Когда стихи улыбаются

Эдуард Асадов

Когда стихи улыбаются

Иначе жить на земле нельзя

Про будущую старость

Гоня хандру повсюдуТо шуткой, то пинком,Я, и состарясь, будуВеселым стариком.Не стану по приказуТощать среди диет,А буду лопать сразуПо множеству котлет.Всегда по строгой мереПить соки. А тайком,Смеясь, вздымать фужерыС армянским коньяком.На молодость не стануЗавистливо рычать,А музыку достануИ буду с нею рьяноНочь – за полночь гулять.Влюбленность же встречая,Не буду стрекозлить,Ну мне ли, ум теряя,Наивность обольщая,Посмешищем-то быть?!К чему мне мелочиться,Дробясь, как Дон Жуан,Ведь если уж разбиться,То вдрызг, как говорится,О дьявольский роман!С трагедией бездонной,Скандалами родни,Со «стружкою» месткомнойИ с кучей незаконнойГорластой ребятни.И может, я не скрою,Вот тут придет за мнойСтарушечка с косою:– Пойдем-ка, брат, со мною,Бездельник озорной!На скидки не надейся,Суров мой вечный плен.Поди-ка вот, посмейся,Как прежде, старый хрен!Но там, где нету света,Придется ей забытьПро кофе и газеты.Не так-то просто это —Меня угомонить.Ну что мне мрак и стужа?Как будто в первый раз!Да я еще похужеОтведывал подчас.И разве же я струшуПорадовать поройУмолкнувшие душиБеседою живой?!Уж будет ей потеха,Когда из темнотыНачнут трястись от смехаНадгробья и кусты.Старуха взвоет малостьИ брякнет кулаком:– На кой я черт связаласьС подобным чудаком!Откуда взять решенье:Взмахнуть косой, грозя?Но дважды, к сожаленью,Убить уже нельзя…Но бабка крикнет: – ЭтоНам даже ни к чему! —Зажжет мне хвост кометойИ вышвырнет с планетыВ космическую тьму.– Вернуться не надейся.Возмездье – первый сорт!А ну теперь посмейся,Как прежде, старый черт!Но и во тьме бездоннойЯ стану воевать.Ведь я неугомонный,Невзгодами крещенный,Так мне ли унывать?!Друзья! Потомки! Где быВам ни пришлось поройСмотреть в ночное небоНад вашей головой, —Вглядитесь осторожноВ светлеющий востокИ, как это ни сложно,Увидите, возможно,Мигнувший огонек.Хоть маленький, но ясный,Упрямый и живой,В веселье – буйно-красный,В мечтанье – голубой.Прошу меня заранеВ тщеславье не винить,То не звезды сиянье,А кроха мирозданья,Ну как и должно быть.Мигнет он и ракетойТолкнется к вам в сердца.И скажет вам, что нетуДля радости и светаНи края, ни конца.И что, не остывая,Сквозь тьму и бездну лет,Душа моя живаяВам шлет, не унывая,Свой дружеский привет!1976

«Сатана»

Ей было двенадцать, тринадцать – ему,Им бы дружить всегда.Но люди понять не могли, почемуТакая у них вражда?!Он звал ее «бомбою» и веснойОбстреливал снегом талым.Она в ответ его «сатаной»,«Скелетом» и «зубоскалом».Когда он стекло мячом разбивал,Она его уличала.А он ей на косы жуков сажал,Совал ей лягушек и хохотал,Когда она верещала.Ей было пятнадцать, шестнадцать – ему,Но он не менялся никак.И все уже знали давно, почемуОн ей не сосед, а враг.Он «бомбой» ее по-прежнему звал,Вгонял насмешками в дрожь.И только снегом уже не швырялИ диких не корчил рож.Выйдет порой из подъезда она,Привычно глянет на крышу,Где свист, где турманов кружит волна,И даже сморщится: – У, сатана!Как я тебя ненавижу!А если праздник приходит в дом,Она нет-нет и шепнет за столом:– Ах, как это славно, право, что онК нам в гости не приглашен!И мама, ставя на стол пироги,Скажет дочке своей:– Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,Зачем нам твои враги!Ей – девятнадцать. Двадцать – ему,Они студенты уже.Но тот же холод на их этаже.Недругам мир ни к чему.Теперь он «бомбой» ее не звал,Не корчил, как в детстве, рожи.А «тетей Химией» величалИ «тетей Колбою» тоже.Она же, гневом своим полна,Привычкам не изменялаИ так же сердилась: – У, сатана! —И так же его презирала.Был вечер, и пахло в садах весной.Дрожала звезда, мигая…Шел паренек с девчонкой одной,Домой ее провожая.Он не был с ней даже знаком почти,Просто шумел карнавал,Просто было им по пути,Девчонка боялась домой идти,И он ее провожал.Потом, когда в полночь взошла луна,Свистя, возвращался назад.И вдруг возле дома: – Стой, сатана!Стой, тебе говорят!Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?!Значит, встречаешься с ней?!С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!Не смей! Ты слышишь? Не смей!Даже не спрашивай почему! —Сердито шагнула ближеИ вдруг, заплакав, прижалась к нему:– Мой! Не отдам, не отдам никому.Как я тебя ненавижу!1964

