Работа горя

Вера Полозкова

Работа горя

© Вера Полозкова, 2020

© Издательство «Лайвбук», оформление, 2020

© Юлия Маноцкова, макет и оформление, 2020

«– что ты мне привезла…»

– что ты мне привезла?мама, что ты мне привезла?– это холодок родника в июле,следа велосипедного кривизна,маленькие радуги-лигатуры,песни, слышные допоздна.– мама, почему слова твои соль и пепел?голос можжевельник и куркума?почему ты других исцеляешь лучше,чем умеешь вылечиться сама?– я помогаю людям с работой горя.я чиню проигрыватели ума.– если бы я был учёный-изобретатель,мы какой бы построили аппарат?– тот, что очищал бы дома от смерти.был бы измельчитель утрат.– что бывает, мама, со старым горем,аккуратно смолотым на свету?– оно просто раскладывается на книгуи темноту.

«мне снится, что мы любовники: мускулы под кожей…»

мне снится, что мы любовники: мускулы под кожейходят как у борющихся пантер.ты опасный трескучий ток, ты поток безбожныйколкого электричества в несколько сот ампер;вечером нам вместе играть: густой черноте над ложей,черноте, которой укрыт партер.не дай мне узнать, как замрёт и дрогнет под поцелуембровь, висок, и мочка, и шея возле волос;из-за шутки и шалости, неминуем,хлынет жадный огонь, будто солнце разорвалось.как я стану предателем и умру им;обладают весело, лгут всерьёз.утро, репетиция, ты дурачишься; нет решенья.прядь горит нестерпимым золотом на свету.кто-то лепил тебя так любовно и совершенно —большего я вовеки не обрету.ты смеешься при взятом в зубы карандаше, ия праздную пораженье и наготу.17 марта 2013

«решишься – знай: душа одноэтажна…»

решишься – знай: душа одноэтажна,и окна до полу, и мебели почтичто нет. терять естественно и важно,иначе будет некуда найти.увидишь: все начнут из ужаса глухогото призывать, то клясть свой будущий уход.и ты умрёшь. и ничего плохогоповерь, при этом не произойдёт.природа вообще не копит за квартиройни сплетен, ни людей, ни пауз, ни причин:носи себя пустым, ходи и резонируй.записывай, где хорошо звучим.1 апреля 2013

«прятаться от перемен во флоренции…»

прятаться от перемен во флоренции,                               как в бочонке с гранитным дном;будущего здесь два века не видели ни в одномзакоулке; певцам, пиратам и партизанамполную тарелку истории с базиликом и пармезаномподают в траттории с выдержанным виномкукольные площади, детские музеи, парад теснот,черепичные клавиши: солнце ходит, касаясь нот;иисус христос, рисуемый мелом мокрымна асфальте; и я могу быть здесь только огром,вышедшим из леса с дубиной и сбитым в секунду с ногливня плотное волокно едет, словно струны, через окно,чертит карту, где, крошечные, попарностянуты мостами через зеленые воды арноулицы выходят из мглы, как каменное кинотолько у меня внутри брошенные станции, пустыриснегу намело по самые фонариполная луна в небе, воспаленном, как от ожогасмотрит на меня бесстрастно, как на чужогопотерявшегося ребёнка в глазок дверизиму в генераторе видов не выключают четвёртый год,мандарины дольками по одной отправляя в рот,мы сидим с моим лучшим другом, великим князем,и глядим, как грядущее, не узнав нас, ложится наземь,затихает и заворачивается в лёд.6 апреля 2013

«то, что заставляет покрыться патиной бронзу, медь…»

то, что заставляет покрыться патиной бронзу, медь,серебро, амальгаму зеркала потемнеть,от чего у фасадов белых черны подглазья, —обнимает тебя в венеции, как свою.смерть страшна и безлика только в моём краю.здесь она догаресса разнообразья.всюду ей почёт, всюду она, праздничная, течётвосхищённых зевак она тысячами влечёт,утверждая блеск, что был у неё украден.объедая сваи, кирпич и камень, и всякий гвоздь,она держит в руке венецию будто гроздьзолотых виноградини дома стоят вдоль канала в одну черту,как неровные зубы в щербатом ртустарого пропойцы, а мы, как слово весёлой бранипроплываем вдоль оголённой десны, щекимолодые жадные самозванцы, временщики,объективом к открытой раневся эта подробная прелесть, к которой глаз не привык,вся эта старинная нежность, парализующая живых,вся безмятежность тихая сан-микеле —лишь о том, что ты не закончишься сразу весь,что тебя по чуть-чуть убывает сейчас и здесь,как и мостовой, и вообще истории, еле-еле.приезжай весной, бери карандаш с мягким грифелем                                                                и тетрадьи садись на набережной пить кофе и умирать,слушать, как внутри потолочные балки трещат, ветшая,распадаться на битый мрамор, труху и мел,наблюдать, как вода отнимает ласково, что имел:изумрудная, слабая, небольшая.14 апреля 2013

