Кому в лицее жить хорошо

Слов «поговорить по душам» в культуре моей семьи не существует. Мое детское восприятие родителей не менялось почти весь подростковый период. Отец работает. Мама работает. Отец программист. Мама высокоуважаемый вагоноуважаемый психолог со стажем. Я в школе – значит, у меня всё хорошо. Папа вечно серьезен. Сидит за столом, погруженный в свои мысли и в свой ноутбук. Иногда может задать пару вопросов. Философских или насущных. Мама тоже вся серьезная. Сидит, копается в своем телефоне. Говорит: классная руководительница написала, что трое ребят сегодня курили за школой. Спрашивает: знаю ли я что-то про этих ребят? Общаюсь ли с ними? Я ей: «Нет». Она – снова в телефон. Пишет что-то в чат. Я сижу за столом, уже привыкшая к ее типу разговора. Отвечаю так, как будто все нормально. Даже если меня что-нибудь грызет или перед глазами картина вчерашнего вечера, где я отхожу от кислоты. А мама начинает говорить про завтрашнюю поездку куда-то.

Такое ощущение, что какие-то общие вещи: дела школы, отношения с родителями моих одноклассников, проекты маме интересны гораздо больше, чем моя личная и внутренняя жизнь. Мои проблемы, мои переживания, мое взаимодействие с миром и мое взросление. Когда я пыталась говорить с родителями на личные темы, которые мне надо было обсудить, они не знали, что мне ответить. И из-за этой реакции, думаю, я начала злиться на них.

Не знаю, может быть, мама считает, что говорить о личном совершенно не обязательно. Что своими «общими» и бытовыми вопросами она воспитает во мне достойного человека. А может, она просто боится поднимать такие сложные вопросы.

Для меня было очень важно обсудить личное именно с мамой, особенно до шестнадцати лет (звучит странно, но сколько людей в мире могут себе это позволить!). Сейчас я чувствую себя ужасно тупой, когда вспоминаю, как думала: «Как же она может настолько плевать на меня?». Потребовалось много времени, чтобы научиться не реагировать на безразличие родителей: ни расстраиваться, ни волноваться, ни злиться.

Если бы сейчас мама задала мне вопросы о моей внутренней жизни, то я бы, скорее всего, отреагировала негативно. Все уже довольно запущено. Я начала бы в чем-то подозревать ее. Или у меня просто сжались бы все внутренности от раздражения и не желания говорить с ней.

Моя мама очень часто, как мне кажется, мыслит примитивно. Для нее воспитание меня в бытовом плане важнее, чем в личностном. Она может два часа рассказывать мне, как правильно мыть посуду. Или говорить о процессах в школе. Наши разговоры на этом заканчиваются. Ей, в целом, плевать на то, что происходит у меня в душе. Если бы было не плевать, то она хотя бы иногда говорила со мной об этом.

Серьезность, спокойствие, уважение. Главные пункты в жизни моей мамы. Им она всегда пыталась меня научить. Я ее пыталась уважать, но как-то не получилось.

Сейчас я вижу, что такое отношение к родителям глупое. Но еще пару лет назад я всерьёз бесилась из-за них. Мне ужасно не нравилось, как они думают, как смотрят на меня. Это происходило, потому что меня просто огорчало осознание их ценностей. «Почему же мои родители такие?» «Как они могут такими быть?» «Неужели они не могут понять, что надо вести себя по-другому?». Я помню, как шла и думала, разрывая себе сердце: «О, какие мои родители плохие! О!» Столько нервов я убила из-за такого восприятия родителей.

Я была жутко вспыльчивая. Единственный вариант, при котором у меня получалось не начинать с долгих пререканий с мамой – это апатия. Когда ты вгоняешь себя в состояние «мне на все пофиг» и стараешься ни на что не реагировать. Стоишь и выдаешь простые, обдуманные фразы. Делать это было гораздо легче, проводя дома как можно меньше времени. Поэтому в моей жизни доминировали школа, друзья и кварталы с подозрительными азербайджанцами.

Моя старая школа нагоняла уныние даже своим ремонтом. Она была серой – какие-то бледные цвета, слегка неровный пол, обшарпанные стены. Школу не переделывали годов с 80-х. Только покрасили пару раз. Учителя не заморачивались над тем, чтобы делать преподавание предмета интересным. Приходишь – сидишь на уроке – делаешь вид, что слушаешь – впитываешь самое необходимое – выходишь из класса в коридор с серыми и бледно-зелеными стенами.

