Особое чувство собственного ирландства

Когда с улиц Дублина исчез Брехун, прекратились и покалывания у меня в пальцах. Он бродил по центру города и кричал людям «ТЯФ». В некоторых его ТЯФАХ была некая прекрасная неукротимость, от которой вся жизнь могла пролететь у вас перед глазами.

Помню, выписали меня из больницы на Бэггот-стрит после двух недель на кислороде, капельницах и уколах. Я чувствовал себя очень уязвимым. В такие дни автобусы на тебя не ПШАТ. Но наш красавец выскочил из аптеки и исторг громовое «ТЯФ», от которого я чуть не загремел обратно в реанимацию. Теперь-то его больше нет, но есть и кое-что куда хуже ТЯФОВ. Иногда я прохожу мимо чьей-нибудь припаркованной машины, а она, не предупредив ни словом, начинает ПИ-ПИ-ПИКАТЬ на меня.

Ни вскрыть замок на этом автомобиле, ни запихнуть картофелину ему в выхлопную трубу я не пытался, ничего такого. Я сразу же чувствую, что за себя надо стоять. Что-то во мне желает выяснить отношения с таким автомобилем – сказать ему: «Послушай-ка, приятель, давай-ка не надо на меня ПИ-ПИКАТЬ, а не то я тебе колпаки колесные на фары натяну!» И перед автобусами тоже хочу стоять за себя: «Еще один такой ПШ – и я тебе дворники узлом завяжу!» Со всеми этими ПШАМИ, ПИПАМИ и испанскими студентами лето будет долгим и жарким.

В следующий раз поеду стопом

19:30. С тех пор как рейсовый автобус выехал из Голуэя в Дублин, прошел час. Я уже нанес урон нервной системе, от которого она, возможно, и не оправится. Безостановочная канонада дерганой, грубой поп-музыки прет из черненьких динамиков на стенах автобуса и вторгается в мой организм. Однообразный рэп высверливает мне уши и, кажется, пытается удалить мне гланды. По-моему, он добрался мне и до поджелудочной, и до аорты, и они теперь прячутся у меня в пятках.

19:45. Поклясться в этом не могу, но у меня в ушах выступают слезы. Музыка, судя по всему, загнала мне аппендикс за лобную кость, и уши заплакали. Дух мой окончательно сломлен. Если кто-нибудь остановит эту долбежку, я готов покаяться в том, что заварил Столетнюю войну, взять на себя полную ответственность за казнь Анны Болейн и сознаться в том, что это я стоял за погромом в Дрохэде[51].

19:50. А теперь еще и писать хочется. Но паника недопустима. Парень, сидящий впереди, только что сходил поговорить с водителем и возвращается в хвост салона. Слава всем святым. На борту есть туалет. Удержу лицо, пусть парень вернется на свое место. Потом подожду еще минут десять и вразвалочку прогуляюсь туда же.

20:00. Спускаешься по крутой лесенке в конце салона, и там две двери. На одной надпись «Запасный выход», ее открывать не надо. А на туалетной дверце нет ручки, и дверца решительно закрыта. Пытаюсь пролезть пальцами в щель, сую большой палец в дырку, где раньше была ручка. И тут вдруг думаю… а что если там кто-то есть, а я пытаюсь открыть дверь силой? Человек может перепугаться и откусить мне палец – и винить его будет не в чем.

20:05. Какой-то молодой человек говорит мне, что в туалете вообще-то никого, но чтобы открыть его, нужен официальный ключ, а он – у водителя. Перебираюсь по проходу вперед и спрашиваю у водителя, зачем, ради всего святого, чтобы пописать, нужен ключ? «Чтобы чересчур много народу туалетом не пользовалось», – отвечает.

20:10. Ключ чрезвычайно соответствующий. Выглядит как точная копия Т-образного ключа, каким сотрудники Комиссии по водоснабжению перекрывают воду в трубах. Ротозействовать, оказавшись в туалете, не приходится – надо делать поправку на постоянную смену положения. Я в шестибалльных штормах на траулерах у Гебридов, бывало, писал куда спокойнее.

20:15. Между Тирреллзпассом[52]и Дублином водитель согласился выключить музыку. Захотелось отдать ему все деньги и право собственности на мой дом.

