Операция «Анти-вуду»

Анастасия Дробина

Операция «Анти-вуду»

А как хорошо начинались выходные! Душа радовалась… Накануне, в пятницу, на совещании у Юльки Полундры всей компанией постановили, что Натэлу давно пора ставить на лыжи.

– Граждане, середина декабря! – Полундра рубила рукой воздух, и ее рыжие волосы воинственно вставали дыбом. – Новый год на носу! Все восьмые классы рассекают давно! Атаманова нашего на районные соревнования выдвинули! А Натэлка еще на лыжах не стояла ни разу! Отличница называется! Хорошо еще, что заболеть в ноябре повезло, да еще две недели освобождухи, а теперь?! Как всегда, до последнего дотянули!

– Но я не умею на них кататься! – Натэла Мтварадзе с ужасом смотрела на друзей. – У нас в старой школе был бассейн, я плавать хорошо умею! А на лыжах никогда не стояла даже! О-о-о, у меня теперь будет двойка по физре, кошмар! По физре! Двойка!!! Бабушка не переживет!!!

В том, что бабушка Натэлы, дама железобетонного характера, переживет не только внучкину двойку, но и конец света, не сомневался никто из друзей. Но что-то делать все равно надо было.

– Пойти на наш стадион и покататься! – сурово заявил Серега Атаманов. – Делов-то! Там и лыжня давно нарезана!

– Я нэ буду позориться на-а глазах всей школы! – вздернула подбородок Натэла. В ее речи прорезался акцент, что говорило о крайнем волнении.

– Ну-у-у… Можно в Кузьминки поехать, там нас никто не знает! – предложила Юлька.

– Народищу там по выходным… – нахмурил брови Атаманов. – Вся Москва катается, будем только под ногами у людей путаться…

– Поедем вечером! – пожала плечами Белка Гринберг. – В Кузьминках по вечерам хорошо, фонари… Вальсы Штрауса играют…

– Гринберг, ей не Штраус твой нужен, а ездить научиться! – рассердился Атаманов. – А если мы вечером приедем, то уже через полчаса возвращаться надо будет! А за полчаса Натэлка только лыжу сломать успеет! Батон, ты что молчишь, как неродной?! Предложения будем двигать?!

Андрюха Батон, с увлечением поедавший огромный бутерброд с колбасой, поперхнулся, проглотил непрожеванный кусок, выпучил глаза и выпалил:

– К Пантелеичу! В Михеево! На все выходные! Заодно дров ему из лесу привезем…

В комнате воцарилась тишина.

– Батон, ты гигант! – уважительно сказала Полундра. – Вот что значит – правильно питаться! Братва, у кого валенки есть?!

К Батонову дедуле в деревню Михеево собрались все вместе, впятером. Приглашали и Соню – старшую Белкину сестру, студентку консерватории, но у той вовсю шли репетиции новогоднего концерта. Отрываться от родимого рояля старшая Гринберг не пожелала. Но мысль о том, что тринадцатилетние дети отправляются невесть в какую глушь, лазить по лесу, в котором бродят волки и медведи, повергла Соню в панику. Напрасно Батон твердил, что медведи зимой спят, а последний волк в Михееве был замечен еще при советской власти. Соня и слышать ничего не желала:

– Знаю я вас! Вы там всех медведей перебудите! И они вас съедят! А что я потом маме скажу?! Она на Новый год прилетает из Вены, и Белка должна быть целая и невредимая! И вы все тоже! В общем, дети, или с вами едет кто-нибудь из взрослых – или вообще никто никуда не едет!

Полноценного взрослого за полдня добыть не сумели: у деда Полундры были лекции в Военной академии, у папаши Батона – вечерние смены на хлебозаводе. Пришлось Соне скрепя сердце согласиться на Полундриного старшего брата. Ему Соня тоже доверяла с трудом, несмотря на то что уже полгода считалась Пашкиной любимой девушкой.

