Театр очищения

Александр Гобх

Театр очищения

Искусство есть такая потребность для человека, как есть и пить. Потребность красоты и творчества, воплощающего ее, – неразлучна с человеком, и без нее человек, может быть, не захотел бы жить на свете. Ф. Достоевский

Акт 1

“Нам необходимо духовное очищение. Если бы не оно, мир давно бы сошел с ума. У каждого есть свои проблемы – кто-то ищет утешение в вечном алкогольном забвении, кто-то растворяет их в любви или ненависти. Я же предпочитаю полностью отдаваться искусству. Лучшим направлением в искусстве я всегда считал театр. Еще с детства меня завораживали обширные залы, стены которых обиты архитектурой итальянского Ренессанса. Я сидел у подножья кулис и восхищался, насколько величественно они возвышались. Такие высокие, скрывающие за собой совершенно другой мир. Энергетика публики, кричащей от радости после выступления, погружала меня в приятный транс, от чего хотелось плясать. Главное отличие театра от фильмов или книг, так это то, что все тут происходит вживую. Ты буквально чувствуешь эмоции актера на своей шкуре. Как если бы Носферату терзал свою жертву в двух метрах от тебя. Из театра я выходил опустошенный от всей грязи, что пачкала мою душу, и наполненный уверенностью и теплым потоком радости. Тот, кто переступил порог театра, прежним уже не выйдет. Частичка тебя будто остается в нем навеки. Но необходимо подпитывать эту часть себя, иначе гармония пропадает и ты начинаешь забываться. Мир фантазий, избавляющий людей от страданий. Ха, что может быть лучше? Единственный способ обретения постоянного счастья через искусство, понял я, это слиться с ним. Стать непосредственным участником. Стать актером большого театра. Такова задача Ричарда Норриса, такова моя задача”, – подумал Ричард, смотря на красный огонь светофора, и улыбнулся.

Уверенность дергала его глаза с одного человека на другого. Зеленый. Поток людей двинул по пешеходному переходу. “Все равно красный цвет рано или поздно сменится зеленым. Сегодня мой день, наконец-то я получу главную роль!” – осознание, что ему больше не придется играть в массовках или второстепенных персонажей, пробежало по его телу. Он достал из кармана письмо, которое пришло по почте сегодня утром, и прочел надпись на нем – «Чистые души». Получение главной роли в пьесе, о которой он ни разу не слышал, все равно внушало надежду на дальнейший карьерный рост. Может, его заметят на сцене так же, как заметили представители театра, приславшие это письмо, думал он. Однако вызывал сомнения тот факт, что никакого сценария ему не прислали. Оправдывалось это тем, что авторам письма была необходима импровизация на сцене. Нестандартно, однако в этом Ричард был мастак.

Заметив бездомного, Ричарду захотелось дать ему несколько монет. Он уже рылся в поисках мелочи, но его внимание привлек трехэтажный дом напротив. На его углу была дверь, табличка на которой гласила – “Ткани”. “Странно… Тут, кажется, должен быть театр. В письме указан именно этот адрес.” Ричард посмотрел наверх. Снаружи здание больше напоминало жилое, чем театр. Окна казались искаженными и напоминали неправильный параллелограмм. Ричард представил, как открывает дверь, а за ней грязный подъезд, или того хуже – магазин тканей. Хоть бы это было не так, подумал он и зашел в помещение. Стены, обвешанные разноцветным шелком, смотрели на него. За прилавком сидела женщина лет семидесяти и, сжав ладонями стакан, пила чай. Она поприветствовала его и спросила:

– Чего желаете?

“Желаю порвать эти сраные тряпки в клочья. Если ты надеешься устроится на работу по пригласительному письму непонятно от кого, будь готов к чему угодно.”

– Нет, извините, я, кажется, ошибся. – сказал Ричард и начал проклинать автора письма. – Не знаете, я ищу театр, тут раньше был театр?

Старуха промолчала. Ричард достал из кармана конверт и сказал, что его пригласили на главную роль в пьесе «Чистые души», но, видимо, перепутали адрес, или, возможно, кто-то над ним подшутил. Странно, если это второй вариант, ведь над ним некому шутить. Даже если это ребята, с которыми он познакомился за время работы в других театрах, зачем им делать подобное – Ричард не понимал. Старуха пошла к кассовому аппарату. “Кажется, мне пора”, подумал он и было хотел развернуться, как она спросила:

– Зовут-то тебя как?

