Метро 2033: Высшая сила

На середине перегона дрезина остановилась.

– Сейчас придется завязать вам глаза, – сообщил Макс. – Извините. Необходимая мера предосторожности.

– Раз уж необходимая…

Повязка из плотной черной ткани лишила Томского возможности наблюдать за происходящим.

Автомотриса остановилась, затем поехала в обратную сторону. Снова вперед и опять назад. Толика пытались сбить с толку, запутать. И это удалось. Вскоре он уже не мог определить, в какой точке перегона Автозаводская – Павелецкая находится.

Дрезина остановилась. Добровольский похлопал Томского по плечу.

– Приехали. Сходим.

Анатолий при помощи Макса, взявшего его под руку, спустился с дрезины. Услышал шум удаляющейся со скрежетом автомотрисы и металлический скрежет.

Судя по всему, открывали крышку какого-то люка. Догадка оказалось правильной.

– Прямо. Стоп. Осторожно, – послышался голос Добровольского. – Ступеньки крутые.

Томский начал спускаться. Лестница была стальной, а ступени действительно крутыми. Ноги Анатолия коснулись пола; короткий переход – и новая лестница, очередной спуск. Лязгнула дверь. Толик понял, что находится в большом помещении. Чувствовалось много воздуха и свободного пространства. Станция метро?

Подталкиваемый Добровольским, он снова куда-то вошел. За спиной послышалось характерное пневматическое шипение.

Точно. Он – на станции Метро-2. В вагоне поезда. Вездеход говорил ему о том, что видел действующие метропоезда, но Томский не поверил тогда карлику.

На плечо легла рука Макса.

– Садитесь, Анатолий. Едем.

Томский сел, ощупал пальцами шершавый дерматин сиденья. Почувствовал, что поезд тронулся и набрал ход, слегка подергиваясь на стыках рельс.

Когда он ездил в метро в последний раз? В далекой, прошлой жизни, воспоминания о которой так приятны и одновременно так болезненны. Славно все-таки почувствовать себя пассажиром подземки, ощутить вибрацию мчащегося поезда, мощный и ровный импульс поступательного движения.

Вот тебе и тайное правительство, вот тебе и секретное метро Д-6! Пока рядовые жители Метро жрали крыс и умирали от лучевой болезни, невидимые козлы раскатывали на поездах и пили довоенный марочный коньяк! Метро, оказывается, прогнило больше, чем он думал, и здесь ему действительно нечего делать.

Анатолия окатила горячая волна ярости. Их обманывали. Двадцать лет вешали лапшу на уши, стравливали друг с другом, пропагандировали ненависть, создавали иллюзию свободы выбора. Твари!

Томский не заметил, как поезд остановился, а когда пальцы Добровольского коснулись его плеча, непроизвольно дернулся от отвращения.

– Приехали.

– Повязку снять можно?

– Нет. Вы не должны видеть тех, кто будет с вами разговаривать.

– А я и не испытываю большого желания их видеть, – буркнул Анатолий.

– А что так грубо?

– А вы не догадываетесь?

– Вы обвиняете меня в том, что мне удалось найти хорошую работу. Мне повезло заниматься тем, что мне нравится. Я ведь не отдаю приказов, а только их исполняю.

– То же самое говорили нацистские преступники на Нюрнбергском процессе.

Добровольский ничего не ответил. По всей видимости, Томский попал в яблочко. Крыть Максу было нечем.

Через несколько минут проводнику пришлось заговорить и взять Толика за локоть.

– Осторожно. Ступеньки.

На этот раз лестница не была крутой. Широкие и, судя по гладкости, мраморные ступени. Потом – ровная площадка и… Ковер.

Томский понял, что Добровольского уже нет рядом, и замер в ожидании. Лишь через пять минут послышались шаги.

– Меня зовут Дабл Вэ. Садитесь, – негромко произнес кто-то. – Стул у вас за спиной.

Толик обернулся, нащупал спинку стула и сел.

– Итак, вы – Томский. Бывший анархист, угнавший у коммунистов траурный метропаровоз и захвативший Берилаг.

– Было дело…

– Безупречная характеристика. Уверен, что вы справитесь с нашим заданием.

– Если договоримся.

– Вы намереваетесь покинуть Метро вместе с семьей и друзьями и в обмен на оказанную нам услугу просите доставить вас до ближайшего поселения людей за пределами МКАДа.

– Не прошу. Требую.

– Не надо придираться к словам. Мы готовы доставить вас в нужное место.

