Алфавит. Часть первая. А – К

Алфавит. Часть первая. А – К

Вячеслав Киктенко

© Вячеслав Киктенко, 2020

ISBN 978-5-0051-7737-7 (т. 1)

ISBN 978-5-0051-7738-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

АЛФАВИТ

Часть первая

А – К

Свод стихотворений В.В.Киктенко. В алфавитном порядке.

НЕКОТОРЫЕ СВЕДЕНИЯ О СЕБЕ И НЕОБХОДИМЫЕ ПРЕДВАРЕНИЯ

Киктенко Вячеслав Вячеславович родился в 1952 году в Алма-Ате. В 1980 году закончил Литературный институт имени Горького в Москве. Работал в алматинском издательстве «Жалын», в журнале «Простор». Вначале литсотрудником, затем зав. отделом, затем главным редактором. Также был главным редактором журнала «Деловой мир Казахстана»,

Секретарем Союза писателей Казахстана. Автор поэтических книг, выходивших в Алма-Ате и в Москве: «Росла трава», Свет корней», Прикол-звезда», «Заповедник», «Баллады об обратном пути», «Альбом для стихов» и других: «Жазуши», «Жалын» (А-Ата), «Советский писатель», «Молодая гвардия», «Москва». Публиковался в разных журналах и газетах. Автор прозопоэтических книг: «Неандертальца ищу…», «Таянье Тайны», «Певчий Гад», «Первый Поцелуй», «Античные басни про ЭТО» и других. А также рассказов, статей по культуре, публицистике. В 1997 году совершил паломничество по Святой Земле. По следам этого паломничества написал книгу: «Паломник. Беседа-путеводитель по Святой Земле».

С 1998 года живу в Москве. Член Союза писателей России. Лауреат литературных премий.

Домашний адрес: Москва, 105122, ул. Никитинская 21, корпус 1, кв. 71.

Тел. [phone] – дом.

Мобильный: 8-906-732-92-45.

Стихи здесь собраны в единый файл, по алфавиту. Не отбирал, не выбраковывал, не делал сносок на принадлежность к той или иной книге или циклу. Многие из них вошли в отдельные книги, изданы, при желании можно найти в крупных библиотеках, в «Ленинке» точно. Другие пока живут лишь в виртуальной версии, выставлены на сервере Проза. Ру., некоторых других серверах и виртуальных библиотеках. Лучшими из книг считаю: «Волшебные стихи», «Предместье», «Удар» «Солнце золотое», «Альбом для стихов», «БЫ», «Баллады об обратном пути», «Волчьи песни», «Свободные стихотворения». Впрочем, дело теперь за читателем. Счастливого тебе пути, мой неизвестный брат, удачи, понимания, чувствования, а главное – радости. Да будет!

Часть первая. А – К

Буква А.

АКВАРИУМ. СОЗДАНИЕ МИРА

1.

Промыл песок и ровно уложил на дно…

Воткнул белыми корнями зелёные водоросли.

Обложил камушками…

Налил отстоявшейся воды…

Пустил улитку…

Пустил немного дафний…

Поднёс сачок с трепещущим комочком,

И вот —

Сверкнув чешуйкой,

Рыбка

Скользнула в воду…

Вильнув хвостом,

Она

Привычным жестом

Расправила и шлейф, и плавнички,

Став сразу

Медлительной и властной —

Золотой…

2.

– Добрый день, Золотая рыбка,

Как Вам плавалось, как спалось Вам?

Жалоб нет? Может, крупен песочек,

Иль ракушка слишком большая?..

Да не густо ль насажена травка,

Есть где плавать Вам?..

Бросила рыбка:

– Не юлил бы ты, что ли, о, старче,

Говорил бы уж сразу, что нужно…

– Не корыстен я, рыбка, не жаден,

Мне не нужно палат золочёных,

О корыте не будет и речи,

А старухи и нет ещё вовсе.

Я ведь просто к тебе, с разговором,

Понимаешь, душа не на месте…

– Ну, стонать ты горазд, как я вижу —

Мне в ответ Золотая рыбка —

Коли что напартачил, покайся,

Ты покаешься, тебе полегчает,

Ну, а коли уж каяться поздно,

То и плакаться тут – понапрасну…

– Да не всё еще поздно! – вскричал я,

Плюнуть раз при твоём-то усердьи!..