– Ричард, – ответил он машинально, словно в надежде, что ответ должен был на что-то повлиять. Не желая с ней знакомиться, он на прощание махнул конвертом в руке.

– Так-так, – она открыла тетрадь и провела пальцем по списку. – Ричард Норрис, я полагаю?

Желание уйти покинуло его.

– Мы знакомы? – глупый вопрос – он определенно знал, что они ни разу не виделись.

– Нет, но Вы в списке, как актер. У Вас сегодня прослушивание. Пройдемте за мной, – сказала она и захлопнула тетрадь. Старуха подошла к прямоугольному полотну розового цвета и отдернула его как штору. За ней была дверь. От удивления брови Ричарда поднялись вверх.

– У нас не совсем обычный театр, – сказала она и открыла дверь. А там – растворялись во тьме ведущие вниз ступеньки. Женщина нажала на выключатель – и лампы осветили красные стены, украшенные золотистым орнаментом.

– Я понимаю, как это выглядит. К сожалению, это все, что осталось от когда-то великого театра под землей, – заявила она.

– Попрошу объяснить, – Ричард дал понять, что далее не пойдет за ней. В голове начали всплывать образы из цирка уродов. Он, конечно, хотел получить главную роль, но в подобных мероприятиях участвовать отказывался. Театр – это, прежде всего, искусство, а не насмешки над инвалидами.

Она рассказала про древний театр под землей, о котором, конечно же, никто не слышал. О том, что в 1913 году там выступали самые знаменитые актеры того времени, но, к сожалению, театр обанкротился. “Во времена войны, знаете, было не до зрелищ”, – говорила она. Так и простоял театр заброшенный и никому не нужный вплоть до 1949 года, пока не объявился новый владелец, мистер Картер, с новым взглядом на принципы театральных выступлений. И сегодня он набирает людей для своей новой пьесы которая вытащит заведение из банкротства навсегда.

Красивая история, странно, что я о ней не слышал, подумал Ричард. Помимо пяти лет обучения в университете, последние несколько месяцев он изучал все, что касалось существующих и давно заброшенных театров, ставших исторической ценностью страны. И тот факт, что последний театр, в котором он еще не облажался, находился на глубине тридцати метров под землей и собирал необразованных новичков актерского мастерства, заставил Ричарда смять конверт в кармане. Театры под землей встречались ему и раньше. Однажды в таком театре он пытался получить эпизодическую роль палача, отрубающего голову главному герою. Однако здание театра выглядело совершенно иначе, чем подвалы в магазине тканей.

– Если хотите, могу показать все лицензии на подземные строения. Все легально. Идем, тебя уже все ждут, – пробормотала старуха и пошла вниз по ступенькам, оставив Ричарда наедине с разноцветными тряпками. Дверь выхода колыхнулась и зазвенел колокольчик. Сквозняк. Не совсем то, чего он ожидал. От этой мысли стало не по себе. Он посмотрел на дверь, вздохнул, и двинулся за старухой с мыслью – “Хуже все равно уже не будет”. Как же он ошибался.

– Стены вышиты вручную? – это первый вопрос, что пришел в голову.

– Разве не заметно? – рассмеялась она. – Конечно. Вы думаете, зачем нам магазин тканей сверху? Новый хозяин решил обшить стену, чтобы, спускаясь, зритель получал эстетическое удовольствие и располагался к предстоящему выступлению.

– Это, конечно, правильно, но не замечаете? Спуск достаточно крутой и узкий. Это неудобно и небезопасно, особенно, если зрителей – сотни.

– Конечно, Вы правы, но люди могут входить по-разному.

– В каком смысле? – Ричард обернулся посмотреть, не захлопнул ли кто за ними дверь. Нет.

Женщина некоторое время молчала, потом ответила.

– Это ведь не единственный вход и выход, – издав смешок, словно через силу.

Было видно, как эта тема ей не нравилась и Ричард решил замолчать. Место формировало в голове множество вопросов, удержать от которых рот стало невозможно. К примеру, зачем вход в театр закрывать тканью? Или почему театр находился в подвале магазина?

– Сколько тут помещается человек? – он хотел задать совершенно другой вопрос, но вылетел этот.

– Человек? Около ста двадцати.

“Не густо”, подумал про себя Ричард. Однако, это последний шанс начать карьеру, так что перебирать вариантами он не стал. Ступеньки все не заканчивались, и наконец в метрах двадцати показалась двухстворчатые двери, стоявшие внизу как финишная черта, переступив за которую ты либо выиграешь, либо проиграешь.

