем сделать многое, чтобы это равновесие стало устойчивым.

Мы определили проблему внезапного нападения как проблему возможной уязвимости оружия ответного удара при неожиданной атаке противника, и теперь возникает необходимость произвести оценку вооруженных сил и системы обороны.

Представление об обороне также меняется, если мы рассмотрим систему обороны с точки зрения стратегии сдерживания. Чикаго невозможно спрятать от взрывов, укрыв город в бомбоубежище или подняв на несколько миль над землей; но маскировка, рассредоточение, прочное укрытие и подъем самолетов в воздух являются надежными мерами для защиты оружия ответного удара. Шансы усиленной противовоздушной обороны спасти Чикаго от мегатонной бомбы составляют всего лишь 50 процентов, что является безрадостной перспективой, и у нас нет уверенности, что мы способны обеспечить даже такую оборону. Но усиленная защита, которая обеспечит сохранность большей части нашей стратегической ударной группы, сможет полностью гарантировать русским достойное возмездие. Аналогично, даже если система обороны Чикаго потребует от противника утроить масштаб атаки, шанс сохранить город остается достаточно небольшим; это только может означать, что атака противника будет более массированной. Но если защита нашего оружия ответного удара потребует от противника утроить масштаб атаки, ему станет значительно труднее остаться незамеченным нашей системой предупреждения об угрозе нападения, что существенно уменьшит вероятность того, что противнику удастся успешно избежать возмездия.

Такой анализ уместен и при оценке предложений об ограничении вооружения. Если мы рассмотрим только вопрос о нападении русских на американские города, то, скорее всего, неважно, запускает ли противник свои межконтинентальные баллистические ракеты (МБР) с близкого или далекого расстояния – точность попадания не имеет большого значения, когда мегатонная ракета направлена на мегаполис. Но если противник пытается уничтожить ракеты или бомбардировщики, которые находятся глубоко под землей в железобетонном бункере, точность попадания перестает быть несущественным фактором. Средняя ошибка прицела на две – три мили, возможно, не играет роли, когда целью является крупный город; но для уничтожения оружия ответного удара, которое находится в надежном убежище, необходимо достаточно точное попадание, и может потребоваться несколько ракет для того, чтобы цель была уничтожена. Таким образом, зональные ограничения на размещение МБР могли бы показаться неэффективной мерой с точки зрения традиционного представления о разоружении; но для стабилизации сдерживания – для снижения вероятности уничтожения оружия ответного удара противником – расстояние между ракетными базами обеих сторон, которое уменьшит вероятность точного попадания, может иметь большое значение. (Разумеется, для незащищенных самолетов и ракет аналогия с городом, к сожалению, является более уместной.)

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Термин «стратегия» заимствован нами из теории игр, которая различает игры мастерские (Masters Games), игры случайные (Random Games) и игры стратегические (Strategy Games); в последних лучшая линия поведения для каждого игрока зависит от того, что делают другие игроки. Этот термин подчеркивает взаимозависимость решений обеих сторон и необходимость прогнозов поведения противника. Он не применим в отношении к военным действиям.

2

Правда, имеется несколько отличительных примеров, доказывающих обратное. Например, статья Шервина (Sherwin C. W. Securing Peace through military technology // Bullеtin of the Atomic Scientists. May 1956. No. 12. P. 159–164) и ссылка Шервина на работу Амстера (Warren Amster) напоминают нам, часто бывает, когда теоретические изыскания ведутся по военным проблемам, но они совсем не освещаются в открытой печати. Имеются также препятствия редакционного характера; в прессе журналисты обращаются обычно к теоретически-неподкованной аудитории, а сугубо теоретические статьи не подходят для публикации, или печатаются статьи, в которых рассматриваются чисто практические задачи. Радует то обстоятельство, что недавно вышла серия статей в журнале «Разрешение конфликта», в которых есть замечательное эссе Анатолия Рапопорта, посвященная математической теории войны Ричардсона (Rapoport A. Luis F. Richardson’s Mathematical Theory of War // Conflict Resolution. September 1957. Vol. 1. No. 3).