Тем кончаются все разговоры

С нашим братом – подумала рыбка,

Поглядела на меня хитрым глазом

И сказала сущую правду:

– Али ты меня выловил в море?

Аль купил вчера на базаре?..

3.

Мне послышалось в слове Дафния

Что-то древнее,

Что-то давнее.

Уловите, как лично я,

Отзывы

В нем античной

Метаморфозы вы.

А удастся вам,

И увидите

Хлою с Дафнисом,

И Овидия.

Было,

Плавали в гулком море

Только Дафния,

Да Инфузория.

Будто срезана.

Косолоба.

Что-то есть в ней

И от Циклопа.

Что-то есть в ней от Энеиды,

Чем-то веет от Илиады,

Может, призрачный свет Атлантиды?

Или долгое эхо Эллады?

Но не знает (от этого именно,

Быть может, и в пасти сгинает?),

Сколь мизерней Дафния имени,

Которого —

Вовсе не знает!

4.

…в этом зелёном кубике оборвана связь с мирами.

Но всё кругом ещё хранит

Наследственную память о море,

О колыбели…

Змеино извиваются длинные плети стрелолиста.

Медленно качается широкий лист папоротника.

Всё так же,

От взмаха плавников

Вздымается мутное облачко ила…

И так же,

Осторожно и ловко,

Скользят меж растений светлыми полосками

Рыбы.

А в накрепко завинченной раковине

Живут ещё

Древние посвисты Океана —

Позывные…

Здесь всё ещё помнит о море,

О колыбели.

Смеркается.

В глубине комнаты мерцает продолговатый, Самосветящийся мир

С дафниями, улитками, травами, рыбками,

Мир так и не развившейся первоосновы,

Замкнутой за стеклом

Жизни…

…Смеркается.

В глубине комнаты светится пузырёк

С золотыми червячками —

Так и не развившейся первоосновой земной жизни…

Аквариум.

***

Арыка говор голоса мешал,

И уплотнял свой голос голосами,

Которые наслаивались сами,

И сам себя в движенье продолжал.

Поцокивали звонко каблучки,

Пошаркивали старчески ботинки,

Подрагивали лодочки-хвоинки,

Подпрыгивали туфли-поплавки…

Журчал арык, очнувшийся в ночи,

И голоса скреплялись звёздной тягой,

Небесный свет, отяжелённый влагой,

Качали на ветвях карагачи.

Так жил асфальт, и так жила вода,

Как бы сама собой жила…

Но тяжко

Дышала, вся в огнях, многоэтажка,

Как изработавшаяся звезда.

***

А в лугах-то гоготати славно гусям-лебедям!..

А в торгах-то благодати – ни баском, ни лепетом.

Вор хитёр, попал, не выскользнешь из его объятиев,

Поп мудёр, ему не выскажешь всех своих проклятиев,

А в кровях-то, поглядайте, искушенья свинские,

А в церквях-то – благодати, песни херувимские,

А как жить, не зная лиха, ни един не ведает,

Порадеет вор, и тихо в трапезной обедает.

А как жить на этом свете не святым, не грешникам,

Просто людям, просто детям, в школах неуспешникам,

А как жить-то, брат, на свете, не обидев ближнего,

Коли всё уже имети, да неймётся лишнего,

Лишь о бедах бормотати остаётся небедям…

А в лугах-то гоготати славно гусям-лебедям!

***

А весной там верба горит в розовой нежной опушке,

А зимой там избушку нежит белый и пушистый снег,

И всегда там живёт удивительный, в маленькой той избушке,

Седенький и мохнатый, старенький человек.

Он сидит себе там, в окошечко светло и ласково глядя,

А иногда на крылечко выходит – валенками потопотать,

Посмотреть, послушать, как речка поёт в ледяной ограде,

Как бежит себе, переливается… как она, как она там?

Речка та невеличка, старичка родимая дочка,

Как из-под горки выбежала, так и бежит от крыльца.

А за домиком нет ничего, только солнечных гор оторочка,

А речка журчит и ширится, и всем рассказывает про отца.

Она говорит сокровенное, что звать старичка Николой,

Что весь мир в глазах у него, а на дворе ни кола,

Что ему хорошо всегда, и зимой, и весной весёлой…

И почему-то радостно, что зовут его Николай.

Я не бывал там с детства, только как вспомню речку,

Домик у гор огромных, старичка, а над ним небеса,

Снова иду к восходу, к тому золотому крылечку,

Где не скрипнет ни половицы, родные поют голоса…

***

А под землёй, под пеpвым гpузным пластом,

Если сpезать его – тоннель.

