bannerbanner
Письма с Марса. Часть 1. Часть 2
Письма с Марса. Часть 1. Часть 2

Полная версия

Письма с Марса. Часть 1. Часть 2

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

Помни, всегда будут, примерно, три степени «облома» – (le cul) или «типа того». Первый, это локальные бои в Лабиринте или бои местного значения, очень похожие на игру в поддавки, когда «визави» всегда прав. Второй, полномасштабная война, где ты будешь всегда в проигрыше с последующей отправкой в лазарет или «психушку». И третий, оккупация с несомненным порабощением и уничтожением тебя как личности.

Итак, вкусив плоды начальной стадии войны, ты должна включить здравый смысл или погибнуть, погибнуть за идею, за принцип, за могилы предков… в общем, как девушка мыслящая, сама придумаешь за что. С мысли, что ты умнее всех и легко обойдёшь все преграды, обычно начинаются проблемы. Остается только одно – «бежать». Ибо плановый отход, смена позиций это только самообман, ухудшающий ситуацию до катастрофы. Сдача в плен не рекомендуется… вредно для здоровья, здесь пленных не берут.

Но учти, должно быть понимание очень важного условия, которое ты не должна забывать: никакой паники, только здравый смысл и расчет, что само по себе уже успокаивает.

Бегство, это еще не конец света. Несвоевременный маневр – «а не свалить ли куда подальше и сейчас, вот только лапти надену и…» или «Вот запрыгну в трамвай и уеду далеко, далеко…» может стоить тебе жизни. Не суетись, не паникуй и смотри, «кто стреляет», а главное зачем, благо примеров будет предостаточно. И никаких попутчиков и попутчиц. В противном случае будешь обречена. А на предложения уходить вместе – «потому как это сподручнее, мол, отбиваться вместе сто пудов легче» – никак не реагировать, а глаза в землю и рывок как на стометровке в честь Тезоименитства Его Императорского Величества или его Первого Секретарь Величества. Но это так, немного здравого цинизма.

Эта огромная система Лабиринта не хочет, и не будет работать иначе. Не будет работать для добра – добра понятного нам! Вероятно, у него даже есть оно, но это его добро и его любовь.

*Закладка между листами – «Аки тать в нощи», «Аки лев рыкающий»?

Хочет ли Лабиринт кому-то помочь? Нет. У него нет понятий «помощь», «дружба». Знаешь, как Лабиринт называет людей? – «дасью». Старожилы говорят, что Ему чужды многие проявления человеческой самости…

И все эти связи, щупальцы – нити, неизвестно какого хозяина, задействованные на нашу реальность, на нашу жизнь и решающие – «что, где и когда», посредством непонятных нам инструментов влияния, которые мы называем по глупости то причинно-следственными связями, то судьбой, то воздаянием за грехи.

Лабиринт выдает нам теневые программы, «три-камуфляжи» а-ля Ж. Валле, потому что они действуют весьма эффективно и глубоко и по сегодняшний день. Особенно восторженным он посылает прекрасных сильфид; христианских девственниц – мечту суровых и бесстрашных рыцарей с кровавым крестом на груди; мудрых светловолосых «олли»…

Самонадеянность и алчность ума от магов Магриба до современных садху, «торчащих» в подворотнях Питера и Москвы, ты всегда востребована…

Из дневников отца Алипия

Дневник. 1988 г.



…Когда солнце клонится к закату и одинокий путник преисполняется бодрости в надежде найти приют к ночи, не подозревая, что впереди у него Ночь бытия, так и я грешник, в сединах одряхлевший все надеюсь отсрочить встречу со Господом. И не знаю ни срока, ни места своей кончины.

И сподобил меня Господь стать невольным свидетелем дел, явленных в N-ском монастыре по Его Святой воле. И возжелал я описать то, что видел и слышал, пребывая в младых летах.

Написал я эти строки и пришел в некоторое недоумение. Это ли я, этими ли словами я разговариваю, молюсь. Нет, не мое это все, не мое! Вот и отец Кирилл выговаривал мне: «Ты, брат Алипий, лучше своими словами излагай, а то черте-что несешь, прости Господи, и сам не понимаешь что». Хороший человек был отец Кирилл, душевный. Помню, на Вечерней я ему часто в алтаре прислуживал. Так он, когда я ему уголек разожгу и в кадило положу, перед «Честнейшую херувим», говорит: «Иди-ка ты брат Алипий, благословясь, по своим делам, не нужен ты мне здесь. Иди с Богом…

Надо здесь сказать, что «Алипий» это как бы прозвище для меня. Так одного монаха иконописца звали. А ко мне оно прилепилось за мое сильное желание научиться иконы писать. В свое время я очень досаждал настоятелю, – направь, да направь меня иконописному делу учиться. Учиться так и не получилось, а прозвище прилепилось. С тех пор меня и по имени перестали называть. Ну, а когда постриг принимал, попросил дать мне имя монашеское – Алипий.