– Гарантии?

– Слово главы российского правительства.

– Нелегального правительства.

– Очень скоро легализуемся. Кроме того, мы скупы на обещания, но не было случая, чтобы, дав слово, его не сдержали.

– Хорошо. Моя задача?

– Доставить из Сенатского дворца Кремля главный экземпляр Конституции Российской Федерации. Отыскать его поможет Громов. Ему же и передадите книгу. Обо всем остальном позабочусь я. Не позже чем через три дня вы будете препровождены… На выбор: Клин, Ногинск, Можайск. Я называю самые развитые и перспективные сообщества, у которых, по нашим сведениям, есть будущее. Если вы предпочитаете другой населенный пункт…

– Там будет видно.

– Отлично. Мы договорились?

– Где расписываться кровью?

Томского никак не покидала мысль о том, что голос главы тайного правительства ему знаком. Что-то смутное, далекое и зыбкое, из довоенного детства, совсем как поезд метрополитена. Где он мог слышать этот голос? По телевизору?

– Перед тем как мы расстанемся, Томский, хочу предупредить о том, что все подмосковные города очень скоро окажутся там, где им и надлежит быть, – под юрисдикцией законного правительства России. Москва, поверьте мне, останется Москвой. Политическим и экономическим центром, с которого начнется возрождение России. Можно сбежать из Метро, можно верить в маму-анархию, но… Без закона и порядка, которые представляем мы, людям не обойтись.

– Все-таки по телевизору…

– Что?

– Мне знаком ваш голос, Дабл Вэ. Вы выступали по телевизору. До Катаклизма. Тоже говорили про закон и порядок. Заезженная пластинка.

– Можете оставаться при своем мнении. Время нас рассудит. До свидания.

– Да нет уж. Надеюсь, прощайте.

Толик произнес эти слова со всей отпущенной ему Богом язвительностью, но насладиться произведенным эффектом не довелось. Сильные руки легли ему на плечи и придавили к сиденью стула. В шею вонзилась игла.

Томский вскочил, отшвырнул ногой стул и ткнул кулаком в воздух. Сорвал повязку с глаз и… ничего не увидел. Из темноты послышался тихий, почти вкрадчивый голос:

– Не волнуйтесь. Первым из органов чувств отключается зрение. Вы просто уснете, а когда проснетесь, не будет даже головной боли.

Ноги Анатолия подогнулись. Он упал, ткнувшись щекой в мягкий ворс ковра.

* * *

– Ранцевый огнемет. Смотри-ка ты, как они его… Убойная штука.

– Не трогай, пока я не покажу, как им пользоваться.

Первый голос принадлежал Корнилову. Второй – Громову.

Томский открыл глаза. Каморка Юрия. Что он здесь делает? Как оказался тут?

Толик сел. Корнилов и Громов стояли у стола, на котором лежали черные прорезиненные комбинезоны, странные противогазы из белой резины, автоматы с укороченными стволами и складными прикладами, ранцевый огнемет с толстым гофрированным шлангом и металлическим, похожим на разинутую пасть акулы, раструбом.

– Очухался? – Корнилов обернулся. – Так можно и конец света проспать.

– Как я сюда попал?

– Добровольский с дружками привез. Вместе со снаряжением. Просил передать извинения за то, что тебя пришлось усыпить. Хотели тебя сразу домой отнести, но я решил Ленку зря не пугать. Велел ко мне… Чаю хочешь? Горячий.

– Давай чай.

Томский был очень зол на фокус Невидимых Наблюдателей, но быстро забыл о них. Его поразил вид Юрия. Гладко выбритый, тщательно причесанный Корнилов помолодел лет на десять. В глазах появился блеск. Тот самый, с которым Юрий вел за собой восставших гастов Рублевки. Спасибо тайному правительству! С паршивой овцы…

После чая Анатолию захотелось курить, но он сдержался. Надо брать пример с Юрки и расставаться с вредными привычками.

– Толян, привет! – Вездеход вошел в каморку, сразу подошел к столу и взял противогаз. – Ага. Такие я уже видел…

– Раз все в сборе, начнем, – объявил Данила, привычным жестом поднося пальцы к вискам. – Итак, мы отправляемся в Кремль. Я несколько раз бывал там после Катаклизма, но дальше Архангельского собора пройти не сумел, что-то мешало. Не знаю, что именно вызывало панику и необъяснимый ужас… Такое ощущение, что ты упираешься в невидимую стену. Могу лишь предполагать: все дело в биологическом оружии, которое сбросили на Кремль, чтобы сохранить здания в целости, а людей вывести из строя. Нам известно, что разумная биомасса, пожирающая людей, и звезды на башнях Кремля как-то связаны. Звезды заманивают людей в Кремль, а биомасса довершает начатое, окончательно лишая их разума.