Он весь в пpоводах сплетённых коpней,

Там чеpвь идёт как тяжёлый состав,

Там плафонами матовыми панель

Вспыхивает, оголена…

И медленно озаpяется чёpный дом

Всех мёpтвых и всех живых,

И ясно становится, что к самому ядpу

Подключены пpовода;

Они идут, pазветвляясь вниз,

Как сутулые молнии, их

Добела пеpемывает молодой чеpнозём

И гpозовая вода.

А над землёй, над сочными снами тpавы

Его высочество – Сад!

Он величав, и ветви его

Благоpодные посланцы коpней,

Они выносят цветы на pуках

В окpуженье свежей листвы,

Они пpиносят золотые плоды

На пpаздник осенних дней.

Жизнь идёт по гулким, сыpым коpням,

Как чёpный поезд идёт,

День идёт сквозь ночь

По тоннелю мглы,

Как шахтёр с фонаpём,

Тяжело,

И поднимается – из глубины —

До самого солнца, окpест,

До самого сеpдца, до тишины,

До песни – когда светло.

***

А у тебя гортензии, гортензии, гортензии,

А у меня претензии, претензии, претензии,

А у тебя настурции, настурции, настурции,

А у меня конструкции, конструкции, конструкции,

А у тебя сентенции, сентенции, сентенции,

А у меня концепции, концепции, концепции,

А у тебя дурацкие

инструкции

насущные,

А у меня абстракции,

конструкции

несущие…

…и ты живёшь, моё несущее гнобя,

И я живу, твоё насущное кляня,

А у тебя, а у тебя, а у тебя…

А у меня, а у меня, а у меня…

***

А ты боишься глаз внезапных!

Я буду на тебя смотреть,

Косясь, ползти, как пёс на запах,

А ты – бояться и гореть.

Уйдёшь, и нервно засмеёшься,

Тревогу притая в зрачке…

Но ты походишь, и вернёшься,

И сядешь вновь невдалеке,

Измученная, с волосами,

Распущенными на плечах…

Я затравлю тебя глазами,

Допью, домучаю в ночах!

Темна тропинка на болоте,

Смотри, не выпусти из ног,

Иди сюда, здесь пахнет плотью,

И бродит гиблый огонёк!..

***

А был мужчина на Земле, нечаянная радость,

Нежданный луч, нечаянное Ра,

Игрой весёлой хромосомных диких радуг

В мирах поправлен, сужен лишь на градус…

Зато какая ширилась Игра!

Как заиграло всё! Как поначалу ярок

Был женщины, земной хозяйки, лик!

Но заигралась, зарвалась, забыла,

сколь подарок

Невечен и велик.

Забыла, бедная, что гость такой не шалость,

Что звёзды в дом его к ней привели,

Что он – ракета, вертикаль, колосс,

и Фаллос,

Глядишь, отчалит от земли.

Лишь сотни тысяч лет каких-то погостил он,

А сколько пустозвонства и нытья

Хлебнул он здесь, в дому хозяйки милой!..

Пора, дружок, в нездешние края.

Ты знаешь, ты забыл кто ты, кто – Победитель,

Кто миллион собратьев победил,

Пройдя сквозь материнскую обитель,

И снова к женщине сошёл. И у неё гостил.

И загостился, кажется… пора уж

Отчаливать ракетой в небеса…

А женщина опять (её уж не поправишь)

Самостоятельные явит чудеса.

Научится рожать без мужества и страсти,

И самозачинать, исторгнув из себя

Какую-нибудь взвесь, и целое на части

Разбрызгивать, ни капли не любя.

Тогда-то он и вспомнится сиротски,

В лесбийской полноте он вспомнится, урод,

Который врал, и пил, и вёл себя по-скотски,

И называл себя – Народ.

Народа нет. Нет женщин. Нет мужчины.

Есть месиво морщинистое, есть

Томление о том, что нежные морщины

Ракетой дикой распрямит когда-то Весть,

Нечаянная весть о том, что снова ярок

Огонь, и грусть о том, что кануло вчера,

О том, как нестареющ мог быть тот подарок!

Какой высокою могла быть та Игра!