3

Отсутствие сильной интеллектуальной традиции в области военной стратегии выразительно описано в первых глава книги Бернарда Броуди (Brodie B. Strategy in the Missile Age. Princeton, 1959). На эту же тему писал полковник Джозеф Грин: «За годы между крупными войнами в высших учебных военных заведениях был всего лишь один 10-месячный курс для офицеров… Совсем не отводилось время на изучение развития военной мысли и теории. Если бы в Армии стало возможно ввести двух- или трехгодичный курс, тогда там могли бы преподавать крупнейшие военные деятели» (Green J. I., сolonel. Foreword to the Modern Library edition of Clausewitz. On War. New York, 1943).

4

Джесси Бернард замечает то же самое, но добавляет: «Мы можем ожидать, что в недалеком будущем математика поможет успешному применению теории игр в социологии» (Bеrnard J. The Theory of Games as a Modern Sociology of Conflict // The American Journal of Sociology. March 1954. Vol. 59. P. 418). Я же считаю, что дело не в самой математике, а в том, что теория стратегии рассматривается учеными-социологами исключительно как область математики.

5

Важно подчеркнуть, что, говоря об «общих интересах», это совсем не значит, что у них единая система ценностей, они просто могут быть в одной лодке. Возможно только одни из них считает это своим стратегическим преимуществом – объединение интересов не раскачает лодку. В этом смысле мы рассматриваем общий интерес. Но возможный вариант – перевернуться вместе, будет ли это «Общий потенциальный интерес»? Запугивание предполагает наличие общих интересов и общих действий с обеих сторон.

6

И все же наблюдается некоторый успех в данной проблематике. Даниель Элсберг включил свои лекции «Теория и практика шантажа» и «Политическое использование безумия» в сборник «Искусство принуждения» (Ellsberg D. The Art of Coercion. The Lowell Institute. Boston, 1959).

7

Употребляя слово «угроза», я не имею ввиду ничего агрессивного или враждебного. В переговорах или в сотрудничестве с партнерами угроза несогласия или ограниченного сотрудничества, выраженная словами или понимаемая без слов, санкционирует поддержку их требований точно так же, как в коммерческих сделках предложение подкрепляется угрозой о том, что в противном случае сделка не состоится.

8

В администрации помощи иностранным государствам имеется множество подобных примеров. См. напр.: Schelling T. C. American Foreign Assistance // World Politics. July 1955, Р. 614–615.

9

Mоrgan J. N. Bilateral Monopoly and the Competitive Output // Quarterly Journal of Economics. 1949. Vol. 63(3). P. 371–391.

10

0 При формальном решении вопроса, какая машина первой имеет право на проезд, правым считается тот, кто полностью застрахован, второй должен уступить, и он знает это.

11

The New York Times. 1957, Dec. 29. P. 20.

12

На Старом Западе пистолет давал возможность одному человеку убить другого; пистолеты у обоих противников не являлись гарантией того, что оба будут убиты. Тяжкие последствия применения огнестрельного оружия можно увидеть на телеэкране практически каждый вечер. Мысль о том, что первый выстрел дает преимущество, усиливает желание выстрелить. Как мог бы сказать выживший: «Он собирался убить меня в целях самообороны, поэтому мне пришлось убить его в целях самообороны», или «Думая, что я собираюсь убить его в целях самообороны, он собирался убить меня в целях самообороны, поэтому мне пришлось убить его в целях самообороны». Но если бы оба были уверены, что проживут достаточно долго, чтобы сделать ответный выстрел, который поразит цель, не было бы ни желания сразу хвататься за оружие, ни причины бояться, что противник выстрелит.

13

Brodie B. The Absolute Weapon: Atomic Power and World Order. New York: Harcourt, 1946. Р. 30–31.