Зов бетона

13:15. Влажный бетон словно подначивал меня. Чарующий девственный бетон у автобусной остановки. Гладкий и влажный, ни щербатинки, ни изъяна. «Ну же, Пат, слабó тебе! Напиши на мне свое имя». На остановке больше никого. Никаких свидетелей. Сердце заколотилось.

13:17. Пока был маленьким, я вел себя очень прилично. Худшее, что мог себе позволить, – постучать кому-нибудь в дверь и убежать. Однажды набрался настоящей дерзости и написал мелом на дорожке: «П. И. O А. Х.» Прямо у нее перед воротами написал. А она в ответ разбила мне сердце, написав рядом: «А. Х. O Б. Р.». Никогда не нравился мне Б. Р., но после этого я его просто на дух не выносил.

13:20. Автобуса по-прежнему не видать. Может, стоит все-таки невзначай нагнуться, сделать вид, будто завязываю шнурки. А тем временем очень быстро написать «Пат», пока никого нет.

13:25. Откуда взялась эта старушка? Наверняка меня сдаст. Может, получится как-то ее втянуть? Тогда она станет сообщницей. Правильно. Попрошу ее посторожить, и если кто-то появится, пока я занят, она отвлечет внимание – подожжет свою сумку-тележку.

13:27. «Денек что надо», – говорю. Улыбается, отвечает: «Божьей милостью». Тут-то я ее и прощупал. «Денек что надо, чтоб написать свое имя на мокром бетоне».

К моему изумлению она посмотрела на бетон, подняла взгляд на меня и сказала: «Главное, чтоб не поймали».

13:29. Посоветовала мне изменить почерк, чтобы Корпорация[53]не смогла взять образцы его и подать на меня в суд по гипсовым отливкам и фотографиям. Зуб даю, старушке это не впервой. Она меня даже прикрыла своей тележкой, пока я, склонившись, выводил дрожащим пальцем свое имя. Невероятное ощущение. Совершенно завораживает. Так и хочется сорвать с себя ботинки и носки и плюхнуться в бетон и ногами заодно.

13:32. Меня подмывало остаться караулить, пропуская автобус за автобусом, и уйти, лишь когда бетон схватится. Старушка же возразила, что подобное поведение выдаст меня с головой. Сказала, что когда ей хочется качественной встряски, она идет в супермаркет и со всего маху швыряет банки из-под кофе в контейнер для стеклотары.

13:35. Сидим вместе в автобусе. Старушка говорит, что ее покойный муж однажды написал свое и ее имя на песке Малахайдского взморья и палкой нарисовал вокруг них сердце. А затем они смотрели, как их имена смывает приливом.

13:36. Старушка прошептала мне на ухо свои инициалы и подмигнула. Будет исполнено.

Позорище

Когда такое случается, у меня душа в пятки уходит. Вставляю билетик в проверяющий автомат, и машинка вдруг слетает с катушек. Всем достается приятный тихий «бип», и этот «бип» означает: «У этой доброй законопослушной личности как-Бог-свят-честный, свежий билетик. Побольше б таких людей в нашей стране».

Меня же удостаивают скорострельной очереди электронных оскорблений, сообщающих всему автобусу: «Вы только посмотрите на этого парня! Он миллионер, которому незачем перемещаться по городу, как обычным людям, но он все равно лезет в дублинский автобус с паленым билетом. Его и повесить-то будет мало».

Непоправимо поздно водитель произносит: «Не обращайте внимания. Эта машинка сегодня весь день кобенится». Он не в микрофон это говорит. Он говорит это вам тихонечко, и никто вокруг не слышит. Ущерб нанесен.

В точности так же чувствуешь себя, когда епископ в церкви на твоей конфирмации решает остановиться рядом и задать тебе всевозможные вопросы насчет учебы в школе. Тыщу лет он расспрашивает тебя обо всем на свете, а ты жалеешь, что он не выбрал кого-нибудь другого, потому что вся церковь думает, будто ты не знаешь катехизис и позоришь родителей.

Хочется попросить епископа поправить на себе митру и объявить громким голосом: «Этот вдохновенный юный христианин правильно ответил мне, что в едином Боге есть три божественные личности. А сейчас он просто рассказывает, что клубничное варенье у него в сэндвичах на обед протекает ему на тетрадки, и я считаю, что в этом нет ничего страшного». Но епископы таких объявлений не делают.