КРАТКИЙ КУРС

…а вот Платон считал, что Аристотель

Зря не считал, что Мания есть плод

Любви царя небес в земном престоле,

Как некогда Сократ считал,

А вот

Собака Диоген считал, что финик

Ничуть не хуже солнца,

Что Колосс

По большей части действует как циник,

А не мудрит, и вёл себя, как пёс,

А Лейбниц вот считал, что мир – монада,

И что в миры иные нет путей,

А если разобраться, и не надо,

Крутись в родной монаде без затей

И не гордись,

А вот прегордый Гегель

Считал, что диалектикой миры

Сшибаются легко, навроде кегель,

Причём не выпадая из игры,

А Кант вот заявил категорично,

Что совесть основной императив,

Что вещь в себе тревожить неприлично,

Поскольку разум – чистый негатив,

А вот товарищ Маркс, почтя обманкой

Все блики сфер, допёр, что только труд

Воздвиг меж человеком и болванкой

Реальную вселенную,

Но тут

Бородачи Руси пошли рядиться

В мистический туман, и Соловьёв

Из Троицы нащёлкал триединство

В раю бесед, свиданий, соловьёв,

А вот Восток прозрел, что мы слепые,

Что зряче лишь незримое живёт…

А как же любомудры, Мать-София?

А мысль?

А философия?

А вот…

АРОМАТНЫЕ ИГРУШКИ

Умирать нехорошо.Что такое? Год загодом,Век за веком, род за родом!..А в песочнице – свежо.А в столярке – пахнет мёдом.А в столярке дед-всеведГонит стружку из-под спуда.Сад огромный, как рассвет,Дарит яблоки вполпуда.Дед всех лучше! Ладит онНе для гроба заготовки,А игрушки и обновкиАроматные, как сон:Солнце, слива, пастила,Сад в улыбке длинной стружки…Ароматные игрушки!Агромадная пчела!***Ах, как душа запела, как запела!Пронзилась чем-то вечным, дорогим,И – разрослась в себе,И – закипела…Откуда охолонуло таким?Оттуда. Всё оттуда, всё оттуда,Где глыбы льдов разламывала кровь,Где в жилах пламенела из-под спудаЗемли и предков страшная любовь.«…некому берёзу заломати,Некому кудряву защипати…Я пойду-пойду, погуляю,

Белую берёзу заломаю,

Выломлю я, гад, два пруточка,

Сделаю я, млад, два гудочка…»

Огни и корчи крови, лютый холод,

Зелёная походочка равнин,

И – песня надо всем! И – чёрный хохот

Над барством беломраморных лепнин.

Откуда, и куда… Какая дикость!

Когда всё так ознобно, так свежо.

Душа запела… разберись, поди-кось…

И страстно, а и страшно. Хорошо.

***

А на куличках вновь сирень маячит.

В испарине земля, как рожаница.

На щепку щепка лезет, бедный мальчик

Готов на каждой девочке жениться.

Соседка есть по парте, вот уж, там уж…

Она – своя, не стыдно ничего.

Но девочка задумчива. «Уж замуж?

Оно бы в самый раз. Но за кого?

Ты бедный, Вань. А мамка ржёт за водкой:

Держи покрепче, девонька, штаны,

А папка ей поддакивает плёткой:

Растили сиськи мы не для шпаны!..

Куда податься бедному мальчонке?

Девчонка подросла – и нет девчонки.

***

А память снова возвращает к соснам

Тропинкой через холм, наискосок,

Там волосы дочурки пахнут солнцем

И бабочки садятся на висок.

Подрагивают крылья и ресницы,

Горячей смолкой топятся стволы,

Там облако, как будто снова снится

Среди вершин. Края его круглы.

Там взгляд стволов к вершинам запрокинут,

А те – в покое облако хранят:

Подует ветер, вправо передвинут,

Едва утихнет, влево наклонят.

Извечный спор природы и природы,

И он, непротокольный, тоже суд.

Кому столпы бесстрастной несвободы

Сейчас свой приговор произнесут?

Река небес свободна, яснолица,

И дерево свободно в свой черёд.

Скрипит сосна. Подрагивает птица.

И облако шарахается вброд.

А крохотная девочка в косынке,

В вольготные забредшая края,

Начальница иголки и травинки,

Хозяйка стрекозы и муравья.

***

Ахнут иглы – вспыхнет ёлка.

В новогоднюю пургу

В домик твой отправлюсь, долго

Буду путаться в снегу.

В окнах свет, конец недели,

Время к водке, к пирогам.