Аптека счастья

Сегодня – кибернетика повсюду.Вчерашняя фантастика – пустяк!А в будущем какое будет чудо?Конечно, точно утверждать не буду,Но в будущем, наверно, будет так:Исчезли все болезни человека.А значит, и лекарства ни к чему!А для духовных радостей емуОткрыт особый магазин-аптека.Какая б ни была у вас потребность,он в тот же миг откликнуться готов,– Скажите, есть у вас сегодня нежность?– Да, с добавленьем самых теплых слов!– А мне бы счастья, бьющего ключом!– Какого вам: на месяц? На года?– Нет, мне б хотелось счастья навсегда!– Такого нет, но через месяц ждем.– А я для мужа верности прошу!– Мужская верность? Это, право, сложно…Но ничего. Я думаю, возможно.Не огорчайтесь. Я вам подыщу.– А мне бы капель трепета в крови.Я – северянин, человек арктический.– А мне – флакон пылающей любвиИ полфлакона просто платонической.– Мне против лжи нельзя ли витамин?– Пожалуйста, и вкусен, и активен!– А есть для женщин «Антиговорин»?– Есть. но пока что малоэффективен.– А покоритель сердца есть у вас?– Да. Вот магнит. Его в кармашке носят.Любой красавец тут же с первых фразПадет к ногам и женится на васМгновенно. Даже имени не спросит.– А есть «Антискандальная вакцина»?– Есть в комплексе для мужа и жены:Жене – компресс с горчицей, а мужчинеЗа час до ссоры – два укола в спинуИли один в сидячью часть спины.– Мне «Томный взгляд» для глаз любого цвета!– Пожалуйста! По капле перед сном!– А мне бы страсти…– Страсти – по рецептам.Страстей и ядов так не выдаем.– А мне, вон в тех коробочках хотя бы,«Признание в любви». Едва нашла!– Какое вам: со свадьбой иль без свадьбы?– Конечно же, признание со свадьбой.Без свадьбы хватит! Я уже брала!..– А как, скажите, роды облегчить?– Вот порошки. И роды будут гладки.А вместо вас у мужа будут схватки.Вы будете рожать, а он – вопить.Пусть шутка раздувает паруса!Но в жизни нынче всюду чудеса.Как знать, а вдруг еще при нашем векеОткроются такие вот аптеки?!1967

В землянке

(Шутка)

Огонек чадит в жестянке,Дым махорочный столбом…Пять бойцов сидят в землянкеИ мечтают кто о чем.В тишине да на покоеПомечтать – оно не грех.Вот один боец, с тоскоюГлаз сощуря, молвил: «Эх!»И замолк. Второй качнулся,Подавил протяжный вздох,Вкусно дымом затянулсяИ с улыбкой молвил: «Ох!»«Да», – ответил третий, взявшисьЗа починку сапога,А четвертый, размечтавшись,Пробасил в ответ: «Ага!»«Не могу уснуть, нет мочи! —Пятый вымолвил солдат. —Ну чего вы, братцы, к ночиРазболтались про девчат!»1947

Апрель 1944 г. Четвертый Украинский фронт. Командир батареи гвардии-лейтенант Эдуард Асадов за месяц до ранения в боях за освобождение Севастополя