Помню здоровенную толпу на коленях перед исповедальней. Я почем зря не беспокоился, потому что всего три раза соврал и два раза не слушался. Вошел-вышел, «три Аве-Марии» да и все. Но не успел я и до первой враки добраться, как священник понял, что это с моим дядюшкой он познакомился в заморских командировках.

Ему захотелось узнать всевозможные медицинские подробности того, по-прежнему ли забиты у дядюшки Майкла носовые пазухи по утрам. Мне же хотелось только одного: разобраться с моими двумя непослушаниями и убраться из исповедальни как можно скорее, но этого человека носовые пазухи интересовали не на шутку.

Я молился о том, чтобы над дверью снаружи высветилось: «Этот кающийся всего лишь обсуждает утреннее состояние ноздрей своего дядюшки». Возможно, сейчас такие светящиеся надписи уже разработаны. Мне это неизвестно. С моей последней исповеди прошло десять лет, девять месяцев, шесть недель, пять дней – и это не предел.

До Листоуэла по-прежнему далече

Шесть часов в автобусе – это чертовски долго. Из Дублина в Листоуэл[54]. Уже в Бусарасе[55]меня начали преследовать родительские голоса. «Надо было сходить до того, как мы выехали из Дублина». Так я и сходил. Три раза до ветру за двадцать минут. А затем занял очередь на посадку.

Мысленно повторял и повторял мантру: «Никогда не поеду больше в Листоуэл». Первую тактическую ошибку я совершил, сев в автобус. Полез проверять, есть ли туалет на борту. Паника. Слепая неразумная паника. Ах-х-х-х-х! Как «Бус Эрэн» могла так поступить со мной?! Мне крышка.

Автобус выкатился с Бусараса в половине первого. Я пытался успокоиться. Может, у водителя слабые почки. Может, ему придется останавливаться у каждого паба на пути и бросаться внутрь. В таком случае я от него ненамного отстану. Глянул проверить его лицо в зеркале заднего вида. Не тут-то было. Человек совершенно расслаблен и беззаботен.

Десять минут в пути, а со мной пока все в порядке. Безумие. Если вот так пристально следить за собой, я лопну еще до того, как мы выедем на Насс-роуд[56]. Думаем о чем-нибудь другом. О чем угодно. Dominus vobiscum. Et cum spirit tu tuo[57]. Я перебрал всю латынь, доступную мальчику-служке, какую смог припомнить. На этом продержался до Ньюбриджа[58].

Ой нет. А вот и Курра. Сплошные кусты. Стараемся не смотреть на них. Поговорим-ка с соседом. «Здрасьте, меня зовут Пат, и мне не надо до ветру». Такие вещи не говорят. Интересно, как справляются все остальные в автобусе. Многие ли сидят и осмысляют школьную латынь?

Надо было ехать поездом. От Хьюстона[59]до Корка я выдерживаю на всего одном заходе. Очень впечатляющий показатель. И это, между прочим, только если сижу в проходе. Если застреваю в глубине, то со мной беда еще до того, как поезд выберется за пределы графства Дублин.

В точности так же и с кино. Усадите меня в конец ряда – и я пересижу лучших. Усадите в середине – и я пропал еще до того, как всем расскажут, где в зале пожарные выходы.

Никогда не постигну, как продержался от Портлейиша до Роскре[60]. Убийственно. Продуманно сочетал вязание ног узлом, вдохновенный самоконтроль и раздумья об «Итальянском для начинающих». Когда водитель объявил пятнадцатиминутную остановку, состоялся восхитительно сдержанный забег табуна. Никто не перешел на галоп, но автобус опустел еще до того, как водитель встал на ручник. Больше одного кофе пить не стал никто. До Листоуэла по-прежнему далече.