В этой школе очень хотелось нарушать правила и развеивать серость. Было настойчивое чувство что-нибудь замутить.

У меня была компания из пяти ребят, к которым я прибилась еще в классе шестом. Никто из нас не входил в тусовку «крутых и тупых мальчиков и девочек». Но и одиночками, бродящими по школе без цели, с потерянными взглядами, нас тоже нельзя было назвать. Мы любили рэп и, конечно, одежду оверсайз: «Е, это круто».

У всех моих друзей были какие-то проблемы с семьей. У одного друга (пусть это будет Гоша), родители были законченные алкоголики. Не знаю, как охарактеризовать их по-другому. Гоша первый связался с мутными ребятами постарше, так как ему нужны были деньги на одежду и всякое такое. Где он находил таких ребят – я была без понятия. Но когда на тебя давит элементарная нужда в чем-то и желание жить, пробовать и экспериментировать, то ты найдешь всё, что хочешь.

Однажды мы обедали в столовой. Рядом со мной сидела мало знакомая мне девочка с черными короткими волосами, в черной толстовке с надписью «лицемер». Я беседовала с ребятами, и один из них спросил у девочки: «А ты что не завтракаешь?» «На снюсовой диете» – ответила она. Я сначала подумала, что она прикалывается. Но девочка непринужденным движением достала круглую коробочку и начала с абсолютно спокойным лицом в ней что-то делать пальцем. Я внимательно оглядела ее. «Чего так смотрите?» – ответили на мой взгляд.

Помню, Гоша тогда очень заинтересовался. Он поговорил с этой девочкой. Нашел ребят, которые могут подогнать снюс. Через пару месяцев мы внесли его в свою культуру.

Снюс пробовали почти все вокруг – он был чем-то ужасно обычным. Помню глупые улыбки старшеклассников и их разговоры в раздевалке. «Дать?», «Держи». Они чувствовали себя очень уверенно.

Мы тоже вписали снюс в наши привычки. Обычно на лицах в такие моменты был смех. Е, мы делаем что-то запрещенное! Нам было лет тринадцать. Мы кайфовали и не задумывались над тем, что делаем. Хочется, классно, смешно – вот и делаем.

С курением произошла похожая ситуация. У нас с ним все было так забавно и романтично. Мы стояли в курилке, смеялись, болтали. Я очень любила дым сигарет. Знакомый старшеклассник иногда давал мне хорошие пачки, с классным запахом. Я стояла и вдыхала его, глубоко-глубоко. Вообще, вкусно пахнущий дым – это классная вещь. Особенно когда его много. Делаешь побольше дыма: смеешься, кашляешь, а когда он рассеивается, видишь лица своих смеющихся друзей, губы которых опять тянутся к сигаретам. И смеешься от осознания этой сцены. Мне кажется, мы были романтиками. Хотя, возможно, им была только я. Все через призму красивого света и вкусно пахнущего дыма. Это было частью нашей субкультуры, и только ради этого стоило ходить в старую школу с серыми и бледно-розовыми стенами.

Я смеялась редко. Но в моменты общения с друзьями из меня лились тонны смеха. Мне было спокойно, радостно и хорошо. Погоня за хорошими эмоциями

Мне нравилось, что я чувствую себя необычной, сидя в классе и смотря на учительницу в старом пиджаке. Нравилось воспроизводить в мозгу какие-то забавные картины и улыбаться глупейшим образом. Все мои переживания, отношения, мысли были внутри нашей компании. С ней я делала всё, что считается ужасным: какая-нибудь кислота, сигареты, алкоголь.

Однажды, классе в седьмом, один парень из нашей компании позвал нас всех к нему на день рождение. Там я выпила первый раз. Это был какой-то дешевый алкоголь. Мы сидели, громко смеялись, обсуждали то, что казалось нам важным и интересным. Когда именник достал несколько симпатичных на вид бутылок алкоголя, все начали пить и отнеслись к этому скорее радостно, чем негативно. На этой общей волне я пила и я.

У меня весь день было плохое настроение. А тут нам всем хорошо. Обсуждаем всё, что творится у нас в школе, обсуждаем каких-то знаменательных личностей, их поступки и личную жизнь. Я просто взяла плохо вымытый стеклянный стакан, наполненный цветастой жидкостью, и выпила, и даже и заметила, как выпила.