Доверчивый супруг

Лет с десяток замужем пробыв,Стали вы скучны и деловитыИ, все чаще ласку отстранив,Цедите, зевая нарочито:– Поцелуи? Ты прости, мой свет,Если я иронии не скрою.Только глупо в тридцать с лишним летНам влюбленным подражать порою.Может быть, я сердцем постарела,Только я прохладна на любовь.В тридцать уж не те душа и телоИ не та течет, пожалуй, кровь.А супруг? Бывают же на светеЧудаки, наивные, как дети!Выслушав жену, не оскорбился,А вздохнул, поверил и смирился.А ему хоть раз бы приглядеться,Как для большей нежности лицаУльтракосметические средстваПробуются в доме без конца.А ему бы взять да разобраться,Так ли в доме все благополучно,Если вы с ним, прежде неразлучны,Очень полюбили расставаться?А ему бы взять да усомниться,Надо ль вечно гладить по головке?А ему хоть раз бы возвратитьсяРаньше срока из командировки!И проверить: так ли уж прохладноБез него у милой сердце бьется?..И увидеть… Впрочем, хватит, ладно!Он и сам, быть может, разберется!1960

Попутчица

– Мой муж бухгалтер, скромный,тихий малый,Заботлив, добр, и мне неплохо с ним.Но все-таки когда-то я мечтала,Что мой избранник будет не таким.Он виделся мне рослым и плечистым,Уверенно идущим по земле.Поэтом, музыкантом иль артистом,С печатью вдохновенья на челе.Нет, вы не улыбайтесь! Я серьезно.Мне чудился громадный, светлый залИ шум оваций, яростно и грозноК его ногам катящийся, как вал.Или вот так: скворцы, веранда, лето.Я поливаю клумбу с резедой,А он творит. И сквозь окно поройНет-нет и спросит у меня совета.Вагон дремал под ровный стук колес…Соседка, чиркнув спичкой, закурила.Но пламени почти не видно былоПри пламенной косметике волос.Одета ярко и не слишком скромно,Хорошенькое круглое лицо,В ушах подвески, на руке кольцо,Вишневый рот и взгляд капризно-томный.Плывет закат вдоль скошенного луга,Чай проводник разносит не спеша,А дама все описывает друга,Которого ждала ее душа.Чего здесь только нет: талант, и верность,И гордый профиль, и пушистый ус,И мужество, и преданность, и нежность,И тонкий ум, и благородный вкус…Я промолчал. Слова нужны едва ли?!И все ж хотелось молвить ей сейчас:«Имей он все, о чем вы тут сказали,Он, может быть, и выбрал бы не вас».1961

Отец Аркадий Григорьевич, мать Лидия Ивановна с маленьким Эдиком, 1926 г.

Любовь, измена и колдун

В горах, на скале, о беспутствах мечтая,Сидела Измена худая и злая.А рядом под вишней сидела Любовь,Рассветное золото в косы вплетая.С утра, собирая плоды и коренья,Они отдыхали у горных озерИ вечно вели нескончаемый спор —С улыбкой одна, а другая с презреньем.Одна говорила: – На свете нужныВерность, порядочность и чистота.Мы светлыми, добрыми быть должны:В этом и – красота!Другая кричала: – Пустые мечты!Да кто тебе скажет за это спасибо?Тут, право, от смеха порвут животыДаже безмозглые рыбы!Жить надо умело, хитро и с умом.Где – быть беззащитной, где – лезть напролом,А радость увидела – рви, не зевай!Бери! Разберемся потом.– А я не согласна бессовестно жить.Попробуй быть честной и честно любить!– Быть честной? Зеленая дичь! Чепуха!Да есть ли что выше, чем радость греха?!Однажды такой они подняли крик,Что в гневе проснулся косматый старик,Великий Колдун, раздражительный дед,Проспавший в пещере три тысячи лет.И рявкнул старик: – Это что за война?!Я вам покажу, как будить Колдуна!Так вот, чтобы кончить все ваши раздоры,Я сплавлю вас вместе на все времена!Схватил он Любовь колдовскою рукой,Схватил он Измену рукою другойИ бросил в кувшин их, зеленый, как море,А следом туда же – и радость, и горе,И верность, и злость, доброту, и дурман,И чистую правду, и подлый обман.Едва он поставил кувшин на костер,Дым взвился над лесом, как черный шатер, —Все выше и выше, до горных вершин,Старик с любопытством глядит на кувшин:Когда переплавится все, перемучится,Какая же там чертовщина получится?Кувшин остывает. Опыт готов.По дну пробежала трещина,Затем он распался на сотню кусков,И… появилась женщина…1961