Пылкие прения по поводу тележки в проходе

Старуха в автобусе поставила свою тележку у всех на пути. Вклинила ее прямо посреди прохода. Затем устроилась на краю сиденья и вцепилась в нее. Автобус все еще стоял на конечной остановке. Вошел какой-то старик и уставился на тележку. Затем вперился в старуху. Очень громко заговорил с ней, протискиваясь мимо. «И как, черт бы драл, вы хотите, чтоб люди пролезали, когда тут эта штука посередине?!» «Ну, вы же пролезаете, верно?» – отозвалась она еще громче. Зря он ее тележку назвал «этой штукой», мне кажется. Подействовало так же, как на Клинта Иствуда, если бы кто-то пнул его мула в «Долларовой трилогии»[61]. Теперь, чтобы заставить старуху убрать тележку, понадобится десять инспекторов, не меньше. Пока они говорили друг другу то-сё очень громкими голосами, молодая женщина встала и попыталась сдвинуть тележку с дороги. Ту, похоже, набили битком бетонными блоками или чем-то подобным. Ее не только не удалось сдвинуть с места, но и сама женщина попала под опасный перекрестный огонь. В автобус тем временем вошел еще один старик. Автобус тронулся. Старик вцепился в поручни и сердито уставился на тележку. А затем выдал очень озлобленное объявление: «Эта штука мешает мне пройти». Мне стало жаль старуху. Все на ней срываются и называют ее любимую тележку «этой штукой». Будь я старухой, я бы уже извинялся вовсю и умолял меня простить. Но старуха оказалась монументальной. Скрестила руки на груди и продолжила очень громко произносить всякую дерзкую всячину. Старик категорически решил не протискиваться и остался нависать, цепляясь за поручни. Автобус мотал старика туда-сюда. Еще двое-трое стариков полоскали друг дружку кто во что горазд. Как тут не задуматься, откуда вообще взялись эти вздорные пожилые граждане. Обычно же разговаривают о том, до чего мировецкий нынче день, слава те господи. А тут разоряются насчет тележки.

Один старик встал и собрался на выход. Встал и принялся пинать тележку. Клянусь. Глаза у него сверкали, и пинал он изо всех сил. Сам я не знал, куда взгляд спрятать. Старуха заорала: «Не смей пинать мою тележку, эта штука мне в тридцать фунтов обошлась». Общественное давление явно доконало ее, раз она сама теперь назвала свою тележку «этой штукой». Старик отвесил тележке прощальный пинок и сошел на ближайшей остановке. Слава Богу, их внуки не присутствовали.

Когда владение автомобилем не возвышает

Некоторые предпочитают ездить на работу в одиночестве. Подвозить не любят. Временами это явно непросто: нередко получается так, что у тебя возле дома пара автобусных остановок. Нужно проскочить мимо них так, чтобы не увидеть никого знакомого. Вот тогда, считай, пронесло. Некоторые водители применяют прием застывшей шеи и вперяют взгляд строго вперед. Они вообще-то знают, кого именно не видят. Проверили еще на подходе. «Ой-ёй, вон и наш дружочек. Если поймает меня, мне крышка». Проехав мимо автобусной очереди, поглядывают в зеркальце заднего вида. Боятся, если двое-трое людей станут показывать пальцами на его машину и костерить его на чем свет стоит. Когда тебя на таком ловят, частенько приходится менять маршрут.

Есть и такие водители, которые останавливаются, если их заметили. «Господи, чуть не проглядел ТЕБЯ, уже проскочил мимо очереди и вдруг понял, что это ТЫ». В следующий раз точно поедут другой дорогой. Но вот чего некоторые водители не понимают: очень часто здесь все наоборот. Кто-то в очереди замечает их издали и ныряет в газетку. «Ой-ёй, ты глянь, кто едет. Господи, умоляю, пусть он меня не заметит».

Когда предлагают подвезти, отказываться очень трудно. Еще труднее делается, когда водитель принимается сгребать горы газет и портфелей с переднего сиденья. «Запрыгивай. Я туда не еду, честно говоря, но высажу так близко, что, считай, там же». Если не соблюдать большую осторожность, можно очутиться в милях от нужного места. Запросто оказываешься невесть где, в раздумьях: «Как, черт бы драл, меня сюда занесло?»

Иногда они едут в точности туда же, куда и ты. «Садись, запросто довезу. Нужно только пару дел уладить попутно». Скажешь в ответ: «Спасибо-спасибо, но я лучше автобусом», – будешь выглядеть неблагодарным. Поэтому садишься. В ближайшие полчаса вы побываете на автомойке, заберете две бандероли, развезете шесть пакетов и навестите дай-машину[62]. Пойди ты пешком, оказался бы где тебе надо десять минут назад.

Иногда какой-нибудь благонамеренный автомобиль останавливается, проехав мимо автобусной очереди, распахивается дверца и водитель принимается сигналить клаксоном. Никто не знает, кому именно он гудит. Никому не хочется оказаться отвергнутым, и все, не двигаясь с места, озирают друг дружку. Кого б в результате ни подвезли, этот человек знает, что в любом случае вся очередь возненавидит его. Иногда уж лучше пешком.

