С непонятным концом история Птицы, рассказанная им самим

ТАРАСИК ПЕТРИЧЕНКА.

С непонятным концом История Птицы, рассказанная им самим.

Ты продолжай лететь… Лети – не бойся!

Свобода – это тоже песня, впрочем…

Кому её протягивать смешней,

Чем птице, пойманной в авоську безрассудства?

Лети на нож, «не бойся, мы с тобой»!

Я, начитавшись Голубя в Сантьяго,

Бесстыдно плакал в коридорах ТЮЗа

И люди удивлялись надо мной.

Как получилось так, что мой герой, любимый,

Которого воспитывал я с детства,

Оберегая ото всех и вся,

Попал в такую смятую картинку,

Где пьяной нотой движется Московский

И ногти режутся зубами вместо ножниц?

Как неудобно нарисован этот мир!

Когда ты хочешь спрятаться от всех,

В тебя стучат, звонят и письма пишут.

Когда ты стонешь: «Помогите, люди…»,

Хотя бы кто-то шею повернул…

Как это началось?

Вернёмся в детство: мальчик на подушке.

Врачи – ублюдки вырезали ласку.

Чтоб ты перевернулся, Доктор Спок!

Мне Доктор Хайдер симпатичен больше:

Он снова начал есть – и всё в порядке…

Я начал есть, я рос и – мне тринадцать.

Но не растёт усов… Досадный прыщик…

И девочки, конечно к тем, кто вырос,

С тобой танцуют, потому что весел…

А я смеюсь, пою, играю в мячик,

Стихи с гитарой сочиняю в ванной.

Пью под мостом портвейн с каким-то Мишей,

Курю – и в небо дымные драконы,

Потом я возвращаю всё назад

Горячей говно-красною струёю

Из мальчукового нетроганного рта…

Момент: возненавидел я портвейны,

Драконы полетят со мной по жизни…

Тогда же, помню, я мечтал о Насте.

Мечтал, что с ней проснусь в одной кровати

И буду трогать чудненькую грудь…

…Я жрал, как все мальчишки этот мир.

Писал, летал во сне и звал эмоций.

Эмоции пришли – мои кошмары -

И некуда от них мне было деться…

В кассетнике играет Майкл Джексон,

А ты боишься, просто так – БОИШЬСЯ…

Как описать вам страх, раз не боялись?

Ни двойки, ни отца, а мой – животный.

Когда ты прячешься в норУ под одеяло,

А даже там тебя не отпускает.

И страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…

Решение сквозь переходный возраст –

Задача там, где возраст длится годы…

И я боялся и не знал, что делать,

Не знал кого и клал на всякий случай

Топор, украденный из шкафа в туалете,

Под мятую кошмарами подушку…

Сводили бы ребёнка к психиатру!..

Но здесь ведь только Бог болезни лечит.

О Боге люди редко размышляют –

Тогда никто ничем помочь не смог мне.

Ни бабка деревенская со свечкой,

Меня лечившая руками в старой бочке,

Ни то, что мы «валетом» спали с мамой:

Она заснёт, а я боюсь и плачу…

За перестройкой видеосалоны

Припёрлись к нам…

И я смотрел… Кошмары

Немножко обрели своё лицо

(Но тот – глобальный – никуда не делся).

Мне не забыть, как после фильма «Челюсти»

Боялся в море заходить.

А жили мы на Юге…

Как я боялся ванной после Фредди, «Нечто»…

Перевернуться этим режиссёрам!

Реж. Киндзадза мне симпатичен больше:

Смотрю его сейчас – и всё в порядке…

Но нет порядка там, где есть кошмары.

Раз нет порядка, приводи себя в порядок.

Тем более никто помочь не может…

Тогда и начал я интуитивно

Искать ключи, ходы, чтоб было легче.

Придумывать слова, движенья, жесты

Как защитить себя от этих страхов –

Джек Николсон, где «Лучше не бывает».

Но это – не комедия – тут страшно…

Наш серый потолок и я в кровати

Защитой повторяю заклинанья

Из слов бессмысленных и мистикой разящих.

Не ошибиться бы, где чёт, где нечет –

Так, чтобы получилось: не обратно…

На улице два раза левой шаркнуть,

А правою – один, чтоб всё в порядке…

По первой лестнице не наступай на череп,

Пролёт через одну, потом по каждой,

Потом через одну, через одну…

И проверяй всё в доме только в нечет…

И никогда не говори «наверно»:

«Короче», «может быть» и «точно» – это метод…

Мне помогло… Наверно, это Бог

Взглянул в моё окно дождливым летом,

Когда два месяца подряд лилась вода.