«нет, мой сын, надо мной не всегда шёл снег…»

нет, мой сын, надо мной не всегда шёл снег,                                         он не так и давно возник.я был распорядитель нег, толкователь великих книг,заклинатель вахтёрш и магистр ордена тунеядцев,«кудри курса» единогласно и без интриг.да, мой сын: когда я всё мог, я был добрый маг.я смешил востроглазых дев, не берёг бумаг,арию о том, как недуги лечит портвейн «массандра»петь умел на целый универмаг.мир как цирковая арена не исчезал, но меня исторг.я узнал, что правят лишь торг и мена,                                       что правят мена, вина и торг.я старательно покупаю всё, о чём даже боялся грезить,ощущая злорадство, но не восторг.да, мой сын, теперь вы юны и, вам кажется, короли:всё, от остроумия до весны, вы на свете изобрели, —ну а мы унылые сгустки скорби и беспокойства,старые неудачники и врали.и ты прав, и я буду глуп, если это значит, что мы враги,только не суди никого, не лги и всегда отдавай долги,только когда приведут в кабинет с портретом, предложаткресло,разворачивайся,беги.1 мая 2013

«а на третий год меня выпустят…»

а на третий год меня выпустят,                        я приду приникнуть к твоим воротам.тебя кликнет охранник,                           ты выйдешь и спросишь – кто там?мы рискнём говорить, если б говорили ожог и лёд,                                     не молчали бы чёрт и ладан:«есть порядок вещей, увы, он не нами задан;я боюсь тебя, я мертвею внутри, как от ужаса или чуда,столько людей, почему все смотрят, уйдём отсюда.кончилась моя юность, принц дикий лебедь,                                          моя всесильная, огневая,я гляжу на тебя, по контуру выгнивая;здорово, что тебя, не задев и пальцем, обходят годы,здорово, что у тебя, как прежде,                                нет мне ни милости, ни свободыя не знаю, что вообще любовь, кроме вечной жаждыпламенем объятым лицом лечь в снег этих рук однажды,есть ли у меня ещё смысл, кроме гибельного блаженствазапоминать тебя, чтоб узнать потом                                     по случайной десятой жеста;дай мне напиться воздуха у волос,                                        и я двинусь своей дорогой,чтобы сердце не взорвалось, не касайся меня, не трогай,сделаем вид, как принято у земных, что мы рады встрече,как-то простимся, пожмём плечами, уроним плечи»если тебя спросят, зачем ожог приходил за льдом,                                              не опасна его игра ли,говори, что так собран мир, что не мы его собирали,всякий завоеватель раз в год выходит глядеть с досадойна закат, что не взять ни хитростью, ни осадой, —люди любят взглянуть за край,                                обвариться в небесном тигле, —а вообще идите работайте, что это вы притихли.23 мая 2013

«знаешь, если искать врага – обретаешь его в любом…»

знаешь, если искать врага – обретаешь его в любом.вот, пожалуй, спроси меня – мне никто не страшен:я спокоен и прям и знаю, что впереди.я хожу без страховки с факелом надо лбомпо стальной струне, натянутой между башен,когда снизу кричат только: «упади».разве они знают, чего мне стоило ремесло.разве они видели, сколько раз я орал и плакал.разве ступят на ветер, нащупав его изгиб.они думают, я дурак, которому повезло.если я отвечу им, я не удержу над бровями факел.если я отвечу им, я погиб.23 июня 2013. Ришикеш

«гроза рыщет в небе…»