– Насколько мне известно, звезды потухли после того, как биомассу выжгли огнеметами, – заметил Корнилов. – Или…

– Или, Юра. Для того чтобы разделаться с биомассой полностью, Кремль придется стереть с лица земли атомной бомбой. Все остальное – полумеры. Если осталась хоть микроскопическая частица этой мерзости, можно считать, что все начнется сначала. Биомасса будет пожирать разум и тела. Будет разрастаться, а звезды на кремлевских башнях вновь засветятся, чтобы заманивать неопытных сталкеров в западню.

– А мы, выходит, опытные, – усмехнулся Томский.

– Предупрежден – значит вооружен. Мы знаем, чего опасаться, поэтому я и настоял на том, чтобы нас снабдили портативным ранцевым огнеметом. – Громов подошел к столу и поднял раструб огнемета. – Такими пользовались еще в Первую мировую войну. Разумеется, перед нами усовершенствованная модель. Принцип действия прост: раструб направляется на цель, поворачивается вентиль. Сжиженный газ поджигается искрой, нажатием этой кнопки. Радиус действия – пятнадцать метров.

– Нам придется иметь дело только с биомассой? – поинтересовался Томский. – Живых существ в Кремле нет?

– Не знаю, но… Чье-то присутствие я ощущал. За нами наблюдали. Боковое зрение не раз фиксировало движение, но я так никого и не увидел. Возможно, обитатели Кремля находятся дальше, чем удавалось пройти, и прячутся.

– Ну, надо полагать, обитатели эти из плоти и крови. – Вездеход задумчиво наморщил лоб. – А значит, в случае чего против них отлично сработают эти расчудесные «калаши».

– Лучше обойтись без пальбы, – вздохнул Данила, склоняясь над белым листом бумаги. – Исходная точка – Трубная площадь. Дойдем до нее по поверхности. Там мы спустимся в подземный коллектор Неглинки и по нему доберемся до Москвы-реки. У выхода к набережной есть лодка. По крайней мере, была. Не думаю, чтобы с ней что-то случилось. Дальше по воде, вдоль набережной, добираемся до Первой Безымянной башни. Рядом с ней из-за просадки почвы часть кирпичной стены разрушилась. Так мы попадаем в Кремль…

Громов принялся вычерчивать схему карандашом. Храмы обозначал крестиками, здания – квадратами и прямоугольниками.

– Конечная точка маршрута – кабинет на втором этаже Сенатского дворца, окна которого выходят во двор. Объект должен находиться там. Да, на тот случай, если со мной что-то случится, это – книга. Конституция. Переплет кожаный, красный. Накладной серебряный герб России. Трудно спутать с чем-то другим. Эту книгу мы и должны добыть. Уходим тем же путем. Вопросы?

– Только один, Данила. – Томский встал, взял со стола автомат и передернул затвор, вставил фонарик в специальный паз сбоку ствола и удовлетворенно хмыкнул. – На какой крючок подцепили вас красавцы, называющие себя тайным правительством, и можно ли им вообще верить? Мне дали честное слово, но у политиков, особенно российских, оно очень часто бывает пустым звуком. Наша команда справится с задачей. Случалось попадать в передряги и похуже, но… На чьей стороне вы, Громов? И ради чего будете рисковать жизнью?

Анатолий рассчитывал, что его прямой вопрос поставит Данилу в тупик или, по крайней мере, заставит задуматься в поисках ответа. Однако Громов ответил сразу:

– Ради того, что и вы, Томский. Я собираюсь покинуть Метро. Невидимые Наблюдатели, с которыми я не хочу иметь ничего общего, сами же помогут мне избавиться от своей назойливой опеки. Кроме того, я хочу прояснить кое-какие детали для своей книги о Кремле. Такой ответ вас удовлетворит?

– Вполне. И последнее: как доберемся до Трубной площади?

– По Кольцевой. На поверхность выйдем на Новослободской. Дальше – мимо Мосгордумы. Дорога мне знакома. Да, еще. На каждого из нас выписаны документы офицеров Ганзы и официальное письмо, по которому в любой точке Содружества станций Кольцевой линии нашей группе обязаны оказывать всемерное содействие.