Жены фараонов

(Шутка)

История с печалью говоритО том, как умирали фараоны,Как вместе с ними в сумрак пирамидЖивыми замуровывались жены.О, как жена, наверно, береглаПри жизни мужа от любой напасти!Дарила бездну всякого тепла,И днем, и ночью окружала счастьем.Не ела первой (муж пускай поест),Весь век ему понравиться старалась,Предупреждала всякий малый жестИ раз по двести за день улыбалась.Бальзам втирала, чтобы не хворал,Поддакивала, ласками дарила.А чтоб затеять спор или скандал —Ей даже и на ум не приходило!А хворь случись – любых врачей добудет,Любой настой. Костьми готова лечь.Она ведь знала точно все, что будет,Коль не сумеет мужа уберечь…Да, были нравы – прямо дрожь по коже.Но как не улыбнуться по-мужски:Пусть фараоны – варвары, а все жеУж не такие были дураки!Ведь если к нам вернуться бы моглиКаким-то чудом эти вот законы —С какой тогда бы страстью береглиИ как бы нас любили наши жены!1963

Третий лишний

Май. Беспокойство. Звезд толчея…Луна скользит по плотине…А рядом на бревнышке друг мой и яИ наша «Беда» посредине.Носила «Беда» золотой пучок,Имела шарфик нарядный,Вздернутый носик и язычок,Хитрый и беспощадный.Она улыбнулась мне. Я просиял,Пригнул ей облачко вишни.Друг мой нахмурился, встал и сказал:– Я, кажется, третий лишний.Но девушка вспыхнула: – Нет, постой!Сам не решай задачи.Да, может, я сердцем как раз с тобой.Ишь ты, какой горячий!Снова сидим. От ствола до стволаТени легли несмело…Девушка с ветки цветок сорвалаИ другу в петличку вдела.Тот, улыбнувшись, губами взялБелый бутончик вишни.Довольно! Я кашлянул, хмуро встал.– Пожалуй, я третий лишний!Она рассмеялась: – Вскипел, чудак!Даже мороз по коже.А может, я это нарочно такИ ты мне в сто раз дороже?!Поймите, братцы: гремит река,Кипят жасмин, облепиха,Метет сиреневая пурга…В природе и в сердце моем покаПросто неразбериха!А вот перестанет весна бурлить,И будет мне звёзды слышно,Они помогут душе решить,Кто лишний, а кто не лишний!И дни летели, как горький дым.Ночи – одна бессонница.Она все шутит, а мы молчимИ все не знаем, с другом моим,Дружить нам или поссориться.Но вот отшумела в садах весна.Хватит. Конец недугам!Третьим лишним была – она!..Так мы решили с другом.1963

Верная Ева

Старики порою говорят:– Жил я с бабкой сорок лет подряд,И признаюсь не в обиду вам,Словно с верной Евою Адам.Ева впрямь – примерная жена:Яблоко смущенно надкусила,Доброго Адама полюбилаИ всю жизнь была ему верна.Муж привык спокойно отправлятьсяНа охоту и на сбор маслин.Он в супруге мог не сомневаться,Мог бы даже головой ручаться!..Ибо больше не было мужчин.1964

У тебя характер прескверный…

У тебя характер прескверныйИ глаза уж не так хороши.Взгляд неискренний. И, наверно,Даже вовсе и нет души.И лицо у тебя как у всех,Для художника не находка,Плюс к тому цыплячья походкаИ совсем некрасивый смех.И легко без врачей понять,Что в тебе и сердце не бьется.Неужели чудак найдется,Что начнет о тебе страдать?!Ночь, подмигивая огнями,Тихо кружится за окном.А портрет твой смеется в рамеНад рабочим моим столом.О, нелепое ожиданье!Я стою перед ним… курю…Ну приди хоть раз на свиданье!Я ж от злости так говорю.1964