гроза рыщет в небе,свирепая, как фельдфебель,вышибает двери, ломает мебель,громом чей-то рояль, замычав утробно,с лестницы обрушивается дробно.дождь обходит пешимдороги над ришикешем,мокрая обезьяна глядит настоящим лешим,влага ест штукатурку, мнёт древесину, коробит книги, —вода выросла с дом, и я в ней снимаю флигель.голову на локоть,есть ли кому здесь плакать,твердь и так вминается, словно мякотьперезрелого манго и мажет липким,безразлична к твоим прозрениям и ошибкам;сквозь москитную сеткуглядит на вечность, свою соседку,седовласый индус, на полу разложив газетку,чистит фрукты и режет дольками, напевая«ом намо бхагавате васудевайя»города и числа, —больше никакого в тебе нет смысла,столько лет от себя бежала и вот завислатам, где категория времени бесполезна как таковая:ом намо бхагавате васудевайя.27 июня 2013. Ришикеш

птица

волшебнику, на день рождения

Мой друг скарификатор рисует на людях шрамами, обу —чает их мастерству добровольной боли. Просит уважатьеё суть, доверяться, не быть упрямыми, не топить еёв шутке, в панике, в алкоголе. Он преподаёт её как науку,язык и таинство, он знаком со всеми её законами и чер —тами. И кровавые раны под его пальцами заплетаютсядивными узорами, знаками и цветами.Я живу при ашраме, я учусь миру, трезвости, монотон —ности, пресности, дисциплине. Ум воспитывать нужноровно, как и надрез вести вдоль по трепетной и нагойчеловечьей глине. Я хочу уметь принимать свою больбез ужаса, наблюдать её как один из процессов в теле.Я надеюсь, что мне однажды достанет мужества отказатьей в её огромности, власти, цели.Потому что болью налито всё, и довольно страшною – изнеё не свить ни стишка, ни бегства, ни куклы вуду; сколькони иду, никак её не откашляю, сколько ни реву, никак еёне избуду. Кроме боли, нет никакого иного опыта, ею за —дано всё, она требует подчиниться. И поэтому я встаю назаре без ропота, я служу и молюсь, я прилежная ученица.Вырежи на мне птицу, серебряного пера, от рожденьяправую, не боящуюся ни шторма, ни голода, ни обвала.Вырежи и залей самой жгучей своей растравою, чтобпоглубже въедалась, помедленней заживала. Пусть онабудет, Господи, мне наградою, пусть в ней вечно таитсяискомая мною сила. Пусть бы из холодного ада, кудая падаю, за минуту до мрака она меня выносила.30 июня 2013Ришикеш

««Тут соло, про тебя второй куплет»…»

«Тут соло, про тебя второй куплет».Ей кажется, ей триста сорок лет.Он написал ей пять влюблённых песен.Она кивает, пряча лоб во тьму,И отвечает мысленно ему,Но более себе: «Труха и плесень».Он зной; зарница; певчее дитя.Он, кажется, ликует, обретяВ ней дух викторианского романа.И поцелуи с губ его текут,Как масло ги, как пенье, как лоскутСолёного слоистого тумана.Июль разлёгся в городе пустомКотом и средоточием истомИ все бульвары сумерками выстлал,Как синим шёлком; первая звезда,Как будто кто-то выстрелил сюда:Все повернули головы на выстрел.Спор мягкости и точного ума,Сама себе принцесса и тюрьма,Сама себе свеча и гулкий мрамор,Отвергнутость изжив, словно чуму,Она не хочет помнить, по комуСвоим приказом вечно носит траур.Она его, то маясь, то грубя,Как будто укрывает от себя,От сил, что по ночам проводят обыск:Ни слова кроме вежливого льда.Но он при шутке ловит иногдаЕё улыбки драгоценный проблеск.Её в метро случайно углядев,Сговорчивых и дерзких здешних девОн избегает. Пламенем капризнымПронизанный, нутро ему скормив,Он чувствует какой-то старый миф.Он как-то знает, для чего он призван.Так циферблат раскручивают вспять.Дай Бог, дай Бог ему досочинятьЕй песни эти, чтоб кипело всё тамОт нежности прямой, когда домойОна придёт и скажет «милый мой»И станет плакать, будто в семисотом.14 июля 2013. Ришикеш

«загадал, когда вырасту, стать никем…»

загадал, когда вырасту, стать никем.камер видеонаблюдения двойником.абсолютно каждым, как манекен.мыслящим сквозняком.как оступишься в биографию – сразу жуть,сколько предписаний выполнить надлежит.сразу скажут: тебе нельзя быть листок и жук.надо взрослый мужик.нет, я мудрый ящер, живущий среди пещер.иногда я склоняюсь к спящему под плащоми пою ему на ухо: мир бесконечно щедр.ты теперь прощён.19 сентября 2013

«завтра придёт, с невесомой девочкой, при костюме…»

и вот проснулись они и узрели что наги

и что зря встают пацанам поперёк дороги.