И я начала с тех пор выпивать периодически. Одна никогда не пила. Однажды я сильно поссорилась с родителями, вот прям поссорилась – они меня выговаривали за оценки, потому что у меня были тройки. Я не выдержала и начала доказывать им, что оценки – это не самое главное в этой жизни. Они изумились моей настойчивости. Но как будто были готовы к ней: мама даже не удивилась, что я повысила на нее голос и начала на нее злиться. Она просто тоже повысила голос и пыталась сказать мне, что я хамка, что так с родителями не разговаривают и всякое такое. Меня это взбесило еще сильнее – какая мне разница, что с родителями так не разговаривают, если они очевидно не правы?

Вообще вот этот аргумент родителей в спорах, мол я самый худший ребенок на земле, хамлю и перечу своим предкам – совершенно не логичен и аргументом на самом деле не является. Но родители так любят вставлять его в спор! Что удивительно, они это делают, когда они очевидно не правы. И зачем они так говорят, лично мне совершенно не понятно. Может, им хочется как следует принизить своих детей, чтобы те почувствовали себя глупее, чем родители и познали то «уважение», про которые те постоянно твердят.

Многие не понимают, что уважение к родителям как таковое у детей есть всегда. Но некоторые родители теряют это уважение в силу своего характера, своих поступков. Дети видят их слабыми, жалостливыми к себе, нечестными и так далее. И начинают относиться к предкам пренебрежительно. Или родители требуют от детей какого-то сверхъестественного поведения. Конечно, это раздражает.

Дети задают себе вопросы: «Зачем и почему я должен себя так вести? Я люблю и уважаю своих родителей, но по какой причине я должен следовать всем этим бесполезным «манерам», «улыбкам», «правильным» разговорам». Детям здесь трудно сориентироваться, где что-то правильное, действительное нужное для лучшего понимания друг друга, а где просто условные глупые требования родителей, то ли желающих приблизить себя к аристократам начала 19 века, то ли боящимся проявления их детьми своих настоящих эмоций.

И после этой ссоры я, как говорится, хлопнула дверью, написала ребятам и позвала их гулять, сказала, что поругалась с родителями. Мы пошли на наше любимое место и долго сидели там. Кто-то их компании принес алкоголь. И мы все его пили. Потом это даже стало небольшой традицией: как только происходит что-то плохое, мы собираемся вместе, идем куда-нибудь, болтаем, выпиваем. Наверно, слегка ужасно звучит. Но я считала, что у меня есть своя философия, и к тому же я была романтиком. Все мне казалось либо прелестью, либо очень злящим и расстраивающим.

Естественно, в какой-то момент родители узнали про мое шатание по ненужным местам. Пару раз я даже приходила пьяная. Первый раз они даже удивились. Отец, помню, почти ничего не сказал мне тем вечером. Мама просто слегка удивилась и, наверно, разочаровалась. Ее вечная строгость была и тут. Она лишь, охнув, сказала, чтобы я шла в душ, а потом в свою комнату и не смела выходить на кухню без крайней необходимости, как-то так.

Я была счастлива в тот вечер – мне так хотелось сказать родителям что-то хорошее. Мне не хотелось ругаться с ними. Радость и слегка чувство вины – вот что теплилось в моей груди. Но я была довольно сильно пьяной. Поэтому родители не восприняли меня так, как мне хотелось.

Кстати, мне тогда стало жутко за это обидно. И я в расстроенных чувствах пошла рыдать к себе на постель. Рыдала-рыдала, потом уснула. С утра мне ожидаемо было плохо. Мама уже была на работе. Отец сказал мне, что приходить в таком виде домой – это оскорбление себя, родителей, семьи, района, страны, всего человечества, расы эльфов. Примерно так. А потом добавил: «Мать плакала всю ночь». Но я даже не придала этому значения. Слишком была взбешена и утомлена лекцией отца.

Сейчас, вспоминая этот случай, я пытаюсь вписать его в образ моей мамы, к которому я привыкла, и у меня не все сходится. Наверно, я все-таки вела себя по-скотски. Она не лучше, но и я не ангел. Мы обе хороши. Мы обе как будто показываем, что нам наплевать друг на друга. Хотя это неправда, и мы душой знаем, что лжем сами себе и всему миру. Лжем из-за мимолетной злости, из-за бешенства, из-за каких-то своих затаенных обид.