Строгие сторожа

В сто раз красноречивее речей,Пожалуй, были и сердца, и руки,Когда мы, сидя в комнате твоей,Старались грызть гранит сухой науки.Мигал тысячеглазый небосвод,Чернел рояль торжественно и хмуро,И маленький зеленый Дон КихотПо-дружески кивал нам с абажура…К плечу плечо… Мы чуть не пели даже!В груди у нас гремели соловьи!Но стерегли нас бдительные стражи —Неспящие родители твои.Сначала мать – улыбка и вниманье —Входила вдруг, как будто невзначай,То взять с окна забытое вязанье,То в сотый раз нам предлагая чай.Потом отец в пижаме из сатина,Прищурив хитроватые зрачки,Здесь, неизвестно по какой причине,Всегда искал то книгу, то очки.Следя за всем в четыре строгих глаза,В четыре уха слушали они,Чтоб не было какой ненужной фразыИль поцелуя, боже сохрани!Так день за днем недремлющие судьиНас охраняли от возможных бед.Как будто мы не молодые люди,А малыши одиннадцати лет!Им верилось, что трепетное пламяПритушит ветер хитроумных мерИ что на всякий случай между намиПускай незримо высится барьер.Удар часов за стенкой возвещал,Что как-никак, а расставаться надо!И вот я вниз по лестнице бежалПод тем же строго неусыпным взглядом.И, заперев владение свое,Они, вздохнув, спокойно засыпали,Уверенные в том, что знают все,Хоть, между прочим, ничего не знали!1964

Пусть меня волшебником назначат

(Шутка)

Эх, девчата! Чтоб во всем удача,Чтоб была нетленною краса,Пусть меня волшебником назначат,И тогда наступят чудеса.Я начну с того, что на планете —Сразу ни обманов, ни тревог,Все цветы, какие есть на свете,Я, как бог, сложу у ваших ног.Я вам всем, брюнетки и блондинки,Раскрою́ на кофточки зарю,Радугу разрежу на косынки,Небо на отрезы раздарю.С красотою будет все в порядке:Каждый профиль хоть в музей неси!Ну а чтоб какие недостаткиЯ оставил! Боже упаси!А для танцев и нарядов бальныхВ виде дополненья к красотеЯ вручил бы каждой персональноПо живой мерцающей звезде.Ну, а чтобы не было примеровНи тоски, ни одиноких слез,Я по сотне лучших кавалеровКаждой бы на выбор преподнес.Я волшебной утвердил бы властьюЦарство песен, света и стихов,Чтоб смеялась каждая от счастьяВ день от трех и до восьми часов.Эх, девчата! Чтоб во всем удача,Чтоб всегда звенели соловьи,Хлопочите, милые мои,Пусть меня волшебником назначат!1964

Мама поэта – Лидия Ивановна Асадова, школьная учительница

Сердитый критик

Критик бранил стихиЛирического поэта.Громил и за то, и за это,За все земные грехи!Ругал с наслаждением, с чувствомИ, строчки рубя на лету,Назвал поцелуй распутствомИ пошлостью – простоту.Считая грубость традицией,Над всем глумясь свысока,Он подкреплял эрудициюВесомостью кулака.Сурово бранил издателей:– Зачем печатали? Кто? —И долго стыдил читателейЗа то, что любят не то.А надо любить усложненный,Новаторский, смелый стих,Где в ребра бьют электроны,Протоны и позитроныВместо сердец живых.Стихи, где от грома и светаБрызги летят из глаз…И где возле слова «планета»Смело стоит «унитаз»!И вывод был прост и ясен:«Мотайте себе на ус:Все те, кто со мной не согласен, —Срочно меняйте вкус!»Окончив свой громкий опус,Из кабинетной тишиКритик отправился в отпускИ книгу взял для души.Стучали колеса скорые…А критик книгу читал,Не ту, расхвалил которую,А ту, какую ругал.1964