– Вы нервничаете? – спросила женщина, но Ричард не успел ответить. – Это нормально. Актеры должны нервничать, вдруг попадется подходящая роль, – сказала она и Ричард улыбнулся. В какой-то момент ему показалось, что этими словами она хотела передать совершенно другую мысль. Дойдя в самый низ до дверей, они остановились.

– Вам тут понравится. Желаю удачи на прослушивании, – сказала женщина. Теперь ее ждал долгий путь наверх.

– Спасибо, – машинально ответил Ричард. – А дальше-то куда? – ожидая, что за дверью будет длинный коридор, спросил он.

– Вы уже на месте, – ответила она.

Ричард распахнул двери.

Перед ним появился громадный театральный зал, в котором могло поместиться около пяти, а то и семи сотен человек. Не совсем то, что ожидаешь увидеть, спустившись под землю на тридцать метров. Словно это место было спроектировано чьей-то не очень хорошей фантазией. Деревянные балки вдоль стен подпирали потолок – видимо, для предотвращения обвалов. Обычно такие вещи скрываются за стенами, но не тут. Однако стоит отдать должное – сцена выглядела отлично. Точно образ из детства, внушающий приятные воспоминания. Внутри пахло лекарствами, и непонятно почему. На сцене стоял толстый парень в обтягивающем его тело костюме принца с поднятыми кверху руками и выкрикивал: “О, Брат, как ты посмел, любовь моя, только мне принадлежит”. “Интересно, как этот новый директор решил вытащить театр из банкротства такой нудятиной? Может, директору виднее, но, ей-Богу, прошлый век”, подумал Ричард. Видимо, парень тоже пришел на прослушивание. Играл он довольно нелепо, так что Ричард на его фоне вдохновился. “Одним соперником меньше”, подумал он.

Ричард подошел к передним рядам, где сидели несколько человек. Переговариваясь между собой, они выраженно жестикулировали, явно обсуждая парня на сцене. Ричарду стало не по себе, и он присел на кресло соседнего ряда. В понимании Ричарда, «жюри» (так он их называл) смотрели за выступлением, потом холодно говорили:

– Хорошо, следующий.

Ему стали интересны причины столь яростного обсуждения в сторону полного парня. Может, они нашли того, кого искали, а ему, как обычно, достанется второстепенная роль? “Я не хочу этого, и мне все равно на славу и популярность – я хочу играть сложных персонажей, хочу личностного, творческого роста, а все остальное придет”, оправдывался он перед собой, хотя уцепиться за лакомый кусочек театрального гонорара все же хотелось. За кулисами он заметил человека небольшого роста, возможно, карлика в темном капюшоне, который мелькнул, как искра, и исчез. Мысли о цирке уродов вновь возникли в его голове. “Все это странно, я ведь должен стоять за кулисами и ждать своего выхода”, думал он и не замечал, как все время на него смотрел один из членов жюри, пока другие продолжали обсуждать актера на сцене.

– Что вы тут делаете? – спросил его мужчина с ряда напротив. Видимо, работа в театре действительно плохо оплачивается, раз он такой худой.

– Я Ричард Норрис. Мне пришло письмо, в котором было сказано что я гожусь для главной роли.

– Да, точно, я Гектор, – он протянул перебинтованную руку Ричарду. Они поздоровались, Гектор обернулся и посмотрел на своих коллег. Один из них кивнул ему, и Гектор поднял кулак.

– Стоп! Бен, ты молодец, – сказал он. – Ричард, на сцену.

Звучало это как приговор. Он снял куртку с небольшим тремором в руках. Такое бывает перед выступлением, но как только войдешь в роль – это пройдет. Спускаясь, Бен перецепился и упал, чем вызвал смех у всех членов жюри кроме Гектора. Казалось, что он сейчас расплачется. Ричард понял – сегодня ему будет непросто.

– Бен, хорошо выступил, – обратился Ричард.

После этих слов Бен улыбнулся и пожал ему руку. Видно, что парень слабохарактерный, рановато ему выступать в серьезных образах. От этого трагедия только превратится в комедию. Один из членов «жюри», посмотрев на Ричарда, закатил глаза и помахал головой повернувшись к коллегам.

– Мне не нужно переобуться? – спросил Ричард.

– Нет, парень, тебе нужно только выступить, – сказал один из них и показал пальцем на сцену.