Мне подпевая в слёзы и расклады

Лилась…

В квартире никого и я один

И в форточку мне видятся драконы,

На дачах все, в 16.30 «Кортик»

И больше ничего и ТИШИНА…

Увидел он: в окне мальчишка пишет,

Пытаясь слить во что-нибудь кошмары

И страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…

Он пожалел… Так мне помог мой метод –

Эмоции присели

Тогда… Теперь я тихо ощущаю

Остатки памяти испуганного детства,

Когда смотрю на серый потолок,

В котором представлял себе картинки:

Вот голова охотника, вот дева –

Они в то время тоже помогали –

Когда я проверяю газ и свет

И запертую дверь так раз по восемь…

Я продолжаю дальше: девятнадцать…

Мы пьём с друзьями водку – мне блюётся

В троллейбусе на заднее стекло…

Чтоб ты перевернулась, эта водка!

Самбука – та мне симпатична больше:

Затянешься разок – и всё в порядке.

Мы драпаем… Конечно же драконы…

Вот мой друг Коля: сочиняем песни,

Записываем их, играем, дышим –

Друзья, девчонки – в ноги – мы в фаворе…

Тогда-то мне и повстречалась Тата –

Печатала стихи, рассказы, тексты,

Которые я сочинял из пальца.

Мы пили спирт и даже целовались

И ноготками Тата на машинке,

Да волосы мне в хвостик одевала –

Тогда за них и начал я бояться.

На пять лет старше, сыну вроде пара…

Потом расстались мы, потом сошлись и Это…

Ментоловый я Dunhill покупал,

Частенько оставаясь с нею на ночь

Для мамы с папой под смешным предлогом.

И муза всё меня не отпускала,

Что есть нормально в девятнадцать лет…

Полгода после по взаимному согласью

Решили мы в конец расстаться с Татой…

С тех пор плясали девки предо мной

И в крылья хлопали мне на бегу драконы…

Я поступил в ненужный институт,

Тогда же в первый раз решил жениться.

Девятым августа раскрашен календарь

И в памяти застряла эта дата

Помимо Дня Рожденья с Новым Годом…

Связал нас общий друг и одноклассник,

К которому мы в армию возили

Галлоны кофе, чтоб косил «по сердцу»…

Мы целовались, спали без ума.

Я ничего вокруг почти не видел

И всё писал о ней и про неё…

Но музыка текла своей рекою:

Концерты, встречи… Творческий накал,

Который постепенно истекал,

В наркотик постепенно превращаясь…

Эмоций и общенья не хватало

И мы с ребятами попали в никуда…

Тогда же мучил, помнится вопрос –

Я, выросший на книжках и геройствах,

Наивно полагал:

Когда ты людям делаешь добро

И только,

То – они тебе добро.

Но, оказалось, в жизни всё не так:

Скорей наоборот – и в этом fuck…

Меня всё это раздражает до сих пор.

Короче, Сшибочкой По-Павлову назвать

Готов я этот сладостный момент.

Но в девятнадцать – двадцать он у всех, пожалуй.

Досадно, если в тридцать затянулся…

…Итак, я звал эмоций. Что ж – пришли…

Я уходил из дома – это поза.

В квартирах ночевал, кипела доза

И девушка от ломки обмочилась

На серые кроватные листы,

Хозяин со шприцом в паху ходил

От вен, ушедших ото всех и вся

Конечностей. Он грязно так смеялся…

Менты с визитом раз на дню…

Не помню, что тогда я написал.

Писал ли я?.. Я ржал – работал Gunjeeeeeeeeee.

И в терминатора играл под LSD…

А в это время мой весёлый друг,

С которым мы играли и писались,

Бросался в своём водочном бреду

С моста от Горьковской до Марсового Поля,

Но не погиб: про маму вспомнил – всплыл…

В психушке сутки, даже не звонил…

А дальше всё опять – концерты, водка,

Бросанья под машины, суицид…

Потом уж после всё же спохватился:

Укол – и сыт…

Что ж я?.. А я назвался

В кругах знакомых Птицей Заводной,

Поскольку заводил и заводился

И мог летать… Я всё летал во сне…

И пёрло. Распирало от эмоций…

Писалось – вспомнил… Кто писал моей рукой?..

Я думаю теперь: мой бедный мальчик,

Кому ты пел? Кого учил летать?

Друзей? Знакомых, родственников, близких?..

Жена послушно плакала. Страдала…

Где вы теперь, знакомые мои?

В тюрьме? От передоза…? Я не вижу

И не хочу увидеть их следы

На сгибах… Кто-то мне давно стучал:

Взаймы… И скорую, поскольку вот – в подвале –

От закипания раствором крови

Второй знакомый «Просто умирает»…

Я дал. Я позвонил… Но это после…

В те времена же вспомнил я о маме,

Когда под прогрессивными грибами

Увидел я людей, одетых в маски,

Спускаясь эскалатором метро…

Как будто белый грим на них одели.

Вот: сплошь и рядом всё они… Они…

И страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…

Ко мне вернулось ощущенье детства –

Я побежал и в воздухе драконы,

Но не спастись, не убежать, не деться:

Не отпускает и не отпускает…

Потом меня продернула измена,

Что бешенством я где-то заразился…

Тогда от всех и вся сбежал я к маме

И целую неделю провалялся

Под серым потолком… Не ел, не мылся.