– Вот те на! – расхохотался Корнилов. – Давненько я не был офицером Ганзы! Надеюсь, меня там не прищучат за прошлые делишки?

– За сроком давности, Юра, тебя наверняка простили, – улыбнулся Анатолий. – Покажешь нам, как обычно ведут себя офицеры Ганзы.

– А что показывать? Задирай повыше носяру, выпячивай грудь и вперед!

Корнилов старался быть веселым, но от Томского не ускользнула грусть в глазах друга, который на самом деле был офицером ганзейского содружества и сейчас, наверное, вспоминал не самый лучший отрезок своего жизненного пути.

– Что ж… Тогда осматриваем оружие, примеряем комбинезоны и отдыхаем. – Томский подошел к двери, обернулся к товарищам. – Рад, что вы согласились. Спасибо. Кроме всего прочего, этот поход поможет нам всем встряхнуться.

Толик пошел к себе, собираясь рассказать Елене о предстоящей экспедиции, но жена встретила его на платформе. По выражению ее лица Томский понял, что она обо всем догадалась и сюрприз не получится.

– Далеко на этот раз?

– В пределах Садового кольца. А если точно – в центр.

– Ты говоришь…

– О Кремле, любимая.

Лицо Елены помрачнело. Она хорошо знала, чем заканчиваются такие экспедиции, поскольку лично вывозила вождя мирового пролетариата.

– Говорят, что звезды на башнях погасли…

– Верно. Да и дедушки Ленина в Мавзолее больше нет. Думаю, что больших трудностей не предвидится.

– Я приготовила праздничный ужин, – вздохнула Елена.

– Почему так грустно об этом говоришь? Очень своевременно. Я так голоден, что, наверное, съел бы сырого птеродактиля!

Глава 4

Погасли ли звезды?

– Документы!

Офицер, за спиной которого стояла пара солдат, щурясь, всматривался в бумаги, которые ему подал Томский.

Тут сощуришься. Новослободская разительно отличалась от чистеньких и ухоженных станций Кольцевой линии. Здесь явно экономили на электричестве. Голый серый цемент, использованный для отделки повсеместно, довершал общее унылое впечатление.

«На таких станциях хорошо сводить счеты с жизнью», – подумал Анатолий.

Офицер, проверявший документы, наверное, придерживался такого же мнения. Щуплый, с одутловатым, испитым лицом, он был явно не в восторге от места своей службы.

Так и не рассмотрев бумаги, он, наконец, догадался включить фонарик.

Потом поочередно оглядел каждого гостя, причем дольше всего взгляд служивого задержался не на людях, а на шестиногой ласке, сидевшей на плече карлика.

– Гм… Все в порядке. А это еще что?

– Распоряжение вашего руководства о содействии нашей группе, – отчеканил Анатолий.

– Ага. И чем же мне вам посодействовать?

– Нам надо на поверхность. Как попасть в наземный вестибюль?

– Попадете. Проще всего через машинный зал. Топайте за мной. Содействие…

Томский, Корнилов, Громов и Вездеход, выстроившись в цепочку, двинулись к торцу станционной платформы.

– На Павелецкой давно были?

– Можно сказать, только оттуда, – включился в разговор Данила.

– Хорошо там. Есть чем поразвлечься. Крысиные бега… А тут с тоски сдохнешь. Не знаете, чья крыса последний забег выиграла?

– Видели те бега, пока попутного каравана дожидались. Как всегда. Начальника станции.

– Подстава, конечно, заказуха, но все равно интересно. – Офицер остановился, вытащил из кармана фляжку. – А здеся, елы-палы, из всех радостей только бухалово.

Отвинтив пробку, он сделал несколько глотков, фыркнул и утер губы рукавом.

– Так, мать-перемать, и живем… А этот ваш зверюга ручной?

– Ага. Ласка, – сообщил Носов. – Ее зовут Шестера.

– Вижу, что Шестера. Самая тебе пара, гном.

– Мой гном тебе в рот не влезет!

Резкий ответ Вездехода должен был оскорбить офицера, но вместо этого он расхохотался.

– Ну ты и остряк! Уважаю. А как иначе? С таким ростом в Метро долго не протянешь, если зубы не показывать.

Носов на комплимент не отреагировал и не стал поддерживать разговор. До двери машинного зала, расположенного под эскалаторами, дошли молча. Один из солдат потянул за ручку. Дверь поддалась только с третьей попытки и открылась с душераздирающим визгом несмазанных петель. В этом помещении было еще хуже, чем на самой станции: паутина, натянутая, словно веревки, между пыльными, навек замолкшими агрегатами. Груды мусора и крысиных костей на полу. Светившая в половину накала лампочка заставляла плясать тени вошедших людей на серых стенах. Запустение и безысходность.