Мама не приучила меня нормально разговаривать с ней, рассказывать ей свои чувства, обсуждать проблемы и недопонимания. А я только злилась. Трудно принять, что, если какой-то человек плохой или такими качествами обладает, ты должен не уподобляться ему и быть лучше, а не быть таким же как он.

Это особенно трудно, когда речь идет о родителях. Только взрослея, находясь в отдалении от бытовых стычек, ты понимаешь это. Но сейчас продолжу о выпивке. Тогда, будучи мелкой и глупой, я не знала всех вышеперечисленных умных мыслей. Да и сейчас я не сильно умнее, хотя могу сказать, что к концу одиннадцатого класса со мной произошел внутренний переворот – я действительно поняла какие-то умные, правильные, полезные вещи. Теперь только осталось научиться ими пользоваться.

Серая школа с бледно-розовыми стенами рекреации, заботы об уроках, о друзьях, о снюсе, сигаретах и отношениях с родителями – вот так продолжалось до моего 10-того класса. Но в середине девятого была «поворотная точка», которая повела меня по определённой дорожке.

Некоторые мои друзья с нашей тусовки из старой школы в какой-то может пошли не туда, где мне с ними было бы по пути. И я решила задуматься о своем будущем, хотя, наверно, тогда я больше думала о настоящем. В школе стало совсем серо и томно, а я понимала, что мне надо учиться. Я точно шла в универ – никакой колледж для меня перспективы не представлял. Я подумала, что мне все равно придется готовиться к ЕГЭ. В любой школе. А самое главное – это сменить обстановку здесь и сейчас. Попробовать себя в чем-то новом. Было настойчивое внутреннее желание двигаться. Развиваться. Знакомиться с новыми людьми и новыми возможностями.

Программа в старой школе была скучноватой при ее довольно высоком уровне. Учителя преподавали слишком скупо, слишком консервативно и слишком однообразно. Я успешно справлялась со школьным объемом работы. Несмотря на мой образ жизни и любовь к закрытым тусовкам, я была очень усидчива. Надо сделать – я сделаю. Выходить из зоны комфорта немного противно, но я легко переходила этот рубеж и просто выполняла намеченное. В такие моменты главное вообще не думать, не плакать, не иметь под рукой много вкусной еды, которую хочешь съесть. Ничего кроме меня самой не могло помешать мне делать домашку или какие-то «задания сверх», поэтому я просто садилась и просто делала.

Но к середине девятого класса я стала учиться больше. Это было связано частично с моей подготовкой к ОГЭ (хотя к нему я относилась довольно легкомысленно). Я решила попробовать поступить в одну весьма престижную школу, где был уклон на гуманитарные науки. И у меня получилось удачно пройти конкурс.

Я стала больше читать и засиживаться в каких-нибудь кафе. Родители мне давали всегда приличное количество денег, даже если мы были в ссоре. Серьезность и принципы моей мамы помогали хотя бы здесь – это было удобно для меня.

Но иногда я чувствовала себя паршиво, после ссоры принимая что-то вроде денег от мамы. Ужасно паршиво. Прямо наизнанку все выворачивалось. Не знаю, что мне хотелось больше – расплакаться на ее плече или разозлиться за ее: «На – деньги на неделю». И этот голос. Ее голос. Осуждение? Презрение? Нет, скорее каменное спокойствие. Срать я тогда хотела на это спокойствие. Разбить его. Уничтожить. Крикнуть на маму так, чтобы на ее лице хоть что-нибудь отразилось.

Но у нее не отражалось. Она по-прежнему не интересовалась моей жизнью. Она не спрашивала у меня, почему я пью, почему курю, почему нашу определенную одежду, почему слушаю определённую музыку. Она обегала меня ничего не говорящим взглядом и произносила общие фразы на общие темы. Не о погоде, нет – но о совершенно не личных вещах. Даже когда мы заводили относительно личный разговор, она сразу переводила на моих подруг, на своих подруг, на общество, на директора школы, на президента или Бога, кого угодно – лишь бы это никак ничей личной жизни не касалось. Как будто она боялась поднимать личные темы. Боялась, что ей нечего будет мне сказать.