– Полторецкий, чтобы никаких там дурацких шуточек! Чтобы смотрел за детьми! На них там сосна упадет! Они в берлогу провалиться могут! Замерзнуть и заболеть! Заблудиться! Сломать шею! Белка может посадить голос, а у нее зачет по сольфеджио в среду! Что значит «все люди взрослые»? Какие они взрослые?! Учти, ты мне будешь лично отвечать за каждую ребенкинусоплю!

Девятнадцатилетний Пашка, изо всех сил стараясь не улыбаться, дал торжественную клятву бдить круглосуточно. Соня подозрительно посмотрела в его синие хулиганские глаза, махнула рукой и дала добро.

Но как же хорошо оказалось в Михееве! Вся деревушка была скрыта под ровным белым снежным ковром. Снега навалило столько, что дома оказались засыпанными до окон. Деревенская улица превратилась в узенький проход, расчищаемый силами Пантелеича и четырех бабулек-соседок: больше в заброшенном Михееве никто не жил. От станции пришлось добираться как раз на лыжах: другой возможности пересечь километровые снежные завалы не было. Натэла героически встала на свои изящные, белые, как следует смазанные Атамановым лыжи и под оглушительное «ура» друзей сделала первые шаги.

После двухчасового пути до деревни начинающая лыжница была еле жива. Возле Пантелеичева забора она кулем свалилась на руки Сереге, задрав палки.

– О-о-о… никогда больше… Ни за что… У-ми-ра-ю, вах…

А навстречу гостям из избы уже бежал радостный Пантелеич в незастегнутой телогрейке и валенках на босу ногу.

Потом, в избе, отогревались горячим чаем и всевозможными запасами из Натэлиного рюкзака: готовить пахлаву и печенье Натэла умела гораздо лучше, чем стоять на лыжах. Было тепло, огромная печь источала жар, на стенах весело топорщились пучки сушеных трав, висящие между вырезанными из журналов репродукциями и календарями. Пантелеич, водрузив на нос очки, сидя за столом, разбирал книги. Литературу Батонов дед заказывал себе по каталогу «Планета книг» на адрес внука в Москве, и время от времени Андрей привозил деду внушительную посылку.

– «Труд огородника»! – весело перебирал книги Пантелеич. – Вот уж нужно, так нужно… «Цветы каждый день»! Тож правильно, усодим все клумбы, пусть Васильевна из-за забора обзавидуется! «Пятьдесят лет в строю»… «Записки разведчика»… «Попаданцы в Третьем рейхе»… «Как мы брали Берлин»… А это чего такое?! «Магия вуду»… Чего-чего?! Андрюха! Это какое такое вуду еще? Огурцы такие?

– Сам ты, дед, огурец! – съязвил Батон, но было видно, что и он озадачен. – Это, наверное, тебе приз дали… Ты у них конкурс выиграл: «Самый долгоиграющий читатель!» Короче, для общего развития тебе. А то скоро на альтернативной истории двинешься!

– Да лучше бы они «Воспоминания маршала Жукова» прислали! – рассвирепел Пантелеич. – Полгода уже дожидаюсь! А это ваше вуду еще неизвестно, что такое!

– Вуду – это африканское колдовство… – слабым голосом доложила Натэла с кровати. – Можно мертвецов оживлять…

– Тьфу, не к ночи будь помянуты! – сердито перекрестился Пантелеич. – Только африканских мертвецов мне для счастья не хватало! Андрюха, убирай эту жуть господню с глаз моих! Можешь вон в печку кинуть! Отец Зосима говорит, что про такое читать вовсе грех!

– Федор Пантелеевич, если вам не нужно, можно я возьму? – попросила Натэла.

– Забирай! – книга про черных колдунов, пролетев через всю комнату, шлепнулась рядом с девочкой на кровать. – Только на ночь не читай! А то у меня тут мыши бегают, а тебе бог весть что мерещиться начнет… От визга никто глаз не сомкнет!

Наутро Натэла объявила, что у нее болят все кости, что с кровати она встать не может и умрет на месте при одном только взгляде на лыжи.