Не автомобильный я человек

Не различаю я автомобили. Для меня все они выглядят одинаково. В попытке вторгнуться ко мне в бессознательное автопроизводители тратят миллионы. Роняют свои автомобили с подъемных кранов, спихивают их с головокружительно высоких скал и нанимают пышных женщин, чтоб купали машины в мыльной пене. Подъемные краны время от времени кажутся мне разными. Я даже в силах отличить одну головокружительно высокую скалу от другой. Но автомобили и те женщины похожи друг на друга так, будто отлиты из одной формы.

Вот «фольксваген-жук» я способен разглядеть за милю. Это была первая машина моего отца. Он купил ее в ту пору, когда не существовало никаких экзаменов на вождение. Просто расспрашивал соседа, как заводить и тормозить, и выкатывался на проезжую часть. Все остальное осваивал попутно. До сих пор распознаю «моррис-малый», потому что мистер О’Хара купил себе такой. Заехал к нам спросить, как заводить и тормозить, потому что у моего отца на том этапе уже было две недели стажа. А затем они оба отправились поинтересоваться у мистера Шеридана, как включать задний ход, потому что видели мистера Шеридана за этим занятием.

Все модели автомобилей казались разными по своему обличью. Индикаторы поворота выскакивали сбоку подобно желтым пальцам. Подножки устилала черная резина. Мистер Райен даже применял заводную рукоять. Когда б ни выходил он из дому, слух разлетался, как лесной пожар. «Скорей, ребята, прячемся за изгородь. Вон мистер Райен с рукояткой!» Мы таились, сидя на корточках в полном безмолвии и наблюдали, как мистер Райен закатывает рукава. Один смешок – и твоя песенка спета. После первых нескольких дергов рукояткой мистер Райен замирал и вперял в автомобиль взгляд, полный злобы и ненависти. Еще несколько попыток – и он нападал на автомобиль, лупя его с правой ноги. Иногда, колотя, выкрикивал разное. Ни повредить корпус, ни ушибить ногу он, кажется, совсем не боялся. Пинал мистер Райен «форд-англию».

Если я когда-нибудь все же обзаведусь автомобилем, мне понадобится персонализированный дизайн. Хочу двухэтажный вариант с якорем, чтоб бросать его, если не удается притормозить. Верхний салон предназначен для того, чтобы возить моих котов к ветеринару. Не надо, чтоб они ездили внизу и сигали мне на плечи, когда я пытаюсь управлять автомобилем. Если не считать всего этого, угодить мне довольно просто.

В автобусе

Мне всегда нравилось оставлять приличное время на остывание. Сиденье в автобусе после того, как с него встали, еще теплое. Решительно не хочу усаживаться на тепло от попы совершенно чужого мне человека. Это нарушает мое равновесие.

Я целиком и полностью понимаю, что мне это никак не навредит. Это не ядерное излучение, ничего такого. Но все равно предпочитаю подождать. К сожалению, другие люди менее привередливы. Они перехватывают свободное место, не дожидаясь, пока пристойно остудится. Жалко, что на свободное место нельзя поставить табличку «забронировано». Чтобы знак этот гласил: «Чур мое, я просто не хочу садиться, пока оно излучает температуру тела, поэтому руки прочь».

Не нравится мне сидеть в проходе, особенно если у окошка – женщина с хозяйственными сумками. Она то и дело поправляет свои пожитки и хватается за ручки, и я напрягаюсь. С минуты на минуту. Полная готовность. Эта женщина, очевидно, собирается выйти. Затем она вновь выпускает из рук свои сумки, расслабляется на сиденье, а вслед за ней – и я. Через пару секунд она опять берется за свое, я напрягаюсь повторно, и мне не терпится сказать: «Да господи боже мой, решите уже наконец». Такие вот мелочи устраивают в голове кавардак.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Комментарии переводчика

1

«Радио и телевидение Ирландии» (ирл. Raidió Teilifís Éireann, RTÉ, осн. 1960) – общественная телерадиокомпания Республики Ирландия.

2

Уильям Рори Галлахер (1948–1995) – ирландский блюз-роковый музыкант-мультиинструменталист, автор песен, продюсер.