Я довольно-таки обрадовалась, узнав, что я поступила в новую школу. Но я продолжила жить своей обычной жизнью, которой, в принципе, и жила весь девятый класс. Тусовки с друзьями, смех, вкусно пахнущий дым – никуда это не делось. Я стала лишь больше заниматься и больше задумываться о каких-то глобальных проблемах. Больше читать о культуре и истории. Мой вход в эти области был довольно плавным: я и в старой школе их неплохо знала. Но там я зубрила факты, которые были написаны в учебнике, не задумываясь над вероятностью их правдивости, над углом восприятия и над их влиянием на современное общество.

Очень скоро начался учебный год моего десятого класса. И это был тот год, когда у меня начали в большой степени проявляться все потаенные когда-то проблемы. И в целом год был трудный. И когда я говорю слово «трудный», я не имею в виду много домашки, обычные бытовые проблемы или преодоление своей лени. Это не просто слово «трудный». Это несколько звуков, в которые я вкладываю все свои слезы, все свои убитые растерянные нервы, все ситуации, когда у меня дрожали руки и я убивала саму себя психологически. Это не просто слово «трудный». Для меня оно значит очень многое.

Я сразу нашла себе компанию людей, с которыми очень комфортно и классно проводить время, разговаривать. Все были такие умные, целеустремлённые, уже много повидавшие и много передумавшие в своей жизни. Мне наконец-то было с кем пообсуждать всё, что меня тревожит, все проблемы, над которыми я когда-либо задумывалась. Это помогало существовать в этом слегка дряхленьком мире.

В учебный процесс я быстро влилась. Ничего супер сложного в нём не было, домашнего задания давали прилично, но настолько много, чтобы тратить на него все свои свободные часы. Я быстро научилась распределять время и расставлять приоритеты. У меня было много классной внеурочной жизни, поэтому хотелось на домашку отводить как можно меньше. Но я не в коем случае не отрицала ее: максимально всё выполняла, подходила к этому весьма ответственно. Мне было просто обидно и стыдно, если я чего-то не делала из того, что сказал учитель. Я просто в глаза ему смотреть не могла.

Сами уроки оказались гораздо интереснее, чем в прошлой школе. Учителя реально фанатели от своих предметов, при этом делая его преподавания классным, интересным, увлекательным. Ну и конечно уровень в целом был выше, чем в моей школе, хотя иногда какие-то моменты и проседали. Я по-прежнему больше рвения уделяла истории, так как она очень привлекала меня. Мне попался действительно классный учитель по ней – проводил разные интерактивы, придумывал необычные задания, формат контрольных тоже всегда был разный. И это было весело. Знания тоже лучше усваивались, так как был процесс, а с процессом всегда интереснее и проще что-то запоминать.

Другие гуманитарные предметы тоже понравились мне. Преподавание было на уровне, но все как-то сильно уважительнее и дружелюбнее, чем в моей прошлой школе. В целом, в первый месяц я не испытывала каких-то супер трудностей. Требовалось время, чтобы влиться в ритм, но для меня всё было так восхитительно: друзья, преподаватели, вообще ребята, атмосфера, кофе с утра под слабым дождем, крики: «Опоздаем на урок!»

Радужненько всё было до поры до времени. Одна из самых знаменательных составляющих атмосферы новый школы были олимпиады. Когда я попала нее, я поняла, что олимпиады для всех ребят очень важны и знаменательны. Все знали про все проходящие олимпиады: от перечневых до всеросса. Большинство к ним активно готовилось, почти все ученики в них участвовали. Это было какой-то неотъемлемой частью культуры школы.

Про олимпиады говорили постоянно. И мои друзья не были исключением.

Ото всюду слышались слова: «Ой, а сколько у тебя баллов за муницип?», «Ой, а ты собираешься участвовать в высшей пробе по журналистке?», «Ой, а как там твоя олимпиада по праву?», «Ой, ты такая молодец, я тебя поздравляю!». Однажды мы с ребятами собирались гулять. Спросили у двоих девочек из нашей компании: «Пойдем прогуляемся в сторону кафе?». Они ответили, что у них сегодня дополнительные по подготовке к высшей пробе. Кто-то из нашей компании воскликнул: «А, точно, сегодня же дополнительные! Я тоже на него записался. Совсем забыл день недели».

Ближе к концу сентября все стали говорить: «У меня сегодня занятия в ЦПМ!», и им в ответ слышалось: «У меня тоже!». «Пошли гулять после ЦМП?», «После ЦМП я могу только пить», «Пошли пить после ЦМП. Знаю там отличное место рядом» – и всё в этом же роде.