– Я нэ могу! Я посреди леса там упаду! У меня ничего нэ шевелится! – стонала она из-под одеяла. – Это нэ спорт, а издэвательство! Пусть лучше двойка будет!

– Может, оставить ее здесь? – предложила Белка. – Еще правда встать не сможет, а нам завтра уже домой ехать…

– Да прям! А зачем тогда тащились в такую даль?! – Полундра была настроена решительно. – Надо ехать хоть кровь из носу! Через «не могу»!

– Сережа, о-о, скажи им… – простонала Натэла.

Атаманов поскреб затылок, нахмурился. Неуверенно произнес:

– Полундра, ты б ее не трогала… А то, если чего, нас Нино Вахтанговна передушит!

– Клин клином вышибают! – объявил вдруг вломившийся с мороза с охапкой дров Пашка. – Натэла и остальные, слушай команду по гарнизону! Вылезать – завтракать – одеваться – и в лес! Натэла, слово чести, – через десять минут у тебя все пройдет! Если нет – можешь в Москве Соньке наябедничать на меня! Я за каждый ваш чих отвечаю – забыла?!

– Нэ хочу быть причиной твоей смэрти! – мрачно объявила Натэла и полезла из-под одеяла. Полундра переглянулась со старшим братом и прыснула.

Но Пашка неожиданно оказался прав. Доехав со стиснутыми зубами до опушки леса, Натэла изумленно сказала:

– Ой… а ведь правда! Уже лучше! Почти ничего не болит!

– И на лыжах стоишь уже путево! – одобрил едущий сзади Атаманов. – Считай, четверка имеется! Только палками отталкивайся, а не врастопыр их держи! Полундра, гляди, как она круто едет!

Ехала Натэла ужасно, но Юлька сочла долгом подбодрить подругу:

– Зашибись! Уже почти что биатлон! Ружья не хватает!

В лесу было пусто и бело, елки стояли в снегу до самых макушек. Толстые краснопузые снегири, перелетая с дерева на дерево, сбивали с веток пушистые шапки. Высоко на сосне стрекотала белка, между сучков мелькал ее серый хвост. По ровной скатерти снега тянулась цепочка следов.

– Волк! – испугалась Белка.

– Да ну… Заяц! – усомнился Атаманов. – Вон, петлял…

– Ворона, – усмехнулся Батон. – И не петляла, а прыгала. Мыша, кажись, ловила. Ладно, парни, давайте сушняк рубить, деду отопление нужно. Девчонки, а вы тут по полянке круги нарезайте, Натэлку натаскивайте… и вообще не мешайте! Топор – штука такая, раз – и полноги нету!

С дровами провозились почти до вечера, потому что управляться как следует с топором умел один Батон. Но все же до темноты ребята умудрились нарубить гору сушняка и сложить ее на огромные санки. Санки тянули Атаманов и Батон, Пашка подталкивал сзади. Следом тащились усталые девочки, которых подбадривала, к общему удивлению, Натэла:

– Юля, Белка, мы уже почти дома! Чуть-чуть осталось, поднажмите! Вы же видите, даже я еду! Пашка, ты просто гений!

– Ты это дома Соне скажи… – пыхтел Пашка. – А то, когда я сам говорю, она почему-то не верит… Эй, пара гнедых! Эй, ухнем!!! Выноси, залетные!

«Пара гнедых» злобно пыхтела в ответ. Двигался весь караван крайне медленно – до тех пор, пока из-за леса вдруг не донесся пронзительный, тоскливый вой.

– Волки!!! – заверещала Белка.

– Откуда здесь?! – поразился Батон. – В жисть не было!

– Завелись, значит! – заорал Атаманов, дергая сани за веревку так, что весь нарубленный сушняк чуть было не высыпался в снег. – Поднажми, братва, не то сожрут с костями!

В деревню влетели на всех парах. Пантелеич выскочил навстречу, восхитился количеством дров и скоростью Натэлы, несущейся впереди всех, как мастер спорта по слалому, – только снег разлетался.