лев оборинзавтра придёт, с невесомой девочкой, при костюмепосмотреть, как я буду трещать костямистанут, глядя, как шкура ходит на мне буграмикомментировать фоточки в инстаграмезавтра выскажется новая привередао моей духовности дауншифтерского изводаничего личного, встань, паши, ломовая лошадь,тут не только тебя, тут самих себя не умеют слушатьзнай прокладывай борозду, сей, не спрашивай урожая,ремесло спасает своих, само себя продолжаячто бы они все ни орали, как бы ни доводили,ты неуязвима, пока при деледля того нам и дали тяжести, даже боли,чтобы мы что-то весили.не упали.4 октября 2013

«а на первый взгляд, мёртвые берега: ни геолога, ни ночлега…»

ване алексееву

а на первый взгляд, мёртвые берега: ни геолога, ни ночлега,только вьюга, дорога, каторга, кали-юга;всякая книга – «десять столетий снега»,всякая песня – «где нам искать друг друга».но как боль неостра, бери к роднику канистры,как стемнеет, пой у костра про года вёрсты;женщины хохочут так, что вокруг рассыпают искры,и глядят на тебя как сёстры.кроме нефти, тут разной скани есть и финифти,рюмочки готовьте, на скатерть ставьте;старики прозрачны, как детский палец на кнопке в лифте,всё тебе расскажут и о вожде, и о космонавте.медицина здесь угрожает здоровью, врачи – леченью,бездна часто подходит к самому изголовью,между мифом и явью много веков кочевье,постигаемое не логикой, но любовью.но как боль неостра, сразу кажется: столько детства,столько мудрого юмора, горестного богатства.стоит, чудится, пообвыкнуться, оглядеться —и всему пригодится,сбытьсяи оправдаться.24 ноября 2013

«сутулые, в темноте…»

сутулые, в темнотеещё посидим вдвоём.признаем, что мы не те,за кого себя выдаём.комнату, где спим,мебель и весь хламвытащим из-за спин,разломим напополам.будет тугой кому каждого в рюкзаке.прощаются на какомчёртовом языке?том же, что был мал,весел и необжит,если соединял?им же и надлежит:мы были близкитак, что и свет мерк.сразу в конце тоски —поезд наверх.2 января 2014

«вскинуться на конечном контроле…»

вскинуться на конечном контроле,                            в безлюдном солнечном терминалегосподи, какую мы чушь пороли,                   как чужую про нас прилежно запоминаликак простые ответы из нас вытягивались клещамисколько чистого света слабые хрусталики не вмещаличто за имена у нас бились в височной доле,                           почему мы их вслух не произносилисколько мы изучили боли, так ничего не узнав о силемаялись, потели, пеклись о доме и капитале,пока были при теле, рожали бы и ваяли, но мы роптали,пересчитывали потери под нарастающий жадный рокот,ничьей помощи не хотели, не позволяли больного трогатьподрывались в запале производить килотонны пылишибко много мы понимали, покуда нас не развоплотилитак послушай меня, пока не объявлен вылет,пока дух из меня, как стакан кипятка, не вылит,но пейзаж подтаивает, как дым, не рождает эхадля меня ничто не было святым, кроме твоего смехаон вскипал, что-то горькое обнажив, на секунду, малостья был только тогда и жив, когда ты смеялась21 марта 2014