Офицер, спотыкаясь и матерясь, добрался до лестницы и, вцепившись в перила, принялся взбираться наверх к стальной двери.

– Долбаное содействие! Я сапоги хрен когда отмою после такого содействия!

Он вцепился в обрезок толстой арматуры, продетый через две скобы и служивший засовом, и попытался сдвинуть его с места.

– Уф! Все заржавело. А вы, остолопы, чего внизу стоите? Рысью ко мне!

Солдаты поднялись к командиру. Их совместные усилия тоже не дали результатов – засов не сдвинулся ни на сантиметр.

– А ну, дайте-ка я попробую! – Корнилов поднял с пола ржавый разводной ключ, быстро поднялся наверх и оттолкнул солдат. – Счас мы его!

После нескольких ударов засов прекратил сопротивление. Юрий выдернул его и поставил у стены.

– Вот и все!

– Вот и все. – Офицер выдернул пистолет из кобуры и прижал ствол к груди Корнилова. – Р-р-руки! Руки вверх! Я тебя узнал. Все думал, где видел эту хитрющую рожу! Пакуй его, ребята! Эта паскуда – Корнилов. Убийца и предатель. Беглый преступник!

Ганзейскому служаке не стоило быть таким многословным.

Юрий действовал молниеносно. Вывернул офицеру руку, поймал выпавший пистолет и ткнул стволом в спину старого знакомого, который повизгивал от боли.

– Это дзюдо, сынок. А сейчас будет дзю-после. Так, теперь вы, индюки пластмассовые! Автоматы на пол и вниз! Быстро, или я сделаю дырку в вашем командире! Раз, два…

– Делайте, как он говорит! – заверещал офицер. – Он же меня…

Солдаты бросили оружие и сбежали вниз по лестнице.

Когда Томский, Громов и Носов поднялись к двери, Корнилов пнул офицера ногой в задницу. Бедолаге пришлось сосчитать пятой точкой все ступени и в конце путешествия ткнуться носом в кучку крысиных скелетов, перемешанных с пометом.

Юрий подобрал автоматы, забросил их себе на плечо и распахнул дверь, пропуская друзей в наземный вестибюль Новослободской.

– Вот теперь точно все, дорогие коллеги. Не смею больше обременять вас своим присутствием. Не забудьте запереть дверь. Слава Ганзе! Да здравствует Адам Смит!

– Так, быстро! – скомандовал Томский, натягивая противогаз. – Пока они очухаются, пока позовут подмогу и найдут оружие… Минуты две-три у нас есть.

– Да не будут они за нами гоняться! – заверил Юрий. – Знаю я эту братию. Стыдно будет признаться в том, что их так элегантно объегорили…

Большая часть крыши вестибюля обрушилась. Обломки покрывал скользкий от влаги, зеленый с черными проплешинами мох. Сверху и через три дверных проема в здание вползала неприветливая московская ночь, разбавленная скупым светом луны.

Наземный вестибюль Новослободской был задуман его архитекторами как античный храм, теперь же об этом напоминали только шесть увитых плющом колонн.

Даже не сделав и пары шагов по открытому пространству, Толик вдруг замер и вскинул правую руку, призывая остальных остановиться.

– Спокойно. Я что-то слышал.

– Я тоже, – кивнул карлик.

– Это… Это наверху. – Корнилов обернулся и поднял голову.

Остальные последовали его примеру. Наверху действительно что-то было. Рядом с уцелевшим фрагментом буквы «М», между щербатыми перилами метнулась крупная тварь.

Томский собирался что-то сказать, но его остановил грохот. Рухнула еще часть крыши, а виновник этого метался внутри вестибюля. Почти одновременно вспыхнули четыре фонарика. Необычайно худое, с серой, покрытыми темно-красными пятнами кожей существо ростом под три метра прыгало среди обломков, врезалось в стены и пыталось вскарабкаться по ним наверх. Приплюснутая, лишенная глаз голова и огромный рот помогли Вездеходу определить тип мутанта. Карлик сунул руку в карман комбинезона, вытащил бумажный пакетик, разорвал его пополам и швырнул в сторону вестибюля. Поднялось облачко белого дыма.

– Что это? – спросил Корнилов.