– Да какие там волки! – расхохотался он, выслушав взволнованный рассказ ребят. – Это Жиган воет, псина сторожихина из Торбина! Кажин день заливается, и все такими руладами жалистными – сердце рвется! Заходьте лучше шти есть, пока горячие! Тока что из печи вынул!

Вечером отдыхали. Пили чай, доедали Натэлины пироги, со смехом вспоминали, как галопом неслись через лес под собачий вой. Пашка страдал без своего айпада, забытого в Москве, и от огорчения читал университетский учебник по квантовой физике. Пантелеич с синим карандашом в руках изучал новый каталог «Планета книг». Атаманов, Батон и Полундра сражались засаленными картами в «шестьдесят шесть». Белка откровенно дремала. Натэла, пристроившись на кровати под тусклой лампочкой, с интересом перелистывала «Магию вуду».

– Натэлк, и охота тебе?.. – поинтересовалась Полундра. – У меня уже веки склеиваются, а ты еще читать можешь?

– Да еще жу-у-уть такую… – зевнула с другой кровати Белка. – Про зомби с колдунами, вот ужас! Еще правда приснится ночью…

– Мне никогда кошмары не снятся, – успокоила Натэла. – Один раз только приснилось, что мама приехала с гастролей, а у меня – пустой холодильник! Проснулась – та-а-ак обрадовалась, что это сон был!..

Полундра с Белкой хмыкнули. Мама и бабушка Натэлы – известные актрисы – часто бывали в разъездах, и Натэла оставалась на хозяйстве одна. Ей ничего не стоило приготовить обед на десять человек, за полчаса отмыть всю квартиру, перестирать кучу белья и сшить на машинке новые занавески – если старые, по ее мнению, вышли из моды. С такими способностями, на взгляд Юльки, нужно было не сидеть в восьмом классе, а прямиком выходить замуж.

«Ты, Полундра, ей голову не морочь! – сурово говорил на это Атаманов. – Замуж МЫ С НЕЙ, когда надо будет, тогда и сходим. Пусть пока учится, а там поглядим».

Юлька хихикала. Натэла краснела, чуть улыбалась, молчала.

Домой собрались в воскресенье после обеда. Пантелеич проводил всю компанию до конца деревни, строго-настрого велел приезжать на зимние каникулы, а внуку вручил книжный каталог, весь исчирканный синим карандашом.

– И чтоб были мне воспоминания Жукова! И записки генерала Драгомирова! И «Сталинские соколы»! И про Третью танковую дивизию! И про теплицу для помидоров! И календарь купи, с девицами в купальниках! На стену повешу – и пусть Васильевна хоть впополам треснет со своим отцом Зосимой!

– Календарь ему подавай с девицами… – бурчал недовольный Батон, въезжая на лыжах в лес. – Приспичило на старости лет… Одно счастье в жизни – попа Зосиму до инфаркта довести! А деньги на все это где?! Нам с батей еще коробку передач у «жигуля» менять… Мать без зимнего пальто ходит…

– Я ему сам календарь куплю! – расхохотавшись, пообещал Пашка. – Можно в купальниках, можно и без…

– Ты мне того… деда не порти! Лучше помозгуй, где записки Драгомирова достать, это ж антиквариат! Я смотрел в Интернете – тридцать шестой год, парижское издание!

– Достанем, не боись, – заверил Пашка. – Сол Борисыч сделает!

В электричке было холодно и пусто. Почти до самой Москвы ребята ехали одни в пустом вагоне с серебристыми от мороза стеклами. Только в Апрелевке в электричку неожиданно хлынул народ с лыжами, сумками и детьми. Сразу стало шумно, тесно и бестолково.

– И куда это людей в такой холод несет… – бурчал Атаманов. – Щас еще бабка какая-нибудь влезет… Повиснет над тобой, и уступай ей место! А до Москвы еще полчаса! Батон, слышь, если чего – ты встаешь, я ногу вчера суком отбил… Батон! Бато-он, ты что, примерз там?!