А как хорошо было на Вечерней! В монастыре тишина, в храме ни души – благодать, да и только. Выйдешь из храма, присядешь на камень и смотришь на закатную сторону на озеро, и такой в душе покой и умиротворение, не описать. Сторона то северная, тихая,… но редко такое умиротворение выпадало.

Вначале мне трудно было. Я не о трудах телесных – просто не понимал я ничего. То есть вот, видишь людей, как они общаются, что делают, а смысла не улавливаешь. Зачем все это? Зачем кланяются друг другу, зачем на «Пятисотнице» лбы о каменный пол «расшибают», встают ни свет ни заря. Это надо же, в пол шестого подниматься!

Зимой и не умоешься по человечески. Если чуркой какой-нибудь лед в умывальнике не разобьешь, чтобы лицо умыть, то по дороге снегом умываешься. А зимой то идти на Пятисотницу ох тяжко – темно, холодно, сугробы по сторонам тропинки с твой рост.

И что меня поначалу удивляло – и молодые и старые не пропускали молитвы. Казалось бы, и болен человек, а идет к утренней молитве. Это уж я потом, на собственном опыте понял – если стоишь на ногах, лучше идти. И трудно будет и тяжело – но выстоишь молитву, обязательно выстоишь. Вернешься в келью, уже легче станет и тогда на поправку пойдет, день другой и здоров. А вот если попустить себе, то худо будет. Можно и неделю болеть… такие вот братья, «чудеса».

Приходим в храм, там темно, лишь одна маленькая свечка горит у Царских врат, а холодно – зимой ведь храм почти не отапливается – не дай бог. По обычаю встали, каждый на свое место. Сначала, оглядишься, подсчитаешь, сколько человек на молитве стоит и сколько каждому по четкам надо откладывать. В наше время компьютеров не было, в уме надо было считать. На переходе от «Господи…» к «Пресвятая…» и дальше надо не сбиться… Конечно, бывает и такое. А хоть и холодно, но валенки не оденешь и тулуп тоже, а то будешь на земных поклонах, как колобок по полу кататься. Четки из кармана достать, а у меня вязаные были, крепкие, как говорят в миру – «рабочие четки». Потом подрясник спереди поддернуть, это что бы во время земных поклонов, на него не наступить, а то кувыркнешься или подол порвешь. Да и другие конфузы бывают.

На моей памяти, когда от «Господи…» к «Пресвятая Богородица, спаси…», вдруг, «цок-цок-цок»… посыпались бусы от четок у брата Андрея.

Старался брат – нитку витую шелковую где-то достал, наверно из самого «Ындейского царства» – «ындейского чермного, доброго шелку». А уж бусины собирал – «яхонт к яхонту, лал к лалу, а винис и бирюзы не счесть». Выпрашивал, вымаливал, на коленях стоял у московских. А когда сделал, да на левое запястье надел, как у Владыки в праздничные дни, расцвел наш Андрей, даже лицом просветлел. Будто ему после причастия не четвертинку просфоры дал отец эконом, а целых две.

Отца Андрея я знал мало. А Саша рассказывал о нем, что пришел он в монастырь, и как-то сразу стал вызывать насмешки. Как говорится, в каждом стаде своя овца найдется. В волчьей стае своя овца и в стаде баранов своя.

Очень хотел брат Андрей на монашескую стезю вступить, подвиги совершать, венцы зарабатывать и быть в почете у братии. Но как то все «косо» у него выходило и «откровенно», ну не натурально, фальшиво. А человек был незлобивый, добрый, но очень обидчивый.

И вот, горе то какое. Бросился, было, брат Андрей бусины собирать, а нельзя, молитва братская идет. Вот так и стоял до конца Пятисотницы. А закончилась молитва, пополз брат Андрей по полу. Ищет, куда закатились бусины, слезы рукавом подрясника вытирает, соплями шмыгает, причитает что то, только и разобрать: «Господи, Пресвятая Матерь… не покинь… На тя…». Собрались мы в трапезной на обед, уж и «Жития» Димитрия Ростовского дочитал положенное чтец, а брата Андрея нет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2