Это зажгло во мне дьявольский огонь. А почему бы тоже не поучаствовать в олимпиадах? Я никогда не участвовала в них. Более того, я даже почти не знала про их существование. Некоторые учителя из прошлой школы (и то не все) каждый год, ближе к концу сентября, говорили что-то об олимпиадах, стоя в сером классе с неровными стенами в бледном оттенке зеленого, на фоне безумно шумного гогота и разговоров учеников, которые поворачивались к друг другу, галдели и почти не смотрели на учителя. Тот сквозь возгласы говорил: «Никто не хочет поучаствовать в олимпиадах?» Обычно «Да» отвечал какой-нибудь один задрот в очках, который единственный смотрел больше в сторону доски, чем в направлении задних парт, и на этом всё заканчивалось.

Я даже не предполагала, что может быть такая классная внутриученическая культура, где все знают про олимпиады и мотивированы в них участвовать. В прошлой школе нам ничего про них не рассказывали, не сообщали про преимущества, которые они дают. Никто из учеников не знал, как эти олимпиады проходят и что в них возможно победить. У нас в школе к олимпиадам никто нормально не готовил, что более того – про них никто не говорил, считая это чем-то совершенно не важным, особенно по сравнению с покрашенными в яркий цвет волосами какой-нибудь девочки. У что там говорить про какую-то мотивацию участвовать в олимпиадах.

А в новой школе эта тема всплывала постоянно, многие считали олимпиады очень важными для своего образования, поступления в университет и даже будущего. И главное: меня окружали победители и призеры заключительного этапа всероссийской олимпиады, они учились в одном классе со мной, я общалась с ними и иногда тусовалась. Они доказывали свои примером, что победить в олимпиаде возможно – сложно, ты должен много знать и готовиться, но возможно пройти на самый последний этап и взять его.

Это навевало особое настроение. Заставляло поверить в свои силы. Я думала: «Что ж, Аня, давай попробуем эту штучку».

Вместе со всеми я поучаствовала в школьном этапе по истории, а потом, уже после него, когда я узнала, что прошла на муниципальный этап, я загорелась настойчивой идеей выиграть олимпиаду. И чем больше времени проходило, тем сильнее мне хотелось заниматься, узнавать новое, бесконечно много учиться и бесконечно много тратить сил на это. «Ведь это так круто!» – думала я.

Частично я была права. Мотивация и чувство некоторой униженности, поскольку я ни разу не участвовала в олимпиадах, ударило мне в голову. К муниципальному этапу я начала слегка готовиться: записалась на факультатив, иногда стала ездить на лекции в ЦМП. В целом, я не стала сильно меньше гулять с ребятами, общаться с интересными мне людьми или делать домашку. Просто некоторую часть из последнего я откладывала, рассчитывая все так, чтобы сделать ее, максимально не напрягаясь, к нужному сроку. Я стала больше читать чего-то конкретного, хотя делала это не очень много – так, в метро, иногда вечером, иногда в коридорах на перемене.

Когда я шла на муниципальный этап, я не сильно волновалась. Со мной шли многие мои знакомые. Но олимпиада оказалась слегка сложнее, чем я думала. Потом, после тура, поглощая капуччино в каком-то местном кафе, я уже всерьез задумалась и разволновалась: а вдруг я написала что-то не так? Вдруг что-то все же неправильно вспомнила? Один вопрос я погуглила, и оказалось, что я неправильно написала факты в одном задании. И эта, пусть и не очень большая ошибка, абсолютно выбила меня из колеи – я волновалась жутко, почти не могла нормально дальше готовиться, потому что была почему-то уверена, что не прошла.

Я с трепетом ждала результатов. И когда они наконец-то пришли (об этом я услышала от какого-то мальчика в столовой, который говорил со своим знакомым), я бросилась к телефону смотреть, какой у меня балл. Оказалось все довольно неплохо – но действительно не так много, как мне бы хотелось. Я хорошо знаю историю, а муницип был легкий.

Я удивилась, что у меня так мало баллов (хотя до этого думала, что всё завалила, да-да-да). В итоге я все-таки стала победителем и прошла на следующий, предпоследний этап олимпиады. Это регион – про него все говорили, что он обычно сильно отличается от муниципа по сложности и иногда даже сложнее всеросса.