Друг не отвечал. Атаманов недоверчиво покосился на него и увидел, что Андрюха, неестественно извернувшись, уставился в другой конец вагона. Серега тоже вытянул шею. И громко прошептал:

– Блин, ну ни фига…

Тут уж повернулись все. И ахнули вполголоса даже девчонки. Потому что на дальней скамье, закутавшись в пушистую белую шубку, сидело существо невероятной красоты.

Это была девчонка-мулатка лет тринадцати, с огромными черными глазами – такими огромными, что напоминали о киношных инопланетянах. Ресницы угрожающей длины отбрасывали на щеки тень. Из-под накинутого на голову белого шарфа выбивались вьющиеся пряди распущенных волос. На тонком, чуть скуластом лице цвета кофе с молоком не было ни грамма косметики. На коленях мулатки была раскрыта толстенная книга, но девочка смотрела поверх страниц, не мигая, и, казалось, глубоко задумалась о чем-то. Мысли эти, похоже, были грустными: на лице девчонки Полундра явно разглядела высохшие дорожки слез. У ног мулатки стоял пестрый рюкзак, стянутый кожаным ремешком.

– Да-а-а… – протянул Пашка. – Есть на что глядеть. Мисс Африка!

– У тебя своя мисс дома есть! – немедленно напомнила Белка. – Вот расскажу Соне, как ты в электричках на мулаток пялишься!

– Я – пялюсь?! – обиделся Пашка. – Ты меня за кого держишь? Она же малявка! Это вон у пацанов ваших челюсти отвисли… Парни, рты закройте, сквозняком продует!

– Нет, не в моем вкусе, – опомнился Атаманов, покосившись на Натэлу. – Андрюх, а ты, может, познакомишься пойдешь?

– Офонарел?! – мрачно вопросил Батон. – Мы на кого похожи-то?! Она с перепугу ментов вызовет!

Возразить Сереге было нечего. Для поездки в деревню все, разумеется, надели что похуже. Сам Атаманов был наряжен в древний пуховик серо-буро-малинового цвета с полуоторванными карманами и буйно лезущими отовсюду перьями. На Батоне красовалось старое отцовское пальто с облезлым воротником и валенки с галошами, а на голове топорщился Пантелеичев треух.

– Я тут самый приличный! – окинув взглядом всю компанию, заявил Пашка. – Но я ей в дедушки гожусь. Что будем делать, господа гусары?

«Господа гусары» уныло молчали.

– Девчонки, может, вы к ней пристроитесь? – неуверенно спросил Атаманов. – У вас видок покультурней. Присядьте рядом, туда-сюда, куда едешь, где прическу делала…

– Ни за что! – отказалась Натэла. – Это же иностранка! А у меня плохой английский! Не хватало еще опозориться… А в некоторых странах в Африке вообще говорят по-французски! И по-португальски! В Анголе, например!

– Что иностранка в калужской электричке делает, хотел бы я знать… – задумчиво спросил Пашка. – На каком языке она билеты брала?

Но ответа на свой вопрос он не получил. Электричка, дернувшись и загремев, остановилась у станции «Переделкино», и в вагон, дыша паром, ввалилась новая партия пассажиров. Среди них оказалась скрюченная старушонка с огромной сумкой на колесиках, с порога заголосившая на весь вагон:

– Книги-книги-книги!!! Самые лучшие, самые красивые книги издательства «Витязь»! Военные мемуары! Аль-тыр-ны-тивная история! Воспоминания Рокоссовского в первой редакции! Записки генерала Драгомирова с Парижу! Можно полистать, посмотреть, купить!

– Батон, хватит на мулатку таращиться, вставай!!! – обрадовался, вскакивая, Пашка. – Никуда твоя красотка до Москвы не денется! Беги за бабкой, у нее Драгомиров!

– А у меня денег нет!

– У меня есть! Пошли, пока она в другой вагон не сбежала! Серега, идем с нами!