В подушку мокрую всё тёк больной слюною

Своей измены… «Господи, послушай!

Оставь меня пожалуйста в живых…»

Эмоции ушли: переломался…

Но год ещё я пошло пил:

Эмоций память долго отпускает…

Майлз Дэвис, как тебя я понимаю…

Концерты шли. Я пел. Плясали девки…

Жена хотела завести ребёнка.

Я не хотел…

Я помню этот день,

Когда ел бигус дома от похмелья,

Спеша с ночным концертом в модный клуб…

Чтоб ты перевернулся, хренов бигус!

(С тех пор его не ем и ненавижу).

Мне макароны симпатичны больше:

Посыпал перцем, кетчуп – и порядок.

Но не о том. После концерта Птица –

Так про себя я звался в тот период –

Спешил рвануть с визитом к новым девкам

И трахаться «хоть сутки на пролёт»…

Я думаю сейчас: мой бедный мальчик,

Кто был с тобой тогда и кто сейчас зовёт?..

Приехал в клуб… Вода, пинцет, драконы…

На саунд-треке вроде всё нормально…

Я помню шел на сцену с первой темой.

Ребята улыбались, волновались.

Я помню боль и как ушел со сцены,

Оставив саксофон в полу валяться,

И дорогой холодный пол сортира,

И «Господи, оставь меня в живых.

Пожалуйста…»,

И мысль: ну только б не аппендицит;

Гримёрка, пол, диван, охрана – обыск,

Такси, блюётся красною струёю…

В парадной головой к стене на Петроградской

Я прошу: Звоните в Скорую…

И страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…

Так страшно, где никто помочь не может…

Реанимация… Напротив – человек

С обрубком кровоточащей ноги…

Я в капельницах…

А в дверях… Испуганное мамино лицо…

Что вспомнить мне ещё из тех времён?

Цветным пятном осталась тётя Лора,

К которой с Колей ездили на дачу

В весёлый 63-й километр.

И Петроградская, где пелось и писалось,

Где плавали и хлопали драконы,

И мы мечтали с ним и вверх смотрели.

Где сотни тех, кого лечил и парил

Разъехались по Родинам и странам…

Бог как-то спас потрёпанную птицу,

Оставив жить…

Я бросил пить и пр., ушли драконы

И память об эмоциях прошла,

Оставив мне одно желанье – выжить.

О! Это был чудесный Новый Год в больнице!

Так больно. Шмель, зажатый дохлый внутрь окна…

Прекрасный праздник…

Я перестал играть… И пустота…

Об стену кулаками… Как жена терпела?

Как помогла мне всё-таки картинку удержать?

Чтоб жил. А жить то было нечем…

И мы с ней вместе побежали к Богу,

Пытаясь мир наш вместе с ним построить.

И дочка… Серафима родилась…

Тогда придумал я забавный метод:

Чтоб как-то на поверхность да всплывать,

Проблемы себе нужно создавать

И их решать. Но быть должны под силу.

Я начал «поступать», потом бросать.

Там было скучно всё: там рыли мне могилу

Учителя…

Но многое я взял… Когда не спал ночами,

Потом вставал и к душу в пять утра

В тупом желании

научиться Свингу,

Английский одолеть…

С коляской, методично в сон качая

Девчонку, не желающую спать,

Гулял под дождь и снег…

Я был влюблён в неё, и маленькая фея

Мне улыбалась, крыльями звоня:

Так хлопали мне крыльями драконы…

Меж тем с женою мы ходили к Богу.

Тогда я понял, что такое Боль:

Другая боль – не та, что там: в больнице

Была…

А та, что есть во мне, в тебе, во всём и в каждом

Движении и мире заключённая и запертая –

Она всегда во мне и мной писала;

Что больше не писать я не могу.

Я стал писать…

Как объяснить вам, что такое Боль?

Ты чувствуешь её в глазах соседки

В метро,

В полёте птицы… Птицы… Птицы… Птицы!..

Меня так звали… Страшно, страшно, страшно…

Не бойся! Я писал про мир драконов…

О том, как понимаю этот мир…

О том, как безнадёжно мне бороться

С его дурацкой правильной машиной…

Такому сумасшедшему и маленькому мне…

И началась война. Я бросил вызов,

А мир меня увидел…

Я снова стал лечить, он начал бить,

Кидая мне картинки из эмоций…

Теперь не помню я, откуда точно

Взялась идея некого союза,

Который бы помог объединить мне

Таких же сумасшедших, как и я…

Заметил я, что всё пишу о Солнце,

Ребенком полагая, что оно

Способно победить наш мир драконов:

Ведь Солнце с Богом сравнивали люди

И Солнце в детстве мне так помогало

Из ночи выйти – днём чуть меньше страшно было…

А Солнце – рыжее, и, стало быть, союз…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.