3

О’Коннелл-стрит (ирл. Sráid Uí Chonaill) – главная улица Дублина. Дэниэл О’Коннелл (1775–1847) – ирландский политический деятель, активный сторонник права католиков быть избранными в Вестминстерский парламент (такого права они не имели почти сто лет), а также отмены Акта об объединении Великобритании и Ирландии 1800 г.

4

Речь о Нив Шиле Врянах (р. 1945), члене ирландской партии лейбористов, главе ирландского Министерства образования в 1993-1994-м и 1994–1997 гг.

5

Дойль Эренн (Dáil Éireann) – нижняя палата Парламента Ирландии.

6

Темпл-Бар (ирл. Barra an Teampaill) – район в центре Дублина на южном берегу реки Лиффи, место скопления историко-культурных достопримечательностей города.

7

Мост О’Коннелла (изначально мост Карлайла, с 1794) – проезжий мост через реку Лиффи, построен по проекту Джеймза Гэндона (1742–1823), спроектировавшего для Ирландии множество знаменитых сооружений.

8

Ирландские странники, скитальцы (ирл. lucht siúlta, самоназвание «пэйви») – малая этническая группа в Ирландии; странники ведут в основном кочевой образ жизни – со Средневековья и до наших дней.

9

Графтон-стрит (ирл. Sráid Grafton) – улица в центре Дублина, одна из двух главных торговых улиц города (вторая – Хенри-стрит).

10

Гарда Шихана (ирл. Garda Síochána, «Стража правопорядка») – ирландская полиция.

11

Дейм-стрит (ирл. Sráid an Dáma) – проспект в центре Дублина, здесь расположены штаб-квартиры нескольких крупных ирландских банков.

12

Паб «Рампоулз» находился в Темпл-Баре по адресу Парламент-стрит, 17, более не существует. «Parchman Farm» (1992–2002, с 2018) – дублинская блюзовая группа гитариста Пита Макгована.

13

Шон Т. О’Кяллах (Джон Томас О’Келли, 1882–1966) – ирландский политик, участник партии «Фианна Фойл», второй президент Ирландии (ирл. Uachtaran na h-Eireann) с июня 1945-го по июнь 1959 г.

14

Комиссия по электроснабжению (ESB, осн. 1927) – государственная компания электроснабжения Ирландии.

15

Имеется в виду розыгрыш государственной Национальной лотереи Ирландии (ирл. An Crannchur Náisiúnta, с 1987).

16

Глендалох (ирл. Gleann Dá Loch, долина двух озер) – ледниковая долина в графстве Уиклоу, знаменитая уцелевшим монастырем VI в., основанная св. Кевином; расположена в 36 км от Дублина.

17

Айрлендз-Ай (ирл. Inis Mac Neasáin) – маленький необитаемый остров прямо на север от гавани Хоута под Дублином.

18

Популярный, в том числе в Ирландии, бездрожжевой хлеб (ирл. arán sóide); обязательные составляющие – мука, сода, пахта (из современных продуктов подойдут кефир, йогурт или нежирная сметана).

19

Келлская книга (ирл. An Leabhar Cheanannais, ок. 800) – богато иллюстрированная рукописная книга, памятник средневекового ирландского искусства, хранится в библиотеке Тринити-колледжа в Дублине.

20

Отсылка к кинодраме американского режиссера с ирландскими корнями Джона Форда (Джон Мартин Фини, 1894–1973) о буднях валлийских шахтеров «Как зелена была моя долина» («How Green Was My Valley», 1941) по одноименному роману (1939) валлийского писателя Ричарда Луэллина (1906–1983).

21

Стор-стрит – короткая оживленная улица в центре Дублина, рядом со зданием Таможни.

22

Курра (ирл. An Currach) – плоская открытая равнина площадью почти 2000 гектаров в Ньюбридже, графство Килдэр.

23

Мелвин Хауард Торме (1925–1999) – американский музыкант, певец, композитор, актер; одна из наиболее известных его песен – «Горная зелень» («Mountain Greenery», 1956).

24

Судно Ее Величества «Королева Елизавета II» – океанский лайнер, флагман британского пароходства «Кунард Лайн» (1969–2004). В 2008 г. продан в Дубай, переоборудован под плавучую гостиницу.

25

Холихед – валлийский портовый городок на острове Холи-Айленд, важный порт связи между Великобританией и Ирландией.