Батон, с сожалением вздохнув, отвернулся от красавицы мулатки и устремился за торговкой книгами в тамбур. За ним двинулись Пашка с Атамановым.

И почти сразу же в вагон с громким гоготом ввалились четверо пацанов в кожаных куртках. Их вязаные шапочки каким-то чудом держались на бритых затылках. Юлька сразу подобралась, готовая, если что, отбивать атаку до возвращения из тамбура ребят. Но бритые даже не взглянули в сторону девочек. Едва войдя, они повернулись к мулатке в белой шубке.

– Во! Позырьте! – со смехом провозгласил один из них. – Мартышка сидит! Второй день как с пальмы слезла!

Заржали и остальные.

– Не, пацаны, она из зоопарка сбежала!

– На хвосте из клетки вылезла!

– Это чо у ней в лапках? Чо – читать умеем, да? Умные такие?

– На каком языке в ихней Замбези говорят?

– На папуасском, гы!

Мулатка аккуратно заложила страницу в книге открыткой и закрыла ее. Откинула шарф, выпустив целую копну вьющихся волос, внимательно посмотрела на ржущую гоп-компанию огромными, блестящими, еще не просохшими от слез глазами и на чистом русском языке пояснила:

– Замбези – не страна, а река в Южной Африке. А папуасского языка не существует в природе. На островах Папуа – Новая Гвинея есть множество разных диалектов. Вы ошибаетесь, уважаемый.

Голос девчонки был неожиданно низким, звучным и очень красивым. На секунду в вагоне повисла озадаченная тишина. Наконец один из гопников возмущенно заорал:

– Братва, да она прикалывается! Ты, макака, думаешь, умная самая? Да я тебя щас по стенке…

И тут Полундра поняла, что надо что-то делать. И вскочила.

– Юлька, сиди! – панически запищала Белка, понимая, что подруга вот-вот рванет биться за справедливость. – Одурела совсем, сиди! Их четверо…

– Я вызываю полицию, – ровным голосом сказала Натэла, доставая мобильный. Но Юлька уже вскочила с ногами на скамью и – гаркнула во весь голос первое, что пришло в голову:

Над седой равниной моря ветер тучи собирает!Между тучами и морем гордо реет глупый пи́нгвин!Он и сам уже не знает, как он смог с земли подняться!Вот и носится над морем, и орет вторые сутки!Потому что он не знает, как сажать себя на плоскость!!!

Этот стишок они с Белкой недавно нашли в Интернете и вволю нахохотались. К изумлению Юльки, дурацкий «пи́нгвин» запомнился ей с первого раза – в отличие от лермонтовского «Бородина», заданного на выходные. К тому же у Полундры был хорошо поставленный голос «командующего фронтом» – как утверждал ее дед, отставной генерал Полторецкий. Во всяком случае, если Юлька хотела, чтобы ее услышали, – спасения не было никому. И сейчас на нее с открытыми ртами смотрел весь вагон – включая ошалевших гопников и красавицу мулатку. Чего, собственно, Полундра и добивалась. Она понимала, что нужно любой ценой продержаться до прихода пацанов, и старалась вовсю:

Раз пятнадцать он пытался сесть куда-нибудь на землю,Но скользил по скалам пузом!Матерясь, взлетал обратно!А гагары, пролетая над пикирующим пином…

Про гагар Юлька дорассказать не успела. Со скамейки у самых дверей поднялся дедок-сморчок с тележкой на колесиках и сердитым басом сказал:

– Во что Горького Лексей Максимыча превратили, олухи! – а затем, обратившись к гопникам, сообщил: – Таких, как вы, шантрапа, в сорок пятом танками давили! – и, крякнув, размахнулся тележкой. Удар пришелся прямо по хребту тому, кто обозвал мулатку макакой. Тот, взвыв, завалился на бок, дедок замахнулся снова, – а в дверях уже появились обеспокоенные физиономии мальчишек и Пашки.

– Наших бьют! – воззвала Полундра. – Атаман, ура-а-а!!!