Мы решили с тобой дружить…

Мы решили с тобой дружить,Пустяками сердец не волнуя.Мы решили, что надо бытьВыше вздоха и поцелуя…Для чего непременно вздох,Звезды, встречи, скамья в аллее?Эти глупые «ах» да «ох»!..Мы – серьезнее и умнее.Если кто-то порой на танцахПриглашал тебя в шумный круг,Я лишь щелкал презрительно пальцем —Можешь с ним хоть на век остаться.Что за дело мне? Я же друг.Ну а если с другой девчонкойЯ кружил на вешнем ветру,Ты, плечами пожав в сторонке,Говорила потом мне тонко:– Молодец! Нашел кенгуру!Всех людей насмешил вокруг. —И, шепнув, добавляла хмуро:– Заявляю тебе, как друг:Не танцуй больше с этой дурой!Мы дружили с тобой всерьез!А влюбленность и сердца звон…Да для нас подобный вопросПросто-напросто был смешон.Как-то в сумрак, когда закатОт бульваров ушел к вокзалу,Ты, прильнув ко мне, вдруг сказала:– Что-то очень прохладно стало,Ты меня обними… как брат…И, обняв, я сказал ликуя,Слыша сердца набатный стук:– Я тебя сейчас поцелую!Поцелую тебя… как друг…Целовал я тебя до утра,А потом и ты целовалаИ, целуя, все повторяла:– Это я тебя, как сестра…Улыбаясь, десятки звездТихо гасли на небосводе.Мы решили дружить всерьез.Разве плохо у нас выходит?Кто и в чем помешает нам?Ведь нигде же не говорится,Что надежным, большим друзьямЗапрещается пожениться?И отныне я так считаю:Все влюбленности – ерунда.Вот серьезная дружба – да!Я по опыту это знаю.1965

Спор

Однажды три друга за шумным столомПустились в горячие споры о том,Что женщина ценит превыше всегоВ характере нашем мужском.Первый воскликнул: – К чему этот шум?Скажу без дальних речей,Что женщин всегда покоряет ум.И это всего важней!В этом наш главный авторитет.Ум – это все, друзья.«Да здравствует разум!» – сказал поэт,И лучше сказать нельзя!Второй, улыбнувшись, приподнял бровь:– Совсем не в этом вопрос.Женщина – это сама любовь!И любит она всерьез.И нет для мужчины уже ничегоПрямее, чем этот путь.Он должен быть любящим прежде всего.И в этом, пожалуй, суть!А третий, встав, перебил друзей:– Бросьте все препирания.Для женщин на свете всего важнейВнимание и внимание!Пальто подавайте. Дарите ейЦветы. Расшибайтесь в прах!Ну, в общем, тысячи мелочей —И счастье у вас в руках!На улицу вышли, а спор сильней.Ну как решенье найти?И тут повстречали трое друзейЖенщину на пути.Сказали друзья: – Позвольте спросить,Ответьте двумя словами:Каким, по-вашему, должен бытьМужчина, избранный вами?!Какое свойство кажется вам,Особенно привлекательным?– Он должен быть умным, – сказала она, —Любящим и внимательным.1965

Новогодняя шутка

Звездной ночью новогоднейДед Мороз меня спросил:– Отвечай мне, что сегодняУ меня б ты попросил?– Добрый старче, я желаюСчастья каждому листу,Человеку, попугаю,Обезьяне и киту.Пусть лисица бродит в роще,Лев живет, змея и рысь,Сделай только так, чтоб тещиНа земле перевелись!P.S. Только плохие тещи.1965

Два маршрута

Он ей предлагал для прогулокДорогу – простого проще;Налево сквозь переулокВ загородную рощу.Там – тихое птичье пенье,Ни транспорта, ни зевак,Травы, уединеньеИ ласковый полумрак…А вот ее почему-тоТянуло туда, где свет,Совсем по иному маршруту:Направо и на проспект.Туда, где новейшие зданья,Реклама, стекло, металл.И где, между прочим, стоялДворец бракосочетанья…Вот так, то с шуткой, то с гневом,Кипела у них война.Он звал ее все налево,Направо звала она.Бежали часы с минутами,Ни он, ни она не сдавались.Так наконец и расстались.Видать, не сошлись маршрутами.1967

Два петуха

(Шутка)

Вот это запевка, начало стиха:Ища червяков и зёрна,Бродили по птичнику два петуха,Два верных, почти закадычных дружка,Рыжий петух и черный.Два смелых, горластых и молодых,Страстями и силой богатых,И курам порою от удали ихБывало весьма туговато…И жизнь бы текла у друзей ничего,Но как-то громадный гусак,Зачинщик всех птичьих скандалов и драк,Накинулся на одного.Вдвоем бы отбились. Вдвоем как-никакЛегче сразить врага.Но рыжий лишь пискнул, когда гусакСшиб на траву дружка.Он пискнул и тотчас бесславно бежал.И так он перепугался,Что даже и хвост бы, наверно, поджал,Когда бы тот поджимался.Летел, вылезая почти из кожи!И были б забавными эти стихи,Когда бы вы не были так, петухи,Порой на людей похожи.1967

Рыбье «счастье»

(Сказка-шутка)