Гектор присел. Стыд за грубость коллег читался в его глазах. Вполне возможно, что «жюри» немного выпили, отсюда и подобное неуважение, думал Ричард. Он поднялся на сцену. Только бы не перецепиться! Сцена настолько усеяна подобием рельс, уходящих за кулисы, что выступать было бы удобно только стоя на месте – и то не факт. Как Бен умудрялся тут свободно передвигаться, да еще со своим-то весом?

Словно босиком по камням, он пробрался в центр сцены. За кулисами стояло несколько скелетов будущих манекенов или скульптур, нижней частью подсоединенных к рельсам. В дальнейшем на палки наносился мрамор или бетон, после скульптор высекал удивительные формы, превращая безжизненный скелет в произведение искусства. Но зачем они тут, в театре? Ведь заготовки как правило должны находится там, где производят манекены. Неужели у них есть собственный скульптор?

– Как мне выступать когда… – не успел он закончить, как его перебили. – Ты – маленькая девочка, которую загнал в угол убийца.

Ричард уже сталкивался со многими представителями театра и встречал наглецов похуже. Также ему приходилось выступать в подобных пьесах жанра ужас. Так что задание не показалось ему странным. Однако вряд ли Ричард подходил на роль маленькой девочки. “Возможно, очередная издевка, проверяют меня на прочность. И не с такими работали”, подумал он и присел, прижав колени руками к груди.

– Нет, мамочка, помоги мне, – пытаясь спародировать писклявый голос маленькой девочки, Ричард качался из стороны в сторону. Его губы скривились, а глаза начали слезиться. – Нет, нет, пожалуста, – он специально пропищал слово неправильно.

Гектор опустил голову.

– Браво! – похлопал наглец, сидящий рядом с Гектором. – Такой подход возродит театр! Не терпится посмотреть на тебя в разгаре пьесы! – говорил он.

Остальные (кроме Гектора) только подтверждали его слова кивками. “Кажется, этим наглецом был Картер, о котором рассказывала та женщина в магазине тканей”, – подумал он. К похвале Ричард отнесся холодно.

– А теперь изобрази физическую боль от голода. – Картер встал, на его лице виднелось возбуждение, словно он нашел кого хотел.

Но Ричарду казалось, что он проходит собеседование на должность проститутки. Все-таки это лучше, чем ничего, если в итоге это куда-то приведет. Он прилег на сцену, держась за живот, и тяжело задышал.

– Больше боли!

Застонав, Ричард начал дышать глубже. По правде говоря, боль он чувствовал реальную. Железные рельсы давили ему на плечо так, что рука потихоньку начинала неметь.

– Больше, я хочу больше, – глаза Картера пропитались одержимостью к актерскому мастерству Ричарда.

На мгновение Ричард поверил, что умирает от голода, и мысль – «А я не так уж плох!» – мелькнула в его сознании. Но стоило ему поверить в себя, как все, кроме Гектора заржали, как завсегдатаи пивных баров. Смех имел глумливый характер – настолько, что Ричард обернулся от чувства, что за его спиной кто-то стоит. Но, кроме заготовок декораций и различного инвентаря, никого не было.

– Нет, мамочка, помоги мне, да, Гектор? – один из них перекривил Ричарда и несильно ударил Гектора по плечу. Тот никак не реагировал, а лишь глубоко вздыхал. Ричард поднялся и уставился на них. Смех не утихал. Если они хотели пристыдить Ричарда, то на мгновение у них это получилось.

– Я, конечно, всякого повидал, но это уже перебор, – сказал Ричард.

“Зажравшиеся ублюдки. Если они думают, что я буду это терпеть, то они ошибаются”, подумал он и спустился со сцены. Картер стал напротив, перегородив путь.

– Никуда ты не пойдешь, – заявил грубиян.

Его голос все еще излучал ехидность. Ричард отступил влево, чтобы обойти его, но Картер взял его за плечо. – Я сказал, никуда ты не пойдешь, – теперь его голос звучал зловеще. Лицо сделалось серьезным и он отпустил плечо Ричарда. Насмешки со стороны коллег тоже исчезли.