что рассказал шанкар своему другу раджу, когда вернулся домой

иннокентию всеволодовичу

когда я прилетел, раджу, я решил: эти люди живут как богисказочные пустые аэропорты, невиданные дорогицелое стекло в окне и фаянсовый унитаз даже                                        в самой простой квартиресчастливы живущие здесь, сказал,                                        как немногие в этом мирепарки их необъятны, раджу, дома у них монолитныно никто из их обитателей не поёт по утрам ни мантры,ни киртана, ни молитвывроде бы никто из них не лентяй,                                ни один из них не бездельник —но они ничего не делают, кроме денег:кроме денег и денег, раджу, как будто они едят их:только пачки купюр рекламируют на плакатахпредставляешь, раджу, никакой нищеты,                                   но вот если большая трасса —то во всю длину вдоль неё щиты,          на которых деньги и даже – груды сырого мясакроме денег, раджу, как будто чтобы надеть их:нанимают чужих людей, чтоб заботились об их детяхкроме денег, раджу,        но как попадётся навстречу нищий или калека —так глядят, будто он недостоин имени человекакроме денег, но не для того, раджу,                                      чтоб жене купить на базаредорогих украшений или расшитых сариа пойти и сдать в банк, и соседям служить примером —и ходить только в сером, и жена чтоб ходила в серомженщины их холёны,               среди старух почти нет колченогих, дряблыхно никто из мужчин не поёт для них,не играет для них на таблахдети их не умирают от скверной воды,                 от заразы в сезон дождей или чёрной пыли,только я не видел, чтоб они бога благодарилистарики их живут одни, когда их душа покидает тело —часто не находят ничьей, чтобы проводить её захотеласамое смешное, раджу, что они нас с тобой жалели:вы там детям на хлеб наскребаете еле-еле,спите на циновке, ни разу не были ни в театре,                                                    ни на концерте —люди, что друг другу по телефону желают смертия прожил среди них пять дней                                    и сбежал на шестые сутки —я всерьёз опасался, что навсегда поврежусь в рассудкеи моя сангита аж всплеснула руками, как меня увидала:принесла мне горячих роти и плошку далачто с тобой, говорит, ты страшнее ракшаса,                                      бледнее всякого европейца,я аж разрыдался, раджу,                       надо ж было такого ужаса натерпеться2 мая 2014. самолёт Москва-Сургут

«край у нас широк, изобилен…»

саше гаврилову

край у нас широк, изобилен,бесконечно сакраленсколько у нас древних зубодробилен,вековых душераздираленперед путешественником, где чёрен,где ещё промышленно не освоен,целый горизонт лежит живодёрени предателебоенвсяк у нас привит, обезболен,власти абсолютно лоялен,это слышно с каждой из колоколен,изо всех шапкозакидалени сладкоголосый, как сирин,и красивый, как сталиннами правит тот, кто всесилени идеаленот восторга мы не ругаемся больше матом,не ебёмся, не курим,нас по выходным только к банкоматамвыпускают из тюремв школе, без вопросов и встречных реплик,наши детки, краса-отрада,собирают нам из духовных скрепокмакеты адасудя по тому, как нас вертухаи обходят хмуро,и на звук подаются, дрогнув, —скоро снова грянет большая литератураи кинематограф1 июня 2014

«кроме балагуров, унявшихся в прежней наглости…»

кроме балагуров, унявшихся в прежней наглости,престарелых красавиц, изогнутых боево —кто ещё с нами дремлет на ветреных пляжах в августе?только тучи и мидии, более никого.кроме нас, выбывших из правдолюбивых, спорящих(речи обличительны, добродетели показны),кто ещё свидетель всей этой роскоши, этой горечи,этой пегости, ржавчины, белизны.потому что воюющий с адом всегда навлекает весь егона себя,тьма за ним смыкается, глубока.только мы проиграли всё, это даже весело:мы глядим, как движутся облака.с мокрыми волосами, разжалованные, пешие,бесполезные, растерявшие что могли,мы садимся на берегу пожинать поспевшиеколыбельные, штормы, закаты и корабли.да, мы слышали: хрипнет мир, и земля шатается,как дурное корыто, стремится в небытие.шарлатаны вершат свои шарлатанцы и шарлатаинства.может, только это удерживает её.27 августа 2014

«я был тоже юн здесь. тогда люты…»