В вышине, отпылав, как гигантский мак,Осыпался закат над речушкой зыбкой.Дернул удочку резко с подсечкой рыбакИ швырнул на поляну тугую рыбку.Вынул флягу, отпил, затуманя взгляд,И вздохнул, огурец посыпая солью:– Отчего это рыбы всегда молчат?Ну мычать научились хотя бы, что ли!И тогда, будто ветер промчал над ним,Потемнела вода, зашумев тревожно,И громадный, усатый, как боцман, налимПоявился и басом сказал: – Это можно!Я тут вроде царя. Да не трусь, чудак!Влей-ка в пасть мне из фляги. Вот так… Спасибо!Нынче зябко… А речка – не печка. Итак,Почему, говоришь, бессловесны рыбы?Стар я, видно, да ладно, поговорим.Рыбы тоже могли бы, поверь, судачить.Только мы от обиды своей молчим,Не хотим – и шабаш! Бойкотируем, значит.Мать-природа, когда все вокруг творила,Не забыла ни львов, ни паршивых стрекоз,Всех буквально щедротами одарилаИ лишь рыбам коленом, пардон, под хвост!Всем на свете: от неба до рощ тенистых, —Травы, солнышко… Пользуйтесь! Благодать!А вот нам ни ветров, ни цветов душистых,Ни носов, чтоб хоть что-то уж там вдыхать.Кто зимою в меху, кто еще в чем-либоГреют спины в берлоге, в дупле – везде.Только ты, как дурак, в ледяной водеПод корягу залез – и скажи спасибо.Мокро, скверно… Короче – одна беда!Ну а пища? Ведь дрянь же едим сплошную,Плюс к тому и в ушах и во рту вода.Клоп – и тот не польстится на жизнь такую.А любовь? Ты взгляни, как делила любовьМать-природа на всех и умно и складно:Всем буквально – хорошую, теплую кровь.Нам – холодную. Дескать, не сдохнут, ладно!В общем, попросту мачеха, а не мать.Вот под вечер с подругой заплыл в протоку,Тут бы надо не мямлить и не зевать,Тут обнять бы, конечно! А чем обнять?Даже нет языка, чтоб лизнуть хоть в щеку.А вдобавок скажу тебе, не тая,Что в красавицу нашу влюбиться сложно —Ничего, чем эмоции вызвать можно:Плавники да колючая чешуя…Скажешь, мелочи… Плюньте, да и каюк!Нет, постой, не спеши хохотать так лихо!Как бы ты, интересно, смеялся, друг,Если б, скажем, жена твоя чудом вдругПревратилась в холодную судачиху?А взгляни-ка на жен наших в роли мам.Вот развесят икру перед носом папы,И прощай! А икру собирай хоть в шляпуИ выращивай, папочка милый, сам.Ну а рыбьи мальки, только срок придет —Сразу ринутся тучей! И смех и драма:Все похожи. И черт их не разберет,Чьи детишки, кто папа и кто там мама.Так вот мы и живем средь морей и рек.Впрочем, разве живем? Не живем, а маемся.Потому-то сидим и молчим весь векИли с горя на ваши крючки цепляемся.Э, да что… Поневоле слеза пробьет…Ну, давай на прощанье глотнем из фляги. —Он со вздохом поскреб плавником живот,Выпил, тихо икнул и ушел под коряги…1969

Разные свойства

Заяц труслив, но труслив оттого,Что вынужден жить в тревоге,Что нету могучих клыков у него,А все спасение – ноги.Волк жаден скорее всего потому,Что редко бывает сытым,А зол оттого, что, наверно, емуНе хочется быть убитым.Лисица хитрит и дурачит всехТоже не без причины:Чуть зазевалась – и все! Твой мехУже лежит в магазине.Щука жестоко собратьев жрет,Но сделайте мирными воды,Она кверху брюхом тотчас всплыветПо всем законам природы.Меняет окраску хамелеонБессовестно и умело.– Пусть буду двуличным, – решает он. —Зато абсолютно целым.Деревья глушат друг друга затем,Что жизни им нет без света,А в поле, где солнца хватает всем,Друг к другу полны привета.Змея премерзко среди травыПолзает, пресмыкается.Она б, может, встала, но ей, увы,Ноги не полагаются…Те – жизнь защищают. А эти – мех.Тот бьется за лучик света.А вот – человек. Он сильнее всех!Ему-то зачем все это?1968