– Ты ведь актер, Ричард, вот и актерствуй, – он указал на сцену. Ричард краем глаза заметил, что его окружили со всех сторон. Голова в этот момент перестала думать. Выход был один – бежать. Ричард рванул через ряды кресел, так как остальные пути к отступлению были перекрыты. Только он запрыгнул на сидение, как Картер и его люди, словно псы, набросились на него. Картер ухватился за ногу Ричарда. Бедный упал, ударившись ребрами о спинку кресла. Пока он пытался отбиться от хватки Картера второй ногой, пытаясь попасть ему в голову, псы пробирались через ряды сидений, пока в какой-то момент их холодные руки не вцепились в его тело. “Это конец”, мысль гвоздем вбилась в голову. “Куда я ввязался? Зачем? Придурок”. Ричард закричал что есть силы и начал вырываться. Но вырваться из хватки трех человек – все равно что выйти из сонного паралича – чем сильнее сопротивляешься, тем дольше в нем останешься. Ричард чувствовал себя беззащитной собачкой в руках жестоких подростков, которые хотят отрезать ему лапку.

– Ты будешь лучшим актером нашего театра, – произнес Картер и вынул из заднего кармана шприц. Где-то вдалеке послышался звук раскалывающейся доски. – Держите крепче, – двое человек вцепились ему в руки и ноги. Картер оголил иглу и соединил со шприцом.

– Нет! Что вы делаете? Я рассказал, куда иду, всем друзьям. Если я исчезну, за мной сразу же придут. Отпустите меня, я никому не скажу.

Ричард изо всех сил дергал ногами, но хватка оставалась мертвой. Отломав головку ампулы, Картер набрал полный шприц. Пару раз брызнув через иглу, чтобы избавится от пузырей воздуха, он сказал:

– Неужели ты думаешь, что мы выбираем людей с друзьями?

Шприц вошел в кожу шеи как шило. Он вдавил шток шприца и жидкость с молниеносной скоростью растеклась по венам.

– Приятно иметь с вами дело, – сказал он и вытащил иглу из шеи.

Свет начал пропадать из сознания.

– Ты станешь великим актером, я отдам тебя в руки лучшего режиссера и все узнают, что такое «театр очищения», – говорил с восхищением мутный силуэт, пока не уплыл во тьме.

Акт 2

“Где я?” – в ушах нарастал шум, как под водопадом. Расфокус в глазах давал рассмотреть едва уловимые точки света. “Зуд в ногах просто невыносимый, Боже, что происходит? Почему мое тело не двигается?” – Ричард попытался закричать но ничего не вышло. Он боялся задохнуться от страха, поэтому старался не упускать возможности вдохнуть как можно больше воздуха. Закрыв глаза, он видел все те же огни. Они сияли и переливались, от чего голова шла кругом. И этот запах, словно лежишь в куче дохлых крыс. Его желудок не выдержал и выбросил через рот утренний завтрак. Когда ты блюешь в неизвестность, становится еще хуже. Единственное, что было понятно, так это, что его тело находилось в вертикальном положении.

Он прищурился и смог разглядеть людей. Кажется, они рукоплещут ему. Такие нарядные, как куклы на выставке. Причудливые парики чуть ли не слетали с их голов от столь яростных аплодисментов. Оживленные лица в зале требовали выступления. Раздался тихий механический звук под мышкой похожий на треск зубов друг о друга. Рука Ричарда поднялась вверх и неуклюже, точно как марионетка в руках плохого кукловода помахала людям в зале. Шум усилился. Кто-то свистел, а кто-то неразборчиво кричал. “Какого черта?”. Это не было его волей. Он был одет в жюстокор с белыми бантами на манжетах. На голове – тюрбан с белым пером. Принц махал со сцены, а зал ему рукоплескал. Не об этом он мечтал, когда поступал на актерский факультет. В глазах каждого, кто сидел в зале, виднелось предвкушение. Некоторые люди доставали бинокли и устраивались в креслах поудобнее. Сейчас будет выступление.

– Помогите. Пожалуйста, – прорезался едва слышный голос. Но зал лишь продолжал шуметь и восхищаться. Его рука опустилась, и по щеке потекли слезы, смешиваясь с неуклюжим гримом.

Наконец народ замолчал. Только эхо от безжалостного мычания Ричарда разносилось по залу, акцентируя внимание зрителей на центр сцены. Зрение почти восстановилось, и он смог полностью охватить взглядом зал и увидеть своих фанатов.

– Зачем? – спросил он публику хрипящим голосом, ответом была тишина.

В зале погас свет. Свечи хрустальной люстры медленно тухли. Казалось, эта люстра – единственный проблеск прекрасного среди мрака. Он представлял себя этой люстрой – такой беззаботной, отдаленной от здешней обстановки – пока не начал бесшумно отдаляться от публики вглубь сцены.