Струйки жаркие метели

Тонко вьются по ногам,

Двор со мной перебегают,

Проползают под дверьми,

У ствола изнемогает

Золотого…

Ты пойми,

Грустно им за дверью, в праздник…

Эту змейку подберу.

Ты не рада? Стол украсим —

Поползёт по серебру…

***

Антоновкой пахло в саду, и апортом

В соседнем саду, а внизу, у воды

Прохладной малиной и мокрым забором,

В овраге полощущем клок бороды.

Там сырость живёт и зелёная вата,

Там срублена яблоня в тёмном углу,

Там к яблоне мох подползал виновато

И вверх – на три пальца – проплыл по стволу.

Там дух запустенья… но к вечеру планку

В заборе раздвинут, в воде постоят

И воду – тугими рывками – по шлангу

Движком перетянут и сад напоят…

Хозяин живёт в бороде и величьи,

Он любит по саду ходить в сапогах,

Не любит вывешивать знаки отличья

И любит сукно допотопных рубах.

Мы чай с ним под лампочкой пьём на веранде,

Он век говорить о соседях готов,

Он смотрит туда не антоновки ради,

А ради печальной хозяйки плодов.

Он вспомнит себя, он вдруг вспомнит солдата,

Вдруг вспомнит, смущаясь, ведь он не забыл,

Что сад его был мне соседним когда-то,

Не то чтобы мне, ну а всё-таки был,

Но он позабудет о странной соседке,

Он вспомнит иное совсем для меня,

Пока за оградой, в дому и в беседке,

Гасить перед сном не возьмутся огня.

АГАВА СНОВИДЕНИЙ

От стен отделяется гаммаИ тянет волокна к ногам,И влажное слово АгаваВосходит в соцветие гамм,Трава золотых сновиденийВплетает потерянный звукВ орнамент ползучих растений,В тепло человеческих рук,Из трав стебелёк выдвигая,Несёт, тишину шевеля,На кончике остром АгаваТяжёлую гамму шмеля.

АПОКАЛИПСИС ПРЕДМЕСТЬЯ

Тётки пили, пили с детства,

Пил и папа, пила мама,

Всё спустили,

А в наследство

Пеpепала пилоpама:

Вжик, вжик, вжик, вжик,

Я и баба и мужик,

Никого не люблю,

Кого хочешь pаспилю.

Где моя

Детвоpа?

Ни кола,

Ни двоpа.

Пилоpама одна,

В ней сидит сатана:

Пилит, пилит, пилит, пилит,

Кpужит, кpужит, кpужит, кpужит…

Дети были б —

Нету мужа.

Нету бога,

Нету беса,

Вот уже и нету леса,

Вообще – ничего,

Вообще – никого.

Я одна во хмелю

Голый воздух пилю.

Потому что я – Бог,

Потому что – стою

И толкаю под круг

Всю вселен-ну-ю…

***

Ах, как сложно мы с тобою говорим,

Иностранными словечками сорим.

Было проще всё. Я звал тебя. Ты шла.

Так зачем же про учёные дела,

Про влечение полов, про либидо…

Тропки те позаметало лебедой.

Так давай хоть на прощание вдвоём

Песню старую-престарую споём,

Да по-доброму вспомянем те года…

Лебеда ж ты, золотая лебеда!

***

А потом отвыкнут люди видеть рядом нас с тобою,

Отмерещатся перилам прикасанья наших рук,

Город мглистый просияет чьей-то новою судьбою,

Станем мы официальны. Так замкнётся первый круг.

А потом пойдут трамваи увозить кого-то в осень.

Круг второй замкнётся. Встреча, мной назначенная в семь,

Как прощанье не случится. На часах почтамта восемь.

Это третий круг замкнулся. И темно уже совсем.

Остается только город. Как на зеркальце наклонном,

Поплывут дожди и листья вниз по улочкам крутым,

И деревья в старом парке терпко, как одеколоном,

Вымокшим листом запахнут – потемневшим, золотым.

Только город остаётся. Здесь родился. Эта ёлка

Мной посажена. И встречу сам назначил. Не грущу.

Эта улица – знакома. Женщина – едва ль. И долго

Вслед ушедшему не надо, ни трамваю, ни плащу…

***

А сказка стоит на пороге столетий

И светится тихо, как звёзды и дети,

Сквозь марева эр и календ короба…

Кряжисто рублены мороки эти,

Что ни столетье – изба.