тате кеплер

я был тоже юн здесь. тогда лютыбыли нравы панкующей школоты.я был так бессмертен, что вряд ли тыверишь в это, настолько теперь я жалок.я писал здесь песни, и из любойкухни подпевали мне вразнобой;я царил и ссорил между собойнепокорных маленьких парижанок.я ел жизнь руками, глазел вокруг.полбутылки виски в кармане брюк.я был даровит – мне сходило с рук.мне пришло особое приглашенье.лишь тогда и можно быть циркачом,когда ангел стоит за тобой с мечом —он потом исчезнет, и ты ни в чёмне найдешь себе утешенья.я жил в доме с мозаикой – кварц, агат.я мог год путешествовать наугад.но пока писалось, я был богат,как открывший землю.(проговорив-товслух это тебе, я только больной урод,чемодан несвежих чужих острот,улыбнёшься девушке – полный ротчёрного толчёного шрифта).двадцать лет в булони или шайолюди раскупали моё враньё.я не знал, что истрачивал не своё.что разменивал божью милость.а теперь стал равен себе – клошар.юность отбирается, как и дар —много лет ты лжёшь себе, что не стар.лжёшь, что ничего не переменилось.22 октября 2014. Париж

колыбельная для ф.а

засыпай, мой сын, и скорее плыви, плывисловно в маленькой джонке из золотой травывдоль коричневой ганги в синий фонтан тревипринеси людям весть с холодной изнанки смерти,с видимого края любвизасыпай, моя радость, и убегай, теки,словно лунное масло, в долины и родники,в голубые лиманы, на дальние маякипогружая в питерские сугробы, в пески гокарнысразу обе рукизасыпай легко, моё сердце, и мчи, и мчисквозь базары стамбула, их свечи и калачи,суматоху вокзалов в маргао и урумчи, —прокричи всем, давайте праздновать, я вернулся,бриджабаси и москвичи8 января 2015 года

«начинаешь скулить, как пёс, безъязыкий нечеловек…»

начинаешь скулить, как пёс, безъязыкий нечеловек:там вокруг историю взрывом отшвыривает назад,а здесь ветер идёт сквозь лес, обдувая, как пену, снег,так, что лёгких не хватит это пересказатьчерез толщу смерти, через тугой реактивный гултого будущего, что прёт, как кислотный дождь:говори всё как есть, говори через не могуговори словно точно знаешь, на что идёшьникогда не поймёшь, что прав, не почувствуешь, как богатразве только четверостишие, в такт ходьбепробормочет старик, покидающий снегопад,и печально разулыбается сам себе3 февраля 2015

«сойди и погляди, непогрешим…»

сойди и погляди, непогрешимна нас, не соблюдающих режим,чванливых, не умеющих молиться,поумиляйся, что у нас за лица,когда мы грезим, что мы совершиммы купим бар у моря. мы споёмпо телеку о городе своёммы женимся на девушке с квартиройкури и ничего не комментируйуже недолго, через час подъёмкак горизонт погаснет там, вдали,ничком, с ноздрями, полными землимы все домой вернёмся, пустомели.мы ничего предвидеть не умели.мы всё могли.20 февраля 2015

«словно гибкое дерево, по утрам…»

словно гибкое дерево, по утрамсолнце через окна врастает в храм;стелется туман вдоль низин,глубоко вздыхает эчмиадзин,набирая воздух в колокола.моя девочка, как спала?через главные площади, вдоль мостовнад севаном-озером, сквозь ростов,где твой дед сидит с удочкой, не шумя —не мелькнёт ли чья-нибудь чешуя —над москвой, где услышу я,а старушка темза, поймав с высот,на руке тебе принесёт:этот нежный, южный, нездешний звонприлетит на мэрилибон,где дороги будут ему тесны, —звону новой, первой твоей весны —он поёт тебе из-за стен и рам:«ты красавица, мариам»6 апреля 2015

«вы, торговцы святым с колёс…»

вы, торговцы святым с колёс,устроители тайных месс,продавцы ритуальных слёз,сочинители чёрных пьес;мы, стареющие, увы,власти этой степи большой,боги топлива и жратвы,постановщики войн и шоу,вот такую вот шваль, как вы,ненавидящие душой;значит, мы вас собрали здесь,так сказать, разместить заказ:мы из вас выбиваем спесь,вы садитесь бессмертить нас:и шизофазию наших речей,и мутации наших лиц —всё запечатлейте до мелочей,всё запомните до крупиц.чтобы без посторонних глаз,очень тихо, ведь сдаст любой, —рассказать сыновьям о нас,вдохновить их своей борьбойза влияние на умывас распнёт потом большинство:мы нормальные силы тьмы.нам забвенье страшней всего.так что, мастера хорошо приврать,даровитые дураки:открываем-ка все тетрадь,пишем с красной строки9 апреля 2015