– Нет, нет. Отпусти меня, – прохрипел он в темноту, но ничего сделать не мог.

Люди из зала перешептывались между собой. Щелчок. На полу театральной площадки появился круг света. Классическая музыка повышала давление. Сладкими как мед нотами, безмятежная мелодия заглушала страх, от чего на висках пульсировали вены. На свет вышел человек в черном костюме.

– Эй, помогите мне, пожалуйста, – Ричард уже не верил в то о чем просил, но слова все равно вырывались из его рта.

Человек поднял правую руку так, словно держал в ладони сферу, а левую прислонил к груди. Представление начинается. Оперный голос величественно прозвучал на весь зал, и казалось был слышен старухе в магазине тканей. Тенор певца был превосходен, казалось, лучше слышать не приходилось. Обжигающие неприятные муравьи пробежались по затылку Ричарда.

– Люблю я девочку свою, никогда ее не отпущу. Ангел во плоти, что греет душу мне. Кровь родная, что хранил как камень драгоценный, сбежала от моей заботы, – он отходил спиной назад к Ричарду и круг света пятился за ним. – И теперь не видеть мне покоя, пока не верну утраченное мною сокровище, – подъехавшее к Ричарду тело продолжало петь.

Он увидел привязанного к манекену темнокожего мужчину в удлиненном смокинге. Кожа на его лице была покрыта лопнувшими волдырями. Разорванный рот, привязанный к механизму открывался и закрывался в такт словам песни. Круг света перешел на Ричарда и ослепил его.

“Это сон, гребаный кошмар который сейчас прекратится”, думал он, зажмурив глаза и пытаясь пошевелить конечностями, которые даже не думали двигаться. Открыв глаза, осознание вылилось на него, как ведро ледяной воды. Кошмар не закончился. Как и этот темнокожий певец, он был вплотную привязан к скелету манекена, который он видел за кулисами. Ричард посмотрел на ноги бедолаги, которые перемещались по рельсам с помощью маленьких колес. Не могло уместиться в голове, что нечто подобное в принципе возможно. Этого просто не может быть! Он заорал во все горло, но вырвались лишь едва ли слышные хрипы. Тогда он заорал еще раз, и голос совсем немного прорезался. Ричард выбился из сил. “Неужели я закончу, как этот парень?”, подумал он. “Может, я тоже должен быть мертв и то, что я очнулся было ошибкой?”. Эта мысль пугала его еще сильней.

– Она как лист в огне, я не отец, если не могу уберечь ее, – последнюю ноту певец растягивал, пока не погас свет и не зашумели аплодисменты.

Где-то за стенкой тихо затрещали шестеренки и манекен потащил Ричарда за собой. Опять. Куда? Зачем? Через некоторое время он почувствовал резкое торможение, которое символизировало прибытие в точку назначения. Его не покидало чувство, будто за ним кто-то наблюдает. Оно исходило из вполне конкретного места, куда он и повернул голову. Хоть ориентироваться в пространстве в такой темноте сложно, он знал, что в той стороне находился зал. Но не публика вызывала у него это чувство, а что-то намного ближе. Словно прямо перед лицом дышал призрак. Свет. На него смотрела посиневшая голова женщины. Рот ее был слегка приоткрыт, а мертвый взгляд пронзал Ричарда насквозь. Она была так же привязана к манекену. На мгновение показалось что под нарядным платьем ее грудная клетка надувалась и сдувалась. Но все это было не более чем иллюзией – девушка не могла дышать, она мертва. Лицо казалось ему знакомым хоть он понимал, что видит его первый раз. “Нет. Боже, это ведь… Актриса театра, в котором я месяц назад проходил прослушивание”, подумал Ричард и отвернулся. Его легкие сделали резкий выброс воздуха. В памяти возникли фрагменты, как девушка танцевала балет в том же платье, что и сейчас, и как было бы здорово пригласить ее куда-нибудь после выступления. Как он волновался, обдумывая с какой стороны начать диалог, и как не смог решится даже подойти к ней. Ричард заплакал, и круг тусклого света направился на них. Когда не можешь вытереть себе сопли, чувствуешь себя еще более беспомощным. Слева от них стояли декорации ночного причала. Луна – большая, как во время суперлуния – освещала их костюмы. Мягкая мелодия скрипки очаровывала зал и заставляла публику умиляться.