Наглухо рублены: солнцем, луною,

Хищною силищею неземною

Разума-зверя, ин дик и хоробр…

Сказка волшебной прошла стороною,

И девица – красна, и молодец – добр.

Прошла всё насквозь, и стоит на пороге,

Всё так же лучась через млечную тьму,

И рыцарь всё грезит о битве, о роке,

И бредит царевна побегом к нему,

Воды из ковша – и босая бежала бы,

Ах, кабы трава на дворе не кололася,

А ещё повилика противными жалами

Не отравила б отцова колодезя!..

Ни царь дурачок, ни царевна глупышка

Не поняли как им бездомье досталось,

А в домике умная белая мышка

Где кроется выход – уже догадалась.

Да кто их расскажет, распутает тайны,

Предаст эти веды и коды огласке,

Чудовища-джины? Машины-титаны?..

Гудят великаны, зарытые в Сказке.

Мембраны поют. Но всё так же, суглобо

Века, будто избы, молчат у дороги,

Рублены глухо, в лапу, и обло.

И сказка мерцает на каждом пороге.

***

А хочется просто любить – без посула, без лика, без облика,

А хочется просто побыть лёгким светом на трудной земле.

…о чистой звезде в скорлупе одинокого облака,

О красном фонарике на полупустом корабле…

Свечение лиц. Светофоры в ночи человечества.

Пунктиры любви. Путеводные вспышки во мгле.

…о чистой звезде занесённого снегом отечества,

О красном фонарике на полупустом корабле

АРШИН

…не имеете пpава! – Ответствует.

Кто таков? А никто. Пустельга.

Тому свечка, тому кочеpга…

Но зато всему соответствует:

Рукаву пиджака,

Остpоте клыка,

Языка длине,

Поpтмоне.

Уж и глаз у него! Окуляp, а не глаз.

«Вот луна – говоpит – это спутник у нас,

Меньше звёздочки самой махонькой…»

Ну а дуpню всё это – хаханьки:

– «Ох и вpёшь – говоpит, – ох, – смеётся – чудишь!

Ты аpшином измеpил её? Ан шишь!

Больше всех планет на земле Луна,

Потому лучше всех и видна.

Вот я в центpе миpа стою,

Вот я песенку, слышь, пою:

«Есть неодолимый глаз у дуpака —

Мимо самолёта плыли облака,

Тpюхала планета мимо космонавта,

Ехала деpевня мимо мужика».

Нехоpошая, скажете, песенка?

В Москву летел – шустpым бесом.

К соседке лез – пёp объездом.

К себе идёшь – заблудишь, пpопадёшь,

Семь вёpст до небес, и всё лесом!

Потому что тpудно в тpёх соснах.

Тот на печке заблудился,

Этот в ложке утонул,

Тот не спал, а пpобудился,

Этот спал, а не заснул.

Ничего себе, называется.

Глянешь – слабая бутылка, pазглядишь – великан.

Думаешь, стаканчик скушал? Ан четвёpтый стакан!

Ну, усатая селёдка, полосатая сеpёдка,

Лучше маленькая pыбка, чем большой таpакан.

Это всё называется – ИСТИНА!

***

А если без дураков, то сколько ангелов

Способно уместиться на конце иголки?

Не малых сих, плотненьких, нагленьких,

А тех, почти бестелесных и нежных – сколько?

Ведь даже кончик иголки тоже по сути – жильё.

А какая первая рифма к жилью? Жульё.

А сколько в жилье уместится жуликов?

Вопрос изжёваный, древле изжульканный,

Да и вообще, интересует не это, а то

Почему самые обыкновенные люди в пальто

Давятся, как лошади в табуне, в квадратных метрах,

А те, которые без пальто, пылко блистают в холодных ветрах

И даже на конце иголки найдут себе место.

Почему же им никогда не бывает тесно?

Это вопрос.

Но не лукав ли вопрос, не спекулятивен?

Ангел есть ангел, другому почти не противен,

А человек человеку очень даже нередко – волк.

Вот именно, потому и не можем взять в толк

Простую вещь, что земному, грешному существу

На земле год от года становится всё тесней,

Ибо плоть разрастается, и не вместить её, такову,

В махонькую земелюшку, даже в большую поверхность на ней.

А вот чистому и безгрешному не страшен квартирный вопрос,

Более того, он совсем не земле неуместен,

Неуместен настолько, что давно сам себя перерос,