Закончилось все стремительно: ошалевшие борцы за чистоту нации опомниться не успели, как уже были уложены рядком на грязный пол вагона. Одного довольно лихо скрутил дедок с тележкой. Второго взяли на себя Пашка и Атаманов. Третьего подоспевший Батон от души треснул приобретенными «Записками Драгомирова» по голове, и гопник мирно съехал по стенке вагона на пол. А четвертого неожиданно сбила с ног сама мулатка, взлетев вдруг со скамейки в каком-то головокружительном прыжке. В вагоне поднялись визг и писк, верещали старушки, голосили дети, – а от дверей уже пробиралась пара суровых полицейских. При виде стражей порядка хулиганы на удивление быстро опомнились, вскочили и, толкаясь, помчались к выходу из вагона. Полундра не смогла отказать себе в удовольствии сунуть пальцы в рот и оглушительно свистнуть им вслед.

Двое из гопников успели-таки сбежать. Оставшиеся заныли, что они ничего такого не хотели, просто девчонка клевая попалась, собирались прикадриться, а дед в ватнике первый начал своей тачкой махать… Старичок на это гневно заявил, что он не для того всю войну гонял фрицев по Европе, чтобы на старости лет слушать фашистские речи в собственной стране. Гопников вывели полицейские. Следом, громыхая тележкой, вышел и героический ветеран, на прощанье велев мулатке:

– Ты б, дочка, не моталась одна по электричкам-то! Контингент разный ездиет…

– Вот это он прав! – ворчливо заметила Полундра, усаживаясь напротив мулатки и пихая в бок Батона, который изо всех сил пытался придать своему растерзанному пальто пристойный вид. – Тебя как зовут? Тереза? Оч-приятно, я – Юлька, это – Белка и Натэла, это – Серега с Пашкой, а это – наш Андрей! Знакомьтесь!

– Я очень рада! – отозвалась Тереза. Слез в ее глазах уже не было. Она, казалось, ничуть не была напугана случившимся. О том, что она только что участвовала в драке, напоминала только расстегнувшаяся шубка и разлетевшиеся по плечам черные кудри.

– Ты из какой страны? – приступила к решительному допросу Полундра. – Сколько тебе лет? В каком классе? А учишься где? А здесь что делаешь? Почему одна ехала? Как это тебя родители только отпускают! Сама ж видишь, ты того… нестандартная, а долбецов всяческих куча ездит! Могли бы и взрослые скины попасться!

Тереза, слегка озадаченная бурным Юлькиным напором, все же рассказала, что она родилась в России, что отец у нее – русский, что мама давно умерла, что сама Тереза учится в школе иностранных языков и что отец ее отпускает куда угодно, потому что у нее красный пояс по капоэйре.

– Это что такое?! – поразилась Юлька.

– О-о, это бразильская борьба! – объяснила Тереза. И, увидев жгучий интерес в глазах ребят, принялась рассказывать о боевом искусстве черных рабов, вывезенных в Бразилию из Анголы.

– Понимаете, им на плантациях хозяева запрещали заниматься борьбой! Боялись, что они передушат охрану и убегут! И они маскировали капоэйру под танец! И получился такой микс танцевальных и боевых движений! Вы, если хотите, приезжайте к нам на Таганку, на спектакль, – сами все увидите! В следующую пятницу! Посмотрите и танцы, и капоэйру! Билеты уже проданы, но вы скажите, что по моему личному приглашению! Я буду в главной роли!

Парни и Полундра слушали с открытыми ртами. Юлька уже вовсю соображала, не пойти ли и ей заниматься капоэйрой и согласится ли на это дед, который все время бурчит, что у него растет не барышня, а морской пехотинец. На взгляд Полундры, оказаться морпехом было бы гораздо интереснее, чем расхаживать в кринолинах по балам, но дед и слышать ничего не хотел. Перекинувшись на мысли о своей горькой судьбине, Юлька не заметила, что Натэла с интересом смотрит на книгу, лежащую на коленях Терезы.