– Хлорка. У стигмата острый нюх. Чтобы его запутать…

Запутать мутанта не удалось. Он вскочил на обломок и, оттолкнувшись всеми четырьмя конечностями, выпрыгнул к людям. Томский, стоявший ближе всех к вестибюлю, вскинул автомат. Очередь рассекла грудь стигмата, он вскинул руку, словно пытался указать на своего убийцу, и пронзительно завопил.

– Заткните его! – закричал Громов. – Это не…

На этот раз загрохотали два автомата. Стреляли Томский и Корнилов. Пули отшвырнули стигмата к крайней, квадратной колонне вестибюля. Мутант развернулся к людям спиной, обнял колонну своими длиннющими руками и сполз по ней вниз.

– Его хлоркой не обманешь, – усмехнулся Юрий. – Мне рассказывали, что у этих тварей взамен зрения эхо… Ну, в общем какая-то эхо-хреновина в башке. А ты, Коля, таких уже видел?

– Ага. Довелось поручкаться у Кропоткинской. С несколькими. Только те поменьше были.

– Ага. А этот – крупный. Если бы крыша под ним не обвалилась, пришлось бы больше повозиться.

Томский подошел к Громову.

– Все нормально, Данила?

– Ажур. Только в ушах до сих пор звенит. Топаем. Ориентир – колокольня Никольской церкви. Ее и отсюда видно.

Толик посмотрел туда, куда указал Данила. Сохранившаяся каким-то чудом колокольня храма высилась над развалинами других зданий, как пирамида в Чичен-Ица.

Выплывшая из-за туч луна осветила бок колокольни. Красный, потемневший от времени и непогоды кирпич делал звонницу православной церкви еще более похожей на культовое сооружение майя.

Томский прочел книгу о коренных жителей Мексики еще в библиотеке Полиса и теперь подумал о том, что колокольня Никольского храма и сохранилась-то потому, что была похожа на пирамиду.

В унисон мыслям Анатолия диск луны пересек лениво взмахивающий крыльями птеродактиль.

– А вот вам и Кетцалькоатль…

– Что?

– Ничего особенного, Данила. Мысли вслух. Двигаем к вашей церкви. Я вот тут подумал: а на кой нам такие сложности? Могли бы выйти на поверхность прямо на Трубной. Документы у нас в порядке, станция, как мне известно, только-только заселяется. У будущих трубчан и без нас забот полон рот. Бардак там такой, что пройдем как нож сквозь масло.

– Все верно. Но мой друг водил меня именно этим маршрутом. В то время Трубной никто не интересовался, радиация там зашкаливала. Вот я и решил не изобретать колесо, а пойти старой, проверенной дорогой.

– Друг? Вы о нем не рассказывали. Тоже изучал Кремль?

– Ага, особенно его музеи, – хмыкнул Данила. – Когда начался весь этот бардак, он связался с вором-законником, они стали мародерствовать. Считали, что, когда порядок установится, цены на кремлевские сокровища взлетят до небес. Базой этой банды были туннели Неглинки. Вора того звали Колей Блаватским. Он встретил еще в Бутырке какого-то экстрасенса и с его подачи помешался на мистике. Считал трубу подземной реки местом силы, подпитывающим воровские начинания.

– И подпитался?

– Напрасно иронизируете, Томский. Неглинка – место загадочное, а мертвецы плыли по этой речушке сотнями. Чего только стоила Тайная канцелярия, расследовавшая государственные преступления! Руководил ею тот еще изверг – Степан Шешковский. Трупы тех, кто не выдержал пыток, сбрасывали в Неглинку. А Дарья Салтыкова! Женщина с большими странностями. Тела замученных крепостных девушек висели у нее на шее, как ожерелье. С рекой эта дамочка была на «ты»: считала, что ее вода способна вернуть молодость и красоту. Добавим сюда Силу Сандунова, разорившегося на строительстве своих знаменитых бань; француженку, любовницу Саввы Морозова, которую на берегу Неглинки сбила карета, трактиры «Крым» и «Ад», где собирался весь преступный мир Москвы. Говорят, что иногда, после бандитских толковищ, трупов, сброшенных в реку, было столько, что они перекрывали русло. А Коля Блаватский исчез. Может, присоединился к сонму призраков Неглинки.

– А ваш друг?

– Тоже пропал. Позже. Возможно, решил побывать в Кремле в одиночку и попал под влияние звезд. В любом случае эта затея с сокровищами музеев себя не оправдала. Даже когда порядок восстановится, о них вспомнят совсем не в первую очередь.